Сон улетучился, как не было.

Радомир привычным движением взялся за рукоять кинжала. Прислушался – нет, ничего, только Милена рядом посапывает.

Он открыл глаза. Темно. Надо бы еще поспать, позади трудные дни, впереди много дел – обычных, но важных, как всё, что он делал в своей странной жизни.

Относиться к каждому своему делу, даже самому пустяковому, как к важному, – это сильно осложняет жизнь. Радомир улыбнулся. «Не желаю по-другому», – сказал он себе. Долг призывает молча – так сказал ему много лет назад первый его командир, Владен. Поэт был в душе…

Стоп. Вот сейчас важное дело: выбросить из головы все, дать себе покой до рассвета.

Но заснуть не удавалось, что-то беспокоило.

Внезапно Радомир понял: надо снова идти на ту сторону. Даже не понял, а ощутил: тот немногословный смуглый человек, с которым встретились в мерзкой страже Города, ждет помощи. «Воин» – назвал его тот человек. Правильно. Воин – всегда, кем бы ни числился. От себя не уйдешь. Или – уйдешь, но себя и потеряешь. Останешься неведомо кем.

Он легко выскользнул из-под одеяла, тихо-тихо оделся, поглядывая на Милену при свете луны, заглядывающей в окно. Открыл задвинутый в дальний угол сундук, извлек широкий пояс потертой кожи, туго затянул его на талии, вложил кинжал в ножны и вышел из жилища.

Хорошо, что на ногах кроссовки, это удобная обувь, и она позволяет ходить бесшумно. Даже хромому.

Радомир уже подходил к Двери, когда раздалось отчаянное:

– Подожди!

Он обернулся. Да, конечно. Милена. Как бы он ни старался не разбудить ее – услышала. Она же своя. Она такая же, как он.

В одной рубашке, босая, тяжело дышит, но – бежит. Бедная… Ей ведь не меньше досталось накануне…

– Ты бросил меня! – гневно выкрикнула Милена в лицо Радомиру. – Ушел тайком!

Он всмотрелся. Слез нет, есть боль.

– Прости, солнце мое, – мягко сказал он. – Я должен. Это совсем не то, что вчера… И я никогда тебя не брошу, но… Сейчас – вернись. И жди меня. Я должен.

– Ты бросил меня! – повторила Милена. – Говоришь, что должен, – верю. Почему один? Почему не взял меня с собой?

Радомир задумался. Рассказать, объяснить? Так ведь и рассказывать нечего, кроме ощущений. А как их передашь? Он ведь не поэт, он просто воин.

– Послушай, – проговорил он. – Я нужен там, в Городе. Я это знаю, но передать… ну, не умею. Прошу тебя. Приказываю тебе! Будь здесь до заката. Спросят обо мне – скажешь: решил рубежи обойти, в последний раз. После заката… любовь моя, ты почувствуешь, где меня найти, если мне понадобится помощь. Этого не объяснить, это как в бою. Понимаешь?

Милена опустила глаза, и Радомир залюбовался ею.

– Ты пройдешь? – еле слышно спросила она. – И вернешься?

Воин легонько коснулся губами чистого лба женщины, прошептал:

– Луна пошла на убыль… Даже к лучшему, Дверь уже не охраняют. Я пройду. И ты пройдешь, а вернемся вместе. Обещаю.

Милена строптиво дернула подбородком, потом коротко сжала руку Радомира, отстранилась и быстро пошла обратно.

Воин прошептал нужные слова, миновал Дверь и оказался на той стороне, на окраине кладбища, среди свежих могил; не теряя времени, двинулся по аллеям, забирая все левее. Что-то подсказывало ему, какое направление держать.

До восхода солнца оставалось около часа.