10
Беспокойный день заканчивался. Но предстояла ночь, а за ней новый день – и кто знает, какими они окажутся?
Луна только-только двинулась на убыль, потому силы еще не утратила и заливала все под собой ярким белым светом; лес играл причудливыми тенями. Набежавшее откуда-то маленькое облачко наползло на луну, остановилось и странным образом почернело.
Сделалось темно.
Виновод ткнул в клавишу мобильного телефона. Экран осветился. 23:00, увидел Виновод. Пора. Наверное, пора. Подсвечивая себе телефоном, он прошел по дорожке, свернул с нее, осторожно направился по тропинке в глубь леса – туда, где уже пару часов, как ухало, а то и подвывало.
Да, собственно, места знакомые, нашел бы ту поляну и без звуковых маяков. Ну, вот и она. Что ж, гипнопомпия соавтора опять сработала: поляна была укрыта черным облаком, раза в два, прикинул Виновод, чернее окружающей тьмы. Или в три.
Изнутри доносился слабый шум – похоже на гул голосов в фойе какого-нибудь театра перед началом спектакля, усмехнулся Виновод.
А снаружи топталась высокая тощая фигура. Светлое на черном фоне.
Приблизившись, Виновод не то спросил, не то констатировал:
– Гипнопомп.
– Я, – отозвалась фигура. – Здравия желаю, Виновод.
«Ишь какой, – подумал Виновод, пожимая руку соавтора. – Длинный ведь – ну, нормальный, с меня ростом, – а кажется маленьким. И очки… сколько у него, минус десять? У меня-то поменьше… хотя я постарше… а, чушь какая…»
– Как добрался-то? – участливо спросил он.
– Нормально, – ответил Гипнопомп. – Можно сказать, на ощупь. Пиво будешь?
Он встряхнул сумку, похожую на мини-портфель. В сумке звякнуло.
– Таки развязался? – хмыкнул Виновод. – Нет, спасибо, я крепкого.
Он достал из заднего кармана джинсов плоскую фляжку, предложил соавтору, тот показал жестом – нет, вытащил бутылку, содрал крышку.
– Ну, за что?
– За знакомство, конечно, – хохотнул Виновод. – Только по чуть-чуть!
– Добро…
Соавторы чокнулись, сделали по глотку.
– Перекурим, – предложил Гипнопомп, – да и пойдем?
Он мотнул головой в сторону черного облака.
– Давай, – согласился Виновод. – Только там, – он повторил жест соавтора, – мы тихонько, ага?
– Естественно, – подтвердил Гипнопомп. – Стоим в сторонке, сечем поляну…
Партнеры выкурили по сигарете и шагнули в черное облако.
Внутри поляна была (или казалась) гораздо просторнее, чем казалась (или была) снаружи. И ее заливал свет, но не яркий, не ослепительный, а приглушенный, мягкий, однако позволявший разглядеть все. Впрочем, время чего-то ослепительного уже подходило…
– Ух, – выдохнул Гипнопомп.
Виновод промолчал. Соавторы нашли свободное место на краю поляны и принялись оглядываться.
Рядом с ними неподвижно стояли высокие старики водяные, Аникей со Светлого озера и Тимофей с Темного. Здесь же возбужденно приплясывал юный Алексий.
– Как эти… – вполголоса проговорил Гипнопомп, скособочивая рот. – Ну как их? Статуи на носу корабля?
– Не помню, – прошептал Виновод. – Не мешай.
Чуть поодаль примостилась на бревнышке источавшая свежесть чета Зорченковых – все трое. Злата спала, положив голову на колени Зои.
Над Зорченковыми нависала строгая женщина средних лет. Виновод прислушался: она втолковывала приемным родителям, что ребенку в такой поздний час необходимо спать, потому что режим… Захар молча улыбался, Зоя, тоже с улыбкой, отвечала: дескать, ребенок как раз спит, все в порядке, Ангелина Яковлевна, чщщщ.
Виновод толкнул Гипнопомпа локтем, кивнул на строгую и спросил шепотом:
– Она?
– Даже не сомневайся, – едва слышно заверил его соавтор, потирая бок. – Она самая, только сейчас у нее рука обычная, без вил.
Коровья Смерть погрозила зюзям пальцем, потом повертела головой, нашла новую жертву и направилась к ней: высокий, нескладный боканон Матвей обреченно ссутулился и стал покорно выслушивать от Ангелины длинную речь. Слышно не было, но Гипнопомп не сомневался, что это выговор. В конце концов, Коровья Смерть еще не так давно работала с боканоном в одной школе и знала о нем много, если не все.
Несколько молодых лешаков топтались в центре поляны, похохатывая и пуская по кругу самокрутку с какой-то – это было очевидно – дрянью. Старый леший Викентий, смотрящий леса, густо заросший похожей на мох бородой, поглядывал на свою молодежь с неодобрением, но пока не вмешивался.
Потный и расхлюстанный сержант Шишенко, в мятой форме летнего образца и с фуражкой в руке, вился вокруг лешаков и поглядывал, то ли прикидывая, как прекратить безобразие, то ли надеясь присоединиться.
На противоположном краю поляны, обнявшись, чтобы не упасть (а может, не только затем), устроились на нешироком пеньке ебосаны – Тосихиро и новообращенная Мария.
Гораздо более широкий пень единолично занимала древняя старуха с замысловатой бородавкой на подбородке и бельмом на глазу. Перед ней распинался о чем-то явно похабном толстячок боровичок, тряся остроконечной шляпой и аж подпрыгивая. Время от времени Лиха отгоняла его скрипучим возгласом «Вот я тебе!», Колька отскакивал, но тут же возвращался и начинал все сызнова.
Стояли, напряженно поглядывая друг на друга, лощеный, одетый будто на прием в Кремле… ну, не ниже, чем в мэрии, Ырка и ужасный, как в кошмарном сне, абасы Иван. Ираклий Витальевич вертел в руке темные очки, Иван сопел и порой выдвигал клыки, тогда Ырка натянуто усмехался и демонстрировал свои.
Плотно сдвинув коленки и положив на них руки, идеально прямо держа спину, сидела на самом маленьком пеньке напоминающая сухую веточку кикимора Кира. Вокруг нее шныряли какие-то мелкие домовые, но Кира смотрела прямо перед собой и, казалось, даже не моргала.
На ветвях огромного дуба удобно разлеглись коты: Люб, рыжий или, скорее, медовый, как свет на поляне; и Нелюб, черный, даже чернее черноты укрывавшего поляну облака.
А под самим дубом скромно сидел на корточках джинн Мансур.
Присутствовали и люди. Два Федора старались держаться подальше как друг от друга, так и от Мансура. Ошарашенно озирались, словно не понимая, как попали сюда, что здесь делают и кто все эти существа вокруг, упитанный дядька и полная дама с немыслимой халой на голове; примерно так же вели себя, только еще и успевали вполголоса переругиваться красотка с лицом стервочки и парень, почему-то весь идущий красными пятнами.
Как же, как же, узнал Виновод: шеф ДЭЗ № 22 Павел Викторович и его сотрудница-любовница Алла Валентиновна; истеричная Вика Смирнова и слабохарактерный Смирнов Дима…
А вон пригорюнились авантюристки-неудачницы Наташа и Люба; а там, дальше, за спинами девчонок, конкретный пацан Славик Черепанов, явно старающийся не попадаться на глаза ни им, ни Ырке, ни Ангелине Яковлевне, да лучше бы вообще никому… Впрочем, чтобы узнать Славика, надо было постараться: сплошной синяк вместо лица, нога в гипсе, сам на костылях.
И в полном одиночестве, как будто поляна совершенно пуста, – яркая, ладная Милена в джинсовом костюме.
– Эх, – прошептал Виновод, – надо было балахон ее захватить. Не сообразил…
– Слушай, все здесь! – невпопад отозвался Гипнопомп. – Ты только посмотри, феерия!
– Не все, – возразил Виновод.
– Ну, остальные, видимо, вот-вот подойдут, – утешил его соавтор. – И подарок принесут. Хе-хе, стишок получился.
– Да уж. Стишок. Ты не нервничай.
– Да я и не нервничаю.
– А с ноги на ногу чего переминаешься?
– Так пиво…
– А… Ну так сбегай, лес же кругом.
– Думаешь, можно?
– Да кому мы тут нужны?
– Тоже верно, пока – пока! – Гипнопомп внушительно поднял палец. – Никто даже внимания не обратил. Пришли и пришли, как будто нету нас. Ладно, сбегаю.
Он быстро вышел, а через минуту на поляне раздался оглушительный треск. Все замерли, и только Коровья Смерть укоризненно произнесла:
– Ай-ай-ай, Матвей! Ну надо же уметь сдерживаться!
Боканон отчаянно покраснел и пролепетал:
– Это не я, Ангелина Яковлевна, честное слово, не я… Я и уголь активированный принял…
Повторный звук, такой же самый, заглушил оправдания несчастного, и на этот раз стало ясно, что это – рыдания кикиморы. Треснуло в третий раз, и Кира завела высоким ломким голосом:
– Ой да ты горюшко горькое! Ой да на кого ж ты меня покинул, Ондрюшенько ненаглядный! Ой да ты лихо-лишенько мне!
Первой среагировала Зоя. Она аккуратно передала девочку мужу, в мгновение ока оказалась рядом с кикиморой, прижала к себе ее голову, зашептала что-то.
Кира сразу успокоилась, но возбудились другие. Одноглазая старуха отпихнула боровичка, проворно вспрыгнула на пень, сгорбилась-скрючилась, уперла руки в боки и взвыла тягучим басом:
– Вот я тебе, окаянная! Чуть что, сразу Лиха! Да штоб тебе, сухостоина шершавая, повылазило! Да штоб тебе…
Страшно зарычал абасы. Немедленно откликнулись на два голоса ебосаны; вскочив, они приняли боевые стойки. Милена выхватила из-под куртки длинный тонкий стилет. Ырка надел темные очки. Захар, придерживая так и не проснувшуюся Злату, поднял руку. Боканон повернулся ко всем задом. Истошно заорали коты. Началась трансформация рук Коровьей Смерти. Лешаки разразились глухим уханьем. Заверещала мелкая нечисть.
Прозвучало – негромко, но услышали все:
– Э!
Воцарилась тишина. Мансур, все так же негромко, сказал:
– Зачем кричите? Кричать – хозяина не уважать, да! – И, не вставая с корточек, умудрился поклониться старому Викентию.
– Что было? – задыхаясь, спросил вернувшийся как раз в этот момент Гипнопомп. – Каркаладил прилетал?
– Сам ты каркаладил, – поморщился Виновод. – Я думаю, никакого каркаладила не будет. А тут… Ну, ничего особенного. Все подумали, что боканон пернул, а это на самом деле Кирушка стала по Андрейке убиваться. Публика завелась, начали орать, как в кабаке, Мансур всех утихомирил. Всё.
– Эх, – сокрушенно прошептал Гипнопомп, – такое пропустил…
– А меньше надо пива пить, – буркнул Виновод.
Он посмотрел на экран мобильного. Пора вроде бы…
Мансур поднялся на ноги, сделал несколько шагов, остановился. На поляне появились Андрейка и Радомир.
– Принесли, – сказал воин и отошел в сторону.
Милена, с сияющими глазами, кинулась к нему.
– Уважаемый Викентий, – проговорил Мансур. – Хочу попросить тебя. Пусть твои молодые друзья отойдут. Пусть на середине свободно будет.
Викентий издал низкий вибрирующий звук. Лешаки шарахнулись к краям поляны.
Джинн сделал приглашающий жест. Жировичок, кряхтя и обливаясь потом, положил котомку на землю, развернул, шмыгнул к ломающей руки кикиморе, уткнулся в нее и разрыдался.
На тряпице лежал куб со слегка скругленными ребрами. Он переливался всеми цветами радуги и еще множеством оттенков – может быть, миллионами оттенков. Поначалу – тускло, но чем дальше, тем ярче, и наконец ослепительный свет залил поляну.
Куб оторвался от земли, взмыл метра на полтора. Покачиваясь, неторопливо поплыл к Мансуру. Остановился перед ним.
– Нет, – сказал джинн.
Он поднял руки и мягко толкнул куб в другом направлении – к Виноводу и Гипнопомпу. Куб двинулся к соавторам, приблизился вплотную, завис неподвижно.
– Красивая вещица, – шепнул Виновод.
– Да уж, – подтвердил Гипнопомп.
– Тебе нужна такая?
– Только если единолично.
– Согласен.
Виновод заговорил в полный голос:
– Мы не можем это принять. Этот… э-э… атрибут…
– Артефакт, – подсказал Гипнопомп.
– Ну да, артефакт. Этот артефакт является… э-э… атрибутом Высшего. А мы – просто люди.
– Вы создатели, – возразил Мансур.
– Кто кого создал – это большой вопрос, – философски заметил Гипнопомп.
– Выпить бы, – прошептал Виновод.
– Терпи, – откликнулся Гипнопомп. – Давай говори, что там дальше?
– Мансур, – спросил Виновод, – может, передумаешь? Мы-то считаем, что эта вещь по праву твоя. Ты, наверное, не осознаёшь своей силы.
– Э, – возразил джинн. – Зачем мне? Мне этот хурда-мурда совсем не надо. Что я, дворцы строить буду? Города ломать буду? Да не найдут мира имена Сулейман-шайтана и кривоногой Бислик… Мету дворы, смотрю туда, смотрю сюда, надо – помогаю, что еще нужно старому джинну? За почет спасибо, за уважение спасибо, мне приятно, да и пребудет это со мной. А хурда-мурда ваш, берите и делайте, что должны. Вы правильно сделаете.
Соавторы переглянулись.
– Ну что ж… – проговорил Виновод. – Мы решили вот что. Место артефакту – там, откуда он взят. В озере. Пусть лежит. Понадобится – вы знаете, где искать. Мы сами доставим его туда сегодня до рассвета. Хорошо бы Мансур сопроводил нас.
– Как в озере? – вскричал Андрейка. – Как это? Это что же, все зря?!
– Не зря, – сказал Гипнопомп. – Совсем не зря. Этим днем и этой ночью произошло такое… многое изменится. Очень многое.
– Уже изменилось, – добавил Виновод.
Мансур кивнул.
Куб мягко опустился на землю.
– Вот видите! – Виновод потянулся было за своей фляжкой, но спохватился и продолжил: – Ну, наверное, пора. У нас только еще просьба. Сделайте так, чтобы людям, которые сейчас тут, казалось, что все это было сном. И пусть их сны немножко отличаются каждый от другого. Да, конечно, Радомира с Миленой это не касается.
– Сделаем, почему не сделать, – пожал плечами Мансур.
– Ну и надо бы этих людей доставить по домам, а? – предложил Гипнопомп.
– Уважаемый Викентий, – сказал джинн. – Пусть твои ребята проводят наших уважаемых гостей, э? В лесу совсем темно, идти трудно, время позднее…
Викентий пронзительно свистнул, молодые лешаки устремились к людям и, деликатно поддерживая их за локти, повели к выходу.
– Спасибо! – крикнули вслед соавторы.
– Пора, – сказал Виновод. – Вам всем тоже спасибо.
– Всем! – подтвердил Гипнопомп. – И… ну, в общем, мы еще увидимся.
– Очень может быть, – добавил Виновод.
Стали расходиться. Сдержанно поклонившись, покинули поляну водяные. Успели, заметил Виновод, задержаться около Андрейки, простереть длани… тьфу, сказал он себе, какие длани, почему простереть, к чему этот пафос? Но тем не менее водяные именно простерли длани над головой жировичка. И беззвучно пошевелили губами. Забрали, стало быть, подводную живучесть, вернули своеобычные способности домового.
– И все? – дрожащим голоском спросил Андрейка.
– Делать долго… – начал Аникей.
– Рушить коротко! – закончил Тимофей. И пробормотал: – И пора бы выпить…
Проковыляла Лиха в сопровождении боровичка. Поджав губы, ушла Коровья Смерть, за собой она влекла крепко взятого под руку боканона. Корректно кивнул, проходя мимо, Ырка. Сопя, протиснулся мимо соавторов абасы Иван, за ним, покачиваясь, последовал шиш. Шустро выбежала в ночь стайка мелких домовых. Обнявшись и помахав всем на прощание, взмыли в воздух Тосихиро с Марией; прорезали облако и скрылись из вида. «Пока!» – улыбаясь, крикнул Захар, несущий на руках Злату. «Пока», – пропела Зоя.
Радомир с Миленой подошли к Андрейке и Кирушке.
– Помнишь, малыш, – сказал воин, – я тебя приглашал? Приглашение в силе.
– Да я… да мы… – промямлил жировичок. – Мы ж на сносях…
– Ой ты ж охальник! – воскликнула кикимора. – Стыд и срам-то какой! – Она прикрыла рот уголком платка. Потом тихонько прошелестела: – Да и не на сносях покуда… На сносях – это еще не скоро…
– Ну так пошли? – весело предложила Милена.
Андрейка замялся.
– Ты вот что, Ондрюшко, – строго проговорила Кирушка. – Хорошие ведь зовут, хотя и люди они. Отнекиваться не след. Ай ты устал?
– Устал он, – кивнул Радомир. – Страшно устал, на ногах не стоит. Что ж, пусть отдохнет. Но в следующее полнолуние мы вас ждем, договорились?
– Ну хорошо, – сказала Милена. – В следующее полнолуние будем встречать вас на краю кладбища. Знаете, где это?
– А то, – попытался приосаниться Андрейка.
– Пошли уж, горе ты мое. – Кикимора обняла его за плечи. – Поклонись честному народу, да и пошли. Держись за меня, упадешь…
Поляна почти опустела. Остались соавторы, Мансур, Викентий и Радомир с Миленой. Да, и коты, вспомнил Виновод. Он поднял глаза к ветвям мощного дуба – никого…
– Гхм… – кашлянул старый леший. – Пойду я… дела…
И исчез.
– Пора и нам, – сказал Радомир.
– Пора, – откликнулась Милена.
– Спасибо тебе, воин, – проговорил Мансур.
– И тебе спасибо, джинн, – ответил Радомир. – Ну, пошли, солнце мое? Счастья всем.
Вот и все, подумал Виновод. Теперь можно чуток выпить – он вытащил фляжку, сделал короткий глоток, – и надо двигаться.
– Поехали? – спросил Виновод. – Подвезу с ветерком.
– Добро, – сказал Гипнопомп. – Артефакт только не забыть бы захватить.
– Поехали. – Мансур поднял куб. – Подержу его пока, э? Тяжелый…
Черное облако рассеялось, и стало видно, что одинокая туча больше не закрывает луну. И еще – что рассвет уже близко.