Глава 25
Северный Кавказ. Поселок Карагач. 02.03.2060
Длившееся почти две недели отступление наших войск с Кавказа, запомнилось мне очень смутно, так, какие-то обрывки, и серая мутная пелена. Постоянный холод, грязь, стрельба, взрывы, недоедание и вши, вечные спутники окопной жизни. Не люблю вспоминать это время, слишком уж все тогда было зыбко, и я никогда не знал, переживу ли я еще один день. Конечно, и раньше было трудно, но то время, было самым настоящим испытанием для моей психики и здоровья.
Не смотря на зимнее время, и пользуясь поддержкой, все же ударивших нам в спину боевиков старейшины Алиева, южане перешли в наступление. Гена Симаков, наш командующий и по совместительству редкостный дебилоид, сидел спокойно в штабе и изображал из себя Наполеона, который все видит на десять ходов вперед, и тут, нате вам, одновременные и скоординированные удары по всем нашим позициям. Честно скажу, если бы не наш комбат, полковник Еременко, и представители СБ при Кавказском корпусе, то в течении одного дня, нас бы всех и перемололи.
За сутки до вражеского наступления, Еременко встретился с безопасниками, смог с ними договориться, и они, вступив с ним в небольшой заговор, вывели комкора из игры. Как это случилось? Достаточно просто, его опоили какой-то дрянью, он сильно заболел, и командование Кавказским корпусом, на себя принял его начальник штаба полковник Рябов, очень продуманный человек, который, так же как и все мы, хотел выжить в этих горах и вернуться домой.
План наших противников был прост, давление на оборону по фронту, окружение поселков, в которых наши солдаты сидят, и перекрытие дороги, по которой мы могли бы отойти. В общем, все должно было пройти так, как и предполагал наш комбат. Наступление халифатцев началось 22-го февраля, и ударили они в пустоту. Ни в Баксане, ни в Нарткале, ни в Арике, и ни в Нижнем Курпе, наших подразделений уже не было. Весь наш корпус отходил на Алтуд, туда, где отряд Имана Гойгова рубился с воинами Исмаила Алиева.
Корпус, это звучит очень солидно, а на деле, полторы тысячи солдат Кубанской Конфедерации, застрявших на чужой и политически нестабильной территории. Основные наши базы далеко, тылов нет, и кто друг или враг, в этих предгорьях Кавказа, никто точно не скажет. Положение для нас складывалось не завидное, а если еще учесть, что наш комкор раскидал силы корпуса вперемешку с местными отрядами по четырем населенным пунктам, то и смертельно опасное. Однако, благодаря полковнику Еременко, корпус успел вывернуться из под удара и вовремя начать отход.
Наши войска подошли к Алтуду вечером 22-го, и надо сказать, что очень вовремя, так как отряд Гойгова уже добивали. Джигиты Алиева были очень злы на тех, кто не пошел с ними, и как бешенные, стремясь перебить всех молодых волчат, не дававших им сделать то, что задумал их вожак, атаковали ребят Гойгова без остановок. Они загнали молодежь в несколько разрушенных зданий и уже праздновали победу, когда появились наши штурмовики, и положение дел резко изменилось. Теперь уже предатели оказались слабой стороной, и с большими потерями отступили в леса.
Подразделения корпуса, прихватив с собой всех, кто уцелел от отряда Гойгова, направились дальше по дороге на север, в сторону поселения Карагач, а на развалинах Алтуда, остался только наш батальон. Задача у нас простая, прикрывать тылы уходящих на территорию бывшего Ставропольского Края подразделений. Есть резонный вопрос, почему опять мы, и есть такой же ответ, мы самое профессиональное и наиболее мобильное подразделение во всем Кавказском корпусе. Ну, с одной стороны можно этим гордиться, а вот с другой, это означало, что нам придется рисковать своей шкурой гораздо больше, чем остальным солдатам. Нормальное положение дел и, наверное, так все и должно было быть.
У противника сил, конечно же, было несравненно больше, но так как не все горцы решили перейти на сторону врага, халифатцы и их подручники, были вынуждены заниматься не только нами. Разделившись на две части, все те дружины, которые еще подчинялись Совету Старейшин, продолжали оказывать захватчикам упорное сопротивление. Одна часть, сотни три бойцов, через горы и поселение Сармаково, уходила на Карачаевск, а другая, численностью в пару тысяч стволов, направилась на Моздок и все еще сопротивляющийся Грозный. Таким образом, в погоню за нашим славным корпусом, направилось всего десять тысяч вражеских солдат, и в основном это были гвардейцы из «Кодс».
Диспозиция, которую мы занимали в Алтуде, была отличной. Много развалин, густой лес, выросший на месте древнего аула, и одна дорога. Первый день мы продержались очень легко, патронов хватало, а в наличии имелось пятнадцать пулеметов. Кроме того, нам оставили приличные запасы противопехотных мин, которые были в обозе корпуса. Между прочим, большая часть этих мин, была отмечена клеймом фабрики купца Егора Черносвита из поселка Гвардейского. Ну, да не об этом сейчас, а о нашей эпической битве во время отступления частей корпуса в сторону ридной матери Кубани. По крайней мере, как эпическая и героическая, она вошла во все позднейшие описания этой войны, а сами мы в тот момент, никак не ощущали себя героями, а просто выполняли свою работу.
Второй день обороны Алтуда, дался нам гораздо тяжелей. Халифатцы, не смотря на разбитые дороги, ночной морозец, голод и отсутствие в достаточном количестве гужевого транспорта, смогли притянуть минометы, и естественно, сразу же стали нас обстреливать. Сколько боеприпасов они извели в тот день, мы не подсчитывали, факт, что много, а вот атак, было пять, и это точно. Раз за разом, после каждого артналета, «кодсы» мелкими группами шли в наступление и пытались закрепиться за развалины у дороги, но каждый раз, неся солидные потери, откатывались назад.
К ночи появились три гаубицы, старые, но все еще работающие и исправно стреляющие Д-30. Тяжелые чемоданы гаубичных снарядов начали перепахивать остатки аула, а мы, потеряв за этот день семерых бойцов и четыре пулемета, собирались начать отход. Еременко связался со штабом корпуса и узнал, что наши части, благополучно пройдя через Советское, все же достигли населенного пункта Карагач, пограничного поселения Горского Содружества. Раз так, значит и нам пора.
Привычно взвалив на плечи рюкзак, собрался уже покинуть руины некогда большого и просторного жилого дома, где мы отсиживались, когда совсем рядом со зданием взорвался очередной снаряд. И ладно бы, черт с ним со снарядом, но от сотрясения задрожало все строение, вернее его остатки, и крыло в котором мы находились, попросту обвалилось. Когда меня вынули из под кирпичей и кусков бетона, которые только чудом, не прибили меня, я огляделся и понял, что из всего старого состава нашей разведгруппы, уцелел только я. Под обвалом погибли трое, и все они были ветеранами, которые прослужили в батальоне дольше меня.
Они лежали рядком, все трое, пулеметчик Зырян, снайпер Туман и командир группы Гера. На лицах их застыла мертвенно-бледная маска, и выглядели они в этот миг, настолько спокойно, что так и хотелось сказать, что отмучались парни и что все их испытания уже давно позади. Был бы верующим, обязательно тогда молитву или что-то поминальное произнес, а так, все что смог, это закрыть их глаза, забрать медальоны-смертники и постараться запомнить их лица.
Вот Зырян, отличнейший пулеметчик, любитель девушек легкого поведения и постоянный залетчик. Рядом Туман, получивший такой позывной за умение на слух определять цель и мечтавший только о том, чтобы отказаться от своего СВД, сменить должность снайпера на разведчика и получить нормальный АКМ. И, конечно же, прапорщик Гера, бывший наш «замок», ставший в эту кампанию командиром группы, но так и не получивший офицерского чина.
— Прощайте, парни! — еле слышно прошептал я и, накинув на плечи лямки рюкзака, встал в общий строй батальона, который разделился на две части и стал уходить в лес.
После тяжелейшего ночного марш-броска вдоль дороги на север, утро мы встретили на развалинах Советского. Приняли от окопавшейся здесь роты штурмовиков позицию, пополнились боеприпасами, и принялись готовиться к новым боям. Здесь, сидя в обороне, на окраине бывшего поселка, впервые за все время службы, я стал курить. Не то, чтоб потребность была, а попросту вши заели, и единственное, чем от них можно было хоть как-то защититься, это интоксикацией организма никотином. Совсем уж, мелкие твари, ползающие по моему телу, не исчезли, но и донимать стали не так сильно, как в начале. Хотя, может быть, я попросту привык к ним.
Подошедшие к поселку воины Халифата, в этот раз нахрапом не полезли, а проведя ночь в чистом поле, попробовали с нами договориться. К окраине Советского выдвинулась группа всадников под белым флагом, и один из них, какой-то горбоносый мулат, закутанный в несколько одежд, с непонятным акцентом, начал выкрикивать:
— Воины Кубанской Конфедерации, уходите! Вам нечего здесь делать! Зачем вы защищаете тех, с кем не одно столетие враждовали? Возвращайтесь домой, и знайте, что наш возрожденный пророк Магомед не желает вам зла!
На некоторое время переговорщик замолчал, и ему ответил наш комбат, появившийся на позициях:
— Мы уйдем тогда, когда сами этого захотим. Вали в свою пустыню, чмо черномазое, и не сотрясай зря воздух! А что касается нашей вражды с горцами, то она наша, и другим в нее лезть не надо, сами разберемся. Разговор окончен!
Еременко опять исчез в блиндаже, оборудованном штурмовиками, а парламентер продолжил свои уговоры. С полчаса, обещая нам всяческие блага он разливался соловьем и, в конце концов, нам это надоело. Пулеметчик дал предупредительную очередь под ноги лошадей, и вся вражеская делегация незамедлительно испарилась.
Еще сутки стояла тишина, а потом, с самого утра, все завертелось по старому сценарию. Обстрел поселка, где мы закрепились, и атака. Халифатцы несут потери, вновь отходят назад, и снова обстрел. Сутки происходило данное действо и, когда южанам это надоело, они начали обходить нас по лесным чащобам. Делать было нечего, мы покинули поселок, и отошли по дороге на север.
Карагач, некогда обычный небольшой поселок возле дороги идущей в Ставропольский Край, в настоящий момент представлял из себя типичный современный аул Горского Содружества. Густой лес на равнине, каменные дома, толстые стены, и дорога, которая раньше кормила все невеликое население этого места. За то время, что мы сдерживали противника, основные части корпуса успели подготовить вокруг поселка добротные полевые укрепления. Тут было все, и минные поля, небольшие, конечно, но и это хорошо, окопы, блиндажи, врытые глубоко в суглинок, и даже засеки из толстых бревен, сваленных в ближайшем лесу.
Итак, мы соединились с основными силами корпуса, наш комкор, все еще был «болен», и имелась крепкая надежда на то, что еще какое-то время, мы сможем сдерживать наступающих врагов. Именно так думали наши командиры, а я их не понимал. Какого, спрашивается, лешего, сидеть в этих предгорьях, которые никому из нас не нужны? Непонятно. Тем более что у горцев начинается гражданская война, и все договоренности между нашим президентом и Советом Старейшин, можно спокойно спустить в отхожее место.
И вот, когда я сидел в окопчике и размышлял на эту тему, рядом со мной присел мой старый знакомец, Ваня Тарасов, тот самый, который хотел после окончания контракта завести огромное стадо дойных буренок и стать в своем селе самым уважаемым человеком. Он вместе с Иноковым служил в Третьей роте нашего батальона, но видел я его не часто.
— Млять, заколебался, — скинув на землю свой РД, Тарасов плюхнулся на него задницей, и прислонился к брустверу. — Как поживаешь, Мечник?
— Как и все, Тарас, смутно и неопределенно, — плотнее закутавшись в бушлат, ответил я. — Что там со Стасом?
— У него все нормально, бедро навылет, отправили в госпиталь. Счастливчик, четвертое ранение, и каждый раз ничего серьезного.
— У вас, как, радиоприемники в группе еще работают?
— Один, и тот на ладан дышит, зар-ра-за.
— Чего в большом мире слышно?
— Да, все то же самое, люди праздники зимние отмечают и наши геройские действия обсуждают. Правда, была новость, которая лично тебе интересна будет, — он посмотрел на меня, и продолжил: — Кару и его отряды на побережье разбили в пух и прах.
— Как так? — я был удивлен словами Тараса.
— Наши не стали ждать, пока он в наступление перейдет, а сами его атаковали. На «Цезаре Куникове» и «Аделаиде» перебросили наемникам в тыл два батальона морской пехоты, а сами в лоб ударили. Говорят, что там Первая гвардейская бригада отличилась и от наших сводный батальон разведки был. Сам Кара успел сбежать, а вот его бойцы и солдаты Халифата, что на побережье стояли, почти все под Гудаутой полегли.
— А кто нашими войсками командовал?
— Крапивин, конечно, больше там и некому.
— Согласен.
— Я чего пришел то, Мечник, — Тарас оглянулся по сторонам, — посоветоваться хочу, больше не с кем.
— Давай, излагай.
Наклонившись ко мне поближе, он произнес:
— У меня нервы на пределе и чую, что в следующем бою мне конец придет. Что делать, не знаю, хоть на стену лезь, хоть плачь, а хоть сам в атаку иди, чтоб неопределенность эту заглушить.
— Тарас, ты не первый день на войне, и поход на Дон пережил, и Крым, и здесь без одной царапины. Успокойся, и почаще вспоминай про то, как закончится наш контракт. Терпи, братан, немного уже осталось.
— Немного, это целых полтора года, — задумчиво протянул он, и встал. — Ладно, бывай Мечник, наверное, что и не свидимся больше.
— Бывай, камрад, и откинь поганые мысли, — сказал я ему в спину и закурил вонючую папироску.
Тогда я не знал, что вижу Ваньку Тарасова в последний раз. При начавшейся в эту же ночь атаке южан, у него, действительно, не выдержали нервы и он, взяв в руки ПКМ, встал из окопа в полный рост и, поливая все пространство перед собой огнем, в одиночку пошел в атаку. Разумеется, его почти сразу подстрелили, и на этом, жизнь хорошего молодого парня оборвалась.
Тарасов ушел, а я, как-то сразу забыв о разговоре, который меж нами состоялся, думал о заветной дате 16 ноября 2061 года. В этот день я стану свободен, и смогу делать то, что захочу, и идти туда, куда мои ноги пожелают. У меня есть акции некоторых прибыльных предприятий, доля в золотишке, и финансово я стану независим. Что мне хотелось бы сделать сразу, это перебраться в город Трабзон, и выкрасть из дома Кары, которого после разгрома его отрядов на побережье, мне и убивать-то не хотелось, его дочь и моего сына, который вот-вот должен был родиться.
Что потом? Конечно же, вернуться с Марьяной и ребенком в Конфедерацию. В тихом месте, например в поселке Гвардейском, купить усадьбу с большим подворьем, и хорошенько отдохнуть. Хотя бы один год, пожить как все обычные люди живут, и за это время определиться с дальнейшими планами на жизнь, которых у меня было слишком много.
Первая задумка, создать свою торговую контору и снарядить за пределы нашего государства караван. Хотелось попутешествовать по земле бывшей Российской Федерации. Из общения с Чингизом Керимовым, кое-что я в этом уже понимал, и если подойти к этому делу всерьез, то есть набить контакты с СБ Конфедерации, где я на хорошем счету, можно спокойно закупать у нас оружие и боеприпасы, а после этого, отправляться куда угодно. Хм, конечно же, не всюду нам рады, и не везде пройдешь, но на ту же самую Украину, вполне можно сходить и получить выгоду. Опять же, как говорят, после того как царя Ивана прижали, путь в центральные районы России появился. В общем, эта тема была весьма завлекательна.
Вторая дельная мысль. Построить свой собственный заводик по производству чего-то необходимого и ценного. Компьютер, под завязку забитый полезной информацией, ждет меня на нашей бригадной базе, а там, очень много интересного имеется. Что-то серьезное я не потяну, это да, но и на мелочах, вполне можно обеспечить себе приличную жизнь. Одна только проблема во всем этом. Думаю, что это дело мне вскоре надоест и, махнув на все рукой, я его за пару лет заброшу. Однако и совсем уж задвигать эту тему в чулан, тоже не стоит.
И, наконец, третий проект, создание своего вольного отряда. Нет, не наемного, а поискового. Старые карты у меня есть, опять же ноутбук в этом немалую роль может сыграть, а связи с лихими парнями, отслужившими свой контракт в гвардии и иных силовых подразделениях имеются. Что же, вполне можно попробовать это дело провернуть. Как я себе это вижу. Для начала, регистрация подразделения в СБ и МВД. После чего, набор бойцов, на первых порах не более десяти, а затем покупка оружия, снаряжения и боеприпасов. Все это займет не более одного месяца, и можно начинать работать по конкретным объектам.
Все интересно, вариантов продвижения себя по жизни, имелось много, но именно эти три направления, были для меня особенно привлекательны, и в целом, мне хотелось бы их совместить. Как соединить торговлю, производство и поиск всякого интересного добра, оставшегося от предков? Пока не знаю, но для того чтобы решить данную задачу, у меня есть еще целых полтора года. Наверняка, что-то, да и сложится, пусть не полностью, но хотя бы частично. Планы есть, мысль работает, и остается только дожить до того благословенного времени, когда я стану свободен в своих действиях, поступках и желаниях.
За мыслями и размышлениями, прошло время моего дежурства на огневой позиции, пришла смена, и я, отправился в наш временный блиндаж и завалился спать. Отдыхал не долго, так как подошедшие со стороны Советского южане, без артподготовки, что для них не свойственно, в ночь, перешли в атаку.
— Тревога! — вырвал меня из объятий сна чей-то голос и, схватив свой «Абакан», разгрузку с боекомплектом и РД, я выскочил наружу.
По всем нашим позициям и по небольшому полю перед аулом, шел бой. Ночь, как фейерверками была расцвечена тысячами трассирующих пуль, снующими в обе стороны, от нас к противнику и наоборот, и взрывами десятков гранат. Такое, одновременно красивое и страшное светопреставление, увидишь не часто.
— Суки! — слышу я голос нашего пулеметчика, засевшего неподалеку. — Давай, твари, подходи ближе, у меня патронов на всех хватит!
В росчерках трассеров вижу, как пригибаясь к земле, короткими перебежками, по полю к нашим окопам приближаются несколько десятков человек. Думать и рассуждать некогда, падаю прямо в грязь подле нашего блиндажа, передергиваю затвор автомата и выцеливаю ближайшего врага. Есть, дружная группка в пяток человек, совсем рядышком, прет к полю как по проспекту. Затаив дыхание, плавно нажимаю на спусковой крючок и, поводя стволом влево и вправо, в четыре длинные очереди опустошаю первый рожок на тридцать патронов. Троих «кодсов» срезал точно, тут и к гадалке не ходи, а двое других, притворяются мертвыми и лежат в рытвине, которая метрах в тридцати от меня. Затаились, падлы!
Рядом со мной падает один парень из моей группы, новичок, с позывным Север.
— Что делать, сержант? — растерянно оглядываясь, спрашивает он у меня.
Перезаряжаю оружие и киваю на еле заметную кочку впереди:
— Видишь?
— Да, — кивает он.
— Две гранаты туда пульни. Докинешь?
— Запросто.
Одну за другой Север кидает две РГД-5, и они ложатся точнехонько в ту самую рытвину, где прятались вражеские бойцы. На том месте, где взорвались гранаты, раздается мощнейший взрыв. Нас с бойцом закидывает большими комьями земли, и мы падаем на дно окопа.
Спустя пару минут, потряхивая контуженной головой я приподнялся, и не сразу сообразил, что над полем висят несколько осветительных боеприпасов, выпущенных из наших минометов. Все поле было ярко освещено, а рядом со мной стоял Север и что-то кричал.
— Что? — приблизился я к нему.
— Смертники, сержант. Это были смертники, обмотанные взрывчаткой.
— Понял, — кивнул я, подобрал свой автомат и, снова выцеливая на мушку прицела противника, навалился на бруствер.
Однако бой уже был практически закончен, и ночное нападение южан в этот раз было отбито. Правда, ненадолго. Через полчаса они вновь пошли в наступление, а всего в ту ночь, таких атак было еще три. Подобной тактики от халифатцев никто не ждал, точнее, никто кроме нас, и в некоторых местах, смертники все же смогли ворваться на наши оборонительные позиции и произвести самоподрывы. Особенно пострадали территориалы.
День облегчения не принес. Враг подтянул артиллерию, и началась прежняя фигня. Гаубицы заравнивают нас с землей, а после них в бой идут пехотинцы. Так продолжалось еще двое суток и, потеряв почти двести человек, наш корпус окончательно покинул территорию Горского Содружества, и отступил в сторону Пятигорска, в настоящее время независимого вольного города.
