Глава 8
Большой отец говорящих камней
Митяй собрал все кусочки внешней оболочки говорящих камней в кастрюльку, оделся и снова вышел из машины. Ему не терпелось поскорее что-нибудь наведловать, причём мощное и загогулистое, но для начала он подошёл к проруби и высыпал в неё одёжку Лариски и Зинули. Странное дело, но сероватые пластинки с шипением растворились в самой обычной воде, и та понесла весть о том, что Митяй обрёл свои говорящие камни, вниз по течению Чусовой в Каму, затем в Волгу и Каспий. Что же, теперь все ведлы Каспийского бассейна будут знать, что на свет появился ещё один великий ведл, Дмитрий Олегович Мельников. После этого он отправился к горе, в которой Мать-Земля вырастила для него такие необычные, совершенно фантастические говорящие камни. На этот раз земля под его ногами дрожать не стала. Выть и рычать тоже. Памятуя о том, что место это просто удивительное, он достал из футляров сначала Лариску, затем Зинулю и, немного подумав, приставил призму торцом к более толстому веретену, нацелив его острым концом на гору, после чего принялся ведловать, а попросту призывать к себе все говорящие камни, таящиеся в этой горе и мечтающие лечь на чьи-то ладони. Из Лариски вырвался, как из прожектора, мощный зелёный луч, осветивший материнскую гору, и ведлование сразу же заладилось, пошло зело мощно и напористо. На взгляд Митяя, даже слишком напористо и быстро. Можно бы и помедленнее.
Говорящие камни полезли из горы, словно божьи коровки, и покатились к нему по снегу, но Митяй отправил их ещё дальше, к «Пахому». Длилось это недолго, всего минут двадцать, а камней из-под осыпи и из горы высыпалось немало, но подъёмное количество, куба под два с половиной, причём очень разнообразных, чего в принципе быть не могло. Хотя это ещё как посмотреть, ведь он приехал не к простой горе, а к Великой Горе Говорящих Камней! Как только все говорящие камни попарно отправились к машине, к нему прямо под ноги прикатился говорящий камень-одиночка, круглый пёстрый колобок с алыми и фиолетовыми разводами, размером с футбольный мяч. До того смешной, что Митяй даже засмеялся и велел ему катиться к «Пахому».
После этого, задумавшись на пару минут, он продолжил своё каменное ведлование и заставил все прочие каменные глыбы и даже щебень подниматься обратно на гору, но не абы как, а выстраиваясь в изваяние загорелой румяной женщины со светлыми, выгоревшими на солнце волосами. Естественно, что перед его глазами стояло Танино лицо.
Это ведлование продлилось часов шесть, пока все камни не скрепились намертво в прочный монолит. Монумент получился весьма внушительным, метров триста в высоту, и очень похожим на Таню, только не с серо-голубыми, а с зелёными, малахитовыми глазами. Зато Мать-Земля улыбалась совсем как Таня, весело и задорно. Облачённая в длинный сарафан нежно-кремового цвета, она стояла в величественной позе, подняв кверху руки, а с одной ладони на другую перекинулась широкая арка сверкающей радуги. Когда всё закончилось, Митяй не только сделал несколько снимков, но ещё и заснял пятиминутный видеоролик, после чего вернулся к «Пахому», залез внутрь и принялся пускать на обёртки для говорящих камней всю замшу, которая только попалась ему под руки, а также волчьи шкуры. Говорящие камни, укутанные попарно, он решил складывать в пустые бочки из-под солярки, чай не моча, и, вооружившись упаковочными материалами, снял с них крышки. После этого он открыл заднюю дверь, положил наклонный трап и дал говорящим камням команду заходить внутрь по двое. Его говорящие камни, лежавшие в кобурах, нежно засветились. Митяй принялся сноровисто упаковывать и складывать говорящие камни в пустые бочки, стоящие в задней, отгороженной от остального отсека части кунга. Он не особенно вглядывался в то, что попадается ему под руки, а это всё были камни просто редкостной красоты, и только два громадных алмаза величиной чуть ли не с кулак каждый Митяй сразу же засунул к себе в карман куртки. Эти камни точно были особенными, и ему ещё предстояло найти того ведла, которому он вручит их не абы как, а с вежливым поклоном.
Пустив на обёртки даже льняные занавески с окон, Митяй уложил в пустые бочки все говорящие камни. Последним в будку вкатился, чуть ли не пыхтя от натуги, тяжёленький яшмовый колобок. Его он бережно поднял на руки, внёс в кубрик и положил на столик. Это был особый говорящий камень, и он знал, кто его так давно мечтал обрести — Нефтяная княгиня Софья. Митяй затащил трапп в будку, закрыл дверь и прошёл в кубрик.
Стемнело. Отправляться домой в сумерках по неразведанному пути он побоялся и потому, вымыв руки, принялся готовить себе ужин, а поев, немедленно завалился спать. С рассветом он уже был в пути и вскоре, увидев впереди подозрительно ровное и широкое поле, насторожился. А если точнее, то у него попросту сыграло очко, как тогда, в Африке, когда он внезапно начал садить из «корда» по вполне безобидным на первый взгляд зарослям кустарника, и, глядя на него, по ним принялся палить из всего, даже из агээсов, весь его взвод, и они положили там чуть не полторы сотни сомалийских пиратов. Здесь пиратов точно не было, но эта ровная, как стол, фиготень без единого кустика ему совершенно не понравилась, и он остановился, не доезжая метров пятидесяти, вылез из машины и забрался на крышу кабины.
Стоя на пронизывающем ветру — утро выдалось хмаристым, — Митяй достал из футляра сначала Лариску и принялся рассматривать равнинку через неё, но только и смог увидеть местами из-под снега торчащую осоку — верный признак болота. Подумав, Митяй достал ещё и Зинулю, приложил её торцом к Лариске, и тут ему всё сразу же стало видно как на ладони, причём метров на десять в глубину. Перед ним лежала глубокая непроходимая топь, в недрах которой он заметил трупы множества крупных животных. Сверху её слегка прихватило льдом, и с его стороны было бы полным идиотизмом пытаться переехать через это клятое место, а потому он забрался в кабину «Пахома», развернулся и, весело насвистывая, поехал обратно, представляя себе, как бы ему пришлось уродоваться, вздумай он выехать вчера ночью. Зато ему удалось ещё раз полюбоваться на монумент Матери-Земли, но теперь без радуги.
Обратная дорога снова через лес оказалась не простой, и Митяй пробирался через зелёный заснеженный лабиринт целых два дня, хотя и мог наведловать в нём широкую, прямую просеку, но, подумав о том, как будут клясть его все те, кто захочет повторить пройденный им путь, чтобы поклониться монументу Матери-Земли, всё же не стал этого делать. Пусть и другие тоже мучаются, не он же один должен уродоваться, как проклятый. Нагадив потомкам, Митяй выехал из леса и на этот раз покатил к лагерю уже несмотря на то, что стемнело. Ему очень хотелось поскорее обнять Таню.
В лагерь он приехал за полночь и даже не удивился, увидев добрых полторы дюжины домов и электрические лампочки на высоких столбах, которые послужили ему маяком в кромешной тьме. Заслышав шум двигателя, из домов выбежало человек четыреста мужчин, женщин и детей, но Митяй искал глазами в этой толпе только Таню и быстро нашёл её. Выскочив из машины, он подхватил жену на руки и сразу же почувствовал, что та снова беременна, но находится всего лишь на одиннадцатой неделе, а стало быть, всё в порядке, это не девятый месяц. Отдав кому-то ключи от «Пахома», он принялся целовать на ходу родное, радостное лицо, и через десять минут они уже обнимали друг друга, лёжа на большой и удобной постели. Естественно, совершенно голые и в отдельной комнате. Изумруды Митяя, лежащие на полочке, повешенной над кроватью, как и аметисты на теле Тани, ярко светились, заливая спальную комнату дивным светом. Уснули они уже под утро, а потому добрых полдня отсыпались и вышли в столовую только часа в три. В неё тотчас набежало народу, но Митяй уже знал, что буквально на третий день после его отъезда в их лагерь пришёл отряд местных охотников, привлечённых странными пришельцами. Вообще-то охотники хотели предупредить их, чтобы они не совались к высокой Колдун-горе, которая прогнала от себя всех животных, но, узнав, что к ней пошел великий ведл, успокоились.
Через три дня всё племя собралось возле лагеря, и поскольку надвигались холода, то всем пришлось поработать, чтобы срубить хотя бы простенькие избы и дождаться, когда великий ведл разберётся со своими делами. Из Магнитогорска к ним немедленно выслали ещё две Большие Шишиги с полутора десятками ведлов-мастеров, и жизнь в посёлке быстро наладилась. Уже всех его жителей они научили большому ведловству, русскому языку и даже новым профессиям. Их всех с нетерпением ждал в Магнитогорске князь Виктор, но бывшие охотники упёрлись и сказали, что дождутся Великого отца говорящих камней. Увещевания типа «Да мы вам их и без него поможем найти» ни на кого не подействовали. Им хотелось посмотреть на того ведла, который достанет свои говорящие камни из Колдун-горы, авось и им с этого что-нибудь перепадёт. Ну что же, они не ошиблись, как раз им первым и перепала почти сотня из тех двух с половиной тысяч пар говорящих камней, которые привёз с собой Митяй, а стало быть, ждали они его не зря. После этого сразу же начались сборы. Пять домов были построены как раз таким образом, чтобы их можно было взять на прицеп и привезти в Магнитогорск. Деревянные полозья даже были оббиты стальными полосами. Поэтому сборы оказались недолгими, и на следующее утро они всем табором тронулись в путь.
Митяй ехал впереди, на «Пахоме», но не за рулём. Он то и дело смотрел вперёд через свои говорящие камни и говорил Тимохе, куда ехать. Может быть, именно поэтому они добрались до Магнитогорска, где уже вырос весьма приличного размера городок, в который перебралось жить почти шесть тысяч человек, всего за двое суток, хотя и не гнали, как бешеные. Лариска и Зинуля работали намного лучше, чем любой прибор ночного видения, и потому водители, сменяя друг друга, ехали день и ночь. А вот Митяя сменить было некому, и потому он здорово устал за время этой поездки и после неё отсыпался часов четырнадцать подряд. Проснувшись, наспех осмотрел хозяйство князя Стального, щедро поделился с ним говорящими камнями, хотя, конечно, большую их часть, как всякий уважающий себя куркуль, припрятал. Чай не маленькие, сами найдут себе говорящие камни.
Известие о том, что Колдун-гора превратилась в монумент Матери-Земли, так подействовало на князя, что тот немедленно сел за руль своего «Богдана» и, даже не проводив Митяя, тотчас умчался в Екатеринбург, чтобы поклониться ей и поблагодарить за вторые говорящие камни, тоже изумруды, как и у Великого отца говорящих камней, пусть и поменьше, но зато не такие сварливые и вредные.
Митяй, хорошенько отоспавшись, велел установить собранные понтоны на стальные полозья и прицепить сани к Большим Шишигам. Поскольку Урал уже встал — морозы опустились ниже тридцати, — то, надев на колёса цепи, они поехали прямиком в Нефтеград, выезжая на лёд лишь время от времени. Всё хорошо, только горючее приходилось экономить, и потому в кубриках установили буржуйки и топили их дровами. Впрочем, горючего им хватило, и когда Митяй не увидел при подъезде к вотчине князя Серёги Нефтяного газового факела, то даже заорал от восторга. Это означало, что попутный газ уже не отравлял атмосферу, а пошёл в дело, и он не ошибся. Нефтяники зимовали в землянках, но зато нефтеперегонный завод себе отстроили знатный, за что им и было разрешено запустить руки в добрую треть каменного хабара, собранного Митяем на Колдун-горе. Вот радости-то было, когда несколько десятков ведлов нашли себе второй комплект говорящих камней! Князя Нефтяного говорящие камни, привезённые Митяем, почему-то обошли стороной, а ведь он, начав ведловать возле бочек, сразу же определил, какие говорящие камни здешним ведлам придутся ко двору, а какие лучше везти дальше. В Нефтеграде число жителей также резко увеличилось и достигло почти десяти тысяч человек, но пуховых платков никто из них вязать не собирался. Все эти люди, как и их громкоголосый весельчак-князь, уже стали завзятыми керосинщиками, и почти двум третям народа срочно требовались говорящие камни, а потому Митяй, глядя на их счастливые лица и сверкающие глаза, на следующий день взял в руки Макиту и пошёл на реку.
В реке Самаре он выпилил возле берега большую прорубь, затолкал шестом льдины под лёд, велел положить на берег длинный широкий лоток, а ему принести кресло побольше и помягче, а также большую, тёплую шкуру и вообще поставить над ним палатку, чтобы он не замёрз во время великого каменного ведлования. Лоток, кресло и несколько шкур ему притащили сразу, а вот с палаткой вышла небольшая заминка. Впрочем, холод Митяю был не помеха. Он достал говорящие камни, нацелился зелёным лучом на воду и принялся очень шумно ведловать. Шумно потому, что вода в проруби буквально бурлила и клокотала, когда он вызывал к себе говорящие камни чуть ли со всей округи и даже из-под Магнитогорска. Уже через каких-то два часа вода в проруби засверкала яркими, разноцветными сполохами и самые разнообразные говорящие камни начали попарно, с дробным перестуком выбираться из воды и катиться вверх по лотку на большой деревянный стол, установленный к тому времени в большой палатке, а люди их тотчас хватали, заворачивали в замшу, но чаще всего в куски, отрезанные от своих старых шкур, и сносили на центральную площадь, к землянке князя.
Ведловал Митяй три дня и наведловал столько говорящих камней, что и сам удивился. И снова он выудил из потока камней несколько очень крупных алмазов, а вместе с ними изумрудов, сапфиров и рубинов. К этим камням он испытывал особое почтение, но когда речь дошла до выбора говорящими камнями своих ведлов, то выяснилось, что только в руки нескольких, самых опытных и могущественных из них, пошли большие, действительно драгоценные камни, и Серёга Нефтяной даже подивился тому, что его вторыми говорящими камнями пожелали стать два каких-то невзрачных прозрачных камня размером с гусиное яйцо каждый. Он удивлённо пожал плечами, взял их, и два голубоватых алмаза в считаные минуты превратились на его ладонях в два каплевидных гранёных бриллианта с вогнутым дном и потому похожих на столовые ложки без ручек, сверкающих электрическим сиянием, которые к тому же сами взлетели с ладоней и прилипли к его лбу над глазами. Свои собственные глаза у того вылезли на лоб, и князь Сергей Нефтяной заорал благим матом:
— Митяй, я каждую землянку насквозь вижу! Почёсывая небритую щёку, Митяй усмехнулся и ответил:
— Хе-хе, княже, посмотрим, что ты заорёшь, когда подойдёшь к своему самовару и наденешь вторые говорящие камни так, как полагается, то есть на глаза вместо очков, да ещё возьмёшь в руки первые. Хотя, знаешь, мне это самому интересно. Пошли к твоей шайтан-кастрюле, глянем, что из этого выйдет.
А вышло из этого следующее. Вместе с тремя десятками главных специалистов нового предприятия нефтехимии они направились к керосиновому заводику. Серёга Нефтяной остановился возле стальной ректификационной колонны, установленной на мощном каменном фундаменте — ведлы вообще строили завод на диво капитально и основательно, — и распахнул волчий полушубок. Затем он расстегнул тёплую рубаху, чтобы два больших плоских агатовых ромба на его выпуклой, мощной груди когда-то очень удачливого и смелого охотника-даргсу смогли хоть краем глаза взглянуть на самовар. Ведл-нефтяник надел бриллиантовые очки на глаза, громко охнул и немедленно начал ведловать. Через несколько минут он поинтересовался у отца говорящих камней:
— Митяй Олегович, что скажешь мне насчёт такого бензина и соляры, которые в топливном баке словно бы в лёд превратятся? Учти, тогда топлива в баки поместится почти в пять раз больше, а возле заборной трубки и в ней самой бензин и соляра будут самыми обычными. Правда, я теперь могу поднять октановое число хоть до ста двадцати, да и цитановое любым сделаю, но мне всё же больше нравится многокомпонентное топливо княгини Ольги, оно самое экономичное, но теперь я и его вдвое лучше сделаю на одном только попутном газе и чистой соляре.
Митяй зевнул, устало махнул рукой и ответил:
— Валяй, Серёга, мне как-то всё равно, что в бак заливать, лишь бы «Пахом» веселее рычал, а моя малышка Шишига не фыркала и не плевалась. Ладно, ведлуй, а я спать лягу.
Когда Митяй проснулся, работа над новым сортом моторного топлива была в самом разгаре, но Серёга клятвенно пообещал, что через двое суток зальёт в каждый из двух баков «Пахома» не по семьсот пятьдесят, а по две тысячи пятьсот литров чистейшего двухкомпонентного топлива с идеальными характеристиками. Топливный бак от этого сделается практически монолитным и обретёт огромную прочность. Ему не будут страшны ни огонь, ни мороз. Услышав о том, что «Пахом» попрёт на себе пять тонн новой кристаллической соляры и при этом на сотню километров станет расходовать её всего двадцать два литра, то есть сможет проехать без дозаправки больше двадцати тысяч километров, Митяй нервно вздрогнул и захихикал. В прочности конструкции этого супервездехода ему не приходилось сомневаться, как и в надёжности двигателя и трансмиссии. Его единственным слабым звеном была резина. Да, она была раза в два лучше по качеству, чем резина Пирелли для Шишиги, но это ещё ни о чём не говорило, ведь порвать можно любую резину, а потому если он о чём и волновался, то только о тапках для «Пахома» и всей остальной техники. Кивнув, он сказал:
— Хорошая придумка это твоё твёрдое гарево, Серёга. Особенно для такой техники, где вес не играет решающей роли. У нас с Болыпигами теперь одна проблема — обувка, и даже не потому, что её пробить можно, а по другой причине. Очень уж мы своими колёсьями дёрн рвём, а это не есть хорошо. Это очень плохо есть, дорогой ты мой Нефтяной княжище.
Князь широко заулыбался, витиевато матернулся, отчего Митяй — он терпеть не мог материться при женщинах, детях и родителях — поморщился, Таня сидела рядом, и радостно воскликнул:
— Митяй, …, так ведь и с этим наша Сонечка, нефтяная владычица, всё уже обрешетила. Ты только возвращайся поскорее в Дмитроград, а там твоего «Пахомку» уже ждёт новая обувка из умного полиуретана. Представляешь, Митяй Олегович, ставишь такое колесо на Большигу, и, пока та на домкрате стоит, оно колесо как колесо, только цветом как волосы у даргсу и светится изнутри, как фонарик. Зато когда Большига на все шесть колёс становится, они сразу же оплывают вниз и словно треугольными становятся, но понизу всё равно, как это и положено, протектор идёт. Полиуретан этот внутри как бы струнами пронизан. В середине, на ступице, он до жути прочный и на ней намертво сидит, не провернёшь, а по краю — эластичный, хотя и отлично держит форму протектора, но, что самое главное, Митяй, пятно контакта с поверхностью у него в двадцать пять раз больше, чем у обычного колеса, ведь он делается вчетверо шире обычного колеса и в длину вытягивается. На таких колёсах Большиги при полной загрузке не оставляют на дернине следа, только на снегу, а прилипает такая обувка даже ко льду, и если ты её ножом режешь, то она тут же заново срастается. Я об этом сегодня утром узнал, когда с Сонечкой связался, чтобы рассказать о методе кристаллизации моторного топлива и масел. Вот она в обратку со мной такой новостью поделилась, а я с тобой.
Митяй улыбнулся и сказал:
— Всё это замечательно, Серёга, только знаешь, что-то вы от меня не только хорошему, но и плохому учитесь. Например, материться через каждые три слова. Это не дело. В общем, так: завтра после обеда собери-ка ты весь свой народ на площади, а я вам преподам урок морали и нравственности, а также ведловскои этики. Всех собери. Думаю, что за час твой самовар не взорвётся, а потом, как только поедешь в Магнитогорск, к Виктору за своими железяками, ему и его людям точно такой же урок преподашь, а то я вас, керосинщиков, как послушаю иной раз, так у меня уши сами в трубочку сворачиваются. В общем, собирай народ, прочитаю вам лекцию о том, что такое хорошо и плохо.
После завтрака Митяй сел за Тошибу и до самого вечера только тем и занимался, что формулировал для предстоящей лекции заново пресловутые заповеди вкупе с моральным кодексом строителя коммунизма, но стараясь сделать их более развёрнутыми, чтобы всем стало ясно, почему нельзя убивать не только друг друга, но и природу. Во время учёбы-лекции Главный ведл подробно расшифровал ещё и такое понятие, как откорм скота на мясо и гуманный ведловской забой, чтобы не остаться без мяса к обеду или ужину, хотя как раз этого мог и не делать. Те ведлы, которые занимались животноводством, очень быстро поняли, что откармливать кастрированных животных на мясо нужно умеючи, содержа их отдельно от остального, молочного, шерстяного и рабочего стада, и забивать животных так, чтобы те даже и не подозревали, что с ними вскоре произойдёт, то есть погружая в глубокий сон, после чего нужно обязательно просить прощения у Матери-Земли. Как знать, может быть, тогда их души попадут в рай и не будут проклинать людей. Когда дело дошло до этики ведла и ведловства как такового, Митяй и вовсе развернулся, так как давно думал об этих сложных материях и первым делом сформулировал тезис о том, что всякое ведловство должно преследовать только благие цели и служить на пользу человеку и Матери-Земле. В конце концов он добрался и до такой темы, как тайные слова, сиречь простая матерщина, которые позволяют человеку очень быстро выплеснуть из себя отрицательные эмоции и чёрную энергию.
Нет, он вовсе не был против этого. Наоборот, приветствовал, но при этом вводил жесткие ограничения — тайные слова ни в коем случае нельзя нацеливать на другого человека, какую бы обиду он тебе ни причинил, это табу, этим ты рассердишь Мать-Землю; тайные слова нельзя произносить при женщинах, детях и тех, кто старше тебя хотя бы на день; тайные слова нельзя произносить громко, чтобы кто-либо их мог случайно услышать; если ты находишься где-то не один, а из тебя рвутся наружу тайные слова, отойди в сторону, отвернись и тихо проговори их, а потом извинись перед своим товарищем, иначе тайные слова не развеют дурных эмоций и не дадут выхода чёрной энергии; тайные слова ни в коем случае нельзя произносить во время ведлования. Расписал он и те случаи, когда лучше выйти, тихонько проговорить тайные слова и, вернувшись, продолжить разговор, работу или ведлование, чем копить в себе злость, ведь тайные слова тем и хороши, что, будучи сказанными наедине даже громко, они уже ничего не могут сделать плохого, так как унесли прочь чёрную энергию. Естественно, что когда Митяй начал читать эту лекцию, то Лариска и Зинуля сверкали в его руках, а потому все люди, включая детей, выслушали её очень внимательно.
На следующий день они уехали из Нефтеграда, но уже вечером, когда собирались в дорогу, Митяй с удовлетворением отметил, что никто не матерился. Честно говоря, ему это было очень приятно. Утром, как только рассвело, они расселись по машинам и тронулись в путь, взяв направление на Штурманск, двигаясь по широкой бескрайней и заснеженной лесостепи, по которой бродили стада мамонтов и одинокие скитальцы — шерстистые носороги. Попадались им и эласмотерии, некоторые просто огромного роста красавцы с рогом более двух метров длины. Хищников в степи тоже хватало, а вот людей они так и не встретили. В Штурманске их давно уже ждали. Усилия, предпринятые князем Данилой, увенчались успехом — он собрал в своём городе свыше двенадцати тысяч человек. Князь показал себя прекрасным организатором, но очень уж жестким руководителем, и, может быть, оно и к лучшему. Даже зимой в Штурманске ни на день не прекращались строительные работы, и в городе каждый день справляли новоселье.
Митяя, а точнее, его говорящих камней все ждали, словно чукча рассвета, что и неудивительно — на берегах Волги их было крайне мало. В Штурманске вообще ничего не было, кроме рыбы и возможности прорыть Волго-Донской канал, чтобы воды Волги точно потекли в Дон. Во всяком случае, об этом говорили все ведлы князя. Данила прекрасно понимал, что ему нет никакой нужды иметь город с населением больше пяти-пяти с половиной тысяч человек. Их просто нечем будет занять, и потому уже очень скоро он сам задал Митяю довольно непростой вопрос, предварив его словами:
— Митяй Олегович, теперь, когда у меня будет столько ведлов с говорящими камнями, мы по весне нагоним в Штурманск со всей степи мамонтов, единорогов и носорогов и за лето канал пророем, а потом ведлы его силой Волги расширят и берега укрепят. Это уже дело решённое, и я всё очень ясно вижу у себя перед глазами. Меня другое волнует, Митяй, куда потом людей отправлять? Кораблей на всех не хватит, чтобы они речниками стали, а сидеть в этом городе без толку им быстро надоест. Поэтому давай думать вместе, куда их переселять.
Этим он заставил Митяя надолго задуматься. Дмитроград вырисовывался, как столица. Руд там вполне хватало для того, чтобы иметь неплохой машиностроительный комплекс, нефть позволяла иметь мощную нефтехимию, да и земли вокруг были плодородными, и вместе с двумя новыми городами, уже заложенными на Кубани, там возник довольно серьёзный очаг новой цивилизации. Оставалось только соединить каналом Куму с Кубанью, в чём он не видел особых трудностей, и тогда корабли класса «река-море» смогут ходить по полноводным рекам в два моря, и если осуществить это, то тогда сама Мать-Земля велела сделать князя Данилу Штурмана крупнейшим судостроителем. С Урала он станет получать сталь и титан, из Электрограда — алюминий, а из Нефтеграда — высококачественное кристаллическое топливо, и тогда из Штурманска во все стороны поплывут большие корабли. Именно такую перспективу и развернул он перед Данилой, и тот, пристально посмотрев на Митяя, сказал:
— Тогда мне нужно строиться основательно, Митяй Олегович, и думать не о дальних странах, а о строительстве большой судоверфи. Раз так, то, ведабу, расскажи мне всё, что ты знаешь о кораблях и о том, как их строят в твоём мире.
Странно, но речной князь сказал о том мире, в котором вырос Митяй, как о ныне здравствующем и процветающем, и он задумался: а может быть, его забросили всё-таки в какое-то параллельное прошлое и всего в двух шагах от него находится родная, хотя и совершенно чумовая Россия?
Митяй кивнул и ответил:
— Дай мне пару дней, Данька, и я и тебя, и твоих ведлов очень многому научу, и тогда станете вы строить быстроходные корабли на подводных крыльях, которые помчатся из Штурманска и на Каспий, и в Чёрное море, и даже в Балтийское. Вы ведь ведлы, княже, а потому многое сделать можете.
Как и в Нефтегорске, в Штурманске Митяй тоже прочёл лекцию о морали, нравственности и ведловской этике, что было очень своевременно. Потом две недели читал лекции о кораблестроении и судовождении по рекам и морям. Прочитал лекцию и о газотурбинных двигателях, считая, что мощные силовые установки придутся корабелам очень кстати. Князь Данила, подумав, отправил сотню ведлов в Дмитроград учиться тем профессиям, которые помогут им стать корабелами самим, после чего они научат этому и всех остальных жителей Штурманска. Надо сказать, что новость о том, что в этом городе будут строиться скоростные водяные Шишиги, способные поднять на борт сразу целое племя и кучу грузов, привели всех жителей в восхищение. Ещё бы, ведь они смогут тогда поплыть в такие далёкие края, где никогда не бывает зимы. Митяй не был уверен, что они действительно смогут построить суда на подводных крыльях с длиной корпуса метров в семьдесят пять, а водоизмещением в три-три с половиной тысячи тонн, которые смогут ходить по рекам со скоростью в восемьдесят-девяносто километров в час и при этом не создавать волны. С волной-то и буруном за кормой любой ведл справится на раз, а вот встанут ли на крыло такие громадины, он сомневался, и ему срочно требовалось поговорить с Игнатом. У этого парня имелось какое-то особое чутьё на то, что можно изготовить из металла, а что нельзя. Из Штурманска они выехали на пяти Большигах, и каждая буксировала по два балка, но поскольку ехать им пришлось сначала по степи, а потом по льду замёрзшего Дона, то это не составило особого труда, хотя и лёгким путь тоже нельзя было назвать. За два дня они добрались до Электрограда, переехавшего на новое место, туда, где Северный Донец впадал в Дон. До звания города этому стойбищу, состоящему из множества больших землянок, было, конечно, очень далеко. Зато Кирилл и Дандор умудрились построить на Северном Донце нечто невообразимое, и вот почему. Первым делом Электрический князь затребовал из Дмитрограда как можно больше говорящих камней, и ему их привезли. Сам он тоже ворон не считал и немедленно провёл водное ведлование, после чего отправился на «Федоте» на Донецкий кряж, на котором ещё лежало несколько огромных глыб льда, провёл там большой каменный поиск, который принёс ему почти четыре с половиной тысячи пар говорящих камней, и все они нашли своих ведлов. Потом князь Кирилл собрал в пяти километрах от будущего города большую толоку и провёл великую каменную охоту, заставив двигаться к нему камни со всех рек, впадающих в Дон. Надо сказать, что их ледник притащил с севера, когда наступал на юг, немало, а потому Электрический князь сумел силами ведлов и своей энергией возвести воистину титаническое сооружение из огромных гранитных глыб.
Ничего подобного Митяй не мог себе и представить. Это был каменный бассейн-накопитель длиной в десять километров, шириной в пять и высотой в сто двадцать метров, к которому от Северного Донца подходило целых двенадцать линий трёхуровневых акведуков, но на них ещё не были установлены нории для подъёма воды, хотя их добрая половина уже была привезена и они монтировались. Эта река была даже более полноводной, чем в более поздние времена Дон в своём нижнем течении, а потому, судя по расчётам, всего за полгода надземное водохранилище наполнится шестью миллиардами кубометров воды, при этом производительность каждого акведука составит две тысячи кубометров в минуту. Объём воды будет просто колоссальный. Потом эта вода по четырём стальным трубам потечёт вниз и станет крутить турбины, и гидроэлектростанция тут же начнёт вырабатывать электроэнергию. Уже через полтора года, как говорил князь Кирилл, его город будет не узнать. А пока что Митяй, не обращая внимания на холодрыгу, поднялся в воздух на автожире и осмотрел титаническое сооружение, хотя уже и видел его большой детальный макет, по которому велось его строительство. Ни о чём подобном он не мог и помыслить, а когда пролетел над всем сооружением и увидел пятикилометровой длины набережную с отгороженным от остальной реки каналом шириной в двадцать метров, на которой стояли каменные башни для установки норий, а от них шли акведуки и промежуточные нории, подающие воду ещё выше, то, грешным делом, ужаснулся и, спустившись на землю, задал князю такой вопрос:
— Кирюха, и на фига нужно было так уродоваться, народ истязать? Неужели нельзя было просто перекинуть через реку мост и установить на нём турбины или гребные колёса?
В ответ он услышал следующие слова, сказанные с насмешкой и ничем не прикрытой иронией:
— Митяй, ну подумай сам, что дал бы нам этот чёртов мост. Во-первых, гребные колёса будут пугать рыбу и, что ещё хуже, бить её почём зря. Во-вторых, мы всего лишь собрали по всем рекам камни, которые, так или иначе, представляли собой опасность для судоходства, но самое главное, Митяй, мы ведь отгородили протоку, из которой нории станут черпать реку, каменной стенкой, а спереди и сзади поставим решётки, и рыба в них уже не заплывёт — это в-третьих. А теперь давай считать другие плюсы: народ почувствовал, что, ведлуя вместе, он может творить чудеса, и это главное. Мы не портим реку, Донец как тёк себе раньше, так и будет течь дальше, что для него набережная длиной в пятнадцать километров? Да ничего! Зато теперь он целую тыщу лет будет работать на человека и ему от этого ничего не сделается — это два. И самое важное, Митяй, никто же не уродовался, просто мы три месяца сидели на лавках, поставленных на сваи над водой, и спокойно, без спешки ведловали, а камни сами собой шли к нам по рекам, некоторые даже против течения поднимались, и сложились в акведуки и водохранилище. Зато как только Игнат узнал, что я смогу плавить для него алюминий в таких количествах, сколько он ему потребуется, он сразу же принялся изготавливать для нас нории. Мы ведь не только алюминий выплавлять станем, но и другие металлы, Митяй. Электрометаллургия — могучая штука. Так что всё путём, не переживай ты так за нас, учитель, мы всё правильно сделали, и, что самое важное, Мать-Земля теперь довольна будет. Речку-то мы ей сохранили, а то, что возьмём какое-то количество глины по берегам, так мы же не будем алюминия столько выплавлять, чтобы им всю землю накрыть. Его столько не понадобится.
Прекрасно понимая, что князь Кирилл полностью прав, все их усилия вполне того стоили и потеря каких-то пятнадцати квадратных километров прибрежных пастбищ не оставит стада животных голодными, он широко улыбнулся и сказал:
— Всё правильно, Кирюха, просто знаешь, я ничего подобного в жизни не видел. Нет, я, конечно, видел сооружения и побольше, ту же плотину на Кубани или Волгоградскую ГЭС, но там работала техника, а тут одно только ведловство. А сколько электроэнергии твоя ГЭС вырабатывать станет?
Электрический князь пожал плечами и ответил:
— Понятия не имею, всё будет зависеть от того, какие генераторы нам Игнат построит. Весной поеду в Дмитроград, упрашивать его и Татьяну твою тоже, чтобы они уважили нас.
— Уважат-уважат, княже, — поспешил заверить Митяй, — я теперь и сам вас уважу. Вы же не какую-то лавочку собираетесь соорудить, а большой металлургический комбинат. Нам и алюминий, и магний, и титан, и бериллий будут очень нужны всегда. Мы же не собираемся всю свою жизнь в шкурах на пальме просидеть. Ведлом быть и быдлом оставаться — великий грех.
Князь Кирилл не требовал, чтобы Митяй срочно передал ведлам какие-то особые знания, а потому они скоро отправились в путь и в середине декабря добрались до Дмитрограда. Вот там его ждали с огромным нетерпением. Те два города, о которых говорили Денис и Иван, были не только успешно заложены, но к тому же и строились полным ходом, поскольку зима в их краях снова оказалась хотя и холодной, но без лютых морозов и метелей. Население города сократилось не очень заметно, на тысячи полторы человек, и, кажется, теперь в Дмитрограде уже всё устаканилось, раз на первый же вопрос за ужином: «Как дела?» — заданный князю Олегу, он услышал довольно странный ответ:
— Дела у нас, Митяй, идут отлично, «Спартак» — чемпион!
Вот что угодно, но только не это он был готов услышать от своего градоначальника, а потому даже глаза вытаращил, спросив чуть ли не испуганным голосом:
— Какой «Спартак»? О чём ты, Олежка?
— Кто о чём, а вшивый о бане! — толкнув мужа локтем в бок и смеясь, воскликнула княгиня Софья. — Митяй, его любимый спортивный клуб, который ты сам же «Спартаком» назвал, выиграл все три чемпионата — по футболу, баскетболу и волейболу, вот он и радуется. Как же, натянул нос и папаше, и брату старшему, и всем остальным своим дружкам.
Митяй облегчённо вздохнул. Раз спортивные команды обрели каждая своего спонсора и княжеский «Спартак» — чемпион, тогда всё нормально. Это означало, что хотя бы с тремя видами массовых зрелищ, а также со всенародными увлечениями вопрос более или менее решен и теперь уже очень скоро начнутся игры на выезде, а там, глядишь, и ФИФА можно будет создать или, того паче, вообще МОК, что тоже будет не плохо. Однако он всё же понимающе кивнул и спросил:
— И чем же в твоём «Спартаке» ведлы помимо игрищ занимаются, князенька? Или они только и делают, что тренируются?
Олег посмотрел на него настороженно и спросил:
— А ты что, сам не помнишь, что ли, кого ты отобрал в спортсмены, Митяй? Ты же велел серьёзно заниматься спортом одним только бывшим молодым охотникам, а когда предложил им разбиться на команды, то они тут же сами и решили: вместе работаем — вместе на площадку выходим, чтобы заниматься спортивным ведлованием. Так что в клубе «Спартак» состоят только те ведлы, которые животноводством занимаются. Да, кстати, Митяй, у нас теперь уже двенадцать команд. Антон наш тоже себе спортивный клуб организовал, «Речник» называется.
Со спортивной темы разговор перешёл на куда более важную — о говорящих камнях Митяя, и он с юмором рассказал всем о том, как поиздевались над ним Лариска и Зинуля, а также показал фотографию монумента Матери-Земли, в котором никто почему-то не узнал Таню. Митяй был рад вернуться домой и уже полон новых творческих планов. Несколько сотен опытных ведлов-мастеров уже получили вторые говорящие камни, а колобок на руках Нефтяной княгини даже превратился в идеальный шар.
Они вернулись в город около полудня, так что Митяй успел проехаться по улицам города и посмотрел, как за минувшее лето выросли сады, даже и не скажешь, что они ещё совсем молодые, порадовался тому, что в городе было построено двенадцать спортивных залов и два крытых плавательных бассейна, вот только театров и магазинов в нём ещё не было. Для того чтобы появились театры, нужно было дождаться того дня, когда подрастут и возьмутся за перо свои собственные драматурги, а вот магазины вряд ли когда появятся. Дмитроградцы, как и жители всех прочих городов, в них просто не нуждались. Им их заменяли заводские склады и центральный княжеский склад. Приходи и бери всё, что тебе нужно, а если чего нет, так иди и заказывай у мастеров, они никогда не откажут и будут только рады запустить в производство какое-нибудь новое изделие.
Ткачи ткали ткани всё лучшего качества, швейники тоже не сидели сложа руки, а потому всё больше народу ходили в одежде, пошитой из разноцветных тканей, а не замши. Большое её количество шилось для того, чтобы отправить её в другие города. После Нового года из Дмитрограда должен выехать большой обоз, который повезёт огромную партию произведённой в городе продукции по тому пути, который уже проделал Митяй со своими друзьями. В путь должны будут отправиться целых пятьдесят ещё более мощных Большиг, чем «Пахом», с двадцатипятиметровыми фурами на прицепе. Новые колёса, изготовленные из «умного» полиуретана, гарантировали, что ещё до начала весны все машины вернутся назад. Поэтому в Дмитрограде народ работал в три смены. Всем хотелось как можно щедрее одарить людей в далёких краях, присоединившихся к народу Говорящих Камней. Когда Митяй сел за руль нового вездехода, который был на треть больше «Пахома», и проехал на нём по замёрзшей Марии со скоростью в сто пятьдесят километров в час, а потом помчался по степи, то лишь подивился тому, как легко этот четырёхосный гигант едет по льду и снегу. Новые колёса вели себя как самые настоящие эластичные гусеницы сверхмощного трактора «Челленджер», вот только они совершенно не травмировали почву и не укатывали её, а дизель-генератор мощностью в тысячу двести лошадиных сил превращал тяжёлую машину в чуть ли не спортивный болид.
Это только для зимней поездки к двенадцатиметровому тягачу шириной в пять с половиной метров, с просторным пассажирским отсеком, двадцатипятиметровая фура буксировалась на жёсткой сцепке. В своём летнем варианте для движения на откидных понтонах по воде она будет сцепляться с ним жёстко и превращаться уже в полноценное судно на подводных крыльях, для чего на корме фуры размещался ещё один дизель для того, чтобы вращать выдвижные винты. Да, с такой техникой уже следующей весной из Дмитрограда можно будет отправлять не менее двадцати пяти отрядов прогрессоров во все стороны — на запад, на север, на юг и на восток. Приняв в шестиосную фуру триста тонн грузов и шестьдесят ведлов, каждая двойка машин сможет в считанные месяцы заложить город на месте какого-нибудь стойбища охотников и, собрав в него окрестные племена, вывести их в новую жизнь.
То, о чём Митяй постоянно говорил Денису и Игнату, оба ведла выполнили со значительным превышением, и это его очень радовало. Первым делом Митяй всё же хотел поднять Матушку-Русь, а уже потом двигаться в другие края, южная экспедиция была всего лишь небольшим исключением, да там и не жили какие-нибудь чужеземцы, к которым нужно было относиться с опаской.