Глава 7
Украина. Вольный город Дебальцево. 10.06.2062

Кто-то из древних писателей давным-давно сказал, что тиха украинская ночь, и сейчас, сидя у костра, я понимал его очень хорошо. Ни шороха постороннего, ни шума, и только треск сучьев, пожираемых прожорливым пламенем, да всхрапывающие неподалеку кони, нарушали ее. Конечно, в степи очарование местных ночей, проявляется более явно и четко, чем в городе, но и здесь, напоенный и не отравленный выхлопными газами воздух, был неповторим и напоен ароматами трав и деревьев, какие растут только в этих краях.

Ранее, городок Дебальцево, в котором мы сейчас находимся, представлял из себя важный железнодорожный узел, а сейчас, километров на сто вокруг, это одно из самых заселенных поселений в округе. В том самом злосчастном 2013-м году, когда пришла чума, местный градоначальник собрал в Дебальцево окрестный народ и, пытаясь хоть как-то защититься от безжалостной болезни, приказал огородить часть городской территории стенами из железобетонных блоков. Техника у горожан была, стройматериала имелось достаточно, и в считанные дни, вокруг железнодорожной станции возникли весьма неплохие укрепления. После этого, местные жители приступили к отстрелу всех, кто пытался приблизиться к стенам. Правда, такие радикальные меры самозащиты, от чумы их не спасли. Болезнь все же проникла за охранный периметр и, как ей и положено, выкосила практически всех людей в городе.

Однако, позже, выстроенные жителями укрепления и большие запасы продовольствия на станции, помогли выжившим перебедовать времена Хаоса, и стали основой для создания нового города, который, как и прежде, оставался важным транспортным узлом. Железная дорога смутные времена не пережила, а вот автомагистрали частично уцелели. Именно в Дебальцево на протяжении всего лета и осени каждый месяц проходила торговая ярмарка, на которую стекались купцы и покупатели из Донецка, Луганска, Стаханова, Макеевки, Донского Царства и даже Днепропетровска. В общем, городок был весьма приличным, населения около двадцати тысяч, мастерские, торговые лавки, и самое главное, хорошо подготовленная боевая дружина в три сотни бойцов, готовая обеспечить порядок, а в случае нападения защитить свои дома и местную власть.

Мы прибыли в этот городок вчера, и на ярмарку, которая прошла две недели назад, не успели. Следующая должна была пройти еще через две недели. Ждать этого события нам некогда, у нас совершенно другая цель, но на некоторое время задержаться в Дебальцево все же пришлось, так как появилась конкретная информация о тех местах, куда мы намечали продвигаться.

Как только наш караван вошел в город, нам отвели площадку в стороне от домов. Люди стали устраиваться на новом месте, а я, в сопровождении Астахова и Татаринцева направился в городскую управу, которая занимала бывшее здание железнодорожного вокзала. Следящие за порядком в городе люди из городской дружины провели нас в небольшой кабинет, где перед нами предстал сам градоначальник, Иван Приходько, невысокого роста коренастый мужик лет около пятидесяти, не смотря на летнюю жару, одетый в толстую безрукавку из серой собачьей шерсти. Видимо, Приходько занимался лечением и профилактикой ревматизма.

Поначалу, все происходило стандартно и очень нейтрально, приветствия, расспросы про дорогу, товар, и обмен мелкими новостями. Обычная практика в подобных ситуациях, присмотреться к человеку, и определиться, кто он такой в этой жизни есть. Идет меж нами разговор, все неплохо, но вот, когда речь заходит о цели нашего дальнейшего путешествия, градоначальник начинает громко хохотать, причем настолько заразительно и от души, что мы и сами стали улыбаться.

С минуту Приходько смеялся, и остановился только оттого, что ревматический спазм стрельнул ему в бок. Прижав правую руку к телу, он остановился, утер со лба выступивший пот, выпил из стоящего рядом с ним графина водички и сказал:

— Извините, нервишки пошаливают, а тут вы, — он издал еще один короткий смешок, и спросил: — Ох, вы и чудики, купцы, вы хоть понимаете, куда свой караван вести хотите?

— Имеем такое представление, — сказал я.

— Короче, — градоначальник оглядел нас троих, — излагайте свою версию того, что вы про Харьковскую область знаете, а потом я расскажу вам то, что там происходит на самом деле.

Пожав плечами, я начал рассказ:

— Шесть лет назад с нашим радиоцентром в Краснодаре на связь выходила Харьковская радиостанция. Известно, что люди там есть. На то время в городе всем заправляли одичавшие бандиты и какие-то сектанты, а в сельской местности было несколько больших поселений. Так же, от переселенцев из Луганска, знаем, что банды объединились и начали захват всей области. Последние новости из тех краев были получены три с половиной года назад.

— Ха, — усмехнулся Приходько, — кое-какая информация у вас есть, только она однобокая и устаревшая.

— Тогда, может быть, объясните, чего мы не знаем?

— Это, конечно, объясню. Первое, наш город это последний оплот цивилизации, и дальше начинаются совершенно дикие места. Второе, караван туда пройти не сможет, все дороги порушены, а мостов через Северский Донец и Оскол, нет уже давным-давно. До Артемовска, вы хоть и с трудом, но дойдете, а вот за ним проходимые пути оканчиваются. Третье, те самые мародеры, сектанты и бандиты, которых вы поминали, это самые настоящие звери и нелюди. С ними у вас никакой торговли не получится. В лучшем случае, вас сделают рабами, а в худшем, попросту в жертву их поганому богу принесут. Четвертое и последнее, я не дам вам отвезти этим тварям боеприпасы. Хотите, можете здесь расторговаться, и прибыль получите очень хорошую, а нет, так поворачивайте домой или ищите обходные пути. Эти варвары уже третий год подряд по зиме к стенам нашего города приходят, и только то, что у нас есть огнестрельное оружие и минометы, еще как-то их сдерживает, так что мне совсем не нравится ваша идея про поход к Харькову.

— Понимаю, вот только дикостью нас пугать не надо, мы ее на своем веку повидали достаточно.

— Да, ни хрена ты не понимаешь, купец! — градоначальник сорвался на крик. — Это уже не люди, не человеки прямоходящие и разумные. Нельзя объяснить то, что мы видели в эту зиму, нет таких слов, чтобы передать все то омерзение при их виде, и весь тот страх, испытанный нами. Вижу, что вы люди военные, выправка ваша заметна. Вы с «беспределами» воевали?

— Да, — дружный кивок трех голов.

— Так вот, «беспределы», по сравнению с этими выродками рода человеческого, сущие дети. Поверьте моим словам, и забудьте про поход на север, а вернувшись домой, предупредите своих начальников, что скоро север сам придет к ним, и пусть они будут готовы встретить его со всеми своими пушками, танками и солдатами.

— Что, все настолько плохо?

— Не то слово, плохо. В эту зиму мы потеряли больше ста человек, и это при том, что у варваров почти не было огнестрельного оружия. Они приходят мелкими группами, не более десяти-двадцати воинов, все разукрашены татуировками, а вооружены луками, метательными дисками, пращами и дротиками. Лошадей не признают, а передвигаются на лыжах или пешком. Ненавидят собак и домашнюю живность, а говорят на странной смеси русского, украинского и блатной фени, а зачастую, переходят на рык или язык жестов.

— Так значит, дикари приходят со стороны Харькова?

— Да, они идут из тех мест.

— А что пленные?

— Мы ни одного живьем взять не смогли. Пару раз, наши разведчики почти хватали кого-то из них, кто в бою был ранен, но те, видя такое, кончали жизнь самоубийством.

— Извините, господин градоначальник, но при всем моем к вам уважении, то, что вы рассказываете, ничем не подтверждено, и поверить в это трудно.

— Ничего, купец, когда они нас сломают, и к вам в Конфедерацию придут, тогда ты поверишь моим словам.

— Серьезное заявление. Вы считаете, что готовится вторжение?

— Я не считаю, а знаю это. Пройдись по нашему городу, пообщайся с людьми и ты увидишь, что за их спокойствием скрывается страх, и они готовы покинуть свои дома. Пройдет год, два, может быть, что и три, и здесь не останется никого.

— Потеря ста человек, и зимние налеты дикарей, это не повод, дабы с места срываться.

— А-а-а, — Приходько устало взмахнул рукой, — говорю же, что не могу объяснить всего того, что сейчас происходит. Вечером я пришлю к вашей стоянке беглецов из тех мест, и командира дружины, переговорите с ними, если вас так интересует, что же происходит в тех местах, и кто таковы эти варвары.

Разговор с градоначальником был окончен, и мы, прогулявшись по городу, вернулись к своей стоянке. То, что услышали, пока не обсуждали, поскольку надо было обдумать слова местного правителя, и выяснять, говорит ли он нам правду, или может быть, просто не хочет пускать наш караван с боеприпасами к Харькову.

Наступил вечер, воины, приказчики и возницы, получили увольнительную и, в большинстве своем, разбежались по Дебальцево, кто в кабак, кто в бордель, а кто-то просто пошел по улицам погулять. На стоянке остались только восемь бойцов и старшие командиры нашего небольшого отряда, Татаринцев, Астахов, инженер Гуров, и я.

— Идут, — прерывая наши молчаливые размышления у костра, сказал Астахов, и перед нами появились трое.

Первый, это командир местной дружины Брагин, с которым мы еще на въезде в город познакомились. Лет около пятидесяти, абсолютно седой, лицо в глубоких морщинах, а на непокрытой голове, виден шрам, от макушки до виска, кривой чертой пересекавший волосы. Второй, лысый парень, непомерно толстый и рыхлый, с виду, обычный человек, а что-то в нем было не так. Третьим гостем оказалась девушка лет семнадцати, с густыми и черными как смоль волосами, волнами спадающими на грудь и челкой закрывающей лоб, выразительными глубокими глазами, цвета которых в сумерках я разглядеть не мог, и приятными тонкими чертами лица. Она была очень красива, но, как и в случае с парнем, в ней чувствовалось какое-то несоответствие и создавалось впечатление, что разум этой девушки, находится где-то очень далеко от своего тела.

— Вечер добрый, — поприветствовал нас Брагин и указал своим спутникам на бревна, лежащие рядом с костром.

— Добрый, — я ответил за всех присутствующих с нашей стороны, и кивнул на парня с девушкой. — Это все, кто может что-то рассказать?

— Ну, — пожал плечами командир дружинников, — в общем-то, что и все. Была еще парочка мужиков, но они по зиме в бою погибли. Больше с тех мест никто не выбирался.

— Ладно, что есть, и то хорошо. Кто начнет?

— Анна, — Брагин обратился к девушке, которая с безучастным видом смотрела на костер, — расскажи, что с тобой было.

Девушка беспокойно пошевелилась, оторвала взгляд от огня, рукой откинула волосы на затылок, и на ее лбу мы увидели выжженный крест, только не тот, что у христиан используется, а другой, перевернутый и перечеркнутый косой чертой.

— Меня зовут Анна Ельцова, я из деревни Васильевка. Мы жили, как и все, кто пережил Черное Время, выращивали картошку, овощи, и держали скотину. В селе нас было немного, человек сто, и мы были мирными людьми, никого не задевали, и хотели только того, чтобы нас не трогали и не беспокоили. Это произошло в начале осени, пять лет назад. Однажды, я проснулась среди ночи от непонятного шороха, и сердечко мое в предчувствии беды бешено застучало. Мои родители спали в соседней комнате, а два братика и сестричка со мной рядом, мне хотелось успокоиться, нашептать самой себе, что шорох под окнами это только разыгравшееся воображение, но в этот момент, что-то с силой ударило в дверь нашего дома. Вся семья проснулась, младшие заплакали, и дверь, не выдержавшая нескольких мощных ударов, упала внутрь комнаты. Отец схватил топор, лежащий под их с матерью кроватью, и бросился навстречу беде, и долго, может быть целую минуту, он сдерживал в узком проходе тех, кто хотел проникнуть к нам. Однако он был один, а врагов трое. Он упал, и в доме появились вооруженные длинными ножами люди с размалеванными лицами. Так я впервые увидела «диких сектантов», которые называют себя Внуки Зари.

Ельцова на мгновение прервалась, и снова посмотрела на огонь.

— Что было дальше, Анна, — поторопил ее Брагин, — рассказывай.

— Моего отца убили, мать изнасиловали, и распяли на стене дома, а нас, всех деревенских детей, собрали в кучу, и повели в Харьков, место, откуда пришли разорители нашей деревни. В городе нас бросили в подвал с крысами и несколько дней не кормили. Ночью было холодно и страшно, а днем к нам приходили проповедники, и вели разговоры о том, что прежний мир погиб из-за того, что люди верили в Дьявола, который назвался богом, а истинный наш создатель Люцифер, Сын Зари. Мы плакали, просили еды, но для того чтобы избавиться от лишений, нам надо было сказать, что мы верим в бога Люцифера и готовы служить ему там, где укажут проповедники, несущие свет истинной веры всем людям Земли. Через пять дней, в подвале не оставалось никого кроме меня. Все пленники, включая моих родных, признали новую веру и согласились ей служить. Меня хотели убить, говорили, что я взрослая и ересь Христова крепко сидит во мне, но так сложилось, что я понравилась одному из проповедников и, очистив меня знаком своего бога, он забрал меня с собой и сделал своей любовницей. Я и знать не знала, кто такой Христос, и кто такие христиане, у нас в деревне ни во что не верили, хотя иногда, просили Небо о дожде или мягкой зиме, но никого это не волновало, и теперь у меня на лбу клеймо на всю жизнь. Два года я провела среди «диких сектантов», но потом, нам с Павликом удалось бежать.

Одно из толстых сучьев, лежащее в костре, при этих словах Анны громко треснуло, и она испуганно оглянулась по сторонам. Парень, сидящий рядом с ней, прикоснулся к ее плечу рукой. Успокоившись, девушка взглянула на Астахова, который сидел напротив, и спросила:

— Наверное, вам неинтересно все то, что я говорю?

— Жаль вашу деревушку и тебя жаль, конечно, но нам надо знать, кто такие эти Внуки Зари, — ответил капитан.

— Понимаю, спрашивайте, что вам нужно.

Астахов посмотрел на меня, я утвердительно кивнул, и он продолжил разговор:

— Какова их численность?

— Точно не знаю, но только в одном из кланов, том, в котором я жила, было четыре тысячи семьсот человек без учета рабов.

— Кланы, значит, — протянул Астахов. — А сколько всего таких кланов?

— Тринадцать, три угла, три ромба, три квадрата, три круга, и один звездный. Каждый клан имеет свой цвет и условное обозначение, у каждого свои проповедники, воины, женщины, рожающие новых Внуков Зари, и рабы. Звездный клан всегда находится на развалинах Харькова, они руководят всеми сектантами, они командиры, а остальные кланы занимаются расширением подконтрольных им земель, добычей пленников и исполнением приказов. Я сама слышала от Хаксы, проповедника, у которого была наложницей, что главная цель их, как они говорят, вселенского проекта, подчинить себе весь мир, а поэтому, они должны постоянно двигаться вперед и не останавливаться. Ромбы идут на юг, их цель Луганск, Донецк и Дебальцево, углы продвигаются на Полтаву и Днепропетровск, квадраты идут на Сумы, а круги на Воронеж и Дон.

— Как ты думаешь, в чем их сила?

— Эти варвары фанатики, и отдают своему служению все силы без остатка. Посмотрите на местных воинов, они несут службу, работают, отдыхают, спят с женами и занимаются хозяйством, а у Внуков Зари все не так, и каждая минута должна быть использована с пользой. Сон, не более четырех часов в сутки, на личные дела не более двух часов, а все остальное время, каждый мужчина должен готовиться к войне за своего бога.

— Хм, — удивился такому ответу капитан, и обратился к рыхлому пареньку: — А ты, что можешь сказать?

— Тоже самое, — голос парня был неестественно тонок и, лично мне, был неприятен. — Я евнух, видел мало, и могу только рассказать, что слышал от наложниц проповедника Хаксы из Синих Углов.

Астахов поморщился и снова обратился к девушке:

— Как вам удалось сбежать?

— Случай, — пожала она плечами, — Хакса ездил в Сахновщину, читать проповедь перед воинами, идущими в первый набег на земли днепропетровцев, и нас с собой взял, для оказания услуг. Потом, воины ушли, а мы, подсыпали проповеднику и стражникам сонного зелья в еду, и смогли сбежать. Четыре дня пробирались через дебри, хотели к нормальным людям выйти, но за нами была погоня, и мы чуть было не попались.

— Это так, — подтвердил Брагин. — Мы с их преследователями возле Горловки схватились, пять размалеванных уродов с копьями и луками, против моих семнадцати дружинников с автоматами и винтовками. Тогда, я свой приметный шрам на голове и получил, а прежде чем мы этих сектантов одолели, восемь человек убитыми потеряли, да троих тяжелых.

— Неужели они настолько хороши? — удивился я.

— Не хочется этого признавать, но да, это лучшие воины, каких я только видел, верткие, ловкие, и что ни стрела, так в цель, что ни копье, так в самую уязвимую точку на теле, которая ничем не прикрыта. У нас таких бойцов нет, и в ближайшее время не будет.

— А как происходят их набеги?

— Три года назад в конце зимы поехали мужики в лес за дровами, запасов летних не хватило, вот и понесла их нелегкая. Проходят сутки, их нет, выдвигается патруль в пять конных, и тоже, пропал. Тогда уже всерьез забеспокоились, собрали отряд в полсотни дружинников, и помчали к тому лесу, где наши люди должны были быть. Только на опушку вышли, как сразу в засаду попали. Как итог, двенадцать убитых за пять минут. Откатились в чистое поле, обстреляли лес из автоматов, сунулись опять, и еще пятерых наповал. Потом из города минометы притянули, и после хорошего обстрела снова в лес полезли.

— И там, конечно же, никого?

— Да, только тела наших мужиков и патрульных. После этого боя, всю весну и лето стереглись, но было тихо, хотя из Луганска и Донецка вести приходили о похожих нападениях. Нам-то проще, мы все в городе живем, за стенами зимуем, а у них все посложней, поселков и хуторов вокруг много, и все налеты по ним пришлись. К новой зиме расслабились, думали, что все, что это была случайность, залетные бандиты пошалили, да и исчезли без следа. Анне и Павлику, — Брагин кивнул на сидящих рядом с ним девушку и евнуха, — не поверили, когда они про этих сектантов говорили, не хотели верить, и за это поплатились новыми потерями. В прошлую зиму от таких налетов погибло двадцать пять человек, и все на дорогах. Выйдет патруль в дозор, да и исчезнет, дружинники выдвигаются на поиск, а их стрелами закидают и отходят.

— Сколько бойцов с вражеской стороны было?

— В первые две зимы не более десятка, думаю, что это разведка.

— Градоначальник говорил, что в эту зиму уже сто человек потеряли?

Командир дружины цыкнул зубом, и ответил:

— Приходько только за своих людей говорил, а если всех погибших посчитать, то гораздо больше получится.

— Был еще кто-то?

— Двести сорок три наемника из Николаева. Они все в лесу погибли, и ни один не уцелел, хотя парни хваткие были, лучше, чем мои охламоны, дерзкие, лихие, и с оружием хорошо обращались. Этой зимой все было как всегда, пропал патруль из наемников, и мы тремя колоннами выдвинулись в сторону леса. Два отряда обходили с флангов, а один, под моим командованием, пошел прямиком по дороге. Со стороны противника тот же самый прием, обстрел и отход, мы следом, идем за ними по пятам, гоним варваров в ловушку, да сами в нее и влетели. Думали, что против нас как всегда, десяток бойцов, а их оказалось полторы сотни, так что своих я еще успел отвести, мы к чистому полю поближе были, а наемников, которые в лес плотно втянулись, сектанты всех перебили. Потом по весне на то место ходил, смотрел, как же их сделали, и получилось так, что николаевцы двигались по тропе, а их с деревьев дротиками короткими закидали, да из кустарника стрелами густо накрыли. Они нескольких врагов подстрелили, а что толку, все одно все полегли.

— Сдается мне, что где-то у вас вражий шпион окопался.

— Сами так думали, весь город на уши поставили, и все впустую, никого не нашли, а потом узнали, что в Донецке крыса сыскалась, и она же, про наемников, что к нам шли, доложилась.

— Может быть, что и так. Как считаешь, если они всерьез на вас навалятся, сколько продержитесь?

— Город может выдержать в осаде три года, укрепления у нас хорошие, продовольствие есть и боеприпасов достаточно. Однако это возможно, только если защитники будут готовы продержаться такой срок, а наши жители морально надломлены и половина из них, готова при первом же серьезном натиске бежать к вам, на юг.

— Дядя Евген, — прерывая дружинника, девушка прижала ладонь к правому виску, — у меня опять голова разболелась, можно мы уйдем?

Брагин спросил меня:

— Давай позже пообщаемся?

— Я не против.

Командир дружины и Павлик подхватили девушку под руки и покинули нашу стоянку. Мы переглянулись, и Астахов спросил:

— У кого и какие предложения?

Первым высказался Гуров:

— Надо домой поворачивать. Понятно же, что в Харькове нам теперь делать нечего. Уж с кем, а с сектантами разговора не будет, сталкивался я уже с такими фанатиками, которые из людей биороботов делают.

— Инженер прав, — поддержал его Татаринцев, — надо назад возвращаться и обо всем в СБ доложить. Да и царю Ивану о таких врагах знать надо, а то у него уже Миллерово обезлюдело, а никто и не чешется.

Все трое посмотрели на меня, и я ответил:

— Сегодня ночью отправляем зашифрованное сообщение в СБ. Полный доклад о здешней беде и происходящих в Харькове событиях. Мое мнение таково, бойцы Астахова и мои гвардейцы идут в дальний поиск. Караван остается здесь, а инженеры, Татаринцев и Миронов, ждут нашего возвращения. У нас есть задача провести разведку в Харьковской области, и мы ее выполним. Двое суток на сбор более полной информации и поиск проводников, а затем пешим ходом выдвижение на север.

— Поддерживаю, — Астахов приподнял руку.

Остальным, то есть Татаринцеву и Гурову, оставалось только согласиться. Они право решающего голоса не имели и никакой ответственности за караван не несли, так что, вскоре мы направимся в рейд, а они останутся в Дебальцево и отдохнут на скорой летней ярмарке.