Глава 8
I tell you it`s so amazing
My view of life has changed a lot
Let me tell you it`s so amazing
This world is a delightful spot!
DJ Bobo «AmazingLife»
Если бы можно создать личный ТОП-10 (или даже топ «30», «50» или «100» — все зависит лишь от удачливости составителя) из самых счастливых дней жизни, то этот определенно занял бы первую позицию в моем. И темными вечерами, сидя дряхлой бабкой у камина, я бы рассказывала внукам и правнукам, какую замечательную жизнь вела по молодости, опираясь на воспоминания о текущем, сегодняшнем дне, наполненным волнительными и, как на подбор, лишь замечательными событиями.
И пусть я почти час провела в лаборатории, где надо мной колдовали неясные по профилю специалисты в халатах, проверяя функции и рефлексы организма, а позже встраивая в плечо микроскопический электронный чип, а потом еще какое-то время бродила по коридорам за незнакомым мужчиной, выделенным Дрейком для моего сопровождения, в фотолабораторию, где вместо того, чтобы единожды пыхнуть вспышкой в глаза, мои формы и окружности в точности обвели лучом 3D сканера, радужное настроение от этого нисколько не угасало. Наоборот. Суета и суматоха означала одно — меня приняли в мир Уровней. Полноценным гражданином!
И пусть я грязная, как свинтус, пусть прихрамываю на одну ногу, зато я теперь «своя», а это дорогого стоит.
Счастливая улыбка освещала мою пыльную физиономию в темных коридорах ярче полуденного солнца.
Немного позже удалось переодеться и умыться. Перед тем, как ехать в кафе на официальное «чаепитие», я выпросила у Начальника пять минут, прыгнула домой и сменила грязную одежду на чистую, крякнув, что при таких темпах порчи вещей шкафы рискуют опустеть за две недели.
Ответом мне была темнота за окном, немного саднящее плечо и едва слышное посапывание родственников из родительской спальни. Часы на столе показывали — 7:05.
«Надо же! Полноценный гражданин другого мира! А они все спят и не знают….»
Я счастливо хохотнула, скинула пыльную белую кофту и принялась натягивать темную водолазку с цветными квадратами на груди и спине (если опять лезть в грязь, так хоть будет не так заметно). Изувеченные ботинки отправились под кровать, а из стенного шкафа появились запасные, прошлогодние — не такие стильные, но вполне еще пригодные для прогулок по сухим и мокрым тротуарам.
Завершился марафет спешным оттиранием пыли со щек и расчесыванием, после чего мой вид стал вполне благопристойным.
Теперь назад!
Он шел к машине, а серебристая куртка и штаны на глазах менялись на синие джинсы и черный пуловер. Секунда, и будто так всегда и было: никакой шуршащей ткани, никаких отблесков и складок. Посмотришь на этого Гудвина — Великого и Ужасного — и ни за что не признаешь в нем начальника таинственной и могущественной организации. Да и машина стала другой, без белой полосы на боку — обычный темно-серый седан, и не отличишь по виду от множества похожих на дорогах.
Я старалась не отставать от быстро идущего Дрейка, внешность которого теперь чем-то напоминала ковбоя Мальборо.
— А я могу вам задавать вопросы? Я ведь прошла тест.
Он обернулся через плечо.
— Ты даже можешь называть меня на «ты».
— Хорошо…. — несколько мгновений я переваривала новую информацию, и так, и эдак перекатывая на языке слово «ты». Это казалось непривычным, но приятным до мурашек в спине, и лучше прочих документов подтверждало мой новый статус.
— А зачем представителям Комиссии такая форма, если за пределами здания…..
Я оглянулась, чтобы указать на многоэтажный дом, занявший под себя многие акры земли, и уже вытянула в том направлении руку, но вдруг резко замолчала и остановилась, потому что к величайшему удивлению никакого дома не увидела. Была рощица, огражденная заборчиком, в ней гулял порывистый ветер, ходили по улице люди, не обращая никакого внимания на лесок. Немногочисленные, но все-таки. Неужели никто из них не заметил только что стоящего здесь высокого сооружения, а потом и его исчезновения?
Дрейк бросил на меня короткий ироничный взгляд — такими награждают старшие браться «наивных» младших сестер, не желающих понимать элементарных вещей, — и вставил ключ в дверной замок.
— Это здание видят только те, кому положено его видеть. Остальные не подозревают о его существовании, постоянно используя другие дороги, чтобы обходить стороной.
— А если кто через лесок пойдет?
Он покачал головой.
— Не пойдет. Поверь мне, ни у одного человека даже такого желания не возникнет.
Я поверила. Уже достаточно увидела странностей и необъяснимых вещей, не говоря уже про очевидную силу местных правоохранительных органов, спокойно меняющую собственную робот-Вертерную форму на модную мужскую одежду. Или она только у Дрейка становилась модной? (а плавки под ней тоже менялись?)
Быстренько пристыдив себя — мысленно дернув за поводок не в меру разыгравшегося щенка, — я вернулась к тому, о чем действительно хотела спросить.
— Почему же все-таки такая форма?
Начальник к тому времени уже сел в машину. Я поспешила занять свое место рядом с ним, скользнула в пахнущий парфюмом и кожей салон и захлопнула дверцу.
Он ответил уже после того, как автомобиль остановился у ближайшего светофора на перекрестке.
— Ты мало знаешь о том, что такое Комиссия, и будешь мало знать об этом, даже проработав с ней бок обок десятки лет. Из здания, месторасположение которого постоянно меняется, ведется контроль за этим и за всеми другими городами этого мира; ведется на таком дотошном уровне, что мы получаем информацию не только о том, чем занят каждый индивид в данную секунду, но и в каком он физическом и психологическом состоянии. Из этого же здания регулируются и вносятся все требуемые изменения на далекие и близкие дистанции. Ты представляешь, какое количество энергии скапливается в таком месте?
— Наверное, нет.
Он кивнул.
— Энергия в больших объемах всегда влияет на близлежащие объекты, в том числе на физические тела. Чтобы предотвратить ненужное воздействие, используется специальная ткань-отражатель.
Машину тронулась и разогналась на свободной в этот час дороге. Я рассеянно смотрела в сторону, думая о том, что же это за «ненужное воздействие» и в чем оно выражается? На ум приходили люди в защитных костюмах, находящиеся неподалеку от ядерного реактора — неприятная ассоциация.
— Тогда вам, наверное, нужны и шлемы.
— Нет, хватает существующей униформы.
Поежившись от мысли о том, что не далее как сегодня сама провела в опасном для здоровья здании несколько часов, я мрачно спросила:
— А серебристые халатики для посетителей у вас не предусмотрены?
Дрейк улыбнулся краешками губ.
— За несколько часов никто не может пострадать. Если дольше пары недель, тогда можно начинать думать о «халатиках». Заказать тебе один? На случай, если вдруг решишь пожить у нас….
— Нет уж, спасибо, — быстро ответила я. — Как-нибудь обойдусь.
То ли как дань обещанию, то ли сей напиток действительно был любим Дрейком, но на столе исходили ароматным паром две большие чашки золотисто-коричневого чая. Добавка теплилась в керамическом чайнике — пузатом и декоративном, с искусно вылепленными на крышке ягодами. Мы расположились за одним из столиков у окна в дальнем конце зала роскошной кофейни.
Дрейк вот уже несколько минут говорил с кем-то по телефону (он вообще часто это делал), а я украдкой рассматривала его императорский, повернутый к окну профиль, слушала короткие ответы и думала на самые отвлеченные темы. Например, о том, в каком кармане при изменении фасона одежды остается телефон и должен ли тот карман быть всегда на одном и том же месте? А еще о том, что в кофейнях я не была, наверное, с тех пор, как полтора года назад рассталась со своим бывшим парнем и его компанией, которая любила заседать во всякого рода пиццериях и кафе, чтобы почесать языками. Чаще всего ни о чем. По тем посиделкам я, как ни странно, никогда не скучала, а вот по кофейням…. Но не ходить же в одиночестве? Почему-то люди, одиноко жующие кусок торта и пытающиеся прикидываться занятыми чтением местной рекламной газетки, всегда казались мне жалкими.
Поэтому визит в это место стал приятной неожиданностью, я-то думала, что выражение «попить чаю» — просто словесный оборот для обозначения «празднования успешного завершения какого-либо дела», ан нет, действительно сидим в кафе и действительно пьем чай. А уж лучшего общества на данный момент было трудно желать. Дрейк, может, и не был «красивым» мужчиной в общепринятом смысле этого слова, но видным и статным он точно был, а уж его манерам позавидовал бы сам господин президент. Вот только разобраться бы еще со сложным характером сидящего напротив, а то хитросплетение его слов, интонаций и взглядов — сплошной пазл без ключа и подсказки на обратной стороне.
Словно в подтверждение моих мыслей Дрейк закончил разговор и посмотрел на меня.
— Приступим?
Он переложил лежащую рядом с ним на сиденье плотную матовую папку на стол и спросил.
— Скажи, осознаешь ли ты, что, будучи моей ученицей, ты обязана беспрекословно подчиняться приказам, в точности выполнять данные тебе указания и вкладывать столько сил, сколько потребуется для достижения результатов?
Я кивнула.
— Я не терплю лени, своеволия в том виде, в каком оно приносит вред, отлыниваний и оправданий неудачам. Это ясно?
Ладони липли к обивке седушки.
— Ясно.
— За невыполнение обязанностей ты, как и любой другой человек на Уровне, будешь нести полную ответственность, несмотря на положение рекрута Комиссии. Другими словами, поблажек или разрешения на нарушения законов тебе этот статус не дает. Мы с этим разобрались?
— Я на другое и не рассчитывала.
— Хорошо.
Взгляд серо-голубых глаз обратился к папке; качнулся от движения плечами маленький замок-собачка на пуловере. На столе одна за другой начали появляться вещи. Первым был запаянный в пластик прямоугольник с фотографией.
— Это твое удостоверение личности, разрешающее тебе находится на уровнях с первого по двадцать пятый включительно….
Видя мои загоревшиеся интересом глаза, Дрейк пояснил:
— Обо всех своих планах по перемещению куда бы то ни было в этом мире, прежде чем переходить к действиям, я настоятельно советую сначала сообщать мне.
Удостоверив начальника, что так оно и будет, я взяла в руки свой новый «паспорт» и вгляделась в текст и фотографию. При повороте карточки на свету возникала голографическая надпись, состоящая из неизвестных мне символов, сам пластик был оттеснен печатью Комиссии, фотография казалась объемной — красиво!
— Фотография всегда будет отражать текущее физическое состояние владельца. То есть если ты сбросишь или наберешь вес, перекрасишь волосы или сделаешь стрижку, фотография изменится вслед за твоей внешностью.
— Ух, ты! — только и выдохнула я.
Не обращая внимания на мои восторги, Дрейк деловито перешел к следующему пункту.
— Обычно идентификатор личности включает в себя и медицинскую страховку, соответствующую уровню и городу проживания. В твоем же случае покрытие будет полным, независимо от места нахождения, без привязки к уровню. Это уже подарок статуса.
Не успела я сказать спасибо, как на столе уже появилось еще одно удостоверение.
— Это твой пропуск на территорию здания Комиссии….
(«В реактор» — успела мелькнуть мысль).
…. — он является твоим рабочим документом и удостоверением. Им же, на случай утери этого, служит и чип. Далее. Банковские счета и карты уже заведены, но активированы будут в течение нескольких следующих часов. Поэтому на руки я выдаю тебе аванс в размере тысячи долларов, остальная зарплата поступит прямиком на счет.
Я смущенно спросила.
— А какая у меня зарплата?
— Пока ты находишься в статусе обучаемого — это пятнадцать тысяч, после того, как станешь полноценным работником, сумма удвоится.
«Пятнадцать тысяч местных денег! Много это или мало?» — от названной суммы, даже при отсутствии точных данных, приятно мутило. Чувствовалось, что Комиссия не скупилась на содержание «ценных» кадров, одним из которых я могла стать в будущем. Теперь стараться действительно хотелось изо всех сил. На такую сумму наверняка можно было снять в Нордейле жилье и неплохо питаться. Плюс на мелкие расходы, на проезд, если понадобится….
И если происходящее до этого вызывало у меня равномерную эйфорию, то следующая фраза, сказанная Дрейком, начисто вышибла память о том, как дышать, говорить и правильно выражать эмоции.
— Тем, кого Комиссия берет на обучение, так же предоставляется в частную собственность транспортное средство и место для проживания.
Передо мной на стол лег толстый цветной каталог с фотографиями интерьеров и экстерьеров домов.
— Выбери любой понравившийся. Все они находятся в хорошем районе и меблированы. Конечно, если захочешь что-то изменить, это уже будет зависеть от тебя, но, думаю, здесь достаточно вариантов на любой, даже очень притязательный вкус.
Чувствуя себя человеком, которому только что сообщили о выигрыше в лотерею, я молча смотрела на альбом, не решаясь поверить в удачу. По щекам моим растекались жаркие пятна, в горле застрял комок.
Дрейк подлил себе чаю и положил на стол надрывающийся от вибраций мобильник.
— После того, как закончишь, поедем в салон — выберешь себе машину. Надеюсь, у тебя есть права? Думаю, правила на дорогах здесь схожие….
* * *
Я лежала на мягком светлом покрывале двуспальной кровати, уподобившись морской звезде — руки и ноги в стороны. Над головой люстра, напоминающая экзотический цветок, а вокруг десятки квадратных метров вмещающих в себя четыре спальни, просторную кухню и столовую, светлую гостиную, две ванных комнаты, библиотеку, бильярдную и даже домашний кинотеатр. Гардеробные, кладовые, веранды и балконы, пахнущий лаком паркет, изображающие волны и сады картины, ласкающие ворсом ковры, отороченные перилами лестницы — это все мое! Это мой новый дом.
Период носящегося взад-вперед и хохочущего существа прошел, теперь хотелось просто лежать и наслаждаться. То существо, в которое я превратилась на предыдущие полтора часа, потрогало и ощупало каждую мелочь, провело пальцами по деревянным и сияющим хромом поверхностям, выдвинуло все, что было способно выдвигаться, и открыло все, что было способно открываться. Пронеслось по лестницам, пересидело на каждом плетеном стуле на балконе второго этажа, поплескало горячей и холодной водой в раковинах и ванных комнатах и даже один раз смыло воду в унитазе. Потом прохлопало дверцами шкафчиков и двух холодильников на кухне, вдоволь повертело колесики сенсорных осветителей комнат, подергало витые шнурочки прикроватных ламп, с визгом повалялось на диване в гостиной, на несколько секунд растеклось в кожаном кресле кинозала, перегремело всеми кастрюльками и столовыми приборами, после чего наконец устало и рухнуло на кровать.
Хорошо-то как! Это не дом, это целый дворец, где каждая мелочь принадлежит мне. И плевать, что в другом мире и что все это еще придется отработать — силы есть, желание тоже, остальное придет. Зато текущая минута — м-м-м-м — она стоила полжизни! Почувствовать себя царем горы, раскидать золото в копях Соломона, пролететь над миром в сверкающей короне королевы, побыть в рядах тех, кто имеет …. Потом хоть трава не расти, а сейчас можно наслаждаться.
— Документы на дом ты получишь сразу же, как сделаешь выбор. У тебя есть право его продать, обменять, сдать в аренду — в общем, все, что может делать хозяин со своей собственностью…. — вещал Дрейк в кафе.
И бумаги действительно лежали рядом на постели — заверенные и подписанные мной и господином Начальником. И ладно бы этим закончилось. Но был и второй хит сезона — моя маленькая «Нова» (машинка-кроха, напоминающая «Suzuki Alto»), темно-розовая конфетка, стоящая в гараже, чистая и сверкающая. Я влюбилась в нее с первого взгляда, как шестилетка в куклу барби.
Начальник мой выбор не прокомментировал, на откровенно «женский» автомобиль гримас не состроил, лишь деловито кивнул продавцу салона, и тот сноровисто выписал соответствующие документы.
Рука автоматически потянулась к подушке — звякнул брелок, перед глазами повис ключ с буквой «N» и логотипом. Каким правильным решением было сдать на права год назад! Ведь как знала, что пригодиться. А мама все причитала: «Да, куда тебе, Дина, столько денег за автошколу, ведь даже вместе не накопим на подержанную машину….» А вышло вон как, не подержанная, а сразу новая. Разве что маме не покажешь…. Бабушке, наверное, она бы тоже понравилась.
Жаль, конечно, но что поделать…. Все равно не покажешь и не похвалишься.
Побарахтавшись на постели еще какое-то время, я поднялась и принялась составлять в уме план.
На отдых и ознакомление с окрестностями у меня два дня. Походить по округе, отыскать ближайшие продовольственные магазины, почитать правила дорожного движения и попрактиковаться в вождении «конфетки» — вот первостепенные задачи. Уже потом докупить недостающей мелочевки в дом и сходить обратно в свой мир — отработать в офисе денек, накормить Михайло.
Мои опасения по поводу ограничений на «походы» домой не оправдались: Дрейк отнесся к ним с пониманием. Мол, да, конечно, будем делать просто: я рассказываю новую тему, ты практикуешь ее, закрепляешь материал, сдаешь его и свободна. Как только в твоем плече завибрирует чип (он сработает и в твоем мире), значит, у тебя примерно час до нового занятия. Все ясно? Отлично.
Такой подход к делу меня вполне устраивал — он давал возможность провести время и там, и здесь. Понимающий все-таки достался начальник. Хоть и строгий. Главное теперь с результатами учебы не подвести.
Перед тем как выйти на улицу, я какое-то время побродила по новому жилищу — красивому, стильному и одновременно уютному, размышляя на не единожды ранее обмусоленную тему — появилось свое жилье, можно завести кота. Мишу, конечно же.
Витиеватые часы с маятником, стоящие на каминной полке в зале, деликатно пробили шесть часов. Я автоматически сверилась с наручными — 7.05. Другого и не ожидалось. Я села в кресло и задумалась.
Раньше логика была простой: есть дом, есть Миша.
А если дом в другом мире? Как отразится «прыжок» с живым объектом в руках? А если в силу каких-то причин кот потеряется в пространстве? Нет, такой судьбы я для него не хотела, недостаточно, что ли, он натерпелся в прошлом, чтобы в конце концов раствориться в нигде?
Пальцы перебирали длинный пушистый ворс накидки; в высокие окна заглядывало закатное солнце, простилая длинные оранжевые блики по кофейному столику и дальней стене, живописно подсвечивая рамки картин.
Придется узнать у Дрейка, куда исчезают потерянные вещи и как работать с живыми существами. Любыми путями, хитрыми и обходными, выведать у него эту важную тайну. И тогда Миша, наконец-то, будет жить в доме с любящей хозяйкой, питаться лучшей кошачьей едой и спать не на холодной земле, а на перинах.
Заслужил кот. Давно заслужил…..
С такими нехитрыми мыслями я поднялась наверх, взяла ключи от дома, засунула кредитку и телефон в карман джинсов (сумочке еще только предстояло появиться) и развернулась, чтобы выйти. Потом кое-что вспомнила, вернулась к кровати, с некоторым сожалением расстегнула браслет застывших часов — бабушкин подарок, — аккуратно положила их на тумбу, а на запястье защелкнула новые, выданные Дрейком. На них было два циферблата: один показывал «домашнее» время, а другой время мира Уровней. Удобно. И даже красиво.
А бабушка поймет обновку, сама давно говорила, что те давно сносились и устарели. Я с сожалением посмотрела на потрескавшийся розовый браслет, погладила его пальцем и вышла из комнаты.
Пора отправляться на первую прогулку для ознакомления с теперь уже моим Нордейлом.
* * *
Я сидела в полумраке кухни, глядя в темное окно.
Горел на столе торшер, высвечивая ровный круг на скатерти, иногда просыпался и вздрагивал холодильник, капала в раковину вода. В спальне все так же похрапывали и посапывали. 7:06.
Какой сюрреализм. Будто и не было целого дня и половины ночи, проведенных в Нордейле. Утренний тест теперь казался далеким, как прошлогодний снег, Дрейк тоже сделался призрачным и неплотным…. Иллюзия. Машина, дом, поход по магазинам, растянувшийся почти на три часа. Это все было или не было?
7:07.
На руке золотился браслет новых часов.
Вернувшись домой (там), я долго разгребала кучу пакетов, раскладывала по местам новые вещи: мыльницы, полотенца, зубные щетки, расчески, косметику…. Много в этот раз не стала брать, только набор для «леди», чтобы было чем припудрить нос и подкрасить глаза, если возникнет такая необходимость. Не удержавшись, накупила местных конфет на пробу и пару коробок замороженной пиццы на случай голода.
Разобрав купленное, я с полчаса покаталась на машине, все больше по своему району, чтобы не потеряться. Хоть GPS и был встроен в приборную панель, как им пользоваться пока оставалось тайной за семью печатями. Надо читать инструкцию. Нова оказалась на редкость тихой и юркой машинкой. Сидеть за рулем такой удобной крохи — сплошная радость. Пальцы до сих пор помнили прикосновение к обивке салона и ткани сидений.
7:08.
Простучали чьи-то каблуки за окном.
Потом я смотрела огромный плазменный телевизор. Щелкали каналы: фильм, развлекательное шоу, новости, какой-то концерт…. Опустела наполовину вазочка с конфетами, незаметно сморил сон. Проспала я часа два, перебралась в спальню на втором этаже, поспала еще….
Проснулась уже в четыре утра по местному времени, а дальше все, будто спички в глазах. Прыгнула домой, а там «7:05» того же дня.
Я покачала головой. Сюрреализм. Надо просто привыкнуть.
Заскрипела родительская кровать — кто-то перевернулся во сне. Прошелся по облетевшим березам за окном ветер, колыхнулись в свете подъездного фонаря листья.
До работы еще два часа…. Как скучно. И чем я раньше вообще дома занималась?
Наручные часы сообщали, что в Нордейле 4:06 утра.
На мою сияющую физиономию косились с подозрением.
Работа двигалась бодро, переводы лились из меня, как вода из фонтанов в Риме. Чесалось плечо. Кружки с чаем сменяли одна другую, вкусно хрустело во рту печенье.
Уже к обеду была выполнена дневная норма, впрочем афишировать сей факт я не торопилась, а занялась приятным сердцу делом — пересчетом моей иномирской зарплаты на местные деньги. Сколько ж это было бы в рублях? Вчерашний (сегодняшний? А ну эти формулировки в баню!) поход по магазинам прибавил представления о местных ценах, теперь можно было заниматься конвертацией.
Созданная таблица в Excel начала быстро заполняться данными. Шевелились губы, воодушевленно порхали по клавиатуре пальцы. Так…. продукты питания, косметика, бытовая утварь….
Через пятнадцать минут я взирала на результат на экране монитора с удивленным лицом. Получалось, что Нордейловский «доллар» по ценности был приблизительно равен местному «евро». И если перевести сумму в пятнадцать тысяч по курсу, то моя месячная зарплата равнялась примерно шестистам тридцати тысячам рублей.
Я поперхнулась чаем.
— Печенька не в то горло попала? — раздался от стола у стены язвительный голос Татьяны.
— Иди в зад, — беззлобно ответила я.
Ленка прыснула со смеху, Валентина Юрьевна укоризненно покачала головой.
* * *
Комната для обучения была небольшой и, если не считать квадратного стола с дырой посередине, нескольких стульев и доски, совершенно пустой. Лысые деревянные стены — ни портретов, ни изречений, ничего. Два окна, завешанные жалюзи блокировали доносящиеся с улицы звуки. Скукота. Хоть бы ручку с листочком, чтобы как в школе, но Дрейк лишь отрицательно покачал головой.
Я дожидалась его в пустом классе, чувствуя себя вернувшимся в прошлое подростком. Не хватало только гомона соседей, стука линейкой по столу и нудных задач по геометрии.
К тому времени, когда в плече зазудел чип, я была уже в Нордейле, в своей новой библиотеке, разглядывая доставшуюся вместе с домом книжную коллекцию, где все имена на корешках были сплошь незнакомые. Как раз начала читать что-то похожее на местный любовный роман, где в главной роли была женщина воин, решившая, что ей надоело жить…. Очень драматичное начало.
Зудящий чип означал, что до начала занятия ровно час. Приведя себя в порядок, я не стала терять времени: прыгнула сразу на знакомую улицу, где здание Комиссии прикидывалось рощицей, и зашагала к проходной. Удостоверение, идентификатор личности, пудреница, ручки и карандаши лежали в новой сумочке, моей недавно приобретенной в воскресный шопинг гордости.
Дрейк встретил меня на первом этаже, покосился на часы, фыркнул что-то про раннее прибытие, после чего проводил в этот класс и оставил в одиночестве. Я не роптала. Хоть сидеть было и скучно, а опаздывать на первое занятие мне казалось дурной приметой.
В Нордейле было 8:36 утра, а мамину квартиру я оставила в сумерках. Второй циферблат показывал застывшие цифры 20:13 предыдущего дня. Не успела я вновь нырнуть в философию по поводу временного абстракционизма, как единственная дверь приоткрылась, и в класс вошел человек, раздраженно огляделся по сторонам и на всякий риторически уточнил:
— И здесь его нет….
Я, отвесив челюсть, смотрела на мужчину. Что это — оживший герой боевика? Черный плащ до пола, белый короткий ежик на макушке, а сзади коса до лопаток, еще и тесьмой повязана. Поверх темной футболки кобура с пистолетами, за которую заткнуты — быть не может! — несколько ножей. И это все при двухметровом росте и косой сажени в плечах.
Когда два ощупавших комнату глаза уставились на меня, я вжалась в спинку стула и всерьез вознамерилась сигануть от греха подальше, если только субъект решит сделать шаг в моем направлении.
— Мне сказали, что Дрейк должен быть здесь. Ты его видела?
Я сглотнула и ткнула пальцем в сторону двери, напоминая себе Никулина в Бриллиантовой руке, когда того спросили: «Папаша, закурить не найдется?»
— Вышел? — уточнил «ежик».
Я кивнула. В этот момент с порога раздался голос Дрейка, окутав меня блаженным чувством защищенности а-ля «Папа дома, вот он сейчас вам всем!»
— В чем дело, Дэйн?
— В четвертом секторе нужна передислокация объектов.
«О чем речь? Про какие сектора?» Я все еще растекалась по стулу медузой от облегчения, что больше не нужно вести диалог с белобрысым Дэйном, напоминающем ожившего злодея из Трансформеров.
Дрейк тем временем ответил:
— Я приду к тебе на Уровень через час. Решим на месте.
— Понял.
Визитер испарился. Увидев, что дверь захлопнулась, а Дрейк подошел к доске и положил на деревянный выступ пачку мела, я подобралась.
— Какими нитратами вы их кормите? Нельзя же такими здоровыми вырастать…. — пробубнила я от переизбытка эмоций.
Начальник коротко взглянул на меня, но ничего не ответил. Лицо его было серьезным, действия сосредоточенными. На стол лег черный плоский мобильник и неизвестного назначения ключи; сам он сел напротив меня на стул, спиной к доске.
— Как выходные? Обустроилась в новом доме, попробовала машину?
Решив, что описать мою эйфорию в двух словах не получится, а времени до вечера мне не дадут, я ограничилась тремя словами: «Все просто замечательно!»
Дрейк кивнул. Сцепил руки в замок и положил их на стол. Крепкие, хорошей формы, ухоженные пальцы.
— Итак, первое занятие будет и вводным, и практическим. Мы немного поговорим о теории, затронем самые фундаментальные темы, такие как энергия, ее накопление и потеря, пропорциональная зависимость силы от психологического состояния и внутренний баланс.
Он откинулся на спинку кресла — подтянутый, собранный, в неизменной серебристой форме, натягивающейся от движения на плечах, постучал ручкой по столу и продолжил:
— Бернарда, от чего, ты думаешь, зависит накопление внутренней энергии?
Я неуверенно пожала плечами.
— От каких-то умений?
— От каких?
— Не знаю.
— Знаешь. И сейчас сама это поймешь.
Дрейк подошел к доске и взял в руки мел.
— Ключ к внутреннему состоянию каждого — это чувства, то есть то, что человек ощущает в ту или иную минуту. Возникшее чувство порождает эмоции — психологическую реакцию на те или иные чувства. Эмоции влияют на решения и впоследствии на физически предпринимаемые действия.
В центре доски появился эллипс, от него вниз по диагонали протянулись две линии. Внизу одной было приписано «Плохие эмоции», внизу другой — «Хорошие эмоции».
Дрейк повернулся и посмотрел на меня.
— Твое внутреннее состояние без эмоций — пруд с абсолютно гладкой зеркальной поверхностью, — он указал пальцем на эллипс. — Чем ровнее поверхность, тем идеальней баланс. И тем больше внутренней силы ты способна использовать. Эмоции, любые эмоции, всегда влияют на баланс, смещая его в одну или другую сторону. Поэтому первой темой мы затронем именно эту — «Контроль над эмоциями». Знания об этом будут нужны тебе каждый день, каждый час, в каждой ситуации. Понятно?
Я слушала его, затаив дыхание. Вот он — ключик. Вот те самые знания, которых не хватало в книгах. Конечно, я кое-что читала и до этого, но мне казалось, что именно стоящий напротив человек наконец разъяснит ускользающие моменты.
— Дрейк, раньше я слышала о том, что хорошие эмоции увеличивают силу.
Он снисходительно улыбнулся.
— Любые эмоции ее расходуют. Но хорошие заставляют чувствовать тебя эйфорию, и теряешь ты гораздо меньше, но все же теряешь. А вот плохие ее высасывают подчистую. Расскажи мне, какие ты знаешь негативные эмоции?
Ну, это считай что мой конек!
— Злость и ее разновидности: раздражение, гнев, ненависть, агрессия, ярость. Потом еще чувство вины, страх, депрессия, жалость.
— Верно. Какие самые распространенные страхи?
Я воодушевилась, перечисляя:
— Болезни, потери, смерти, неразделенной любви, нищеты, потери работы, неудачи, наверное….
Солнце пробивалось сквозь жалюзи, ложась полосами на профиль Дрейка, который теперь стоял у окна, слушая мои ответы. Лучики запутывались в его зачесанных назад волосах, перемещались от мочки уха на щеку и обратно — жалюзи покачивались.
Когда я закончила говорить, он кивнул.
— Представь, что у тебя в день есть пятьсот монет — это твой энергетический запас. Начиная реагировать на что-либо, впуская в себя одну из перечисленных эмоций, ты отдаешь какое-то количеству монет оппоненту. Например, тому, кто тебя разозлил. Или напугал. И чем сильнее ощущаешь что-либо негативное, тем быстрее расходуешь выданный на день резерв. И тогда он не просто не растет, а постепенно даже перестает пополняться до прежнего уровня. И твоя задача не дать утащить у себя ни одной монеты. Кто бы и чем ни пытался вывести тебя из равновесия. Получаться будет не сразу, иногда будет очень сложно сдержаться не столько внешне, сколько внутренне. Как ты понимаешь, натянутая на лицо равнодушная маска на деле не спасает тебя от потери баланса.
Дрейк отошел от окна и вернулся к доске.
— Теперь разберемся по пунктам. Начнем с самого простого. Что случается, когда кто-то намеренно или случайно оскорбляет тебя на улице?
— Я злюсь и раздражаюсь.
— Правильно. А почему так происходит?
Я задумалась. Действительно, а почему?
— Наверное, потому, что если человек оскорбляет, то считает, что я чем-то хуже, «недостойней» его или ее.
Начальник кивнул.
— И это заставляет тебя чувствовать непонятой, непринятой и не любимой индивидуумом или обществом. Повышает критическую оценку себя, понижает уверенность. А происходит так потому, что ты еще не успела взрастить в себе подобные качества, не научилась осознавать свою ценность, не научилась жить в гармонии с тем, кто ты есть и что тебе изначально дано. Каждый, я подчеркиваю, каждый считает, что становится достойным любви лишь тогда, когда начинает соответствовать либо общепринятым, либо чьим-то индивидуальным требованиям. Ты будешь учиться избегать этого.
— А как?
Тема начинала быть болезненной. Вспоминались многие случаи из жизни, из прошлого. Брошенные обидные слова, извечное самобичевание и риторический вопрос «Ну, в чем же я не такая?»
— Понижением значимости чьих-то слов или поступков, которые напрямую не влияют на твою жизнь. Проще говоря, убиранием приоритета «важно», когда какой-то раздражающий фактор вторгается в личную среду, потому что на самом деле не важно, что говорят или думают о тебе другие, важно лишь то, что думаешь о себе ты сам. Именно это знание формирует внутренний мир и устойчивость, огромный запас которой потребуется для продолжения изучения более сложных вещей. Каждая новая тема, каждый вопрос будет требовать от тебя все больших сил, и если ты не научишься эти силы накапливать и сохранять, то не сможешь двигаться дальше.
Хм, звучало неприятно, но, к сожалению, вполне правдиво.
— Поэтому мы будем возвращаться к вопросу об эмоциях постоянно. Так часто, как только потребуется, и тебе, так или иначе, придется постигнуть науку контроля.
— Хорошо, я согласна.
— Одного согласия мало. Придется вложить в это уйму работы, пока не придет первый, самый маленький результат. Но ты ведь будешь стараться?
— Буду, — буркнула я, всем видом показывая, что готова слушать дальше.
— Идем дальше. Для того чтобы понять, как бороться с какой-либо эмоцией, нужно понять, откуда растут ее корни, то есть чем именно она является на деле. Откуда берется любое чувство вины? Из страха. «Я что-то сделал не так…. не то сказал…. не был достаточно хорош… не соответствовал ожиданиям» и так далее. И чувство вины — это всего лишь производная страха, страха того, какие будут последствия за подобные качества или поведение. А злость? Это тоже страх. А раздражение? А ненависть? Если ты копнешь глубже, то поймешь, что практически у любой негативной эмоции есть базовая подоплека в виде страха.
Дрейк со значением посмотрел на меня.
— Вот здесь мы и подошли к очень важному моменту. Что есть страх и как с ним бороться? Если представить, что ты перестанешь постоянно бояться, то и реакции твои станут другими. Изменятся ответы на улицах, уйдет изматывающее бессмысленное раздражение, переоценится внутренний мир, прибавятся силы, чего, мы, собственно, и хотим достичь. Все, здесь абсолютно все взаимосвязано. Невозможно вытянуть одну нитку из клубка — если уж взялся, то распутывай его целиком. Это сложная работа, Бернарда, ты это осознаешь?
— Думаю, да.
Вспомнились горы книг в шкафу и вечное самокопание. Что ж…. Придется позаниматься тем же, но на более глубоком уровне, и теперь не просто абы как, а с положительными результатами. В конце концов это порадует не только Начальника, но и поможет справляться с каждодневными ситуациями.
Он сел напротив, сложил руки на поясе. Цепкий взгляд, настойчивый тон — все это было призвано ввинтить важные данные в непутевую голову ученицы.
— То, что я тебе сейчас скажу, лучше запомнить и выучить. Без бумажек, без записок, высечь сразу в памяти, — взгляд Дрейка сделался тяжелым, а голос серьезным. — Дина, страх — это попытка сознания предположить, как могут развиваться дальнейшие события на основе имеющихся данных. Попытка разума защититься от потенциальных проблем. И выдвигаемые им предположения имеют зачастую не аналитический, а эмоциональный фон, выдавая в огромном проценте случаев неверный результат. И любой, даже самый маленький страх — это твой злейший враг, потому что ничто так не обессиливает, как попытка защититься от того, что еще не произошло и, возможно, никогда не произойдет. Только избавленный от эмоциональных помех разум будет способен делать правильные предположения и принимать верные решения. И с этого момента ты будешь следить за эмоциями, будешь выявлять их первопричины, будешь анализировать собственное поведение — осознанное и неосознанное. И это будет твоим заданием. На сегодня и на все последующее время. Потому что в этом можно совершенствоваться до каких-либо высот, но невозможно достичь предела. Я хочу, чтобы ты держала поверхность внутреннего пруда как можно более гладкой, не производила пустых выбросов и всплесков энергии в пространство, сосредотачивалась на поддержании баланса.
Лекция выжала, как лимон. Разбередила и распотрошила все опилки внутри. Теперь их предстояло пересобрать и переложить заново, но уже с учетом новой информации. Тема были понятны, слова вроде бы тоже, но отчего-то не покидало ощущение, что потрудиться придется до седьмого пота.
«Пока этот внутренний мир изменится…. Пока исчезнут старые страхи и реакции…. А ведь это только начало…. — кряхтела я мысленно. — Но ведь сама хотела учиться, вот и получила первую мозгопромывающую лекцию. А что с места в карьер, так оно, наверное, эффективнее….»
Получив в домашнее задание не только осмысление сказанного, но так же совершение вечерней прогулки по городу на час (кто бы знал, зачем?), я поднялась со стула и взяла в руки сумку.
Дрейк уже с кем-то разговаривал по телефону. Я хотела махнуть рукой на прощание и выйти, но в этот момент он закончил разговор и обратился ко мне:
— Кстати, Бернарда, займись и своим внешним видом, приведи свое тело в форму.
— Что?
От неожиданности я едва не выпустила сумочку из рук. Небрежно сказанные Дрейком слова стрелой пронеслись через мозг, заставив вспыхнуть от смеси стыда, негодования и обиды. Руки беспомощно прошлись по бедрам, будто стараясь их прикрыть, а губы задрожали.
— Если вам не нравится, как я выгляжу (от волнения я начисто забыла, что мы перешли на «ты»)….
— Мне все равно, как ты выглядишь, — холодно и жестко отрезал тот. — Но это принесет положительный результат процессу обучению и напрямую относится к тому, о чем мы только что говорили.
Его глаза сузились, а рот искривила недобрая усмешка.
— Кстати, обида — это тоже негативная реакция на слова, от которой тебе придется избавиться.
— Тьфу! — только и ответила я, после чего пулей вылетела из класса, едва не сбив с ног какого-то очередного гиганта, взращенного похоже на тех же нитратах, что и «ежик».
— Дрейк, что это было? — раздался позади мужской голос.
— Не обращай внимания, Рен. Пойдем в другой кабинет, там будет удобнее говорить.
Тьфу! Я еще раз сплюнула себе под ноги и на всех парах понеслась к выходу, забыв о том, что могла бы сразу переместиться домой.
* * *
Вечерняя прогулка по Нордейлу не принесла ни морального, ни эстетического удовлетворения. Обещанный час я провела на улицах, стараясь не замечать повсеместно жующих, похрустывающих, откусывающих, вгрызающихся в плоть гастрономических изысков ртов. Булки, сэндвичи, пиццы, паниини, жареный картофель в пакетиках, сосиски в тесте, куриные крылышки барбекю — чего только не было в руках идущих навстречу людей. И как я раньше не замечала такого количества проглотов на улицах? Кафе и рестораны огибались мной по широкой дуге, но от них все равно долетал дразнящий ноздри запах, и рот наливался слюной, как затопленный с пробоиной резервуар. Желудок, не получивший с утра ни единой крохи, выводил «буль»-серенады.
А я никак не могла оправиться от брошенных Дрейком слов. Мне, конечно, и раньше говорили, что я не газель, но чтобы вот так прямо и жестко?
Усевшись в сумерках на высокий бордюр, окружавший декоративную клумбу, я смотрела прямо перед собой, не замечая людей. А они ходили мимо, смеялись, группами вываливали из стоящего неподалеку кинотеатра, громогласно обсуждая какой-то просмотренный фильм, кучковались на лавочках. Из дверей тянуло теплом и поп-корном. Неторопливо темнело небо, зажигались фонари. Мимо прошла дама на высоченных шпильках, ведя на поводке собачку «лохматый шарик». Собачка обнюхала что-то у моих ног, чихнула, подняв клубок пыли, и понеслась вслед за статной хозяйкой; я проводила их грустными глазами.
Не ирония ли? Впервые иметь в кармане столько денег и не быть способным их потратить на то, что хочется. А ведь столько раз мечталось, чтобы хоть копейка в кармане завалялась….
Небо окрасилось фиолетовым с одного края и полностью потемнело с другого. Красиво. Оттенки бы порадовали глаз, если бы на душе не было так тяжело.
Что и как теперь есть? Ведь ни диет, ни подходов к этому не знала. Конечно, на столе в гостиной стоял ноутбук, но как-то все не было времени его даже открыть, узнать, есть ли здесь интернет, чем он отличается от нашего. Придется что-то читать. Должны найтись диеты, ведь не у одной меня такая беда….
Две подружки лет восемнадцати на вид, заливаясь смехом, прошествовали мимо бордюра, о чем-то посовещались и свернули к лотку с мороженым, стоявшему на другой стороне улицы.
«Может, мне тоже? Ну, хоть последнее в честь завершения „коровьего“ этапа жизни?»
Перед глазами тут же всплыл Дрейк — жесткого выражения его лица хватило для того, чтобы ноги не понесли через дорогу, а попа намертво приклеилась к парапету.
Я горестно отвернулась.
Хотела учиться, значит, придется терпеть и лишения. Тем более дом, машина, деньги…. Наверное, мороженое, конфеты и пиццы — это не так много в жизни, и, может быть, даже легко переживется…. Может быть.
Я поднялась и побрела домой.
В свете фонарей на щеках предательски блестели влажные дорожки.
— Я не говорил полностью отказаться от еды! — бушевал Дрейк. Если словом «бушевал» можно было описать чуть более напористый тон его голоса, нежели обычно. — С тебя не будет толка, если будешь сидеть передо мной с темными кругами под глазами и валиться от усталости.
Я поморщилась и отвернулась к окну.
К тому времени, когда в плече завибрировал чип, мне едва ли удалось заснуть на пару часов. Желудок терзал, мяукал, истошно вопил, затихал на минуту, а затем снова умолял о еде, в то время как мозг потерял всякий аппетит ко всему, что пахнет, хрустит или тает на языке. Метания и рев внутри утробы продолжались всю ночь, но прочно заблокировавшее рот сознание осталось непреклонным.
— А теперь вместо того, чтобы начинать занятие, я должен тебя кормить!
Я вдруг не выдержала и взорвалась. Бессонная ночь дала о себе знать.
— Не нужно меня кормить! Сами сказали — «корова»! Буду исправляться….
Дрейк на подобную истерическую реакцию отозвался удивленным взглядом.
— Слово «корова» если и звучало, то только у тебя в голове. А сейчас собирайся, пойдем в кафе.
Я попыталась придать своему лицу упрямое выражение, но как только увидела, насколько жестким может стать лицо Начальника, тут же осела.
— Не смей тратить мое время на дурость, — тихо, но отчетливо сказал он. — Встала и пошла за мной. Молча.
Я встала и пошла. Молча.
Стараясь не давиться булкой с повидлом, и это уже после жареных яиц, куска хлеба с маслом и сыром и фруктового салата, я слушала лекцию сидящего напротив Дрейка о здоровом питании.
— Следить за собой не означает отказываться от всего подряд. Но это смена привычек, разумный и осознанный выбор качественных продуктов, вместо всего того, чем ты обычно давишься без раздумий.
В этот момент я действительно подавилась булкой и быстро запила все чаем, чтобы не закашляться. Было невероятно дискомфортно выслушивать нравоучения подобного рода от мужчины, тем более собственного начальника — все равно, что выйти голышом на сцену во время премьеры детского спектакля.
Я отложила недоеденную булку и, набравшись храбрости, в конце концов призналась:
— Я не от желания насолить не ела. Просто…. понимаете….
— Мы, кажется, перешли на «ты», нет?
— Хорошо, — называть Дрейка на «ты» теперь было равносильно тому, чтобы приласкать врага, но я справилась с внутренним сопротивлением. — Понимаешь, я никогда раньше не сидела на диетах, и не знаю, какую еду нужно готовить, чтобы привести себя в форму. Плохо умею считать калории…. Совсем не умею, если честно.
Щеки мои горели от стыда и унижения — ладно бы, подружке или маме признаваться в таком (и то стыд!), а тут ему …. Провалиться под землю — вот чего мне по-настоящему хотелось.
— Хорошо, что сказала, — неожиданно понимающе ответил Дрейк. — После занятий я пришлю к тебе диетолога. Она объяснит и поможет с рационом и деталями.
— Спасибо, — я была признательна за реакцию без язвительности, за то, что тема была на данный момент исчерпана, и за то, что диетологом окажется «она». Уж куда как лучше, чем еще один «он».
— Все, теперь обратно в класс. Время почти десять, а мы еще не начинали.
Я смела со стола крошки, бросила их в тарелку и быстро допила чай.
Это был другой класс, и напоминал он мини-кинозал. Черные бархатные стены, два ряда по пять стульев и большой, свисающий с потолка экран. Дрейк вошел внутрь, указал мне на стулья, а сам плотно прикрыл дверь.
Я села в первом ряду посередине. Откуда-то всплыла неуместная фраза «А теперь будут слайды», едва не заставив хихикнуть. У Дрейка в руках тем временем, появились откуда-то два маленьких серебристых кругляшка, которые он аккуратно наклеил на мои виски.
— Что это?
— Трансмиттеры. Они будут передавать изображения из твоей памяти на экран. Посмотрим, как ты справилась со вчерашним заданием по контролю над негативными эмоциями. Я велел тебе погулять по городу, чтобы увидеть, как ты реагируешь на повседневные ситуации….
— Ой…. — представив, что вчерашний ужасный вечер сейчас во всех подробностях выльется на всеобщее обозрение, мне стало не по себе. А еще и разбор полетов. Неужели эти штуки и вправду вот так просто смогут выудить всю информацию из головы и показать ее на экране?
Оказалось, могут.
Пять минут спустя Дрейк разочарованно качал головой, я сидела, потупившись на темный ковер под ногами. Щеки полыхали. Это было еще хуже, чем голышом на сцене во время детского спектакля, это было, как если бы Господь просветил тебя всемогущим взглядом, и ни единая черная мысль подгнившей сущности не укрылась бы от его луча правосудия. До этого я и не подозревала, что можно так сильно стыдиться саму себя.
— Давай разбирать каждую ситуацию по отдельности. Пока ты не поймешь, насколько это важно и не научишься справляться самостоятельно, я буду делать это вместе с тобой. Процесс, понимаю, неприятный, но если ты хочешь избегать его в будущем, тебе лучше заострять внимание на том, о чем я говорю на уроках.
В голове отчего-то представился образ котенка, которого пытаются научить лакать молоко: подталкивают к миске — котенок упирается, расставив в стороны все четыре лапы, скользят по паркету маленькие коготки.
Противный предательский экран высветил фрагмент воспоминаний из вчерашней прогулки — идущих навстречу людей, жующих еду. В определенный момент кадр застыл, а справа появилась похожая на эквалайзер музыкального плеера шкала. Некоторые деления ее оставались в зеленой зоне, другие в оранжевой, а два или три зашкалили высоко в красную.
— Откуда такая злость, Бернарда? — Дрейк ткнул пальцем в алые столбики. — На людей за то, что они просто едят на улице? Я говорил тебе, что у каждого чувства есть корень — причина, из которой оно растет. А ты здесь даже не пытаешься анализировать, откуда взялось твое раздражение.
— Из того, что они могут жевать, а я теперь нет. И все благодаря вам…. тебе. Вот откуда моя злость, — набычилась я.
— Неверно….
Котенок продолжается упираться, но он слишком мал. Чья-то огромная рука подталкивает его крохотный пушистый зад, когти бессильно пробуксовывают по полу, нос касается блюдца — огромное озеро из молока пугает объемами. Что с ним делать?!
— …. Да будет тебе известно, что практическая любая злость — это злость не на другого человека, а в первую очередь на самого себя. Ты думаешь, что обиделась на мои слова, на самом же деле ты обиделась на то, что они правдивы. На то, что ты уязвима к ним. А уязвима, потому что чувствуешь то же самое, но не даешь себе труда признаться в этом.
Тычок в загривок. Розовый нос окунается в белую жидкость, она забивается в ноздри; котенок фыркает и упирается всеми конечностями.
— А эти люди? Ты думаешь, злишься на них, потому что они едят? Нет, ты злишься на себя за то, что ТЫ этого делать не можешь. За то, что поставила на свое сознание рамки и ограничения, которые теперь давят, как слишком узкая клетка. А в этом случае?….
Экран, как расторопный подхалим, высветил сцену в магазине, куда я заглянула вчера, чтобы купить журнал — жалкая попытка отвлечь сознание от стонущего желудка.
Дрейк снова указал на сделавшуюся красной диаграмму в углу.
— Мужчина, который без очереди пробивается к кассе, вызывает у тебя антипатию. Хочешь знать почему? Потому что в каждом человеке изначально заложено две стороны. Кто-то выпячивает темную, кто-то всеми силами пытается показать только светлую, подавляя в себе довольное естественное для гуманоидов желание к лидерству, грубости, жестким методам поведения и эгоизму. Люди, злящиеся на «пройдох», злятся на то, что в какой-то момент они подавили в себе схожие позывы, наделив их ярлыком «плохо» и «недостойно». Оттого и антипатия: «Почему он может себе это позволить, в то время как я решил, что это „неправильно“?» Вывод прост — я хороший, а он гад. Хочешь знать, как с этим бороться? Перестань считать, что каждый должен разделять твои установки о том, что есть «хорошо» и «плохо», и прими тот факт, что подобные ярлыки будут развешиваться людьми в совершенно разных местах, часто не схожих с твоими. Кому-то быть «грубым» — это быть уверенным в себе, кому-то «лесть» — это умный подход к ситуации, позволяющий проложить дорогу вперед в долгосрочной перспективе, для кого-то бросить мусор мимо урны — это чувство «свободы» от правил, а для тебя все это всего лишь еще один источник раздражения. Потому что они «не такие» как ты, они не выбрали схожие с тобой взгляды.
По ходу повествования челюсть моя опускалась все ниже — с подобной логикой я сталкивалась впервые. По словам Дрейка выходило, что ответственность за проявляемое поведение всегда лежала на мне, а не на действиях кого-либо извне, и что любые негативные эмоции являлись отражением внутреннего несогласия принять отличающихся от меня людей.
Экран убрал магазин и переключил фокус на даму с собачкой, что прошествовала мимо меня, сидящей на бордюре.
— Еще один яркий пример обиды на человека, который выглядит лучше, чем ты, где обида — отражение злости на то, что ты не выглядишь так же хорошо, как и она. Ты никогда не злишься на кого-то, Бернарда. Ты всегда делаешь это на себя.
Молоко на морде, молоко на ушах, одна лапа в миске, тяжелые белые капли стекают с тонких усов…. Противный вкус на языке, в горле, в носу….
— Да как же так! — не выдержала я. — А если злишься, что прямо перед тобой кто-то купил последнее яблоко? Это на себя?
— Да. На то, что он «везунчик», а ты «неудачник». На то, что по какой-то причине судьба не наградила тебя счастливыми совпадениями.
— А если кто-то притворяется «знатоком» и нагло разглагольствует о предмете, в котором нисколько не разбирается, и это раздражает?
— Раздражает то, что при недостатке знаний, человек не отказывает себе в общении и не перестает о себе хорошо думать, в то время как ты себе позволить такого не можешь. Непринятие отличного от твоего подхода.
Я не сдавалась.
— А если твой мужчина прилюдно чавкает в гостях — это тоже злость на себя?
— Конечно, — легко парировал Дрейк. — Злость на то, что в свое время ты НЕ сделала правильный выбор, который бы позволил не стесняться собственного спутника. И на то, что у тебя не хватает смелости в силу каких-то причин изменить свое решение. Ведь других невозможно изменить «под себя», но можно выбрать тех людей, чьи убеждения максимально схожи с твоими собственными.
Крыть было нечем.
Котенок сидел в миске с молоком четырьмя ногами и жалобно обтекал со всех сторон. Пить, впрочем, он так пока и не научился.
— Я неудовлетворен, Бернарда. Ты не приложила никаких усилий по анализу и контролю. Задание для тебя останется тем же и сегодня. Постарайся сделать так, чтобы завтра у нас появился шанс перейти к новому материалу.
Он указал пальцем на серебристые трансмиттеры — я с облегчением отлепила их с кожи и отложила в сторону. Экран погас.
На душе было скверно и грустно. Казалось, меня вывернули наизнанку и не увидели там ничего хорошего или достойного внимания.
Дрейк убрал кругляшки в специальную коробочку, отложил ее на покрытый бархатом выступ в стене и звякнул ключами от кинозала.
— Ты идешь?
Я, глядя в сторону, покачала головой.
— Я могу домой и отсюда. Мне без разницы.
«Уходи, — думалось мне. — Просто иди, чтобы до завтра нам не встречаться».
Позор за себя покрыл внутренности клейстером. Почему экран не отобразил хоть что-нибудь хорошее, что-нибудь, за что бы я получила доброе слово? Почему одни тумаки? Неужели совсем не отыскалось внутри качеств, которые бы стоило похвалить? Наверное, нет.
Я вздохнула.
Только мамы видят в своих чадах красивое и замечательное, все остальные видят то, что есть на самом деле.
Горько и обидно. Конечно же, «на себя» и «за себя».
Когда рядом зашуршала серебристая ткань, я встрепенулась, так как полагала, что Дрейк давно ушел. Но оказалось, он все это время стоял в дверях, наблюдая. А теперь подошел совсем близко и — о, ужас! — сел передо мной на корточки.
От неожиданности я отпрянула и уперлась в спинку стула. Еще одна лекция? Еще один тычок под зад, чтобы котенок захлебнулся в молоке и накрылся миской, как медным тазом?
Но серо-голубые глаза внимательно смотрели в мои, а слова не спешили нарушать повисшую в кинозале тишину. Еще никогда я не видела это императорское лицо так близко: нос с едва заметной «королевской» горбинкой, хорошо очерченные губы — не толстые, но и не карандашная линия, — красивый мужской рот, русые брови, а под ним этот «всевидящий» взгляд, от которого невозможно утаить секреты.
И впервые взгляд не давил. Это настораживало, заставляло теряться, гадать, переживать, волноваться. Что? Что не так? Какой «ценный» совет всплывет на поверхность следующим?
Но текли секунды, глаза смотрели в глаза, а советов все не было. Вместо этого возникло вдруг забытое ощущение из сна: передо мной друг, единственный и самый важный в жизни, тот человек, который многому научит и никогда не предаст, не оставит на произвол судьбы, защитит и обережет. Именно к нему можно прийти глубокой ночью, в любую погоду, именно он основная опора и якорь, которого хочется держаться. Держаться с любовью и гордостью. Слова — ничто. Этот взгляд есть все. Все, что по-настоящему важно, что нужно знать и помнить, несмотря на поверхностную суету.
Эмоции хлынули потоком: доверие, тепло, ищущие касания пальцы, успокоение, гавань….
— Как во сне…. — от избытка чувств голос сделался хриплым, не своим.
А Дрейк улыбнулся. Спокойной, «знающей» улыбкой. И тепло в его глазах закружило голову и перехватило дыхание. Не может быть…. чтобы он мог так смотреть….
Когда за его спиной в серебристой униформе закрылась дверь, я так и сидела на стуле — третьем из пяти, в первом ряду — в полнейшей эйфории по совершенно необъяснимой причине.
