Глава 10
- Зря ты так, - грустно сказал Олаф, когда, тремя часами позже, они сидели на веранде дома Ковалева и наблюдали рассвет. Хороший, кстати, рассвет получился, аж на удивление красивый. Перед Олафом стояла пустая тарелка - плохое настроение ничуть не помешало никогда не страдающему отсутствием аппетита гиганту отдать должное тушеному мясу и баклажанам. Ковалев, прихлебывая свой любимый кофе, в свою очередь с удовольствием разглядывал расцвеченное яркими красками небо и жмурился от удовольствия, как кот, дорвавшийся до халявной сметаны.
- И что я зря? Только не говори, что я вновь был излишне жесток. Эти люди получили то, что захотели. Превращать мою Родину, пусть и малую, в новую Чечню я никому не позволю.
- Да я не про жестокость, - махнул рукой Олаф. - Я бы этих крыс и сам передавил. А еще лучше, Ланцету бы отдал...
- Времени не было, извини, - вздохнул Ковалев. - Так, допросили по быстрому - и то слава Богу. Так что пусть будут довольны, толстопузые, что умерли быстро и семьи не пострадали.
- Да и хрен бы с ними, хотя насчет семей, может, и зря. Есть такое понятие - "коллективная ответственность". Как ни крути, а в чем-то Сталин был прав. Если будут знать, что не пощадят никого - сто раз подумают, прежде чем снова лезть в авантюры.
- Оно так, конечно, но дети, например, ни в чем не виноваты.
- Что вовсе не помешало им пользоваться тем, что наворовали папочки-мамочки. Хотя ладно - пускай сейчас почувствуют все прелести смены социального статуса. Но ты знаешь, меня куда больше другое волнует. Ты сам посуди - мы наследили, как рота слонов на фарфоровом заводе, и если воронка на месте цыганского табора - это повод офигеть, то насильственная смерть сразу трех республиканских министров, дюжины предпринимателей неслабого ранга и кучи тварей попроще - это уже ни в какие ворота не лезет. Тут будут КОПАТЬ!
- Это хорошо, что ты понимаешь ситуацию, - кивнул Ковалев. - А то я боялся, что ты так и останешься лейтенантом до конца дней своих. Нет, ты все правильно просчитал, но ты просто не в курсе всех нюансов, главный из которых - мы выходим из подполья.
- Это зачем еще? - удивленно поднял брови Олаф. - Нам что своих проблем не хватает.
- Хватает, десантная твоя душа, хватает. Но придется действовать - рамки, в которые мы сами себя поставили, стали нам уже тесны. На вот, читай.
Ковалев вытащил из кармана газетную вырезку и протянул ее Олафу. Лейтенант взял ее и, по мере чтения, брови его начали удивленно подниматься вверх.
По сообщениям нашего специального корреспондента в Тбилиси, вчера в стране произошел государственный переворот. Согласно сведениям из достоверных источников, небольшая группа наемников проникла в президентский дворец и уничтожила президента страны, а также правительство в полном составе. Практически одновременно вторая группа, не вступая в переговоры, полностью уничтожила парламент республики. Вызывает интерес тот факт, что охрана, попытавшаяся воспрепятствовать неизвестным, оказалась бессильна что-либо предпринять - во всяком случае, достоверно неизвестно ни об одном погибшем боевике. Сразу же после этого было объявлено о создании временного правительства республики под руководством некоего Кахо Абдурашидзе. Стихийно возникшие в столице митинги был подавлены с чрезвычайной жестокостью - против демонстрантов были применены рвотный и слезоточивый газы, пластиковые пули и водометы. В ряде случаев открывался огонь на поражение из стрелкового оружия. При этом полиция и расквартированные в республике воинские подразделения были блокированы в казармах, разоружены и в происходящее не вмешивались. Подразделениям американской армии, расположенным на военной базе в Поти, был передан ультиматум, согласно которому им дается сорок восемь часов на эвакуацию персонала и техники. Международное сообщество обеспокоено...
На этом вырезка обрывалась. Олаф поднял глаза на Ковалева. Адмирал пожал плечами:
- Дальше ничего интересного - визги и писки тех, кто ничего не решает, но лезет со своим мнением, которое никого не интересует.
- Но так, вроде, не планировалось...
- Иосселиани перестарался, как обычно. Что поделать - горячий горный... баран. Живо посчитал, что с теми силами, которые ему выделены, ничего громкого и красивого не совершить, план, выданный штабом, ему не понравился, вот он и нанял толпу каких-то придурков. Наемники, конечно, оказались вполне профессиональными исполнителями, но вместо скальпеля наш грузин получил мясорубку. Хорошо хоть, зиц-председателя найти догадался, но это уже делу не поможет. Он нашумел так, что нам теперь расхлебывать и расхлебывать. Словом, трудно сказать, что будет дальше, но ничего хорошего - это факт. Не хотелось мне шуметь, но придется, похоже. Я ошибся в выборе исполнителя, и теперь вместо мягкой смены власти мы получаем проблему - о ситуации знает весь мир, залезь в Интернет, интереса ради, и завтра, боюсь, нам придется давать пинки НАТОвцам, а я этого ну вот совершенно не хочу, потому как мы разнесем все вдребезги и пополам. Да и перед Джимом неудобно - я ему обещал, что соотечественников его лупить мы не будем... Придется выходить на президента, договариваться с ним... Вот через полчасика и полечу, поговорю, хотя придется изворачиваться со страшной силой. Блин, как неохота выглядеть просителем...
- А может, пронесет?
- Может, и пронесет. Так, что весь унитаз забрызгаем. Хочешь еще новость?
- Опять плохую?
- А когда это новости были хорошими? В общем, власти стран Балтии объявили о национализации всех предприятий, которые... ну, там большой список причин. Как-то все трое очень синхронно сработали. Не догадываешься, против кого это направлено?
- Догадываюсь, - хмуро кивнул Олаф. - И что теперь?
- А что, собственно, теперь? Они замахнулись на самое святое, что у нас есть - на наши бабки. Я утрирую, конечно, но спустить это с рук мы им не можем, иначе мы покажем свою слабость, и любая чухонская сволочь решит, что нас можно гнуть через колено. Не-ет, шалишь, - Ковалев сложил фигу и показал ее воображаемому оппоненту. - Нам хватит сил, чтобы поотрывать грабки кому угодно. Думаю, в течение ближайшей недели эти страны перестанут существовать. И нам тогда все равно придется легализоваться - хотим мы этого, или нет. Вот только насколько все это невовремя...
Мужчины замолчали, и каждый думал о своем. Они не боялись, нет, после того, что они прошли, им вообще было несвойственно бояться. Однако им не по себе становилось от одной мысли о том, сколько проблем дополнительно легло на их и без того перегруженные плечи.
- Ох, и заклюют же нас всякие общечеловеки, - вздохнул Олаф.
- Плевать. Почему-то если человек решил убить тигра, это зовется спортом, а если тигр решил убить человека, это зовется кровожадностью. Мы для них - тот самый тигр, и все их вопли - это лишь страх того, что хищнику надоест, когда его дергают за хвост. При этом бросить столь увлекательное занятие они тоже не могут - проплачено, надо отрабатывать, а то в следующий раз к кормушке не подпустят.
- Угу, мир спасет или красота, или массовые расстрелы. Красота эстетичнее, но расстрелы как-то надежнее.
- Ты, часом, не заболел?
- Нет, а что?
- Да заговорил уж больно красиво. Я в тебе раньше склонности к такому не замечал.
- Растем, развиваемся, самосовершенствуемся...
Собеседники посмотрели друг на друга и рассмеялись - напряжение последней ночи стремительно уходило, оставляя ощущение легкой расслабленности. В самом деле - они просто устали, сводя на нет угрозу крупной заварухи республиканского масштаба, о которой узнали от пленного цыгана. Устали, потому что торопились и не имели времени даже на элементарную подготовку. Конечно, они наверняка уничтожили не всех, кто-то самый мелкий или, наоборот, самый крупный, затаился, но непосредственные исполнители уже покинули этот мир, и новая попытка заработать деньги на чужой крови в этих местах произойдет нескоро, если вообще произойдет. Но все же они устали, а впереди был непочатый край работы.
Хотя, конечно, эту самую работу лица, попавшие в разработку, облегчали им сами. Даже удивительно, насколько легко эти пустоглазые толстобрюхи начинали сдавать всех и вся, получив пару ударов по почкам. В общем, не тянули они на героев-подпольщиков... Мельчает народ, что ни говори.
Хотя, конечно, время на том сэкономили здорово. Догадка Ковалева о назначении оружия оказалась верной - действительно в сепаратизм поиграть захотели. Интересно, как они себе это представляли? Второго Дудаева, который, что ни говори, был личностью неординарной, среди них не было. Да что там, личностей среди них вообще не наблюдалось. Возможно, конечно, кто-то за ними и стоял...
Ковалев подумал, почесал затылок и отогнал ненужные мысли. Хочет кто-то поиграться - пусть их. Адмирал уже решил для себя, что при нужде не будет церемониться, а наведет порядок всеми доступными способами. Что было до него - то Бог с ним, пусть кто натворил - тот и расхлебывает, но при нем новых побоищ не будет.
- Где там наш штурман? Пиво пьет, али спать завалился?
- Да не, командир, он твою дочку развлекает. Смотри, дождешься, в зятья пробьется, - совсем не по-дворянски заржал Олаф.
- Не в этой жизни. Мала она еще, - нахмурился Ковалев и двинулся в дом.
По чести говоря, он сам попросил Синицына посидеть с Юлей - спать девочку не могли уложить даже легкие транквилизаторы, а что посильнее адмирал ей давать не стал. В конце концов, Ковалев плюнул и решил, что пускай она приходит в себя естественным путем. Ну а потом попросил штурмана чуть-чуть с ней побыть - так, на всякий случай.
Проще всего, кстати, было Ланцету - завалился спать, да и делу конец. Человек с железными нервами, иначе и не скажешь. Храпел, кстати, так, что в соседних помещениях слышно было. Ковалев даже решил, что когда вернется на линкор, то загонит палача в медотсек и заставит его избавиться от храпа раз и навсегда.
Вообще, Ланцет медотсек не любил, равно как и врачей, хотя сам относился к их братии. Это у него было остаточное - с той поры еще, как его от нездоровых наклонностей вылечили. Но ради такого дела придется - приказы, как известно, не обсуждаются.
Подойдя к гостиной, Ковалев услышал разговор, от которого ему пришлось подобрать отвисшую было челюсть. Олаф не обратил на это внимания, но адмирал жестом остановил его - хотелось дослушать до конца.
- ... в том, что твой Пушкин гениальный поэт, я нисколько не сомневаюсь, но его таланты прозаика, честно говоря, вызывают у меня сомнения. Единственные более-менее пристойные произведение, которое я могу навскидку вспомнить - это "Дубровский" и "Капитанская дочка". Они имеют вполне приличный средний уровень, но все остальное, мне кажется, не выдерживает серьезной критики. Это, конечно, только мое мнение, но все же, я подозреваю, в их восприятии людьми решающую роль играет не талант автора, а раскрученный бренд его фамилии. И Пушкин, думаю, отлично это понимал - не зря же его проза, в отличие от поэтических произведений, никогда не была слишком масштабной, да и количество его стихов во много раз больше.
Синицын, помимо того, что был первоклассным штурманом и хорошо знал физику, был еще и любителем полистать на досуге книги, так что в литературе, хотя и поверхностно разбирался. Но вот то, что Юля увлекается поэзией, причем хорошей поэзией, было для Ковалева сюрпризом. Он-то полагал, что девочка, подобно большинству представителей нынешнего молодого поколения, интересуется только музыкой в стиле дыдых-дыдых, песнями уровня "Я сошла с ума" и, возможно, еще каким-то бредом. Впрочем, поймал он себя на мысли, про его поколение старшие думали точно так же. Ничто, как говорится, не ново. Из него нормальный человек вышел - и из этих, глядишь, приличные люди получатся. Будущее покажет, конечно, но проблема отцов и детей абсолютно не нова и имеет свойство повторяться с завидной регулярностью. А раз уж он с дочкой и не общался почти, даже когда она у него жила - то что удивляться своему незнанию? Тут скорее огорчаться надо, раз уж сам дурак, а пока что послушать увлекательный разговор двух дилетантов.
Между тем, спор продолжался:
- Но ведь поэт-то он гениальный! Разве может гений быть плохим человеком?
- Пожалуйста. Гитлер - гениальный оратор.
- Ну, ты сравнил...
"Уже на "ты". Быстро, однако", - подумал Ковалев.
- Я просто привел пример. И я вовсе не утверждаю, что твой любимый Александр Сергеевич - мерзавец или еще что-то в этом духе. Во всем, кроме поэтического дара, он обычный человек, не более того. А человеку свойственно ошибаться, иметь и достоинства, и недостатки. Собственно, именно это и делает нас людьми.
- Ну да, ты еще скажи, что его недостатки перевешивали его достоинства. И вообще, кто ты такой, чтобы его судить?
- Ты в бутылку-то не лезь, - Синицын говорил спокойно, без малейшего раздражения в голосе. Именно это спокойствие, похоже, и позволяло ему убеждать девочку, а не давить на нее авторитетом. Ковалеву подобное никогда не давалось - впрочем, он пока и не старался. - Ты вот попробуй мозгой подумать: вот что, кроме стихов, он хорошего в жизни сделал? Ну вот так, навскидку? Наверняка многое, но ничего выдающегося - во всяком случае, ты ничего не можешь быстро вспомнить.
- Могу...
- Вспомнила бы - уже бы сказала. А между тем, его недостатки его и погубили.
- Он на дуэли погиб...
- Ага. И мерзавец Дантес убил великого поэта. Так?
- Ну да...
- А между прочим, в чем-то Дантес был прав.
- Что!..
- Тихо, тихо, не ругайся. Вот ты подумай так, спокойно: что получается, если откинуть личности дуэлянтов? Дантеса можно и не откидывать - самый обычный офицер-иностранец на русской службе. Кстати, с какого-то боку даже родственник Пушкина, кажется. Но это так, к слову. Откидываем личности - что имеем? А имеем очень неприятную и притом банальную картину: некий дворянин, хам и бабник, привыкший, что все ему с рук сходит, потому как морду ему бить не комильфо, вызывает на дуэль другого дворянина, притом офицера. И закономерно получает пулю в наглую башку. Или, в данном случае, в живот, что непринципиально. Другого результата дуэль иметь просто не могла.
- Это было убийство!
- Ну да. И что с того? Что мог в той ситуации сделать Дантес, даже если бы не захотел грохнуть хамовитое дарование? Ну, попробуй подумать?
- Не доводить до дуэли. Свести все к шутке, например, или извиниться. Ну, не знаю...
- Уже довели. Извиняться дворянам, уверенным в своей правоте, было, что называется, западло. Никто бы не понял, да и с какого, прости, перепугу, если сам Дантес считал себя правым? И потом, там еще интрига с женщинами была какая-то, точно не помню. Не интересовался, знаешь ли, специально, интереса не было. Так что вызвал его Пушкин, а не он Пушкина.
- Тогда не стрелять. Или стрелять мимо.
- Тебе легко говорить. Представь себе: в тебя целится человек, имеющий репутацию хорошего стрелка. Ты будешь стрелять мимо? А вот хренушки. Ты знаешь, меньше всего тебя будет волновать, какой он там, по другую сторону черты, поэт - волноваться ты будешь только и единственно о сохранении собственной драгоценной жизни. И ты выстрелишь как можно точнее, никуда не денешься. Вон, часов несколько назад, будь у тебя пистолет, ты бы что - стрелять не стала? Ну, самой-то себе врать не стоит, стала бы, да еще как. А ведь цыгане - музыкальный народ, и среди присутствующих наверняка были ТАКИЕ певцы!,.
- Ну, он мог бы выстрелить в руку, например...
- Это и из нынешних пистолетов задача не самая простая, а из того барахла, которым пользовались в те времена, и вовсе практически нерешаемая. Нет, чисто с точки зрения дуэли, Дантес поступил абсолютно правильно, как и положено профессиональному военному и, не будь Пушкин известным поэтом, о нем никто бы и не вспоминал.
- Но Дантес мог бы отказаться от дуэли.
- Не смог бы. Знаешь, в те времена слово "честь" не было пустым звуком. Отказаться от дуэли - значило потерять честь, а это было хуже смерти. Честное слово, жаль, что дуэли запрещены в наше время - очень много всякой швали триста раз подумало бы, прежде чем открывать свой поганый рот...
- Кхе-кхе... - сказал Ковалев, входя в комнату. - Развлекаетесь?
- Да, каждый в меру сил и испорченности, - отозвался Синицын. Он сидел в глубоком мягком кресле, вольготно вытянув ноги, и неторопливо, но с чувством, как воду, прихлебывал коньяк из граненого стакана. Стиль пития, конечно, оригинальный, культура потребления продукта - тоже, но... Почему бы нет? Тем более что стресс - он и для супера стресс, как ни крути. Похоже, лейтенант даже не опьянел, да и с чего ему пьянеть-то? Выпил граммов триста, не больше - бутылка, стоящая рядом, на столике, была полна еще больше чем на треть.
Юля сидела напротив, с ногами забравшись во второе кресло, и смотрела на огонь - несмотря на теплый день, камин был растоплен и дрова в нем весело потрескивали. Тоже своего рода снятие стресса - человеку никогда не надоедает смотреть на живой огонь, а лучший способ отвлечься - сконцентрироваться на чем-нибудь другом. Кстати, в руке девочки тоже был стакан с коньяком - правда, напитка в нем было на донышке. Ковалев посмотрел на сделавшего невинное лицо Синицына неодобрительно, но ничего не сказал - опять же, хотел бы, чтобы штурман вел себя, как положено насквозь воспитанному офицеру, дал бы инструкции четкие. А так, штурман развлекает ребенка в меру сил и возможностей. Сам виноват, думать надо было.
- Саш, иди позавтракай, - сказал Ковалев. - Сегодня мы еще много чего успеть должны. Через двадцать минут чтоб был готов. И готовься принимать корабль.
- В смысле? - не понял Синицын.
- В прямом. Иосселиани с заданием не справился. В Грузии идут уличные бои, и всю эту кашу мне теперь придется расхлебывать, а корабль я ему обещал как раз за то, чтобы не было проблем. Поэтому на линкор я его не поставлю - не дорос. Будет или вечным старпомом, или получит трофейное корыто, пока не повзрослеет и не научится сначала думать, а потом действовать. Командовать нашим трофеем пойдет кто-нибудь из командиров крейсеров, не решил еще, кого поставлю. Соответственно, по цепочке на его место встанет командир одного из эсминцев, ну а ты получишь этот самый эсминец. Пойдет?
- Спасибо, командир! - Синицын вскочил, вся его физиономия буквально светилась от радости.
- Ну и гут, - улыбнулся адмирал. - А теперь бегом завтракать!
Обрадованный штурман исчез, как по волшебству, деликатный Олаф последовал за ним. Ковалев задумчиво посмотрел им вслед - нет слов, парням он доверял, но справятся ли они? Хватит ли опыта? Впрочем, будущее покажет, тем более что выбора особого все равно нет. Командир корабля по специальности должен быть, в первую очередь, штурманом, потому что, случись что, именно ему этот корабль вести. Все остальное приветствуется, но не обязательно. Опыт - дело наживное, авторитет у команды молодой супер, будем надеяться, заработает. В конце концов, более опытных штурманов просто нет - все в один срок начинали, а парень хотя бы делом проверен не раз. Единственно, еще ни разу Ковалев не ставил супера командиром корабля, но ведь все равно надо когда-то начинать. Да и сам он, если подумать, раньше эскадрой не командовал - и ничего, справляется. Жаль только, стратегическими талантами он обделен, но и в этом ничего удивительного, если вдуматься, тоже нет. Ученые Первой империи создавали прирожденных солдат, но никак не прирожденных полководцев, возможно, они склонность к стратегическому мышлению как раз и считали чем-то противопоказанным. Чтобы, например, такой вот супермен сам на престол не позарился. Вполне, кстати, разумная предосторожность. А с учетом того, что нынешние суперы лишь бледное подобие тех, которые были выведены в секретных лабораториях Первой империи, то и вовсе...
А вот Олаф с задачей справится, тут к бабке не ходи. Задание четко по его профилю. Надо будет только режим наибольшего благоприятствования ему создать - как ни крути, а новое подразделение нужно создавать срочно. Имперский десант, конечно, способен на многое, но это все-таки не скальпель, а топор или даже, скорее, молот. Как известно, удаление прыщика топором превратится, скорее всего, в банальную ампутацию конечности, а в нынешних условиях это может обернуться многими смертями. Оно, спрашивается, надо?
Между тем Юля встала из кресла, подошла к отцу и некоторое время смотрела на него, не решаясь прервать его раздумья. Однако решилась наконец - осторожно тронула за рукав, заставив адмирала вздрогнуть от неожиданности.
- Прости...
- Не бери в голову. Как ты?
- Ничего. Главное, живая, - тряхнула головой девочка, но взгляд ее был отнюдь не самым спокойным. Ковалев вздохнул, осторожно погладил ее по голове.
- Все в порядке, доча, все уже кончилось. Ты только не пугай меня так больше, ладно?
- Хорошо, пап...
- И бабушке не говори - незачем ей волноваться.
- Не буду, - Юля несмело улыбнулась. - Пап?
- Да?
- А можно вопрос?
- Задавай, - кивнул адмирал.
- Кто ты такой?
- В смысле?
- Ну, мама говорила, что ты очень богатый человек, и все такое, но я же вижу, не слепая, все эти лазерные мечи и летающие машины...
- Силовые.
- Что силовые?
- Это не лазерные мечи, а силовые рапиры. Но ты, в общем, права. Давай так: ты сейчас отдохнешь, а потом я тебе все покажу и объясню. Ладно?
- Заметано, - на сей раз улыбка дочери была уже вполне нормальной, такой, какая и должна быть у девочки ее возраста.
- Вот и замечательно. Ты иди, ложись спать. У меня много дел и я сейчас уеду, но ты не бойся - в этом доме никто не сможет причинить тебе вред. Даже зайти без спросу сюда никто не сможет. Ты мне веришь?
- Да, папа.
- Ну и ладненько.
- Пап...
- Да?
- А мама приедет?
- Не знаю, вот честное слово. Я поговорю с ней, но...
- Понятно.
Девочка опять расстроилась, но теперь у нее хватило самообладания на то, чтобы относительно спокойно отправиться в свою комнату, а Ковалев тем временем отправился в кабинет - времени у него действительно было мало.