Полдень близился, а вода в озере все так же кипела и бурлила. То у одного берега, то у другого, то на самой середине. Туман колыхался в такт этим перемещениям, вспыхивал, бросал на воду радужные блики. Время от времени возникали особенно сильные всплески, как будто что-то тяжелое, мощное выныривало на поверхность, взлетало над нею, падало и уходило вглубь. Тогда к берегам катились микроцунами.

Старцы неподвижными изваяниями стояли по сторонам входа в озеро. Леха дежурил у дороги по ту сторону тумана. Мансур сидел на корточках, рядом с аккуратно сложенными Радомиром – футболкой, джинсами, широким кожаным поясом, кожаными же ножнами, носками, кроссовками. Все черное. Чуть поодаль валялись Андрейкины вещички, сброшенные впопыхах, но все-таки довольно кучно; лишь подштанники мокли где-то в камышах…

Хорошо, думал Мансур. Хорошо, что так бурлит. Значит, жировик Андрей и человек Радомир живы и сражаются. Плохо, что помочь совсем нельзя.

Джинн взглянул на водяных и понял: они и не сумели бы помочь. Очень боятся этой воды. Плохо боятся, неправильно. Мальчишка-болотный – тот не боится, но это потому, что молодой.

«А я боюсь? – спросил себя Мансур. – Боюсь, но я правильно боюсь, только помочь не могу, и это плохо. А почему я правильно боюсь? Ай, совсем плохо».

Он в который уже раз отогнал от себя мысль о собственной роли в этом деле. Силы нет, сказал он себе. Совсем мало силы, вся большая сила утекла, когда долго-долго сидел в кувшине. Через плохо притертую пробку или через невидимую трещинку в стенках утекла. И пусть. Той силы не жалко.

Мысль настырно, как муха, снова лезла в голову. Будет новая сила, больше старой. Будет, будет, будет.

«Зачем, не хочу, – сказал себе – и не только себе – Мансур. И добавил: – Э, потом!»

И прибил назойливую мысль, точно ту муху.

Но дело надо сделать. Вот сейчас – ждать. Мансур взглянул на солнце. Да, скоро обед. Пусть Андрей с Радомиром поторопятся. Только – правильно.

Раздался всплеск, каких до этого не было. В центре озера образовалась воронка, затем взметнулся столб воды. Бешено вращаясь, он пробурил шапку тумана, взмыл вертикально вверх, к солнцу, оторвался от поверхности озера, превратился в сверкающий шар, подобный второму светилу, – и с оглушительным треском разорвался в выцветшем небе.

Взвыл яростный ветер. На берега покатилась мощная волна. Она обрушилась на старцев – но те даже не пошевелились, и их одеяния остались сухими, – достигла и обогнула Мансура, устремилась было к дороге, у которой тосковал Леха, выдохлась и отхлынула теми же путями.

Озеро успокоилось, ветер стих, отверстие в облачной пелене затянулось. Все стало, как было прежде. Озеро уже не бурлило.

Мансур напряженно смотрел на эту мирную гладь. Все закончилось?

Нет. Вот показалась голова Радомира, а вот рядом с ним, отплевываясь и фыркая, всплыл Андрейка. Они стали медленно приближаться к берегу, и джинн увидел: воин поддерживает жировичка, тянет его за собой.

Мансур встал, поджидая – он надеялся – победителей.

Выбравшись на берег, Андрейка повалился на мокрый песок и свернулся калачиком, прижимая к животу тряпицу, в которую было что-то завернуто. Плечи жировичка подрагивали. Водяные присели над ним, шепча что-то и делая пассы руками.

Согревают, понял Мансур.

Примчался Алексий – но, вопреки обыкновению, без криков. Встал рядом и замер.

Радомир нагнулся, поднял пояс с ножнами, аккуратно вложил в них кинжал, распрямился, взглянул на джинна и четко сказал:

– Увидели сразу. Куб с закругленными ребрами, сияет, переливается. Немного меньше, чем ты говорил малышу. Тяжелый, дно промял. Малыш попробовал поднять, и тут на нас напали.

– Змеи, – раздался дрожащий голосок жировичка. – Ой-ой-ой, сколько змеюк…

– Не змеи, – без улыбки поправил Радомир. – Щупальца. Пытались душить, я рубил. А он, – воин кивнул на Андрейку, – хм… кусал…

Мансур кивнул.

– Одни нападали, – продолжил Радомир, – другие все время пытались то закопать куб, то перекатить. Закапывать у них не получалось, а катать катали. Мы уже уставать начали, дышать стало трудно… Хорошо, что там не потеешь. – Он впервые улыбнулся, и Мансур залюбовался героем. Ай, орел! – В общем, – подвел итог Радомир, – дело получилось долгое, а рассказ короткий. Отбились, отогнали, взяли, что нужно, вернулись. Малыш молодец, я бы такого в отряд взял. Ну, может, не в Неистовые, но в Стражу точно взял бы.

– Он не ваш, – спокойно заметил джинн.

– Да, – согласился воин. – Знаю. И сожалею. Ничего, что он плакал там, внизу, особенно когда какая-то жгучая пакость зацепила. Я-то привычный, и уворачиваться умею, а он… неловкий он, неуклюжий. Но в нем есть настоящее боевое неистовство, понимаешь? Он плакал – да он почти все время там плакал в голос, – но сражался изо всех сил.

– Значит, правильный выбор, – сказал Мансур. И добавил, подняв руку: – Э, не мой выбор, что ты, дорогой! Я только помогаю, как умею. Спасибо, воин. Спасибо, Андрей-джан.

Водяные подвели Андрейку, все прижимавшего к животу завернутую в тряпицу добычу. Жировичок уже немного пришел в себя.

– Слушай, материю где взяли? – спросил Мансур.

Радомир засмеялся:

– Видел бы ты, сколько там всего на дне! Бутылки, банки, тряпки, ботинки…

– Там такое – даже стыдно говорить, – тихо дополнил Андрейка.

– А церковь? – осведомился Тимофей.

– Храм затонувший видели? – уточнил Аникей.

Андрейка помотал головой:

– Нету. Должно, под землю ушел, глубже.

Все немного помолчали.

– Уважаемый джинн, – в унисон произнесли водяные. И запнулись, сердито глядя друг на друга.

– И вам спасибо, отцы. – Мансур прижал руку к сердцу.

– «Отцы»… – Аникей пожевал губами. – Ну, мы пойдем.

– Нам пора, – подтвердил Тимофей. – Туман уберем и пойдем.

– Приходите к ночи. – Мансур внимательно посмотрел на одного, потом на другого. – Вы знаете куда. Ученика с собой возьмите, молодой, заблудиться может. Тебе тоже спасибо, болотный.

– Да я… – Голос Лехи едва не сорвался от волнения. – Да я… я приду, а сейчас к себе побегу, только дерево вон уберу. Открываем же озеро? Пусть народ купается? Жарко ведь!

– Да, – кивнул джинн.

Туман стал рассеиваться, медленно, потом все быстрее, и наконец растаял, как не было. Троица водяных, двое старых и один молодой, скрылись за поворотом.

– И мне пора, – вздохнул Мансур. – Двор-шмор мести, ай, сколько дел, даже покушать не успел!

– А я? – подал голос Андрейка. – А… а мы? А этот… эта штука?

Радомир усмехнулся.

– Воин понимает, – сказал джинн. – И ты поймешь. Твое дело…

– Долг, – поправил Радомир.

– …да, долг, плохо русский знаю… Твой долг – принести хурда-мурда… тебе сердце скажет куда. Сердце не скажет – ноги скажут. Ноги не скажут – воин скажет. Да, воин, так?

– Я постараюсь, – проговорил Радомир. – До полуночи, наверное?

– Да.

– Нам ждать плохого в пути?

– Ты воин, – ответил Мансур. И добавил, словно нехотя: – Чем смогу – помогу.

Он уходил с тяжелым сердцем. Эх, помочь бы по-настоящему! Пойти бы с ними! Нельзя, запрещено, таков закон или что-то на него похожее, не писаное, даже не говоренное, но несомненное. Только люди имеют право помогать – и удача, что рядом с маленьким жировиком пойдет воин.

Ну и еще… еще – все-таки и правда пора было мести дворы. До темноты.