28

По приказу майора к нам привели второго немца. Гауптман, побывав у врача, даже подвесил раненую руку на повязку. Судя по тому, что пальцами гауптман немного шевелил, почти не морщась, серьезных повреждений я ему своим выстрелом не нанесла. Только сейчас, при нормальном освещении и в спокойной обстановке я смогла в должной степени разглядеть и оценить моторику и поведение нашего второго пленного. При этом порадовалась, что, хотя ранение и было не слишком серьезным, но заметно тормозило резкость движений. А сами движения сильно напомнили мне движения Ипполитова. Впрочем, возможно, что для сторонних наблюдателей, и я двигаюсь подобным образом. Длительные тренировки просто так от квалифицированного взгляда не скроешь. Я еще подумала, что, судя по немаленькому для немца званию, он относится не к тем, кого готовят к диверсионной работе, а к тем, кто сам готовит диверсантов. Коллега Ипполитова, в какой-то степени.

Немца усадили на табуретку, и мы с майором уставились на него. А гауптман, не обращая внимания на майора, с любопытством стал меня разглядывать. Потом, придя к какому-то выводу, заговорил.

— Должен сказать, фрау Северова, вы так напугали оберстлейтенанта Наумана, что он до сих пор не может придти в себя? Причем его напугала не столько высказанная вами угроза его семье, сколько ваша уверенность в том, что это непременно произойдет, то есть что через три года Красная Армия окажется в Берлине. «Понимаешь, Карл, — сказал он мне, — эта русская о Берлине сказала так спокойно, так, как бы между прочим, что у меня создалось впечатление, что она не то, чтобы верит, а просто твердо знает, что через три года Германия войну проиграет.» Я при этом в какой-то степени сыграл вам на руку, так как сказал, что ваши прогнозы, к моему огромному сожалению, вполне обоснованы.

Гадскому немцу удался трюк на все сто, потому что у меня чуть челюсть не отпала от удивления. Во-первых, я поняла, что за речью действительно нужно следить, а то вон какой сообразительный оберстлейтенант попался. Впрочем, это еще можно свалить на артистический перевод майора на немецкий язык. Интересно также, почему этот немец согласен с моими прогнозами. Но главный вопрос — как этот гауптмал меня вычислил? Конечно, абсолютно прав был товарищ Жуков, когда говорил, что наверняка в немецкой разведке знают обо всех его порученцах. Но как при этом немец определил, что я фрау, а не фроляйн? Обручального кольца не ношу, при штабе фронта ко мне всегда обращались либо по фамилии, либо, чаще всего, по званию. О том, что я замужем, при штабе знали только Жуков и Романов. В штабе армии про мое семейное положение знали только Астахов (по должности), сам командарм и его адъютант Гена. И все-таки гауптман откуда-то это узнал. А кто из посторонних вообще знал о моем замужестве? Вон помнится, ксендз сначала меня именовал панной, пока я не сказала, что замужем. Ксендз! В мозгу щелкнуло, и все стало на свои места.

— Значит, господин гауптман, служка ксендза успел поделиться с вами информацией.

— Бедняга Клаус Шульц, которого вы знали под именем Балтазара Кравчика, действительно успел передать нам немало полезной информации до того, как вы его арестовали. И передал бы намного больше, если бы не эти идиоты из Лодзинского отделения гестапо, которые не удосужились внимательно прочитать наше информационное письмо. Скорее всего, они вообще это письмо не читали. Это же надо! Собственными руками пустить псу под хвост отлично разработанную комбинацию. К сожалению, я узнал о вашем письме и об ответе на него слишком поздно и не успел предупредить Шульца.

Гауптман буквально кипел от возмущения. Ну что ж. Я переглянулась с майором, Он меня понял и слегка кивнул. Маловероятно, что гауптман может сильно заинтересовать нашу армейскую разведку. Им хватит и оберстлейтенанта. А этот тип — точно мой клиент. Точнее, не мой, а НКВД. Вот майор и дает мне карт-бланш, тем более, что гауптман почему-то оказался разговорчивым. Плохо только, что плана допроса гауптмана у меня нет. Впрочем, при таком неожиданном повороте почти любой план пришлось бы переиграть. Ну, ничего. Раз немец готов говорить, то я начну, а потом передам его Астахову. Уж тот точно сумеет все вытянуть.

— Должна вас немного разочаровать, герр гауптман. Мы с самого начала подозревали и ксендза, и его служку. Поэтому письмо из гестапо просто сократило нам объем работы.

— Так я именно об этом и говорю фрау Северова! Одно дело, когда вы его просто подозревали, и совсем другое дело, когда получили неопровержимые доказательства. Ведь именно поэтому вы и арестовали его вместе со всей его группой, точно накануне нашего нападения. В противном же случае вы просто не успели бы это сделать, так как он должен был начать действовать со своей группой в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня.

— Ну что же. Мы обменялись с вами, герр гауптман, мнениями по знакомому нам вопросу, а теперь пора бы вам представиться.

— Так мои документы у вас. Зачем еще представляться?

— Из ваших документов я узнала только ваше имя и звание. А меня интересует, что и как вы здесь делаете? Но начните с вашей биографии.

— Пожалуйста, если вы настаиваете, хотя в центральной картотеке вашего наркомата я наверняка числюсь. Но понимаю, война. Связь не всегда работает.

— Ближе к делу, пожалуйста. Про связь я и сама знаю.

— Если вы настаиваете. Я закончил филологический факультет Берлинского университета по специальности славянская литература. Люблю, видите ли, читать русских и польских писателей в подлиннике, так как даже хорошие переводы не в полной мере отражают, например, великолепие стихов Александра Пушкина или отточенный слог Генрика Сенкевича. Однако, после университета волею судеб сразу попал в разведку. Прошел полный курс диверсионной подготовки и был назначен в Абвер-2, но потом адмирал решил использовать мои университетские знания и перевел в Абвер-1. Три года я проработал в Советском Союзе помощником атташе по культуре. О моей неофициальной деятельности в это время вы наверняка найдете сведения в архивах вашего НКВД. В середине 1939 меня отозвали в Берлин в Абвер-2 для подготовки операции в Гливице.

Про эту операцию я не то, чтобы слышала, но как-то посмотрела польский фильм «Операция Гляйвиц», и кое-что оттуда запомнила.

— Подождите, господин фон Ульман. Насколько я знаю, эту операцию проводила СС, то есть люди Гиммлера,

Гауптман скривился так, как будто зажевал целый лимон.

— Точнее люди Гейдриха, использовавшие наши разработки. Но все было сделано настолько топорно, что спецслужбы разных стран, включая, как вижу, НКВД, быстро разобрались, что к чему. При проведении операции эти болваны оставили следы, которые мог не заметить только ленивый. А все свои промахи эсесовцы свалили на нас. Если бы эту операцию проводил Абвер, то все было бы, как у вас говорят, «шито-крыто». Я отделался выговором и снова был переведен на аналитическую работу в Абвер-1. Но через некоторое время я заметил, что мои аналитические записки кто-то из руководства корректирует, причем так, что смысл иногда искажается до противоположного. Я, например, сообщаю о быстром строительстве оборонных заводов за Уралом и делаю вывод, что в случае войны эти заводы смогут выпускать танки и самолеты, будучи недостижимы для наших бомбардировщиков. А наверх за моей подписью, как мне случайно удалось увидеть, ушла бумага, в которой говорилось, что строительство заводов за Уралом приведет к тому, что их продукция просто не успеет дойти до фронта в результате нашего блицкрига. При этом мои замечания о том, что при огромных расстояниях и плохих дорогах блицкриг в СССР технически невозможен — это показывают простейшие арифметические расчеты — полностью игнорируются. Мало того, что игнорируются. Мне сказали, что я слишком долго изучал славян и явно переоцениваю их возможности и моральный дух. Мне даже намекнули о моей некомпетентности. Могли вообще выгнать из Абвера. Хорошо еще, что меня взял к себе оберст Эрвин Шольц для участия в создании полка Бренденбург-800. При этом для меня так и осталось загадкой, зачем всю информацию о вашей стране фюреру подавали в таком виде, что казалось и армию-то сюда вводить не надо. Достаточно послать пару батальонов и весь СССР будет наш.

— На этот вопрос, возможно, я могу ответить, господин фон Ульман. Есть хорошее латинское выражение «кви продест».

— То есть, смотри «кому выгодно».

— Вот именно. Как вы полагаете, кому было выгодно, чтобы сейчас, ведя войну на Западе, Германия напала на СССР?

— Очевидно, что Англии, положение которой близко к катастрофическому.

— Полностью с вами согласна. А теперь сделайте следующий шаг. Прикиньте, кто из ваших непосредственных начальников симпатизирует британцам.