Глава 9
Королевство Швеция. Охус. 22–23.07.2066
Начало ярмарки в Охусе я пропустил. Мучался жестким похмельем, лечился свежим местным пивом и корил себя за то, что вчера повелся на разводку Эрика Тролля в споре, кто больше выпьет. В итоге, я проиграл, и за это отдал викингу два ящика водки и две канистры питьевого спирта. Алкоголя не жаль и о проигрыше не сожалею, гулять, так гулять, а вот потерянного времени назад не вернешь, это факт. И я, в очередной раз, зарекся злоупотреблять таким коварным напитком как водка.
Впрочем, потерял я не очень много. Ярмарка в Охусе проходила восемь-десять раз в год, и каждый раз длилась минимум три дня. В первый день люди съезжались, распаковывались, приценивались к товарам своих соседей, и торговли в этот день, как таковой, не было. Все основные движения начинались на второй день, и заканчивались на третий. Так что моя временная отстраненность от дел ни на что не повлияла. Тем более что рядом со мной были помощники, ветераны, которые ходили еще в Дебальцево, куда мы водили конный торговый обоз, кстати сказать, тоже на ярмарку, и они, естественно, знали как вести дела и что нам требуется.
К вечеру мне стало легче, головные боли отпустили, мозг прояснился, и я собрал офицеров на малый совет, своего рода, подведение итогов нашего пребывания на скандинавском берегу.
Первым высказался командир БЧ-4 и дал расклад о торговых сделках, которые нам завтра стоит провернуть:
— Людей мы купить сможем. Шведы регулярно ходят в морские походы к финнам, немцам и полякам. Ну, и между собой частенько дерутся. В итоге, живой товар имеется постоянно, и хотя его не так уж и много, но двести крепких мужиков, как и говорил ярл Ульф, мы купим. Расходы при этом будут незначительными, один «макаров» с боезапасом за одного человека, отличный бартер для любого купца, перепродающего хабар лихой дружины, вернувшейся из весеннего похода.
Прихлебывая крепкий чаек, я спросил:
— С рабами понятно. Что здесь помимо людей продают?
Кум пренебрежительно усмехнулся:
— Мелочевку всякую с древних времен, продовольствие, самогон, медовуху и пиво, много отличного холодного оружия и доспехов, полотно и кожи, немного мехов, обувь и одежду. В общем, стандартный набор средневекового государства с поправкой на Черное Трехлетие.
— Прикупить что-то можно?
— Только если обувь для личного состава форта. Больше я ничего не заметил, хотя завтра еще купцы подъедут, может быть, у них что-то особенное будет.
— Сколько всего людей на ярмарке?
— Больше трех с половиной тысяч. Из них воинов около трехсот и ярлов трое.
— Ясно, — посмотрев на Игнача, я обратился к нему: — Что у тебя?
— Нормально. Ты вчера договорился с Ульфом о продаже ему части оружия, сахара и алкоголя. В полдень из замка прибыл его казначей, забрал свой товар и отсыпал мне всю оговоренную сумму в золоте.
— И что получилось?
— Только с этой сделки, мы уже окупили дорогу, а товаров ушла лишь пятая часть. Из них половину я рекомендую оставить до Калининграда, и Гатчинского Военного Округа, а то там торговать будет нечем.
— Так и сделаем, — согласился я.
За Игначом слово взял командир «Ветрогона», который озаботился сбором информации о Людях Океана и сделал об этом краткий доклад:
— В общем, так, что касательно Людей Океана. Среди местных стариков, то есть тех, кто старше сорока пяти — пятидесяти лет, страх перед океанцами очень велик, можно даже сказать, что он в них впитался на уровне инстинктов. Однако очевидцев нашествия, которое случилось почти тридцать лет назад, не обнаружено. Смертность в этих краях большая, все лихие воины уже давно у своего Одина пируют, и выжили только бонды, местные крестьяне, которые в море принципиально не выходят. Поэтому все, что я узнал, это слухи, пересказы через десятые уста и домыслы, которые за десятилетия превратились в такую чушь, что поверить в нее очень сложно.
— Это получается, что про океанцев, по-прежнему, толком, ничего не известно?
— Точно так. Хотя мы знаем, что они грабили побережье Испании и, скорее всего, ходили походами в Средиземное море. Они уничтожили Берген, и долгое время находились в Северном море, расстреливали все прибрежные города, уничтожали портовую инфраструктуру и забирали с собой людей. Это факты, а все остальное лишь предположения и байки шведских стариков.
Посмотрев в безмятежные лица своих офицеров, я спросил:
— Что относительно Людей Океана думаете?
— А чего нам за них думать? — ответил Кум. — Тридцать лет Людей Океана никто не видел, так что с этой стороны угрозы ждать не приходится. Наверное, они давным-давно ушли в другое место, а в Атлантике шторма случаются, и корабли у водных кочевников год от года только старели. Значит, они где-то утонули, или осели на постоянное место жительство.
— Поддерживаю Кума, — мотнул головой Скоков. — Когда начнем активную разведку берегов Европы и Западной Африки, вот тогда надо будет смотреть в оба и не зевать.
Игнач с Серым промолчали, а я согласился с мнением командира «Ветрогона» и Кума:
— Хорошо, океанцами голову забивать не станем. Но сбор информации не прекращать. Пока мы здесь, продолжайте искать очевидцев, которые видели налетчиков и их корабли, а я еще раз переговорю с Ульфом, может быть, он кого-то из сведущих стариков найдет. Еще вопросы для обсуждения имеются?
— Да, у меня, — приподняв правую руку, сказал Серый. — Мы тут с парнями по ярмарке прошлись и узнали, что в последний день проводятся кулачные бои. Разреши, мы выйдем?
— А смысл?
— Ну, удаль свою и мастерство покажем. Для отряда реклама хорошая будет.
— Сколько наших бойцов желает выступить?
— Пока пятеро, но если воины узнают, что ты разрешение дал, то человек двадцать наберется.
— Ладно, пусть выйдут. На этом все?
— Нет. Ко мне викинги из вольных отрядов подходили и просили с тобой поговорить. Они желают у нас послужить. Как им ответить?
Подумав, я решил:
— Скажи, что посторонних в отряд не берем. Но на следующий год мы будем производить поднаем бойцов для войны против испанских неоварваров, и один батальон среди скандинавов наберем.
— А сроки?
— Называй конец апреля. У них в это время сбор дружин, а мы как раз к этому моменту и подойдем.
На этом совет был окончен, и офицеры разошлись по своим делам. Я спокойно отоспался, а на утро следующего дня, взяв охрану, вместе с Кумом и присоединившимся к нам Эриком Троллем, отправился бродить по ярмарке, которая проходила на расчищенной площадке за городком, всего в ста метрах от моря.
Для начала мы прошлись между общими торговыми рядами, посмотрели на местных вольных людей и себя показали. Ничего особо интересного из товаров не присмотрели, зато поели свежих горячих пирогов с рыбой. Потом, не спеша, снова стали бродить по ярмарке, и надолго зависли у оружейников, а к двум часам, вышли к торгу рабов. Торговля здесь шла ни шатко, ни валко, если кого в первые дни и покупают, то красивых женщин в наложницы, и детей до десяти лет, из которых в будущем можно вырастить покорных слуг. Нас же, как я уже неоднократно говорил, интересуют рабочие руки, которые, как правило, распродаются вечером второго дня и на третий, так уж здесь повелось.
Мы обошли загоны, где находились рабы, а продавцы, видя нашу заинтересованность и, конечно же, зная, кто мы такие, начали наперебой нахваливать свой товар:
— Эй, рус! Подходи к нам!
— Нет, к нам! У нас самые здоровые и красивые люди!
— Не слушай их ярл! Ко мне иди!
Услышав от Эрика перевод этих выкриков, я усмехнулся, наклонился к Куму и сказал:
— Давай показывай, что здесь и как.
Связист кивком обозначил, что понял меня и, указывая рукой на загоны, начал давать расклады:
— Всего, людьми торгуют восемь купцов. Те, кто слева, нам не нужны, не наш контингент, а двое в центре и трое справа мужиками торгуют.
— Откуда люди?
— Пара десятков человек местные, которые сами себя за долги продают. Еще полсотни мужиков из бывших подданных Аландского ярла Карла из Марианхамина, которого недавно соседи разбили, а после этого все его островные городки разграбили. Потом еще столько же мужчин из Финляндии выставлено, был поход и, вроде бы, где-то неподалеку от Турку, в лесах племя зачистили. Кроме них есть немцы из Бельгарда и поляки из-под Гданьска.
Я прошелся от одного купца к другому, посмотрел в одинаково тусклые серые лица живого товара, отметил битые спины, синяки под глазами, крепкие мозолистые руки мужиков, и бросил за спину:
— Покупай всех, кто не калека.
— А если у кого-то здесь семьи будут? Например, у тех же немцев, шведов или финнов, которых вместе с близкими хватали?
— Действуй как обычно, то есть, по обстоятельствам. Если человек реально не тупица и не дармоед, то возьми и семью. Молодежь подрастет, и с нами на равных будет.
— Уяснил.
Оставив командира БЧ-4 торговаться с купцами, я направился обратно в порт. И когда вышел за пределы ярмарки и увидел причалы, то меня ожидал неожиданный сюрприз. Возле одного из новых деревянных пирсов стоял не очень большой пароход, водоизмещением около девятисот тонн. На его корме развевался трехцветный флаг, поверху широкая красная полоса с белой башней в уголке, в середине узкая желтая полоска, а понизу широкая синяя. Насколько я знал, это флаг бывшей Калининградской области, а ныне независимой прибалтийской республики. Интересно, каким ветром сюда калининградцев занесло? Поторговать решили или какой-то иной повод? Хотя, чего голову ломать, если все можно все узнать.
По узкой прямой тропе, я направился прямиком к причалу с пароходом, и пока шел, быстро собирал в кучу все, что знал о Калининграде.
Чума обрушилась на город и область вокруг него, как и на всю страну, неожиданно. Население этого самого западного субъекта Российской Федерации оказалось предоставлено само себе, и каждый выживал, как мог. И если ориентироваться на примерные данные, которые мне были доступны по югу России, согласно которым, после трех лет чумы, в среднем, уцелел один человек из пятидесяти, то можно предположить, что из девятисот пятидесяти тысяч граждан Калининградской области выжило около двадцати тысяч. Чтобы вновь начать жить по старому, как люди Золотого Века, которые имели возможность каждый день кушать и смотреть телевизор, этого количества людей вполне хватало. Однако, как и везде, сделать это было совсем не просто.
Во-первых, требовалось вытащить выживших людей из болот, лесов, подвалов, подземных бункеров и укрепленных поселков, где они окопались и никого к себе не подпускали. Во вторых, был нужен лидер или хотя бы несколько деятельных людей, которые бы озаботились объединением людей. В третьих, имелись мародеры, которым было плевать на все и вся, и борьба с ними, в любом случае, отнимала у калининградцев немало времени, сил и средств. Ведь диагноз вор, насильник и убийца, совсем не значит, что эти люди дураки. Поэтому криминал старался закрепляться на территориях бывших военных частей, баз и складов, и значит, чтобы их уничтожить, кровушки полить требовалось много, а умирать после чумы желающих было немного. В четвертых, возникал вопрос обеспечения людей продовольствием. В пятых, заботясь о будущем, было необходимо уберечь имеющиеся на территории области заводы, фабрики и предприятия, а для этого требовался элемент из грамотных и технически подкованных людей. Сколько их уцелело на двадцать тысяч? Не очень много, сие есть факт. В шестых, опять же, как и везде, за годы, что человек прятался в чащобах, многие населенные пункты стали непригодны для жизни. Где-то розлив нефтепродуктов случился, где-то пожар бушевал, а в иных местах, зараженные люди, которым оставалось жить всего пару деньков, напоследок погуляли.
Разумеется, я не знаю точно, что и как происходило на территории бывшей Калининградской области. Мои рассуждения строятся на основе собственных знаний относительно того же самого периода и событий в Краснодарском крае и Ростовской области. И при желании, продолжать перечислять факторы, которые мешали людям выползти из дикости, можно долго. Но я отметил основные, и дабы понять ситуацию этого хватит. А теперь подхожу к тому, что из себя представляет Калининградская республика на нынешний 2066-й год.
Населения в анклаве чуть больше шестидесяти пяти тысяч человек. Основные населенные пункты вытянуты в нитку по всей территории республики: у моря новая столица, портовый город и ВМБ Балтийск, а далее идут Гвардейск, Черняховск и Нестеров. Все остальные городки и большие поселения или заброшены, или на их развалинах стоят небольшие укрепленные хутора, живущие за счет раскопов из руин. Регулярных сухопутных воинских формирований нет, но каждый гражданин республики имеет оружие, как правило, огнестрельное, хотя по сведениям наших гатчинских дипломатов, в последние годы ощущается серьезный недостаток боеприпасов.
Из промышленности более или менее на ходу судоремонтный завод номер 33 в Балтийске и пара небольших мастерских на руинах Калининграда. Плюс к этому имеется законсервированное на древних заводах оборудование и станки. Несколько лет назад был восстановлен один из блоков Калининградской ТЭЦ-2, и теперь у анклава имеется электричество. В связи с этим, налаживается добыча нефти, месторождения которой имеются на территории республики, и делаются попытки построить нефтеперерабатывающий заводик. Еще, у калининградцев есть флотилия из четырех вооруженных пароходов (единственная военно-морская часть) и около десятка парусных рыболовецких шхун. Кроме того, по слухам, где-то спрятано пять или шесть небольших кораблей Краснознаменного Балтийского флота, класса МПК-МРК и один БДК, кажется, «Королев». Однако эти древние корабли никто не видел, и для меня это пока только недостоверная информация.
В общем, Калининград все еще жив и смог пережить Эпоху Хаоса. Но есть один фактор, который мешает этому анклаву твердо встать на ноги и спокойно развиваться. С запада, чуть ли не каждый год, на него накатываются конные летучие отряды поляков, вольница аграрных общин, которая объединяется в сильные ватаги и ищет на Руси добычи, рабов и славы. И мне совершенно ясно, что на отражение агрессии со стороны братьев-славян Калининградская республика расходует немалую часть своих сил. И пока эта проблема не решена, о прогрессе и восстановлении цивилизации ей думать затруднительно.
За такими размышлениями я вышел на причал и остановился у трапа парохода, который назывался «Главстаршина Михайлов». Здесь, я посмотрел на носовое и два кормовых орудия, все одного калибра 76 миллиметров, и настороженных моряков с «калашами» в руках, с опаской посматривающих на раскинувшуюся в поле веселую ярмарку, и удовлетворенно цокнул языком. Видно, что на борту парохода порядок и что такое дисциплина потомки балтийцев знают. Значит, действуем по уставу.
— Эй, матрос, — окликнул я вахтенного у трапа, — старшего вызови!
— Дежурный по кораблю на выход!
Вахтенный обернулся назад и вызвал свое начальство. Прошло с полминуты, и у трапа появился низкорослый военный моряк в широкой белой фуражке, с непомерно большим «крабом», и кителе с погонами мичмана. На миг он замер, посмотрел на мои черные погоны майора ГБ, и пока он думал о том, откуда в Швеции русский офицер, я небрежно козырнул и представился:
— Майор Мечников, Отдел Дальней Разведки при ГБ Кубанской Конфедерации! Хочу переговорить с вашим командиром!
— Мичман Макаров, — дежурный козырнул в ответ, — Калининградская республика. Командира парохода и дипломатов на борту нет, и пока они не вернутся из замка местного ярла, на борт вас пустить не могу, — мичман помедлил, и добавил: — товарищ майор.
Дежурный исподлобья, быстрым взглядом окинул стоящих за моей спиной до зубов вооруженных бойцов абордажной команды «Ветрогона», затем искоса посмотрел на фрегат, метрах в двухстах слева от парохода и, на всякий случай, положил ладонь руки на расстегнутый клапан кобуры. Наверное, он ожидал от нас какого-то подвоха, а может быть, просто был излишне нервным человеком, так что, успокаивая его, я взмахнул над головой раскрытой ладонью и произнес:
— Все путем, Макаров. Я вечером вернусь. Бывай!
Отвернувшись от парохода, я направился вдоль причалов к «Ветрогону». Вскоре оказался на месте, и здесь встретил еще одного своего прошлогоднего знакомца. У трапа фрегата стоял среднего роста стройный старик, не смотря на летнюю жару, в черной кожанке, вроде тех, что революционные командиры и политработники таскали году эдак в 18-м прошлого столетия. Это был бывший Верховный Комиссар Сестрорецкой Рабочей Республики Яков Алексеевич Плетнев, которого вместе с другими беженцами мы случайно спасли от смерти.
— Что, Яков Алексеевич, — подойдя к старику, спросил я его: — не пускают тебя на борт?
— Нет.
Плетнев повернулся ко мне и расплылся в улыбке.
— Меня на ваш пароход тоже не пустили. Ты, какими судьбами здесь?
Комиссар сразу же помрачнел.
— Беда у нас, вот и бегаем по всей Балтике, помощи ищем. Увидел ваш корабль, от посольства отделился и сразу сюда, поговорить хочу.
— Разговор, я так понимаю, важный?
— Для меня чрезвычайно серьезный, а для вас не знаю, вы ведь люди прохожие, сегодня здесь, а завтра в океане.
— Ладно, пошли ко мне в каюту, там и переговорим.
Спустя десять минут мы расположились один напротив другого за адмиральским столом. Стюард Жора принес нам холодный лимонад и, сделав глоток слегка кисловатого освежающего напитка, я обратился к Плетневу:
— Начнем, пожалуй?
— Да.
— Тогда с начала. Весной прошлого года мы передали вас в руки ваших друзей калининградцев. Что с вами было дальше, и как вы оказались на другом конце Балтийского моря?
Наморщив лоб, Плетнев сосредоточился и начал излагать краткую историю своего жизненного пути за минувшие полтора десятка месяцев:
— Если, по сути, то в Калининграде, а если быть точнее, то в Балтийске, нас ждали. Там вся власть в руках депутатов Республиканского Совета, который состоит из представителей всех городков анклава. А над Советом стоит выборный генеральный секретарь, многим обязанный Сестрорецкой республике. Поэтому нас и приютили. По прибытии, мне дали небольшую должность при местной управе охраны правопорядка, и я стал милиционером. Жизнь в Калининградской республике понемногу налаживалась, все шло своим чередом, да вот беда…
Плетнев прервался и я спросил:
— Поляки?
— Они самые, пшеки поганые! В этом году еще по зиме нас тревожить стали. Генсек объявил сбор ополчения, и мы прогнали вражин. Но уже в мае они снова налетели, все поля конями вытоптали, и чуть было, Черняховск не сожгли. А дальше хуже, старые шайки не уходят и города в осаду берут, а к ним на помощь постоянно подкрепления подходят. Совет Республики собрался на экстренное совещание, и было решено разобраться с налетчиками раз и навсегда. Нам самим на это сил не хватит, это понятно, и тогда возникла идея призвать на помощь соседей и наемников. Снарядили два посольства, пару пароходов отправились в Гатчину, к Старику и питерским повольникам, а наш к Ульфу, который некогда в Балтийске целый год жил и в Сестрорецке не раз бывал. Так я оказался здесь.
— А меня вы зачем навестить решили?
— На всякий случай, вдруг, вы чем-то нам помочь сможете?
— Вообще-то, через пару дней я к вам и так собирался направиться. Поторговать думал. Но раз у вас такие дела творятся, и серьезная война намечается, то даже и не знаю, стоит ли?
— Стоит. Мы уже знаем, что вы здоровых мужиков покупаете, а у нас как раз пленных немало. Можем сторговаться. А насчет безопасности не переживайте. В Балтийске все спокойно.
— Да, при чем здесь спокойствие, Яков Алексеевич. Я опасаюсь, как бы в вашу войну не втянуться. А то ведь у меня хлопцы такие, только крикни, что «наших бьют», и они сразу за автоматы хватаются.
— Так это и хорошо, — усмехнулся Плетнев.
— Вам да, а мне чужая война пока не нужна. Подумать надо.
Плетнев встал и, чуть кивнув, сказал:
— Пойду я, пожалуй. А вы, Мечников, приходите вечером к нам в гости. С главой нашей дипломатической миссии поговорите, он товарищ интересный и умный, и многое вам предложить сможет, если вы нам помочь согласитесь.
— Я зайду.
Комиссар вышел. Его проводили к трапу, а я задумался. Свободное время у меня имеется, а под рукой рота высокопрофессиональных разведчиков. Помощь калининградцам укрепит дружественные связи между мной и ими, и это хороший задел на будущее. Данный прибалтийский анклав весьма богат ресурсами и техникой, а людей, напротив, имеет не очень много. Значит, если правильно себя повести, то за помощь, с балтийцев можно кое-что получить, например, автомашины, трактора, станки и прочее оборудование.
Решено, завтра заканчиваю свои дела в Охусе, и иду на Калининград. Насчет войны пока не знаю, ввязываться или нет, это на месте посмотреть надо, а поторговать с местными властями в любом случае можно. Опять же разведку провести надо бы, пока такая возможность имеется.
