Глава шестая, поучительная, в которой Лале бродит по дворцу, а незнакомая придворная дама рассказывает любопытную притчу
— Послушай, Мило, я, конечно, сумасшедшая, но никак не дура! И видениями, хоть порой и страдаю, но все же, смею надеяться, могу отличать их от яви! И…
— Успокойтесь, пожалуйста, госпожа, я понимаю, о чем вы.
— Нет, не понимаешь!
Птицей с перебитым крылом металась я по своим покоями, и длилось это уже не один час. Бедняга Мило из сил выбился, пытаясь меня утешить: то чаю приготовит, но на флейте примется наигрывать, а уж уверений, что все «будет хорошо» и «вы справитесь, госпожа», довелось мне наслушаться на год вперед. И сам Авантюрин, и Тарло, призванный в свидетели, и даже тот неудачливый лорд, что пытался пригласить меня на танец, — все хором утверждали, что Кирим-Шайю и близко не подходил к моей драгоценной особе до того, как я очнулась. Но откуда тогда, позвольте узнать, взялся след поцелуя на перчатке? Иллюзии Незнакомца не могут воздействовать на мир материальный, вещественный — на это способно только волшебство, да и то не всякое.
— Госпожа, ничего страшного пока еще не случи…
— Нет, случилось! — взвизгнула я прямо в лицо ученику. — Случилось, случилось, случилось!
— Ну, довольно, — рассердился Мило. — Сцена, пожалуй, слишком затянулась.
И с этими словами мой милый мальчик ухватил свою хозяйку в охапку и, не обращая на гневные вопли ровным счетом никакого внимания, утащил в купальню, где и окунул в холодную воду.
— Тьфу… ох… Мило… я все поняла, может, хватит? — стуча зубами, прохныкала я, выползая на бортик.
— Нет, госпожа, — угрюмо ответил ученик, сталкивая меня обратно. — Думаю, еще один разок вам не повредит. Для общей закалки и упрочения нервов.
Плюх! Я с головой ушла под ледяную воду. В ушах защекотало, в носу засвербело, а жгучий холод, казалось, проник аж до костей.
— Мило! Чтоб тебя так закаляли! — взвыла я, стрелой взмывая над бассейном и перекатываясь по скользкому полу, выложенному расписной плиткой. — Вот негодяй неблагодарный!
— Прекрасная госпожа, когда-то вы сами изволили заметить, что шут не должен терять голову, если хочет сохранить ее на плечах, — философски развел руками сей подлец. — Произошло нечто таинственное и, соглашусь, весьма неприятное, но это ведь не впервые? Сколько уже раз преподносили нам сюрпризы карты из чужих раскладов, да и из нашего собственного, сколько еще удивят! Так что же вас так обеспокоило?
— Что, что… — причитая, я перекинула мокрые косички через плечо и выкрутила их, выжимая воду. Бубенчики обиженно звякнули. — Кирим-Шайю не показался мне плохим человеком, вот что, Мило. Интриган — несомненно. Лицемер, или, скорее, лицедей — весьма и весьма вероятно. Шпион, который не упустит возможность вытянуть из нас с тобой, дорогой мой, побольше секретов — почти наверняка. Но при всем при этом он мне глубоко симпатичен. И потому предположение, что припадок на балу не был случайностью, что Кирим мог обратить против меня свою карту, разрывает сердце.
Мило нелепо застыл с полотенцем в руках. Лицо его приняло презабавное выражение.
— Он симпатичен вам, госпожа Лале? Эта крашеная кукла?
Немного смутившись, я ковырнула мыском плитку.
— Даже не знаю, как объяснить тебе, мальчик… Видишь ли, Кирим-Шайю может стать замечательным врагом или соперником, с которым довольно приятно будет сыграть партию-другую. Он хорошо держит себя, не позволяя чужим заглянуть за маску, умеет с достоинством признавать поражение, почти обращая его этим в победу — вспомни, как наш гость из Осеннего Дома повел себя, когда мы обнаружили «эликсир откровения» в вине, — я покачала головой. — И, кроме того, Кирим гораздо старше, чем выглядит. Ему уже далеко за шестьдесят, полагаю, но взглянув на него, ты никогда не дашь больше тридцати. Еще один обман, еще одна личина… А знал бы ты, Мило, как интересно срывать с людей маски, слой за слоем!
— Будьте настороже, госпожа. Смотрите, как бы он ненароком не заглянул под вашу, — мрачно изрек ученик и, встретившись с моим недовольным взглядом, мгновенно сменил тему: — Впрочем, это не мое дело. А как вы собираетесь поступить сейчас, Лале? Может, приляжете отдохнуть?
Из груди вырвался вздох сожаления. Поспать бы мне сейчас и вправду не мешало. Всю ночь я провела на ногах, выполняя поручение Ее величества. Опросить почти полсотни человек так, чтоб ни одного лишнего слова не уловили уши непосвященных, — задача почти непосильная. Кроме того, нельзя было забывать об обязанностях шута. Приходилось непрестанно сновать туда-сюда по залу, обращая ссоры и перебранки вельмож в розыгрыши, становясь мишенью чужого гнева, осаживать язв и завзятых бретеров, не допуская дуэлей, слушать, о чем шепчется знать — не замышляет ли недоброе против благороднейшей нашей владычицы? Сама же королева, к слову, покинула бал незадолго до рассвета вместе с лордом Дома Раковин и Песка. Официальный причиной назвали «необходимость обсудить мельчайшие детали договора», но мне-то хорошо было известно, что Тирле просто утомилась за день и отправилась в спальню, доверив следить за порядком чиновникам Тайной канцелярии и бедняжке Лале.
— Увы, Мило, о сне мы можем только грезить, — развела я руками. — Ее величество ждет меня к полудню с докладом, а ты, разумеется, будешь меня сопровождать.
Авантюрин старательно подавил зевок. Несчастный мальчик, он тоже всю ночь не сомкнул глаз. Но коротать время до визита к королеве в одиночку было бы так скучно!
— У нас есть еще три часа, госпожа. Возможно, стоит использовать их для отдыха?
— А сумеешь ли ты потом разбудить меня? — рассмеялась я. — Право же, не думаю. Да и на то, чтобы привести себя в порядок, уйдет не менее часа… Нет, Мило, оно того не стоит. Предлагаю поступить наоборот.
Ученик одарил меня непонимающим взглядом.
— Что вы имеете в виду, Лале?
— Давай-ка прогуляемся по дворцу. Это займет время до полудня и успокоит мои расшатанные нервы, — усмехнулась я. — А чтобы сделать наше путешествие чуть более интересным — доверимся ключу. Он выведет нас именно туда, куда нужно, — я хитро посмотрела на мальчика. — Как тебе такая задумка?
— Вы, как всегда, бесподобны, госпожа, — со вздохом поклонился Мило. Врет ведь, бесстыдник. Ему ничуточки не хочется слоняться по дворцу, лишь бы доползти до подушки. Ах, неправильная нынче молодежь пошла! Вот в эпоху правления Его величества Лило загулы на два-три дня никого не удивляли. Вполне приличным и даже достойным уважения считалось переходить с бала на званый ужин или поэтический вечер, лишь сменив одеяние.
К слову, об одеяниях.
— Мило, приготовь мне сухое платье. Что-нибудь на свой вкус. И будь порасторопнее, сам намочил госпожу, сам и исправляй положение.
Выставив паренька за дверь, я быстро избавилась от хлюпающей одежды и завернулась в мягкую ткань, которую обычно использовала после купания. Волосы, увы, теперь не скоро подсохнут, но ничего страшного, простуда мне не грозит.
— Мило! Поторопись, бездельник, время не ждет!
— Иду, иду, госпожа, — проворчал мальчишка, ногой открывая дверь и сваливая на лавку ворох тряпок.
Так, так, глянем, что приготовил мне дорогой ученик. Зеленый сюртук — замечательно, теплая и удобная вещь, строгая рубашка, рыжий бант, чулки — один в бело-красную полоску, а другой — целиком оранжевый, коричневые ботинки с серебряными пряжками… Как приятно надеть милый сердцу шутовской наряд после скучнейшего официального платья!
— Что ж, Мило, думаю, мы готовы к небольшому развлечению, — подвела итог я, закалывая бант брошью. — Итак, вперед, навстречу судьбе!
И с этими словами я распахнула дверь, не думая ни о чем. Ключ сам приведет туда, где нам следует сегодня побывать. Мило, зевая, шагнул следом.
В комнате, где мы оказались, царили темнота и холод. Ни окон, ни ламп. В щелочку под дверью лился желтый свет и проникали людские голоса. По стенам комнаты были развешаны связки колбас, окорока и прочие копчености, с потолка свисали «косы» из чеснока и лука, а из бочек доносился отчетливый запах квашеных овощей. Подвал или кладовка за помещениями для слуг, не иначе. «Зачем бы ключу заманивать меня сюда?» — размышляла я. Эх, для меня разговор с ключом — это начало раздвоения личности. Ведь по сути своей мы едины…
Тем временем голоса сделались громче. Шикнув на Мило, я подкралась ближе и прильнула к замочной скважине. Ученик заглянул в щель между дверью и косяком, и мы застыли.
— Ну ты и жулик, друг Раппу, знатный жулик! — обижено ворчал молодой парень. Светлые его волосы растрепались, лицо раскраснелось и от этого на нем почти незаметны были крупные, с полмонеты, конопушки. — Знаю же, что надуваешь, а поймать не могу. Смилуйся, не бросай дело так, достань свои стаканчики! Сыграем-ка еще разок, а? Угадаю — вернешь мне мой нож и кошель с медью, нет — добавлю сверху еще и шапку. Идет?
— Идет, — усмехнулся его собеседник — бодрый старичок с глазам столь хитрыми, что непроизвольно я потянулась к своему карману — затянуть шнурок потуже. — Клади свою шапку на стол, Сайсо, да смотри в оба глаза!
С этими словами Раппу извлек из мешочка на столе деревянный шарик и складные стаканчики из коры. Сноровисто расправив их, уронил в один из них бусину и погремел демонстративно у мальчишкиного уха.
— Слышишь, Сайсо? Вот тебе и шарик, вот тебе и стаканчик, все честно, без обмана. Следи давай, воронят не считай, и все свое добро мигом отыграешь!
Хлоп! — с глухим стуком опустил старичок стакан на столешницу, и второй, и третий, и ну вращать ими! Того и гляди голова закружится, как на качелях на ярмарке. Шуршала кора, поскребывая стол, присвистывал Раппу… Я усмехнулась: а вот шарика-то не слышно. Хмыкнул Мило, словно соглашаясь с моими мыслями. Уж его зоркие глазки наверняка заметили, как хитрец Раппу спрятал бусину между пальцев.
Бедняга Сайсо не был столь проницателен. Он бледнел и краснел, мял в руках злополучную шапку с яркой вышивкой, кусал свои губы и следил, не отрываясь, за шустрыми руками старика. Паника все явственнее проступала на лице паренька, и я бы поставила целую золотую монету на то, что он давным-давно потерял нужный стаканчик.
— Ну-ка, Сайсо, отвечай, где шарик спрятался? — весело воскликнул Раппу, остановившись. — Смотри внимательно, размышляй старательно!
— Ох… — повесил голову парень. — Думай, думай голова, а то последней шапки лишишься…Эх, была — не была! Здесь!
И ткнул пальцем в крайний стаканчик.
— А вот и нет! — хихикнул старик. — Не угадал. Моя шапка будет!
— А где ж тогда? — растерялся Сайсо. — Неужто здесь? — указал он на тот, что был посередке.
— И снова впросак попал! — еще шире улыбнулся Раппу. — Вот она, бусина-то.
Ловкие пальцы старика незаметно перекатили шарик и протолкнули в щелочку на крышке стакана.
— Трам-тарарам! — воскликнул Раппу, заглушая звук падения, и перевернул стаканчик. — Убедился?
Парень поник.
— Убедился, на свою беду… Твоя взяла, Раппу. Забирай выигрыш.
Довольный старик подбросил на ладони кошель с мелочью и спрятал его за пазуху. Туда же после недолгих раздумий отправил он и нож. А шапку с размаху нахлобучил на голову невезучему Сайсо.
— Забирай, дурень, — вздохнул Раппу. — Деньги да резалку я возвращать не буду, чтоб урок получше запомнился, но шапку, которую мать твоя по ночам бисером расшивала, отдаю. Береги ее, а пуще всего береги голову!
— Благодарствую, дядька Раппу, — радостно поклонился мальчишка, так что стало ясно, что ничего он не понял. — Не забуду теперь наставленья. Да только… — замялся Сайсо. — Кабы мораль в словах была али в стихах… Как в книгах ученых…
Старик засмеялся.
— В стихах тебе мораль, паршивцу малолетнему… Дай-ка подумать… — наморщил он лоб. — Сам-то я болтать не силен, но к случаю присказку знаю. Еще дед мой от шута придворного наставленье получил. Послушай-ка:
Сторонись костей и карт,
Ведь почти наверняка
Даже умника азарт
Обращает в дурака!
— Так-то, Сайсо, — усмехнулся Раппу. Паренек сосредоточенно жевал губами, проговаривая вполголоса стишок. — Но полно, засиделись мы с тобою, заигрались. А ну-ка, беги в кладовку, повара давно окорок на кухне ждут!
Паренек, кряхтя, поднялся и направился к двери.
— Ну, все, Мило, пора делать ноги! — шепнула я и отворила ключом дверь. — За мной… — и мы тихо, по-мышиному, выскользнули из комнаты прежде, чем Сайсо добрался до входа.
…и очутились на кухне.
— Госпожа Лале! — басом проорала дородная повариха. — Неужели вы? Ай, проходите, не стойте, садитесь! Как здоровьице ваше? Как дела? Все шутки шутите?
Мои губы тронула добрая улыбка. Шумную, грубую, толстую кухарку Шалавису я помнила еще худющей, вечно недоедающей девчонкой, грезящей путем менестреля. Помнится, мы с подлецом Суэло лет сорок назад устроили за нее настоящую войну. Под конец даже пришлось вмешаться Его величеству Шелло. Король тогда единственный раз за все свое правление пошел мне навстречу и пристроил бедняжку поваренком на кухню, уберегая девочку от побоев совсем зарвавшегося на старости лет Аметиста, да и то лишь потому, что ненавидел того еще больше, чем меня.
О, Суэло тогда недолюбливали многие. Хотя и говорят, что таланту характер прощают, но к несносному барду сие высказывание никак нельзя было приложить. Еще в молодости он прославился дурным нравом. Мог неугодного человека приложить и словом, и кулаком, да хорошо, если не насмерть. А судьба, словно в насмешку, наделила Аметиста чудесным, невинным обликом. Дымчато-серые глаза и мягкие светлые кудри барда вошли в легенды, а вот о вспыльчивости и нетерпимости его позабыли еще до восшествия на престол добрейшей королевы Тирле. А сколько дам проклинало Суэло при жизни, сколько кавалеров грозилось ему дуэлью! Были дурочки, не перенесшие расставания с ветреным возлюбленным, и покончившие с собой.
Куда бы Суэло не шел, следом за ним стелились слезы, скандалы и ненависть. А ведь бардом он был замечательным, до самой его смерти голос не терял силы, а слова — меткости, цепляя сердца и покоряя души.
С возрастом характер менестреля совершенно испортился. После того, как Аметист довел до карниза башни Астрономов двоих своих учеников, к нему, на горе, прибилась девчушка по имени Шалависа. Она была младшей дочкой многодетного семейства почтенных горожан, и в лучшем случае ей светила судьба служанки в благородном доме или супруги какого-нибудь лавочника. А юная мечтательница более всего на свете хотела стать… бардом. И, к несчастью, провидение одарило ее неплохим голосом и вниманием известнейшего певца того времени, проходимца Суэло.
Я вовремя спохватилась и успела спасти девчонке жизнь и душу, но вот от желания петь Аметист избавил свою «ученицу» навсегда. Мне удалось с разрешения короля устроить Шалавису на кухню, помощницей повара. Через некоторое время неудавшаяся менестрелька освоилась, выбросила из головы романтический бред и нашла себе мужа — дворцового пекаря. Тот в ней души не чаял и до сих пор звал «ненаглядной крохотулечкой», хотя весила сейчас Шалависа, словно добрая лошадь.
Как бы то ни было, повариха меня прекрасно помнила и считала своей спасительницей, а потому я всегда могла рассчитывать на кусок торта с замысловатой начинкой, когда попадала на кухню.
— И шутки шучу, и дела делаю — все одновременно, — хмыкнула я, облокачиваясь на засыпанный мукой стол. — И на здоровье вроде не жалуюсь. А ты как поживаешь? Как муж, как детки?
— Уже не детки — внуки пошли, — гордо задрала нос повариха. — Младшую Лалесой назвали, в вашу честь, госпожа!
— Надеюсь, хоть не Опальной, — хихикнула я. — Лестно это, Шалависа. Благодарю тебя, сегодня же пошлю пажа с подарком для внучки. Но то вечером, сейчас мне недолго без дела бродить осталось… Угостишь по старой памяти вкусненьким?
— Отчего не угостить? — улыбнулась широко Шалависа и прикрикнула на поварят: — Эй, принесите госпоже сладостей да настоя ароматного!
Мило жалобно посмотрел на меня.
— И ученику моему, — негромко подсказала я.
— И ученику ее! — грозно пробасила повариха. — И поживей, поживей! А вам, госпожа, — обратилась она ко мне, — в сторонке посидеть лучше. Сейчас завтрак королевский готовить будем, вот-вот окорок из кладовых прибудет… Как бы чем вас не задели али не забрызгали, — чуть виновато закончила Шалависа.
Ох, понятен сей намек…
— Не беспокойся, мастерица, мы не помешаем, да и вообще заскочили ненадолго, — я скромно притулилась на ящике в уголке, рядом с бочкой. Мило тут же достал из кармана платок и набросил его на крышку, как скатерть. — Работа прежде всего.
— Работа прежде всего, — согласилась Шалависа. Через мгновение она шумно шмыгнула носом и поджала губы. — Чую, подгорает что-то, заболталась я с вами, госпожа. Разрешите откланяться?
— Иди, Шалависа. Со сладеньким я и сама справлюсь, — подмигнула я ей. Повариха хохотнула и поспешила к печам.
Через минуту мальчишка-помощник расставил перед нами кружки с травяным настоем и блюдца с десертом. Я с удовольствием ковырнула лопаточкой ягодный пирог, присыпанный сахарной пудрой. Нежное тесто так и таяло во рту, кисловато-свежая начинка дразнила язычок, корочка завлекательно похрустывала, и оторваться было совершенно невозможно. Судя по тому, с какой скоростью уплетал свою порцию Мило, ему угощение Шалависы тоже пришлось по вкусу.
— Сайсо, воронье ты брюхо, сколько ж окорок тащить можно? — отчитывала на кухне повариха паренька. — Небось, опять играть вздумал?
— Нет, тетка Шалависа, — хитрил Сайсо. — Меня дед Раппу поучал.
— Поучал он его, негодника… А ну, руки кыш от ягод! Не про тебя положены, не тебе и брать! Как я тебя сейчас половником!
— Ой, ой, убегаю — нет меня здесь, примерещилось.
— Как я тебе сейчас примерещусь!
После явления долгожданного окорока поварята забегали вдвое быстрее. Мальчишки и девчонки в белых платках сновали туда-сюда с ножами и травами, грибами, соленьями, мисками, мукой, медом и фруктами, кувшинам, полными молока и сливок, большими дырчатыми ложками, картофелем и помидорами. Шалависа бойко командовала своим маленьким войском, то и дело басовито покрикивая на малышню. Все были заняты, все при деле…
— Госпожа, взгляните, — шепнул мне Мило, наклонившись к уху. — Там, в углу…
Я с интересом уставилась туда, куда указывал ученик. Надо же, какое безобразие: девчушка-поваренок с потешными рыжими хвостиками утащила с кухни целую здоровенную миску взбитых с сахаром сливок, заправленных корицей, и теперь, схоронившись за ящиками с посудой, с довольным видом поглощала уворованное лакомство. Шалависе и дружкам-подружкам маленькой обжоры было ее не увидать, а вот нам с Мило — запросто.
— Смотри-ка, какая счастливая, — хохотнул Авантюрин. — Прямо как котенок, до молока дорвавшийся! И на вас похожа, госпожа…
Тяжелая миска так и норовила вывернуться из рук маленькой проказницы. Девчонка крепко прижимала к себе скользкое свое сокровище, но понятно было, что скоро везенье закончится. Так оно и случилось: вздрогнув от очередного окрика Шалависы лакомка выронила миску, умудрившись измазаться с головы до ног и разбить посудину вдребезги.
— Ай, мамочка! — взвизгнуло охочее до сластей дитя дурным голосом и подскочило, наступая на осколки. — Ой, мамочка! — от неуклюжих движений с полки наверху свалился куль с мукой, покрывая лицо и одежду девочки ровным слоем.
Мы с Мило переглянулись, и расхохотались самым злодейским образом, расплескивая чай из кружек и чуть не давясь пирогом. На смех и крики со всей кухни сбежалась целая толпа с недовольной Шалависой во главе. Сурово нахмурив брови, повариха принялась отчитывать девчушку:
— Ах, дармоедка, ах, бездельница! Опять сливки стащила! Сколько раз тебя просила, Миса, не бери сама сладкого! Коли хочется — попроси, неужто пожалеем для тебя куска? Али ты нам не как дочка родная? Али мы тебя не любим, обделяем? Ух, негодница, так бы отлупила веником!
— Пожалей ее, тетка Шалависа, — вмешался самый старший поваренок, паренек лет девятнадцати. — Сироткой девочка росла, до этого года и знать не знала, что бывают такие сладости! Может, она мечтает хоть разок до отвала вкусным наесться, что ж теперь, веником ее за мечту лупить?
Повариха в сердцах, топнула ногой.
— Если мечта глупая, вредная, за нее не то, что веником — вожжами отходить не стыдно! Уж я-то, старая, знаю, — покачала она головою. — Даже ежели тебе чего-то не хватает до скрежета зубовного и душа к чему-то замечательному тянется — и то не всегда оно на пользу будет. Иной раз сбудется мечта, а глянь — и стоишь с макушки до пят в той мечте изгвазданная, и хорошо еще, если она сладка на вкус покажется… Потянешься, как дитё за вареньем на самый верх кладовки — так не жалуйся потом, что по затылку звездануло. Да что толку пояснять вам, непутевым, — вздохнула Шалависа. — Пока молодые — все мимо сердца пройдет, а потом уж горевать поздно будет…
Рыжая девчонка внимала ей, изумленно раскрыв рот. Поварята тоже замерли, не сводя глаз с пожилой, мудрой женщины. А у меня екнуло сердце… и почти сразу вспыхнул, ожег жаром ключ.
— Идем, Мило, — тихонько прошептала я. — Нам дальше пора.
Ученик молча кивнул. Мы встали, на цыпочках прокрались к выходу и покинули царство запахов и вкусов, так и не узнав, чем кончилось дело.
На третий раз ключ завел свою хозяйку в чьи-то личные покои. Дверца, впустившая нас, располагалась за занавесью, мягкими складками спускавшейся до самого пола. Ткань была приятного глазу темно-зеленого цвета с красивой вышивкой — травы гибкие, цветы золотые и белые, все исполнено пушистыми тонкими шерстяными нитками. В комнате играла негромкая веселая музыка. Подмигнув Мило, я слегка отодвинула штору и заглянула внутрь.
На небольшом мохнатом пуфике сидела, подогнув ноги и выпрямив спину, леди неопределенных лет. Вокруг нее на подушечках с кистями по углам расселись детишки — совсем маленькие еще, годков по пять — по шесть с хвостиком. Госпожа была одета в узкое платье цвета пепла и сажи с затейливой вышивкой жемчугом по корсажу и рукавам. От колен юбка расходилась широкими многослойными волнами, словно раскрытый бутон розы. Лицо незнакомки скрывалось за бархатной серой полумаской, украшенной хрусталем и перлами. Нежно-розовые, словно цветочные лепестки, губки улыбались, на щеках играли ямочки. В руках у леди была большая книга в обложке из черной кожи.
Ребятишки в комнате принадлежали к разным сословиям. Я заметила и отпрысков знатных семей, и детишек прислуги, но все они с одинаковым восхищением и предвкушением разглядывали госпожу с книгой.
— Придворная дама, придворная дама, расскажи нам сказку! — решилась, наконец, попросить девочка на зеленой подушке.
Леди склонила голову к плечу.
— А все ли собрались? Никого боле не ждем?
— Нет, нет, — закричали ребятишки. — Сказку нам, сказку!
— Про мышат, — заливаясь краской от смущения, добавил мальчик в костюмчике молодого лорда.
Леди серебристо рассмеялась.
— Хорошо, детки. Слушайте… — она быстро лизнула палец и зашуршала страницами. Открыв книгу в нужном месте, леди разложила ее на коленях и кашлянула в кулачок. Малышня замолчала, прекратила возню и замерла в почти мистической неподвижности столь несвойственной детям. — Стоял за околицей Лес, и в корнях его ютились мышата, а в кронах гнездились совы, и много всякого зверья обреталось посерединке, не тут и не там. Жили они мирно и весело, и ничего не боялись. Днем мышата собирали упавшие колосья на поле и припрятывали в норке зерно на зиму, а по ночам спали, сбившись в кучку для тепла. Прямо как вы, Тириса и Лииса, — улыбнулась она девочкам-близняшкам, одетым, как слуги. — И однажды осенью, когда в Лесу уже почти облетели все листья, а с полей убрали последние колосья, мышата спустились в норку и увидели, что зерен хватит им на целых две зимы, и очень обрадовались. И самая старая мышь сказала — быть празднику!
И мышата на полянке
Развеселую гулянку
Закатили вечерком -
На всю ночку целиком!
Мышки сновали туда-сюда, грызли зернышки, играли в прятки в листьях, прыгали через хвостики друг у дружки и не заметили, как с неба подкралась беда. Совы сквозь прорехи в кронах разглядели мышат на поляне и решили полакомиться свежим мясом. Бесшумно слетели с неба, да чиркнут когтями! Ой, что тогда началось!..
Мыши мечутся по кругу
И друг к дружке льнут с испугом,
Кто-то замер под листом,
По земле метет хвостом…
А совы на один круг зашли, на другой… Уже осталась от всей стайки мышат всего половинка. Все боятся, трясутся, из-под листвы нос высунуть боятся, а все равно их совы ловят. Тогда один умный мышонок собрался с духом да как припустил по поляне!
Тот мышонок был умен:
Быстро в норку юркнул он,
Не достать его сове,
Как ни рыскай по траве…
Вот так умный мышонок спрятался и спасся, — заключила леди и закрыла книгу.
— А что стало с остальными мышками? — пискнул мальчишка на голубой подушечке.
— Что, что, — пожала плечами леди. — Съели их всех до единого.
Мораль сей сказки такова:
Когда пикирует сова,
Лишь тот останется живой,
Кто был с холодной головой.
Впрочем, тот мышонок тоже долго не протянул, — улыбнулась мечтательно госпожа в сером. — Одному-то в лесу не выжить. Той же зимой и околел…
— У-у-у… — заплакали дети. — Плохая сказка, страшная. Хотим другую!
— Приходите завтра, — рассмеялась леди. — Будет вам другая история. А эта не для вас была придумана. Кыш, кыш!
Услышав, что завтра расскажут другую, хорошую сказку, ребята вытерли слезы и шумной стайкой выбежали из комнаты — прямо как мышата из побасенки. Когда покои опустели, леди обернулась. Черные глаза в прорезях маски весело разглядывали щель в занавесях.
— Рада приветствовать вас, госпожа шут, — улыбнулась леди.
Смущенно кашлянув, я отдернула портьеру и прошествовала через комнату, плюхнувшись на одну из подушек у ног госпожи в сером. Мило, недолго думая, последовал за мной.
— И я рада приветствовать вас, госпожа… кхм, а кто вы?
— О, это совершенно не имеет значения, — рассмеялась леди. — Можете называть меня просто Придворной Дамой, Которая Любит и Рассказывает Сказки. Да, пожалуй, это будет вернее всего.
— Как вам угодно, — добродушно согласилась я. — Могу ли я поинтересоваться, что за книжку вы читали детям?
Придворная Дама, Которая Любит и Рассказывает Сказки, казалось, несколько растерялась.
— О, эта? Ничего интересного, поверьте. Просто собрание старинных поучительных историй.
— Можно посмотреть? — неожиданно попросил Мило.
— Прошу, — с улыбкой протянула книгу дама в полумаске.
Мой ученик с поклоном принял ее из рук дамы принялся с сосредоточенным видом листать страницы. Я же, пользуясь случаем, решила рассмотреть леди получше.
Глаза в прорезях маски — темные, как потухшие угли, но, словно угли, все еще хранящие память о прежнем тепле. Губы — нежные и розовые, постоянно складываются в улыбку, но в ней почти нет чувств — только равнодушие и капелька любопытства. Вокруг рта — морщинки. Эта дама далеко не так молода, как может померещиться сначала…
— Здесь ничего нет, госпожа! — послышалось удивленное восклицание Мило.
— Что? — я непонимающе обернулась к ученику. — О чем ты, дорогой мой?
— Книга пуста, — нетерпеливо пояснил юный волшебник. — И всегда была пуста! Страницы девственно чисты!
— Неужели! — выгнула брови я. — Откуда же вы тогда берете свои истории, о Придворная Дама, Которая Любит и Рассказывает Сказки… Э-э?
На пуфике никого не было.
— Выдумываю, конечно, — шепнули мне в ухо. — Береги себя, Лале. Привет от учителя…
— Стой! — резко вскочила я, разворачиваясь, поскользнулась на шелковой подушке, неловко взмахнула руками и упала… на пушистый ковер в собственной гостиной.
Рядом с потрясенным видом шлепнулся Мило.
— И что это было, дражайшая моя госпожа? — озадаченно почесал затылок он.
— Похоже, привет от моего наставника — милейшего Холо, — невесело усмехнулась я. — Все никак не забудет любимую ученицу.
Мило прекратил с дурацким видом пялиться в потолок и повернулся ко мне. Лицо его было предельно серьезно.
— Госпожа… Мы уже восемнадцать лет знакомы, а я до сих пор ничего о вас не знаю. Ни о вашем детстве, ни о наставнике, ни о том, любили ли вы хоть кого-нибудь… — голос его дрогнул. — А если я спрашиваю — притворяетесь, что не слышите. Может, пора распроститься с некоторыми из ваших тайн?
— Какими именно, Мило? — устало вздохнула я. Только вот разговоров о моем темном прошлом еще не хватало.
— Ну… — растерялся от такой покладистости ученик. — И часто вам наставник присылает такие… приветы?
— Частенько, — улыбнулась я. — Раз в двадцать-тридцать лет уж точно. В последний раз с приветом от Холо меня навестил мальчишка-разносчик в трактире незадолго до того, как я встретила тебя. Помнится, паренек рассказал мне любопытную притчу о том, как женщина нашла в куче прелых листьев золотую монету, потому что не побрезговала раскопать мусор руками, поддавшись любопытству.
— Ха! — воскликнул Мило. — Так меня оценили в целый золотой!
— Умница, догадался, можешь взять себе за обедом лишнее пирожное, — хихикнула я.
— А остальное? Детство, ученичество… любовь? — Мило опять чуть запнулся перед последним словом.
— Позже, мальчик мой, — я со вздохом покачала головой, разом посерьезнев. — Обещаю, однажды я расскажу тебе абсолютно все.
— Почему не сейчас? — нахмурился Авантюрин.
Я с трудом подавила желание потрепать его по макушке.
— Потому что сейчас меня ждет Ее величество Тирле, и королеве нужны совсем другие рассказы. Поэтому вынуждена покинуть тебя, дорогой мой. Приготовь пока купальню и постель, чтобы по возвращении я могла сразу вымыться и лечь спать. Сделаешь?
— Конечно, госпожа, — склонил он голову. — Уже уходите?
— Да. Скоро полдень, часы вот-вот перевернутся.
Я неохотно поднялась с пола и вытащила ключ из-за ворота рубахи. Уже у самой двери меня нагнал задумчивый вопрос Мило.
— Все, конечно, ясно — старый наставник, это серьезно… Но мне вот интересно: а хоть дети-то были настоящие? А был ли мальчик на подушке, и те девочки в платках, и близнецы, и молодой лорд? Неужели все — иллюзия?
— Кто знает, Мило, кто знает… — ухмыльнулась я, проскальзывая в дверь. — Судьба любит баловаться наваждениями…
И, думаю, Холо наверняка бы одобрил мою точку зрения.
