Глава 23
Ширин прошел в комнату рядом, где стулья были помягче, на окнах висели плотные красные шторы, а на полу лежал бордовый ковер. В красновато-кирпичном свете, который лил в окно Довим, все вокруг казалось покрытым засохшей кровью.
Ширин был удивлен, встретив Теремона в обсерватории этим вечером – после всех издевательских статей, которые тот написал, и всех ушатов холодной воды, которые тот вылил на кампанию Атора по подготовке страны к катастрофе. В последние недели Атор просто зверел при упоминании имени Теремона – и вот, однако же, уступил и допустил журналиста наблюдать затмение.
Странно это и немного тревожно. Видимо, прочная основа, из которой соткана личность старого астронома, стала сдавать – не только гнев Атора, но и самый его характер не может устоять перед надвигающейся катастрофой.
Немало удивляло Ширина и то, что в обсерватории присутствует он сам. Он решился на это в последний момент, под влиянием внезапного импульса, что случалось с ним редко. Лилиат пришла в ужас. Ширин и сам ужаснулся. Он не забыл еще того, что испытал за те несколько минут в Таинственном Туннеле.
Но он сознавал, что должен быть в обсерватории, как раньше сознавал, что должен посетить Туннель. Пусть все считают его таким раскормленным бодрячком, академическим поденщиком – Ширин под слоем жира остается ученым. Тьма интересовала его на протяжении всей его деятельности. Как же он сможет быть дальше, если во время прихода Тьмы, которая бывает раз в две тысячи лет, предпочтет спокойненько отсидеться под землей?
Его долг – быть здесь. Присутствовать при затмении. Видеть, как Тьма овладеет миром.
– Я начинаю сомневаться, – с неожиданной откровенностью сказал ему Теремон, – прав ли я был в своем скептицизме, Ширин.
– Правильно сомневаетесь.
– Вот-вот. Стоит посмотреть на Довим – на этот нездешний красный свет, заливающий все вокруг. Знаете, я бы сейчас не пожалел десяти кредиток за хорошую порцию белого. За хороший, крепкий «особый тано». Не помешало бы и на небе увидеть Тано и Ситу – а еще лучше Онос.
– Онос взойдет утром, – сказал, входя, Биней.
– Он-то взойдет, а мы? – И Ширин усмехнулся, чтобы приглушить горечь своих слов. – Нашему другу журналисту пришла охота чего-нибудь хлебнуть, Биней.
– У Атора будет припадок. Он всем наказал сегодня быть трезвыми.
– Значит, ничего, кроме воды, тут не найдется?
– Ну-у…
– Давай, Биней. Атор сюда не зайдет.
– Пожалуй.
Биней присел и достал из шкафчика под окном бутылку с красной жидкостью, призывно булькнувшую при встряхивании.
– Так и знал, что Атор ее здесь не обнаружит. Вот! У нас только одна емкость для питья – отдаем ее тебе, как гостю, Теремон. Мы с Ширином можем пить из бутылки. – И он с бесконечной осторожностью наполнил крошечную чашечку.
– Когда мы с тобой познакомились, Биней, ты в рот не брал спиртного, – засмеялся Теремон.
– То тогда, а то теперь. Времена настали тяжелые, и я учусь. Хорошая выпивка здорово помогает расслабиться.
– Я тоже слыхал, – согласился Теремон и отпил глоток. Это было красное вино, терпкое и кислое – должно быть, дешевое молодое вино из какой-то южной провинции. Такое мог купить только закоренелый трезвенник вроде Бинея, не понимающий, что к чему. Ну, да все лучше, чем ничего.
Биней отхлебнул из бутылки и передал ее Ширину. Психолог запрокинул ее и долго не отрывал ото рта. Потом с удовлетворенным ворчанием опустил и сказал Бинею:
– Атор сегодня какой-то странный. Даже с учетом чрезвычайных обстоятельств. Что с ним?
– Должно быть, беспокоится за Фаро с Йимотом.
– За кого?
– Это наши молодые аспиранты. Должны были явиться несколько часов назад, а их до сих пор нет. И Атору, конечно, ужасно не хватает людей, поскольку все по-настоящему ценные сидят в Убежище.
– Думаешь, они дезертировали? – спросил Теремон.
– Кто, Йимот и Фаро? Нет, конечно. Они не из таких. Они бы все отдали, лишь бы быть здесь и делать замеры, когда начнется затмение. Но вдруг в Саро начались волнения, и ребята попали в переделку? Ладно, думаю, рано или поздно они явятся. Только если их не будет до критической фазы, мы рискуем не управиться с работой. Поэтому, наверно, Атор и волнуется.
– Не уверен, – сказал Ширин. – Он, естественно, думает об отсутствующих, но дело не только в этом. Он так вдруг постарел. У него такой измученный, даже побежденный вид. В последний раз, когда я его видел, это был борец – он только и говорил, что о возрождении общества после затмения. Истинный Атор, железный человек. А теперь я вижу какую-то грустную, усталую, жалкую старую развалину, покорно ожидающую конца. То, что он даже не потрудился вышвырнуть Теремона…
– Он пытался, – сказал Теремон. – Биней и Сиферра его отговорили.
– Вот-вот. Ты когда-нибудь видел, Биней, чтобы Атора от чего-то отговорили? Передай-ка мне вино.
– Может, это я виноват, – заметил Теремон. – И вся моя писанина против его плана создать убежища по всей стране. Если он действительно верит, что через пару часов опустится Тьма и все человечество лишится разума…
– Верит, – подтвердил Биней. – Как и все мы.
– Тогда отказ правительства воспринять его предупреждение всерьез должен был стать для Атора сокрушительным поражением. И я тоже в ответе за это. Если окажется, что вы были правы, никогда себе не прощу.
– Не обольщайтесь, Теремон, – сказал Ширин. – Пиши вы хоть по пять колонок в день, призывая всех готовиться к великому дню, правительство все равно ничего не стало бы делать. А пожалуй, отнеслось бы к Атору еще менее серьезно, если это возможно, выступи только на его стороне популярный журналист, поборник правды.
– Спасибо. Ценю ваше отношение. Там вино еще осталось? Вот и с Сиферрой у меня сложности. Она меня так презирает, что даже говорить со мной не хочет.
– А ведь одно время она была к тебе неравнодушна, – сказал Биней. – Я даже думал, что вы с ней…
– Нет, – усмехнулся Теремон. – Не совсем. А теперь уж и подавно ничего не выйдет. Но мы были хорошими друзьями. Очаровательная женщина, просто очаровательная. Как насчет ее доисторических циклов? Есть в этой теории смысл или нет?
– Если послушать ее коллег по факультету, то никакого, – сказал Ширин. – Они полны презрения. Их устраивает освященная законом формулировка, согласно которой Беклимот считается первым городом на Калгаше и за две тысячи лет до него никакой цивилизации еще не существовало – только дикари бегали по лесам.
– Но как они объясняют серию катастроф на холме Томбо?
– Ученые, которые считают, что правы они, объяснят вам что угодно – любое, что даже противоречит их верованиям, – сказал Ширин. – Поскребите маститого ученого мужа, и обнаружите внизу нечто вроде Апостола. Они только одеваются по-разному. – Он взял у Теремона бутылку и отпил из нее. – Пропади они совсем. Даже такому профану, как я, понятно, что открытия Сиферры на Томбо переворачивают все наши представления о доисторическом мире. Вопрос не в том, действительно ли там на протяжении тысячелетий периодически случались пожары, а в том, почему они случались.
– В ответах, более или менее фантастических, недостатка нет, – заметил Теремон. – Некто из университета Китро доказывает, что в конце каждого цикла там выпадал огненный дождь. А нам в редакцию написал один астроном-любитель, который утверждает, что Калгаш время от времени проходит через одно из солнц. Думаю, что существуют версии и почище этих.
– Но смысл имеет только одна, – спокойно сказал Биней. – Вспомните принцип меча Тарголы. Не следует принимать во внимание гипотезу, которая требует дополнительных объяснений, чтобы стать правдивой. Причина выпадения огненных дождей нам непонятна, а уж проход сквозь солнце – полная чепуха. Теория же затмения подтверждается математическими расчетами орбиты Калгаша и теорией всемирного тяготения.
– Да, теория затмения вполне правдоподобна. Скоро мы ее проверим, ведь так? Но примени меч Тарголы и к ней. Разве в теории затмения есть что-нибудь, объясняющее возникновение массовых пожаров?
– Нет, – сказал Ширин. – В теории затмения об этом ничего не сказано, но пожары можно объяснить с помощью простого здравого смысла. Затмение вызовет Тьму, Тьма принесет безумие – а безумие вызовет Пламя. И еще два тысячелетия упорной борьбы пойдут насмарку. Назавтра на Калгаше не останется ни одного целого города.
– Вы говорите, точно Апостол, – рассердился Теремон. – То же самое я слышал от Фолимуна 66-го много месяцев тому назад. По-моему, даже рассказывал вам об этом в «Клубе Шести солнц». – Он выглянул в окно, где под лесистой Обсерваторной Горой далеко на горизонте кроваво светились шпили Саро. Журналист чувствовал себя все более неуверенно при каждом взгляде на Довим, зловещим карликом сиявший в зените. – Я не могу согласиться с вашей логикой, – упрямо продолжил он. – Почему я должен непременно спятить только оттого, что на небе нет солнца? И даже если я свихнусь – я не забыл про тех бедолаг из Таинственного Туннеля – даже если свихнусь, какой от этого вред городу? Что мы, взорвем его, что ли?
– Сначала я говорил то же самое, – ответил Биней. – Пока не поразмыслил как следует. Если ты очутишься во Тьме, чего тебе захочется больше всего – чего будет требовать все твое существо?
– Света, надо полагать.
– Да! – воскликнул Ширин. – Именно света!
– Ну и что?
– А откуда ты его возьмешь?
– Включу, – показал Теремон на стену.
– Правильно, – насмешливо подхватил Ширин. – И боги в благости своей ниспошлют вам электричество. Поскольку от электростанции этого ждать не приходится. Все генераторы остановятся – ведь обслуживающий их персонал будет с воплями метаться в темноте, как и операторы линий электропередачи. Улавливаете?
Теремон молча кивнул.
– Откуда же возьмется свет, если генераторы остановятся? Есть, правда, лампадки – они на батарейках. Однако лампадки может и не быть под рукой. Вдруг вы окажетесь на улице, а ваша лампадка останется дома, рядом с кроватью. Вам понадобится свет. Тогда вы подожжете что-нибудь, верно, господин Теремон? Вы видели, как горит дерево? Выезжали на природу, стряпали на костре? Горящие дрова дают не только тепло, но и свет, о чем всем отлично известно. Когда станет темно, все захотят света – и получат его.
– Ну, и зажгут костры, – не слишком убежденно сказал Теремон.
– Зажгут все, что подвернется под руку. Людям будет нужен свет. А если дров на городских улицах не найдется? Подожгут то, что есть. Пачки газет? А что? «Хроника Саро» будет неплохо светить какое-то время. Киоски, где газеты сложены на продажу? Их тоже поджечь! И тряпки. И книги. И кровельную дранку. Все, что попало. Люди получат свой свет – но все города и села запылают. Вот вам и пожар, господин газетчик. Вот вам и конец привычного мира.
– Это в том случае, если затмение состоится, – не сдавался Теремон.
– Да, если оно состоится. Я не астроном. И не Апостол. Но я ставлю на затмение. – Ширин посмотрел в глаза Теремону, и оба долго не отводили взгляда, словно сейчас главное заключалось в том, чья воля сильнее. Потом Теремон молча сдался. Дыхание его стало хриплым и прерывистым, и он стиснул руками лоб.
Из соседней комнаты донесся гул голосов.
– Я, кажется, слышу голос Йимота, – сказал Биней. – Выходит, они с Фаро наконец-то пожаловали, пойдемте послушаем, что их задержало.
– Пошли! – буркнул Теремон. Он сделал глубокий вдох и преодолел свою тревогу – на время.