Глава 17. Граница правды
Куда меня везли — не знаю, как и не знаю, сколько. Мне вкололи какую-то дрянь, видно, чтоб не дергался, из-за нее происходящее воспринималось, как в тумане. Мешок на голове также не прибавлял ясности сознанию.
В итоге все-таки куда-то привезли. К этому моменту сознание медленно, но верно, приходило в норму, я начинал воспринимать вещи, как есть, лишь в теле осталась слабость. Ну, спасибо и на этом!
Затем меня вели по коридорам, в которых стоял запах сырости, слышался звук капающей воды, а каждый шаг отдавался гулким эхом. Где я находился — не имел ни малейшего представления, но вряд ли это поместье сеньора Кампоса. Скорее уж тюрьма. Тайная, для недругов криминального босса. Вскоре эхо исчезло, меня ввели в помещение, в котором воняло медицинским эфиром и еще чем-то, отдающим больницей. Предчувствуя нехорошее, колени начали мелко подрагивать.
Меня посадили на стул. Повязку сняли, но наручники оставили. В глаза сразу ударил свет, яркий даже по меркам человека, не проведшего полчаса в черной повязке. Я зажмурился, и только спустя несколько минут смог открыть глаза и осмотреться.
Эта комната напоминала приемную стоматолога. С тем исключением, что кресло имело фиксаторы, какие не требуются для нужд стоматологии. Рядом с креслом стоял агрегат непонятного предназначения, но жуткого на вид, за виртуальным терминалом которого молча возились два человека в медицинских колпаках и повязках на лице. «Яйцеголовые». Еще двое стояли справа и слева от меня, но это было «бычье», типы, как две капли воды похожие на урода, которого я вырубил каменными шарами, одетые в ту же самую «униформу». Спецназ дона хефе, блин! Еще в комнате находился начальник охраны, представительный дядечка, который вез меня в особняк дона Виктора первый раз, давным-давно, еще в прошлой жизни. Он сидел в дальнем конце помещения, закинув ногу за ногу, и внимательно наблюдал за происходящим сквозь прищуренные веки. Его вмешательство в процесс не требовалось, потому, что последним из присутствующих был сам дон Кампос, восседающий на обычном дешевом стуле в трех метрах от меня.
— Очнулся?
Я кивнул.
— Ну что ж, начнем?
— Я ничего не знаю, — сразу принялся оправдываться я. Заранее.
— А я у тебя еще ничего не спросил.
В иной ситуации он бы весело усмехнулся. Но сейчас был самой непробиваемостью.
Я задумался, затем согласно кивнул:
— Спрашивайте.
Теперь он позволил себе легкую ухмылку.
— Что в тебе такого?
Я недоуменно воззрился.
— Хорошо, давай начнем издалека. Ты знаешь, кто я такой?
Я кивнул.
— Виктор Кампос, вор и криминальный авторитет. Хозяин четверти Альфы, «подводной» ее части. Так?
Он кивнул.
— Поправка. Не четверти Альфы, а четверти Венеры. По примерным оценкам, конечно же.
Я уважительно прицокнул.
— Поздравляю!
Я хорохорился, но после его слов о планете стало не по себе. Он не бахвалился, не пускал пыль в глаза; он спокойно констатировал сей факт, как вещь давно свершившуюся и не стоящую лишнего внимания.
— Как ты можешь догадаться, у человека моего уровня много власти и много разных возможностей. Я имею в виду возможности влиять на ситуацию в стране — политику, экономику, выборы и прочее.
Я вновь кивнул. А кто с этим спорил?
— А теперь представь, что меня, влиятельного человека, используют, как марионетку. Как куклу, которую дергают за ниточки. Как думаешь, мне это приятно?
Я отрицательно покачал головой. Я сам считал себя марионеткой. К сожалению, это открытие было сделано слишком поздно.
— Правильно, мне неприятно. А теперь смотри, что происходит:
Мой сын Бенито возвращается домой с тренировки. Его тормозят, машину блокируют с разных сторон, охрану усыпляют газом и ампулами, а его самого без единой царапины увозят в неизвестном направлении. И подстраивают факты так, чтобы все стрелки указывали на некого Хуана Шимановского и его подругу, известную гонщицу.
Естественно, никакая гонщица не способна на подобное, а тем более сам Хуан Шимановский. Но за их спинами маячит организация, которая считается тайным орудием королевы по устранению ненужных людей. Что мне думать в этой ситуации?
Я молчал. Вот она, возможность услышать новости с другой стороны. Вряд ли дон Кампос будет говорить только правду, но теперь у меня будут аргументы обеих сторон и я смогу определить ее границу. По крайней мере, постараюсь.
— Как выяснилось, королева тут ни при чем. У нее и так дел по горло. За всем этим стоит некий корпус телохранителей, в лице его главы, полковника государственной безопасности Мишель Тьерри, позывной «Красавица», среди своих «Мутант». Вся проведенная ими операция имеет целью лишь одно — ты должен попасть в мои руки. Причем так, чтобы я сделал тебе максимально много плохого и бОльного. Зачем?
— Вы уверены в этом?
— В чем?
— Что это именно они? Катарина утверждала…
Дон Кампос хрипло рассмеялся, после чего потянулся во внутренний карман пиджака за сигарой.
— Ты веришь своей прошмандульке де ла Фуэнте? Ты что, совсем дебил?
Я сделал непробиваемое лицо. Естественно, не верил. Теперь я ни в чем не верил ей, ни единому слову. Но мне нужны аргументы «этой» стороны, и я буду вытаскивать на откровения дона Кампоса, чего бы это ни стоило. Пусть даже прикидываясь клиническим идиотом.
— Юноша, на планете всего несколько сил, способных провести подобную акцию. Первая — кланы. Они отпадают сразу, их я проверил в первую очередь.
— Все две сотни?
Вновь смех. Дон Кампос прикурил и выдохнул мне в лицо ядреную струю дыма. Сидел он далеко, да вот помещение маловато — до меня достало. Я скривился.
— Чтобы ты знал, всего три клана способны на такое. Семьи помельче группируются вокруг этих трех, по принципу кровного родства. Переженились они все, перетрахались. И без главы «своей» группы ни одна из семей-сателлитов ничего сделать не посмеет. Это вопрос политики. Так что не надо иронии.
Мы проверили их всех, это были не наемники. И, как выяснили позже, не силовики. Даже «гвардия тетушки Алисы», эти отмороженные из «нулевого» отдела, оставались в своих казармах. Не спрашивай, чего оно мне стоило, но я выяснил и это.
— Вы забыли команданте. И других хефе. Конкурентов.
Вновь смех.
— Юноша-юноша. Операция была проведена с иголочки. Команданте — мясники. Они могут похитить моего сына, ну, те, кто решит рискнуть шкурой и подвинуть меня в сторону, а таких пока не видно даже на горизонте. Но при этом завалят всё вокруг трупами и наследят так, что… — Дон хефе махнул рукой. — А эта операция проведена ювелирно, специалистами высокого уровня. Уже одно то, что никто не погиб, говорит само за себя. И раствориться так в городе может далеко не каждый. В общем, не дергай меня, я сказал, кто это мог сделать, и все эти структуры были проверены. До единой. Включая службы безопасности кланов.
Остается только корпус. — Он сделал эффектную паузу. — Они сделали это специально, чтобы ты попал в мои руки. А они бы освободили тебя, принцессы, блин, на белых конях! Белые и пушистые. Такие из себя расхорошие. Ну, продолжай, для чего им это нужно?
Я ответил. Эта мысль давно вертелась в голове, начиная с беседы с Катариной в кафешке. Слишком уж она расхваливала свою контору, слишком уж давила, как у них все замечательно. Но оформилась окончательно эта мысль только что. Все, абсолютно все звенья встали в один ряд, образуя законченную логическую цепочку.
— Чтобы вернуть меня. Чтобы я сам пришел к ним. Но зачем им это?
— Вот это я и хотел бы выяснить у тебя.
Дон Кампос ехидно прищурился и стряхнул пепел с кончика сигары, прямо на пол.
— Я не знаю, сеньор. Правда.
— Не верю. Должен знать.
— Я мод. Больше мне не известно ничего. Вы и так знаете больше меня, я насчет того счета… — Я понизил голос, обозначая, какого именно. — Я получил способности от отца, но кто он и откуда — вам выяснить проще, учитывая уровень вашего влияния на планете.
Виктор Кампос не повел и бровью.
— Счет ведет в тупик. Кто-то оставил тебе деньги, много денег. Но с условием, что списываться и переводиться тебе они будут определенной суммой, раз в месяц, в течение двадцати лет. Никаких зацепок — кто, когда, откуда. Голый счет, автоматически переводящий деньги. Робот. Но что-то подсказывает мне, дело в другом. Не в твоем происхождении и способностях.
Я был с ним не согласен, но переубедить хефе не смогу.
— Понимаешь, Мишель — не дешевая шлюха, — продолжил он. — Она не ведется на «дорогие» подарки, стоимостью в несколько центаво. Это я образно. В Нуэво-ла-Пампе ты можешь снять молоденькую потаскуху, откуда-нибудь из Европы, и она за безделушку тебе отсосет, даже без денег. А чтобы купить такую, как донья Тьерри… Нужно обладать очень, ОЧЕНЬ большой стоимостью!
Он вздохнул и подвел итог:
— Модов множество. Всяких разных. Они все под контролем, как правило, тайным, данные о них есть в департаменте безопасности. Дружественной и контролируемой для корпуса структуре. Они давно могли взять себе кого-нибудь, ради эксперимента. Помурыжить, посмотреть, что получится, а затем со спокойной совестью утилизировать. Но нет, им нужен ты. Именно ты! Ты хлопнул дверью, послал их так же далеко, как и меня, и чтобы повернуть всё вспять, они идут на то, чтобы поссориться с одним из главных действующих лиц на теневой арене планеты. Не чересчур ли для простого парня с улицы, представляющего национальное меньшинство и сына проштрафившейся проститутки?
Пауза.
— Ты понимаешь, чего мне стоило не сорваться, когда я узнал, что Бенито похищен? Я мог начать войну, от которой чертям бы в аду тошно стало! Эх!.. — Он махнул рукой и щелчком отправил то, что осталось от сигары, прямо в угол.
Дон хефе меня озадачил. Вновь. Цепочка, сложившаяся несколько минут назад, перестала складываться. Нет, она была как бы логична, но чего-то в ней не хватало, маленького такого элемента, и я не мог понять, какого именно.
— Я ничем не могу помочь вам, сеньор. Может донья Тьерри и не дешевая шлюха, но чем купил ее я… Не имею понятия.
Иного дон Виктор услышать и не ждал. Он лишь бегло бросил в сторону «яйцеголовых» помощников:
— Я так и думал, приступайте.
— Эй, не надо!.. — закричал я и попытался дернуться, но двое стоявших рядом «быков» подхватили меня под руки, и как ребенка, потащили к страшному креслу. Захваты их были похожи на гидроцилиндры шлюзовой системы, такие сто атмосфер выдержат, где уж мне вырваться…
Меня посадили, несмотря на все попытки сопротивляться, зафиксировали руки, ноги, голову. Затем специалисты в белых халатах принялись подключать ко мне различные провода и надевать загадочные устройства.
— В твоих интересах говорить чистую правду, юноша. Чем быстрее мы найдем ответы на вопросы, тем быстрее для тебя закончится этот кошмар, — прокомментировал Виктор Кампос бесцветным голосом.
— Но я, правда, не знаю, дон Виктор! — почти жалобно выкрикнул я. Хефе в ответ усмехнулся.
— Верю. Но если ты не знаешь, не значит, что этого нет на самом деле. Готовы?
Один из яйцеголовых кивнул.
— Приступайте.
Второй помощник старым добрым шприцем, а не современным иньектором, сделал мне укол. В голове сразу поплыло. Первый долго смотрел на мою реакцию, а затем заговорил тягучим монотонным голосом. Угу, именно тягучим и монотонным, и очень тяжелым, как каменная плита. В этот момент я видел его слова, ощущал всю их тяжесть на своих плечах.
— Сейчас мы будем задавать тебе вопросы. Ты будешь на них отвечать. Не пытайся врать, это невозможно. Молчать тоже не пытайся — будет больно.
Его голос уплывал и уплывал вдаль, я видел и его, в смысле голос, и даль. Даль была сине-голубая, голос же — фиолетовый.
— Все готово.
О, а это второй голос. Более высокий, от него отдавало красноватыми и розоватыми задорными тонами. И он не такой вязкий, более острый. Точно, острый! Как нож! Порезаться можно!
— Как зовут твою мать, Стефанию Шимановскую? — произнес фиолетовый.
— Стефания Шимановская, — ответил я.
Я даже не думал удивляться такой постановке вопроса. В происходящем безумии это было нормой. Я смотрел на цвет слов, ловил их, наслаждался их видом. Это было замечательно!
— Место ее рождения?..
* * *
Что было дальше — точно не скажу. Я куда-то плыл, меня о чем-то спрашивали, краски слов мелькали вокруг узором, завораживая, а затем…
Затем их слова становились острее и острее, и в один миг я «поранился». Почувствовал, осознал бредовость происходящего. Буквально вывалился из сумасшествия в обычное состояние, и, поняв, что со мной происходит, мне стало не по себе.
Я ощутил пронизывающий холод вокруг. А слова, звучащие где-то далеко, в темном коридоре за гранью восприятия, отдавались в черепной коробке набатом, раскалывая ее на части.
— …Не действует. Я не знаю, как это возможно, но его организм нейтрализует препарат. Мы почти потеряли его!
— Увеличите дозу.
— Уже. Дважды. Он нейтрализует его, словно алкоголь.
— Этого не может быть.
— Не может, сеньор. Но это так.
— Увеличьте дозу! — крик, почти фиолетовый. — Мне нужна эта информация!
— Хорошо, сеньор. Но следующую дозу он не переживет.
— Мне все равно. Включайте шокер. Комбинируйте эффект.
— Сеньор, шокер тоже может его убить. При такой дозировке есть вероятность отказа сердца.
— Выполняйте!.. — Крик, почти багровый.
Затем мне было больно. Очень больно! От воспоминаний о той боли меня спасает только почти полное отсутствие оных воспоминаний. А после я куда-то провалился. Меня спрашивали, теребили; их голоса отдавали багрово-красными — цветами страха, отчаяния и ярости. Я что-то отвечал, но….
…Но затем я вспомнил о месте, где смогу спрятаться от всего этого кошмара. Что бы ни происходило снаружи, какую бы боль мне не причиняли, я, как малыш в детской игре, буду «в домике».
Это тихое место, где я уже был. Не надо бояться его, и тем более бояться там заблудиться. Это место — я сам, мое сознание, а как можно заблудиться в собственном сознании?
Я сбегу туда, и буду тихо брести по белоснежной пустыне, оглушенный тишиной, окруженный мириадами невесомых снежинок. Снежинки будут кружиться вокруг, завораживать безмолвным танцем, не падая на землю, а я всё буду брести и брести куда-то вперед. Туда, где нет бандитов. Где нет комиссаров и Виктора Кампоса. Там нет и корпуса телохранителей, вместе с доньей Мишель и «прошмондулькой» Катариной. Нет и Бенито, толстого урода. Им всем закрыта туда дорога. Там нет и слабохарактерной Николь — раз уж сужу людей по себе, то ей там делать нечего. И нет приставучки Долорес. Ну, Эмма, не такая плохая по сравнению с некоторыми, но я ее все равно недолюбливаю. В конце концов, это только мое право, брать туда кого-то, или не брать.
Там будет только Бэль, моя девочка-аристократка с белыми волосами. Кто она? Принцесса? Младшую принцессу ведь тоже зовут Изабелла, как и ее. Правда, принцесс охраняют иначе, да и вряд ли бы ее величество позволило разгуливать дочери с кем попало — все-таки дочь правительницы, а не главы пусть и крупного, но клана.
Не важно. Всё это не важно. Важно только, что она есть. Там, в конце этой белоснежной, как ее волосы, пустыни она стоит и ждет меня: ждет, когда я добреду и буду с ней. Навсегда. А значит, я должен туда идти, исчезнув из этого мира. Кошмара с фиолетовыми голосами…
* * *
— Если б знать, как догнать тебя, и поймать, на лету… Был бы чище и лучше наш чум. Был бы слаще, наш дым… — шептали губы мальчишки. Приборы показывали ноль — полную отключку. Но он был в сознании, и даже что-то пытался говорить. Второй помощник вслушивался в слова, пока первый колдовал с приборами, но понять лепет не мог.
— Это какой-то вздор. Сеньор, я не понимаю!
Парень провалился в состояние, описать которое дон Кампос не мог, при всем своем богатом опыте в вопросах проведения допросов. И судя по ступору одного из помощников и растерянным глазам другого — они также столкнулись с подобной реакцией впервые. «Белая пыль», дорогущее специализированное психотропное средство, самое эффективное из всех, какие только применяются на сегодняшний день. Это не банальная «сыворотка правды», допрос нужно вести особым образом, по определенному алгоритму, но этот алгоритм дает стопроцентный результат. Обычно. Но сейчас он не сработал.
— Это по-русски, — потянул старший из помощников. — Что-то из его жизни?
Дон Кампос усмехнулся и полез за новой сигарой.
— Нет. Он просто поет.
— То есть, как поет? — обернулся младший помощник. Глаза его были широко раскрыты.
— У нашего малыша иммунитет. Психологический.
Откушенный кончик сигары полетел на пол. Щелкнула зажигалка.
— Наши друзья из гвардии говорили об этом, но я считал, что мы с проблемой справимся. Вы справитесь, — поправился он — Но вы не справились…
Первый помощник после этих слов взбеленился. Да, он столкнулся с чем-то необъяснимым, но считал себя достаточно опытным в своем деле, чтобы решить любую проблему. Он застрочил по кнопкам и иконкам, тестируя приборы, пытаясь уловить хоть какую-то динамику. Установил шокер на полную мощность и изменил программу.
— Когда я скажу, начнем. Готов? Разряд!
Младший помощник сжал виртуальный контур управления, мальчишку тряхнуло. Сильно тряхнуло. Непонятный шепот оборвался. Старший принялся его трясти, пытаясь сделать свой голос как можно более нежным и отзывчивым:
— Эй, парень! С тобой все в порядке? Мы друзья, мы поможем тебе… Иди сюда, иди к нам!..
«Парень» в ответ приподнял голову, насколько позволяли фиксаторы, и открыл мутные-мутные глаза. Старший помощник увидел в них нечто, что не смог позже объяснить словами, и резко отшатнулся назад. Но пациент не был в сознании, как ему показалось. Он отчетливо, теперь уже все присутствующие разобрали мотив, громко запел:
Не ходи за морскими котиками
Далеко — заплывешь.
Не гуляй в тундре под наркотиками!
Занесет потом — фиг найдешь!..
Затем снова опал, потеряв сознание, теперь уже окончательно.
Младший помощник растерянно обернулся:
— Сеньор, при чем здесь наркотики? Разве мы давали такой макет?
Виктор Кампос задумчиво затянулся. Парень этот был из русского сектора, как и Шимановский, язык знал. Но дать вразумительный ответ на происходящее он ему не мог.
— Я же говорю, он поет. Просто поет. Ушел в себя. Заканчивайте экспериментировать, хватит на сегодня…
— Но мы же еще не… — попробовал вскинуться первый, но быстро опал. С хефе не спорят.
Оба помощника принялись отключать аппаратуру и отсоединять провода. Когда они окончили, «быки» приподняли бесчувственное тело мальчишки и потащили прочь из помещения, в расположенную недалеко комнату, оборудованную под камеру. Эксперимент провален — это главная мысль, которую вынесли все, здесь присутствовавшие. Если кто-то из них стучит, а дон хефе точно знал, что кто-то стучит, и даже догадывался, кто именно, для всех это будет так. Сам же дон Виктор достал из внутреннего кармана небольшой блокнотик из древесной бумаги в дорогущем кожаном переплете, и сделал небольшую пометку. Совсем небольшую, всего три слова. Но слова эти требовали того, чтобы обмозговать их в спокойной обстановке.
* * *
Проснулся я от яркого света. Это был не простой свет, что светит от встроенной под потолком рассеивающей лампы, а направленный концентрированный поток, цель которого — ослепить, не дать человеку чувствовать себя комфортно, и не дать увидеть того, кто перед ним в данный момент находится. Я склонялся к последнему варианту. В камере кто-то был, кто-то из «руководящего эшелона». Человек, держащийся на равных с Виктором Кампосом, с чего-то решивший посетить мою скромную обитель.
«Быки» приподняли меня и посадили на скамейку, где я, в достаточной степени наделенный удобствами (что понимаешь, только пройдя тюрьму), спокойно отсыпался, впервые за незнамо сколько суток. Да-да, и не надо тыкать в меня пальцами, именно это я и делал — бессовестно дрых. Просто придя в себя, через несколько часов после допроса, я вдруг понял, что мне все равно. Я не хочу искать правых и виноватых, не хочу выискивать, кто из них больше лжет и кто это всё затеял. Мне в один миг это стало неинтересно.
Я чувствовал, что скоро всё закончится. Дело подошло к финалу, к развязке, и какова бы ни была эта развязка, она вот-вот наступит. А дальше? Не представляю, что будет дальше. Пока я радовался тому факту, что меня не били, и большего для счастья желать не смел.
И вот опять. Честно, надоели, как мухи! Мало того, что разбудили, не дали выспаться, так еще притащили какого-то хмыря на экскурсию, тычут в меня пальцем и слепят глаза. Как к таким людям относиться?
— Тебя же попросили, не орудовать над мальчишкой, оставить его в сохранности.
Я невольно прислушался. Это произнес вошедший, и голос этот… Властью отдавал голос, привычкой повелевать.
— Это не я, это в гвардии, — «отмазался» Кампос. Судя по тону, он именно отмазывался.
— Им будет все равно. Сделка — есть сделка. А вид у мальчишки не товарный.
— Веришь, мне плевать. Жив? Жив. Здоров? Здоров. Эй, ты, как ты там, жив-здоров?
Это уже мне, и я предпочел промолчать. Закрыл глаза, пытаясь обострить слух до предела и уловить мельчайшие оттенки голоса вошедшего сеньора.
— Как видишь, в порядке, — прокомментировал мое молчание хефе. — Я готов к обмену.
— Я уже сказал, завтра. В полдень. И, Виктор, никакого оружия. Нигде, ни у кого. Иначе сделка не состоится.
Сказав последнюю фразу, от которой у меня внутри все подпрыгнуло, сеньор замолчал, и я почувствовал на себе его оценивающий взгляд. Внимательный такой, словно я греческая статуя, а он хочет купить меня для домашней коллекции. Мне такой взгляд не понравился. Еще я уловил общий настрой — вошедший человек не сочувствовал мне, не сопереживал; ему не было на меня плевать, но относился он с четким негативом. Чем это могло быть вызвано? Где я перешел ему дорогу, если в жизни никогда его не видел? Это были вопросы, ответы на которые я не знал и задаваться которыми в данный момент не считал необходимым. Не любит меня? Флаг в руки, я к нему отношусь так же трепетно. А в остальном он знает, где дверь и скоро через нее выйдет.
Как я понял все это, сидя с закрытыми глазами и даже не видя лица вошедшего? Не знаю, это врожденное. Я его чувствовал, просто чувствовал. И в этот раз мои чувства давали настолько полную картину, что зрение вообще было необязательно. Я чувствовал их всех, всех четверых, кто был в камере, но неизвестный сеньор ощущался лучше всего.
— Пойдем, довольно, — бросил сеньор Кампосу, и через минуту они вышли. «Быки», отключив лампу, вышли следом. Я вновь остался в одиночестве. На ум напрашивалось только одно слово, «посредник». Завтра меня обменяют на Бенито, который все-таки находится в руках у Мишель, несмотря на все голословные заверения Катюши. А этот сеньор — третья сторона, авторитетная, но не участвующая в конфликте.
Но меня это по-прежнему мало интересовало. Только мысль, что следующий день станет последним в моих мучениях, несказанно грела душу.
Два человека шли по коридору подземелий поместья, а это все-таки было оно. Низкий и жилистый, с типично латинской внешностью, коротко стриженный, и высокий худой, даже тощий, с европейским типом лица и светло-русыми длинными волосами. От обоих из них в стороны шел невидимый глазу ореол власти, заставляя охрану и прислугу расступаться в стороны и уходить подальше с их дороги. Как-то иначе описать такое нельзя, но окружающие это чувствовали.
— Хорошо, я все понимаю, объясни только одну вещь. Что же в нем все-таки такого? Почему именно он? — спросил низкий после долгого продолжительного молчания.
— Не знаю. — Высокий пожал плечами. Даже невооруженному глазу было видно, что он лжет. — Почему он — он сам пришел к ним. Я проверил этот факт десяток раз. А что в нем такого?..
Ничего, наверное. Да и нужны ли особые таланты для человека, которого решили использовать в качестве первой ступени реставрации? Милый, обаятельный… У женщин другая психология, им проще зацепиться за такого, чтоб оправдать свои действия. Пусть даже перед самими собой. Меня больше беспокоит, что ее подвигло, толкнуло к этому? Чего не сиделось на тихом месте? И что станет следующим шагом?
Он снова задумался, и на этот раз молчал долго.
— Это была разминка, проба сил, Виктор. Корпус выходит из тени, выходит из под контроля. Это давняя мечта их офицеров — идти во власть. После Сирены Мишель слишком долго сдерживала их, теперь же вдруг перешла на их сторону.
Так что мы с тобой еще услышим о ней. И о корпусе. И боюсь, новости эти будут не самыми приятными для многих на Венере.
— Ты знал, что он им понадобится. Ты хотел убрать его еще до ситуации с моим сыном. Что в нем такого, Князь?
Высокого этот вопрос покоробил. Он предпочел бы не отвечать, но зная собеседника и ранг своих с ним взаимоотношений, нехотя выдавил:
— Тебе лучше не вмешиваться в это дело, Виктор. Тут замешаны такие люди… Тебя быстро раздавят. Ситуация с Бенито — так, разминка. Мишель нечем было занять своих девочек, вот она и развлеклась, от скуки. Если будет что-то серьезное, на самом деле серьезное, газ и иглы со снотворным останутся дома, в арсенале. Понимаешь, о чем я?
Виктор понимал.
— Да, я знал, что он понадобится. Я должен был удержать их мирным путем, не вмешивая в дело Лею. А вот почему именно он… — Тяжелый вздох. — Есть обстоятельства. Но тебе лучше не знать их.
Он похлопал собеседника по плечу и дальше пошел один. На выходе его ждала охрана, несколько бронированных машин и десяток вооруженных до зубов людей с орлами на шевронах.
Дон хефе долго смотрел, на створку шлюза, закрывшуюся, когда последняя машина покинула двор. Он думал о своем. О Мишель. О мальчишке. О своем сыне. О том, как быстро и неожиданно все развилось и подводных камнях, могших стать причиной этого. Он и не ждал, что этот человек скажет правду, ему важна была сама реакция, а реакция сказала о многом.
Виктор Кампос верил в Древних. Не в старого дряхлого христианского бога, а в молодые воскреснувшие силы, полные бурной энергии. И он знал, что его боги любят шутить.
Его Величество Случай, как иначе именуют шутки богов, помог ему, молодому вору-неудачнику, встретить нужного человека в нужном месте и с нужным обстоятельством. Встретить и понравиться ему, как и его дочери. Что было бы с юным карманником, не возьми его вовремя под крыло Альфаро Белый Волк? Трудно сказать.
Да, то была шутка богов. И гарантировать, что подобное не произошло с Шимановским, он не мог. А кто он такой, чтобы противиться воле высших сил?
Он вытащил из кармана любимый блокнот, открыл последнюю страницу и прочел недавнюю запись.
«Изабелла. Белоснежный. Принцесса.» — гласила та. Слова, сказанные мальчишкой в бреду перед самой отключкой. Что они означают — догадаться не трудно, если знать, какие детали сопоставлять. «Белая пыль» сработала как надо, они вывернули его сознание.
Этого никто не заметил, но оно и к лучшему. Потому, что следом за этой фразой в голове выстроилась четкая логическая цепочка, которая в тот момент ему очень не понравилась. Теперь же, поговорив с высоким, он лишь убедился в своей правоте.
Вновь достав ручку, он вывел с новой строки новые слова. «Принцесса Изабелла». «Мальчишка». «Корпус». Затем добавил: «Попытка устранения мальчишки». «Мишель». «Афера с Бенито».
С новой строки он начал писать другую цепочку, и читать ее следовало в будущем времени.
«Корпус». «Мишель». «Рокировка на троне». Затем, подумав, через тире добавил: «Интересы семьи Феррейра».
Последним словом в строке становилось слово «Война», трижды им подчеркнутое, и это последнее слово доконало его.
Лист был безжалостно вырван. Раздался щелчок зажигалки, и пламя съело то, что секунду назад было частью его блокнота. Еще через несколько секунд невесомый пепел опустился на пластикобетонный пол, и не долго думая, сеньор Кампос раздавил его носком сапога.
Он — крыса. Важная, крупная, могущая загрызть кого угодно. Но его место — подземелья. Громадные невероятные подземелья этого города, этой планеты и всей происходящей на ней жизни. Он выживет при любом раскладе наверху, при любой власти, при любом строе. Потому, что он будет нужен этой власти и способен защититься от нее. Но тот, кто влезает в королевские игры, думает о рокировках на троне и прочих глобальных вещах, перестает быть крысой. Тот становится львом, а лев не может спрятаться в подземелье в случае чего. Удел льва или царствовать, или быть убитым и съеденным другим львом, третьего не дано. Его старый знакомый, Диего Альваро, уподобился льву, и теперь его пепел кружит где-то на просторах Золотой планеты, а за его наследство дерутся мелкие командоры и капитаны, и не мечтавшие о таком подарке богов ранее.
Он — не Мексиканец, он не готов быть съеденным. В этом их принципиальное отличие.
Виктор Кампос опустил на глаза козырек и вызвал из записной книжки спрятанный там в скрытом режиме номер. Когда на том конце ответили, бегло бросил:
— Мальчишка ценности не представляет. Он — повод для демонстрации силы. Я — объект демонстрации. Мишель выходит из тени, и боюсь, у вас, и много еще у кого скоро начнутся проблемы.
На том конце ему что-то ответили, после чего он резко оборвал:
— Это ваши сложности. Мне такое не интересно. Привет дону Октавио.
Линия рассоединилась. Рассеяв поле перед лицом, дон Виктор с облегчением вздохнул. Он хорошо усвоил главный урок старого Волка — каждый должен знать свое место.
* * *
Вновь я во дворе поместья Виктора Кампоса. Я оказался не прав, он притащил меня домой. Хотя, а чего ему бояться? Кого? Что меня нагрянет кто-то освобождать? Кто? Департамент? Гвардия? Смешно! Озера с лебедями отсюда не видно, но шикарный сад и просто роскошные клумбы несказанно радовали глаз. Меня уже давно ничего не радовало, и эти синие, голубые, розовые, оранжевые и фиолетовые цветы будили внутри всё самое светлое. Все будет хорошо!
Меня никто не связывал, не скручивал, не бил. За это я тоже был дону хефе благодарен. Я и так делал все, что говорят — зачем какие-то тычки и оскорбления? Лишь наручники, магнитные браслеты, «скрашивали» мою радость, но они скорее обозначали факт, что я все-таки пленник, больше какой-либо функции я в них не видел.
Перед отъездом дон хефе самолично осмотрел меня, убедился, что со мной все в порядке, кивнул. И только после этого меня затолкали в машину.
Машин было три, наша — последняя. Со мной в салоне сидело лишь двое «быков» из бандитского спецназа и начальник охраны дона. Все трое за дорогу не перекинулись и словом. Молчал и я.
Остановились. Развернулись. Какое-то время снаружи что-то происходило, несколько минут, затем поднялся наш люк и по знаку начальника охраны «быки» вытащили меня наружу.
Это оказалась стройка. Мы стояли посреди «колодца» строящегося каркаса большого здания. Мы — это три наши машины, поставленные в цепь, и две машины напротив — черные роскошные «Либертадоры». Те самые, которые выдержат прямое попадание из деструктора.
Перед ними и за ними я насчитал семь вооруженных людей. Это были те самые «нулевики», «гвардия тетушки Алисы» — парни в черно-синих легких доспехах, в полушлемах и с штурмовыми винтовками в руках. На груди каждого красовался золотой орел Венеры — герб департамента безопасности. Ясно, и здесь корпус использует «мусорщиков», не унижается до грязной работы.
Белым пятном на их фоне выделялась Катарина, в парадной форме со всеми знаками различия и золотыми погонами. Она была не в броне, но в этом и не было необходимости. Ни у кого из приехавших со мной оружия не наблюдалось.
Нас было девять человек, включая меня и дона. Кроме него самого, начальника охраны и моих спутников, все остальные поспешили убраться за машины, хотя, начни гвардейцы стрелять, их это не спасет. Один из «быков» взял меня сзади в захват, который, как я знал, в случае определенных усилий быстро и безболезненно отправит меня к праотцам, а усилий у парня хватит. Это было единственное оружие, каким владели бандиты, и все они из-за этого страшно переживали. Я заметил, как по лбу второго «быка» рядом со мной стекает холодный пот. А ведь это их элита, самые-самые!
Виктор Кампос не боялся ничего. Он вышел на шаг вперед и обратился к Катюше:
— Я хочу видеть своего сына.
Она милостиво кивнула и махнула рукой одному из своих бойцов.
Раздалось шипение; люк первого «Либертадора» поднялся, и оттуда вылезли еще два гвардейца. Оружие их было закинуто за спину, а за руки они держали человека, которого мне было неприятно видеть даже при нынешней апатии. Толстого.
При виде бандитов и отца его челюсть отъехала вниз, в глазах же появились не ожидаемые мною нотки страха. Дон хефе, хоть ему и не приличествовало по статусу, не сдержался и гневно сверкнул глазами — чувствую, Толстому сегодня не поздоровиться. За что? Пока я этого не понимал, но видать есть за что.
— Есть претензии? — кивнула Катарина в сторону Бенито. Дон Виктор отрицательно покачал головой.
— А у меня есть. Товар неравнозначный. На Бенито нет ни царапины, ваш же подопечный весь в синих разводах. Непорядок!
Затем она сделала то, что я всегда считал невозможным, нереальным. Ну, не в играх с такими людьми, как дон хефе. Она подошла и ударила Бенито, несколько раз, по лицу. Кампос-старший дернулся, но удержался, хотя я представлял, чего ему это стоило. Но иглометы бойцов ДБ лаконично смотрели в нашу сторону, и я почувствовал, как задрожал державший меня бугай.
Она своего добилась — ювелирными ударами нанесла Бенито то, что через время нальется краской и превратится в большой фиолетовый фингал. Сам Бенито был раздавлен, на него было жалко смотреть. Она — не титуляр с окраины, над которым можно издеваться и ставить на место. Он хотел право сильного? Он его получил. И теперь запомнит до конца жизни.
— Несите.
Это дон хефе. Обернулся к начальнику охраны. Тот также махнул рукой и по его знаку двое бандитов вынесли из второй машины, где ехал дон, тяжелый ящик, напоминающий сундук. Небольшой, но очень тяжелый.
Ящик распахнулся. В глаза мне ударил блеск. Золото.
Настоящее золото! Много золота! Невероятно много золота!!! Это что получается, меня меняют еще и с доплатой? Я сам по себе стою так низко?
Последняя мысль, впрочем, была шуткой. Я все еще не понимал, что происходит и какова подоплека в происходящем, но действие начало разворачиваться, как в театре, и я превратился во внимательного зрителя.
Виктор Кампос расшаркался с Катариной, и начал заготовленный заранее текст:
— Мой сын был не прав. Вы имели право сделать с ним то, что сделали и его жизнь в ваших руках. Но я, как отец, прошу возможности выкупить его, золотом искупив его ошибку. И как отец, гарантирую — такого больше не повторится.
Моя челюсть начала движение по траектории к земле. Вот это номер! Да что же, наконец, происходит?
Катарина напустила на себя напыщенный вид.
— Мы согласны. Ты искупишь золотом вину сына. Где исполнитель?
Виктор Кампос вновь обернулся, и по его знаку еще двое «быков» выволокли из первой машины связанного человека.
При виде него мне стало дурно. Вот как работают специалисты дона хефе! Мне повезло, что со мной не стали «работать», ограничившись одним допросом с психотропными препаратами. На этом парне не было живого места.
Да, это был молодой парень, чуть старше меня. Грязный, с пятнами засохшей крови на одежде, с заплывшим лицом. Руки его были плотно скованы за спиной.
«Быки» бросили его на землю на колени рядом с шефом, после чего предпочли ретироваться назад, за броневики. Парень сидел, опустив голову — его трясло. Катарина подошла и окинула его брезгливым взглядом.
— Чиркаш, ты брал деньги у него? — ее рука вытянулась в сторону Толстого. Парень что-то прошептал. — Не слышу? Громче! — воскликнула она.
— Да! Брал! — крикнул парень. И я вдруг понял, что знаю, кто это.
В мозгу резко отщелкнуло: тренировка, мокрая голова, дорога к метро. «Сеньор, вы не подскажете, где здесь магазин со снарягой?»
Я дернулся, но был безжалостно стиснут держащим меня бандитом. Только после этого сердце перестало выскакивать из груди, а сам я взял себя в руки. И краем глаза заметил, что Катарина смотрит на меня. Смотрит, и довольно улыбается — поняла, что узнал.
Я вновь превратился в слух, но теперь до меня начала доходить суть происходящего.
— Для чего ты брал у него деньги? — ухмыльнувшись, произнесла она. Тональность в ее голосе снизилась, но вот опасность… Это был голос хищника, готовящегося прикончить жертву. Парень, которого она назвала «Чиркаш», затрясся еще сильнее.
— Я спросила, для чего ты взял деньги!!! — заорала она и безжалостно, со всей силы, пнула сапогом в живот. Парень упал и завыл.
— Подняться! Я сказала подняться! — новый удар. Deja vu, где-то я уже слышал такое. — На колени! Встать на колени! Отвечать! Бегом! — Вновь удар.
Парень приподнялся, насколько это было возможно со связанными сзади руками, перекатом, и вновь опустился на колени. Лицо его покрывали слезы.
— Я взял у него деньги, чтобы убить его. — Неопределенный кивок в сторону. — Это был заказ.
— Кого «его»? — не унималась Катарина.
— Вот его. — Парень обернулся и с ненавистью посмотрел на меня. Я до этого… Как бы сочувствовал ему. Но увидев ненависть, а также осознав, что он только что сказал…
В общем, мне стало не по себе. Кажется, даже затошнило. Начался приступ, но не ярости берсерка, а что-то нервное.
— Сколько денег ты взял?
— Три штуки. Золотом.
Парень рыдал. Точнее, не так — рыдал этот ублюдок. Другой ублюдок, который сын Виктора Кампоса, висел на руках бойцов ДБ и изучал землю, втягивая голову в плечи. При этом боялся он не кого-нибудь, а безучастно наблюдающего за всем отца.
Все встало на свои места. Теперь я понял смысл происходящего. Н-да, такого предположить не мог и в страшном сне!
Катарина заметила, что я пришел в себя и начала картинно прохаживаться перед связанным, громко, чтобы слышно было всем, играя на публику. Публику в моем лице — я единственный не знал, что произошло.
— То есть ты, Адолат Музафаров, взял деньги у него, Бенито Кампоса, чтобы убить его, Хуана Шимановского. Так?
Кивок.
— Почему же ты не убил его?
Адолат поднял заплаканное лицо.
— Пощадите!
— Я спрашиваю, почему ты не убил его! — заорала ему в лицо Катарина. Тот всхлипнул и тоже втянул голову в плечи.
— Мне не дали. Вы. Ваши девочки.
Я вспомнил милашку, которую видел прямо перед встречей с ним. Которая улыбалась мне непонятной улыбкой. Я плохо запомнил ее лицо, но саму улыбку забыть невозможно. Значит, все не так просто? И мне вновь нужно будет пересмотреть свое отношение к Катарине и корпусу?
Да, придется. Но сначала досмотрю действие до конца. Граница правды расширяется, но это еще не вся правда.
— Пощадите!.. — вновь пролепетал Адолат.
Катарина ответила уже спокойно:
— Ты брал деньги?
Всхлип.
— Да. Но я же не выполнил заказ! Я собирался бросить, вернуть деньги и отказаться! Я звонил Бенито, трижды! Я просто не успел!
— Ты брал деньги? — вновь спросила Катарина, теперь ее вопрос звучал зловеще.
— Да… — Адолат уронил голову.
— Он вам нужен? — это Виктору Кампосу, все это время с самым невозмутимым видом стоящему рядом и наблюдающему за разыгрываемым представлением.
— Нет. — Легкое покачивание головы.
— Адолат Музафаров, ты — виновен в покушении на убийство. Убийство моего подопечного, охраняемого корпусом королевских телохранителей. Твоя вина не выкуплена, и я, Катарина де ла Фуэнте, офицер корпуса, приговариваю тебя к смертной казни. Решение обсуждению не подлежит.
— Стойте!!! Не надааа!!!! Я же не убивааааа…
Бабах.
На то, чтобы достать пистолет и выстрелить, у нее могло уйти меньше времени. Но она не торопилась, вновь играя на публику. На сей раз публикой был не только я — теперь это были и Кампосы, и бандиты, и вся планета, которая к вечеру узнает о произошедшем. Десяток «быков» дона хефе позаботятся об этом, а, возможно, и гвардейцы. Вначале на уровне слухов, потом с подтверждением экспертизы гвардии, которая обнаружит тело, потом…
Этих «потом» может быть много. Но вторую свою цель, не главную, но весьма важную, корпус этой акцией достиг. Венера поймет, что ангелы — не ряженые девочки. Они могут судить, могут убивать, и им плевать на такие условности, как закон.
Наша страна — традиционная феодальная монархия. Да, у нас космодромы, планетарные информационные сети, наши корабли могут устроить апокалипсис, уничтожив миллиарды людей, но это не изменит сути. И ангелы только что это продемонстрировали. Адолат Музафаров и Феликс Сантьяго — вот два имени, с которых началось возрождение корпуса, реставрация его величия. Возрождение, которое началось с того, что один отчаявшийся парень-с-района постучался к ним в ворота и попросил принять на службу. Пути высших сил неисповедимы, но у них определенно хорошее чувство юмора.
— Бенито Кампос, — продолжила Катарина, обернувшись к Толстому. Только сейчас невозмутимый дон Виктор напрягся. — Ты виновен в попытке убийства Хуана Шимановского, находящегося под защитой корпуса королевских телохранителей. Но твой отец, уважаемый человек, поручился за тебя и выкупает твою вину. Ты свободен, но помни, второго раза не будет.
Бенито вымученно кивнул. Только тут я заметил, что он не в себе. Его трусило, а по его лицу также текли слезы.
Перед ним, в трех шагах, лежало распластанное тело с дырочкой во лбу, которую и медикам трудно найти. След от вошедшей в черепную коробку иглы, вскипятившей мозг. Глаза Музафарова были раскрыты, лицо выражало мольбу и отчаяние. Напрасную мольбу.
Толстый плакал не по Музафарову, ему плевать на него. Он, наконец, понял, что существуют игры, в которых его не спасет положение папочки, понял, что он такой же смертный перед лицом вечности, как и остальные. Право сильного… Только теперь он осознал, что это такое.
— Иди.
Его вытолкнули. С этой стороны его подхватили бандиты, и, дабы не дать позорно разрыдаться при свидетелях, начальник бандитской охраны быстро-быстро утащил его в центральную машину.
С меня тем временем сняли наручники, затем легонько толкнули в спину. Я сделал несколько шагов по направлению к Катарине, но один из бойцов схватил меня за руку и также потащил к машине. Уже садясь в «Либертадор», я услышал:
— Спасибо, сеньоры! Всего вам…
Через минуту она влезла внутрь. Сидевший со мною боец, перехватив игломет, вышел наружу. Еще через несколько минут мы тронулись — как раз следом за бандитской колонной.
Ехали в полном молчании, но не долго: через пять минут машина остановилась и мы вышли наружу.
— Садись.
Перед нами стояла помятая, но не менее красивая от этого «Эсперанса». Люк ее по жесту моей спутницы поехал вверх.
— Мне надо еще кое-что уладить.
Я покорно сел.
Из первого «Либертадора» вылез мужчина, судя по манере держаться, командир. Он поднял забрало и они о чем-то говорили с моей спутницей. После чего та пошла к своей машине, а оба «Либертадора» двинулись дальше, по своим делам.
— В казармы? — лаконично спросил я, кивая на отъезжающую колонну.
— Да, — так же лаконично ответила она, активируя двигатели. — Ты хочешь у меня что-то спросить?
— Давай не сейчас? — попросил я, привычно приваливаясь к боковой подушке кресла. Сколько раз я, вот так, в полусне, ехал в этой самой машине с «тренировки»? Много-много лет назад?
— Как хочешь. — Она безразлично пожала плечами.
