Впереди захлопали выстрелы, и следом взорвалось три гранаты. Однако движение отряда не замедлилось, и спустя минуты две я увидел четверых турецких солдат, лежавших на дне траншеи. Все, сломались, не выдержали нашего натиска, это были последние, кто решил драться. И, подтверждая мои выводы, из траншеи стали выскакивать ополченцы и немногочисленные солдаты, устремившиеся в тыл. Саперы и штурмовики резерва немедленно открыли огонь по отступающим туркам, передовые усилили натиск, вернее, они просто рванули вперед, воспользовавшись отступлением противника. Спустя три минуты траншея была захвачена.

Взрыв. Взрыв. Взрыв. Взрыв. Взрыв. Взрыв. Взрыв. И так уже пятнадцать минут. Один выстрел в минуту из полевого и один в пять минут из осадного орудия. Артиллеристы извлекли уроки из прошлых штурмов: разрушить укрепления турок из полевых орудий очень тяжело, практически нереально. А осадных в армии раз-два и обчелся. Поэтому было решено просто вести беспокоящий огонь, не давая туркам возможности стрелять по нашим сосредотачивающимся для атаки частям.

Сейчас я нахожусь во второй траншее, где кроме моей группы находится стрелковая рота, батальон кубанцев и 1-й батальон ярославцев. 2-й и 3-й батальоны находятся в первой траншее. Кстати, при ее занятии я не потерял ни одного человека ни убитым и не раненым. И не только за счет высокой выучки бойцов, но и за счет внезапности, в этот раз наше командование переиграло Осман-пашу. До последнего светлого часа все части оставались на своих местах, бомбардировка турецких укреплений не проводилась, и нам удалось застать противника врасплох, в обеих траншеях находились в основном ополченцы, с вкраплениями кадровых солдат. В результате эти силы не могли противостоять моей элитной группе. У них не было ни единого шанса, и траншеи, для захвата которых в прошлый штурм положили десятки солдат, обошлись нам в трое убитых и семь раненых. Пара солдат и с десяток ополченцев в первой траншее решили сопротивляться. В общем, ярославцы пленных брать не стали.

– Готовы? – кричу сидящему рядом штабс-капитану Семенову, командиру роты стрелков. – Как только увидите сигнальную ракету, сразу идите за мной.

– Подпоручик, – вот вредины, как «свои», так поручик, – я все отлично знаю и помню.

– Вот и хорошо, но повторение – мать учения. – Я не сильно «щелкаю» по носу армейца. Ничего страшного, переживет, а то гонора у них многовато. – Вперед!!! – рычу, видя, как в небе, рассыпая искры, падает ракета.

Вылетев из траншеи, мы побежали к редуту, до него было не более ста пятидесяти метров, но по открытой местности да вдобавок в горку. Мы преодолели метров тридцать, когда за нами показались стрелки. Так, пока все по плану. А вот и турки. На валу показались первые очухавшиеся аскеры, сразу открывшие по нам огонь. Но с полнокровной стрелковой ротой они не смогли тягаться, выделенные мне стрелки просто подмели вал, как метлой.

– УРА-А-А-А-А!!!

За спиной постепенно нарастал рев атакующих батальонов. Повернувшись на звук, я понял, какой окажется судьба редута. Атакующий вал пехоты было не остановить. Полк готовился люто отомстить за погибших.

Банг! Банг! Оба орудия редута выплевывают картечь.

– Синицын, Иванов, уничтожить орудия! Вперед, быстро.

Я здорово рискую, но иначе турецкие пушкари сумеют взять за свою смерть хорошую цену. И мы несемся сломя голову, не обращая внимания на огонь. Перепрыгиваю через тело сапера, руки сами достают гранату, шестьдесят метров. Бросок. Винчестер в руки, и ускоряюсь насколько возможно.

Банг! Банг! Рявкнули вновь орудия редута.

Вперед, только вперед. Взлетаем на вал, и стреляю в оказавшегося рядом турка. Падаю на живот и стреляю в набегающих. Полтора десятка винчестеров саперов гасят атаку ненадолго, но именно этого хватает, чтобы стрелковая рота сумела добежать до вала.

Взрыв. ВЗРЫВ! Снаряды у орудий, похоже, рванули. Все заволокло дымом и пылью.

– Вперед!!! За мной!!! – реву я.

Пока турки не очухались, надо использовать этот шанс. Дальше все завертелось в кровавой круговерти. Гранаты. Огонь ружей и бой штыками. Мы шли с жутким размеренным ритмом машины. Машины смерти.

– УРА-А-А!!!

Это уже не походило на боевой клич. Что-то жуткое, древнее, вырвавшееся наконец наружу и овладевшее наконец людьми. Удар дорвавшихся до врага ярославцев был жутким. Они не стреляли, а только шли в штыки.

– Стоять! К выходу! Стрелять, не дать уйти никому! – орал я.

Оттянувшись, моя группа вместе со стрелками перекрыла единственный удобный выход из редута, попытавшихся выбраться турок мы просто расстреливали. И им еще повезло, остальных вырезали безо всякой пощады. Плевать, турки не лучше относились к нашим раненым, так что они сами отведали своего варева.

– Поручик, захватите левую траншею, – прокричал мне в ухо капитан Блинов. – Здесь мы сами справимся.

– Есть. Господин капитан, – обратился я к командиру стрелков, – отходим.

Штабс не стал препираться и постепенно заменил своих стрелков присланной ротой 1-го батальона. Приказ о нашем выходе из боя был полностью оправдан, наиболее ретивых турок мы перестреляли и сейчас просто стояли в стороне и смотрели, как другие воюют. Осмотрев местность, я здорово приуныл: траншею, которую мне предстояло захватить, прикрывали еще три. Если действовать по уму, то придется сначала взять левую, а иначе понесем большие потери. Все это я изложил командиру стрелков, который со мной полностью согласился. Нет, имей я сейчас те орудия, что мне придали в начале штурма, тогда можно было и наплевать на эту траншею. Вот только они где-то застряли, и добраться до них не было никакой возможности. Несомненным плюсом являлось и то, что ее уже атаковали казанцы. Скрытно сосредоточившись, мы приготовились к атаке. До позиции турок было не более ста – ста двадцати метров.

– Вперед! – прорычал я.

Саперы и штурмовики рванули в траншею турок. Тех врасплох, к сожалению, застать не удалось, буквально через пару секунд с десяток турок открыли по нам огонь. Все мгновенно попадали, но пару человек зацепило, как и что с ними – выяснять было некогда. Стрелки в ответ открыли плотный огонь по противнику, стараясь не дать ему стрелять, а мы поползли к траншее. Шестьдесят метров мы проползли на пузе, под огнем, пока не смогли воспользоваться гранатами. Несмотря на огонь стрелков, турки отстреливались отчаянно. У меня на глазах штурмовику пулей буквально разнесло голову. Наконец, ползущие впереди закидали турок гранатами, а потом все рванули вперед, пока те не очухались. Как уже не раз делал, левой рукой выхватил «вессон», а в правую руку привычно легла лопатка, прыжок через бруствер, и я приземлился в траншею турок. Там уже вовсю шла рукопашная схватка. Дважды выстрелил в аскера, пытающегося заколоть упавшего сапера, отбиваю нацеленный в меня штык, и одетый в гражданскую одежду турок валится с разрубленной шеей. Все, схватка закончилась. Зацепились, ребята отлично знают, что надо делать дальше. Не останавливаясь, сразу начинают зачищать пару блиндажей, из которых пытаются отстреливаться. Наверное, я впервые так видел работу саперов: отточенными движениями четверка блокировала выходы, а пара аккуратно закинула внутрь штурмовые заряды. Взрыв, второй. Все, после этого живых там не должно остаться, но пара саперов скользнула внутрь, спустя полминуты они появились. Молодцы, за спину можно не беспокоиться.

– Бегут! – Радостный, звенящий крик врывается в уши. – Бегут!

Не менее полутора сотен турок драпают в сторону второй линии обороны. Правда, это ополченцы. Аскеры так и не побежали, и казанцы их всех вырезали.

– Немов, остаешься здесь с отделением. Прикроешь фланг.

– Есть. Вашбродь, смотрите.

Да, паника страшная вещь, глядя на ополченцев, побежали и солдаты из остальных траншей. Вот только это им мало помогло. За ними сразу бросились козловцы и воронежцы. Единственное, что беглецы сделали, – так это стали живым щитом. С редута Араб-табия по ним отк рыли огонь, выкосивший своих солдат, словно коса. Но дело было сделано, полки, поймавшие кураж, наплевав на огонь, ворвались в редут. На нашем участке турецкая оборона рухнула.

– Отряд, равняйсь! Смирно! – Печатая шаг, подхожу к инспекторам. – Господин полковник, отряд осназа построен. Командир отряда подпоручик Дроздов.

– Здорово, осназовцы!

– Здравие желаем, вашвысокбродь!

– Слушай приказ шефа отдельного корпуса жандармов. «Ввиду представления знаков отличия за доблесть, проявленную на поле боя, объявляю обязательным для всех чинов отряда, как офицеров, так и солдат, ношение следующих форменных отличий:

а) на кокарде головного убора носить адамову голову с костями. Череп с костями носить на погонах и на фуражке вместо кокарды. Для наиболее отличившихся в бою офицеров и солдат, кроме очередного общего награждения по Георгиевскому Статуту, желательно установить, в виде особой награды, нагрудный знак: на красно-черной ленте черный металлический череп со скрещенными под ним двумя мечами;

б) пуговицы иметь серебряные;

в) погоны офицеров и солдат – черные (бархатные, суконные или шелковые), просветы и канты на офицерских погонах – белые, звездочки и шифровки – серебряные; солдатские погоны обшиты узким серебряным галуном (по образцу юнкерских погон); все нашивки для отличия званий делать из серебряного галуна;

г) офицерам и солдатам на правом рукаве нашить черно-красный угол, конусом книзу, причем малиновая лента снаружи, а черная внутри;

д) шаровары по возможности всем иметь черные или темные с нашитым вместо канта серебряным галуном;

е) на шинели петлицы – черные с белым кантом из того же материала, что и погоны; остальные отличия те же, что и на мундире».

Все. Что я хотел, сделал, кто сможет большее – пусть попробует. Теперь можно и умирать спокойно.