Глава 7
Награды
Миль за семьдесят на подходе к полуострову засекли приближающиеся с востока шумы трех кораблей. Два из них мы определили как сторожевые корабли типа «Бриллиант», третьего отпечатка в нашей базе данных не было. Мы предположили, что это ледокол «Ленин» на смену «Баку». Через два часа состоялась наша условная встреча. Нет, мы не всплывали на перископную, чтобы взглянуть и удостовериться точно, кто идет, и этим не дали нашим морякам повода поупражняться в преследовании лодки. Мы проследовали дальше, не обнаруживая себя.
* * *
Подняв выдвижные, дали знать о своем прибытии в штаб флота.
Почти сразу пришел ответ – надлежит идти в Ваенгу.
Катера о нашем приближении предупреждены. Нас проводят до первого места стоянки.
– Кто-нибудь догадывается, почему нас сорвали так рано? – спросил я, поглядывая на Виноградова и Кочеткова. – Мы могли бы по крайней мере еще сутки находиться при конвое.
Но Виноградов и тем более Кочетков причину нашего отзыва не знали.
– Кроме того, на море шторм, и только мы можем своевременно предупредить о подводных лодках противника. Это хорошо, что авиация не может летать.
– Командир! Начальству виднее, когда нас отзывать из похода, – откликнулся мой невозмутимый старпом. – Начальство умное, всегда право, если даже не право. Тот прав, у кого больше прав, и мы должны подчиняться.
– Но сейчас полярный день, круглые сутки светло, как они предполагают тайком провести нас до Ваенги, или им уже все по х… и на секретность наплевать.
– Наше дело – выполнять приказы.
– Идем в Ваенгу. Дима, курс на Кольский залив. Глубина шестьдесят метров, обе турбины вперед на сорок процентов.
Подошли ко входу в Кольский залив, опять всплыв под перископ, дали свой позывной. Через десять минут появились три катера, но близко не подошли. На одном из них я увидел знакомый тактический номер, он принадлежал одному из наших давних охранников. Теперь понятно, что другие командиры катеров уже предупреждены заранее, на какое расстояние можно подходить к нам из-за наших габаритов. Наш знакомец шел впереди, два других по бортам. Войдя в залив, мы всплыли и пошли за катерами. Пока шли до места, ни одного суденышка не встретили, залив пустынный. За последние полгода тут кое-что изменилось, причал, некоторое время использовавшийся нами в октябре, стал длиннее. Как потом нам рассказали, тут были затоплены две оставшиеся части от эсминца «Стремительный», которые предварительно выпотрошили на предмет запчастей. Теперь причал более приемлем, не менее сотни метров в длину.
Подошли к пирсу, и нашему взору открылась живописная картина. На самом причале четыре легковые машины, и несколько перед самим пирсом. Возле машин ожидали нашего подхода большие шишки с адмиральскими и генеральскими звездами. Среди носителей звезд я узрел вице-адмирала Головко, генерал-майора ГБ Ручкина, вице-адмирала Кучерова. Разглядел и кое-кого из моего экипажа, кого некогда отправили в Москву, там же маячили спецы Большакова. Кроме того, я узнал еще одного человека. Я видел его только на портретах. И в отцовском кабинете висел его портрет. И в училище среди других флотоводцев России. Когда он умер, я еще ходил пешком под стол, мне было всего четыре года.
– Товарищи офицеры, нас встречает сам народный комиссар Военно-морского флота адмирал Кузнецов. Вместе с ним командующий Северным флотом Головко.
– Кроме того, нарком внутренних дел товарищ Берия, – объявил Кочетков, разглядывая людей, находящихся на пирсе.
Я стал разглядывать других встречающих и заметил человека в сером пальто, шляпе и легкоузнаваемом пенсне.
«Интересно, кому я должен теперь рапортовать. Мой непосредственный начальник адмирал Кузнецов, но товарищ Берия имеет звание маршала», – думал я.
Подводная лодка без помощи буксиров сама подходила к пирсу, подрабатывая подруливающими устройствами. Швартовочная команда выстроилась на верхней палубе в ожидании, когда лодка мягко соприкоснется с кранцами, вываленными за стенку пирса. Оставалось еще метра полтора воды между бортом подводной лодки и пирсом, как с лодки полетели на пирс швартовочные концы, за которыми потянулись швартовочные канаты. Вот уже нос соприкоснулся с кранцем, потом медленно потянулась корма, и лодка замерла возле пирса. Тут же на верхнюю палубу выскочил и построился свободный от вахты экипаж. С берега подали трап (кто-то подсказал его соорудить, наверное, мои ребята). Виноградов меня первым подтолкнул к трапу. Значит, мне, как командиру подводной лодки, предоставляется право докладывать наркому. Адмирал и стоящее позади него командование Северного флота в лице вице-адмиралов Головко и Кучерова ожидали меня в шести метрах от трапа. Я первый, за мной контр-адмирал Виноградов и полковник Кочетков сошли по трапу на причал, где они остановились, а я направился строевым шагом к ожидавшим меня.
– Товарищ народный комиссар Военно-морского флота! Подводный крейсер К-119 «Морской волк» вернулся из пятидесятивосьмисуточного боевого похода на коммуникации противника. Во время похода нами осуществлялась координация боевых действий подводных и надводных сил флота по уничтожению боевых кораблей и судов противника. Непосредственно нашей подводной лодкой было потоплено три боевых корабля, два эсминца и тральщик. А также две подводные лодки противника. Кроме того, было повреждено девять боевых кораблей, из них три добиты нашими подлодками, шесть взяты в качестве призов. В их числе линкор «Шарнхорст», крейсер «Нюрнберг», два эсминца, миноносец и одна подводная лодка. Во время конвоирования данных кораблей один эсминец был потерян. Его потопила немецкая авиация. Командир К-119 «Морской волк» капитан первого ранга Лазарев.
– Благодарю за службу.
– Служу Советскому Союзу! – гаркнул я, понял, что надо было сказать как-то по-другому, но у меня от волнения все слова вылетели. Однако никто не поправляет, значит, сойдет и так.
– Вот и встретились, товарищ Лазарев, а то скоро год, как вы и экипаж «Морского волка» появились в этих водах и помогли нам почти полностью очистить северные воды от немецких военно-морских сил. Скоро семь месяцев, как подводная лодка К-119 зачислена в состав Северного флота. А мне только сейчас довелось увидеть этот боевой корабль и познакомиться с его командиром. Столько раз порывался приехать и познакомиться поближе, но все дело в секретности объекта, который находится в ведении НКВД, а потом выяснилось, кто вы и откуда прибыли. – Кузнецов обернулся в сторону Берии, стоявшего в окружении людей из своего ведомства. – А без их разрешения даже поглядеть на подводную лодку было нельзя, не то что побывать на ее борту.
Тут я увидел, что к нам направляется Берия, за ним следовали Ручкин, Кочетков и, чуть поотстав, еще пара знакомых лиц – Гаврилов с Большаковым.
– Товарищ маршал… – начал я.
– Товарищ Лазарев, полковник Кочетков мне уже доложил о походе, так что можем это пропустить. Вы лучше нам с товарищем наркомом покажите подводную лодку. А то наши подчиненные уже побывали на ней и даже в поход сходили, а нам с товарищем Кузнецовым приходилось только довольствоваться слухами о боевых возможностях этого боевого корабля.
– Товарищ маршал, прошу подняться на борт подводного крейсера К-119.
– Пойдемте, товарищ Кузнецов, посмотрим на чудо военной техники, – обратился Берия к адмиралу.
Он первым поднялся по трапу на борт подлодки, следом Кузнецов, отдавая честь флагу. За ним остальные во главе с Головко. Петрович скомандовал «смирно», строй офицеров и матросов замер. Берия прошелся вдоль него, вглядываясь в лица членов экипажа, будто запоминал каждого в строю. Или искал знакомое лицо.
– Здравствуйте, товарищи матросы, – поприветствовал Берия не слишком громко, но слышно.
– Здравия желаем, товарищ маршал, – взревел экипаж.
– Поздравляю вас с успешным выполнением боевого задания.
– УРА! УРА! УРА!
Потом вперед вышел адмирал Кузнецов.
– За боевые заслуги, – начал он, – подводному крейсеру К-119 «Морской волк» присвоено звание гвардейского.
И опять троекратное «ура».
Итак, де-факто наш корабль уже был гвардейским. Но это в нашем времени. Там он унаследовал флаг от подводной лодки Щ-422, которая не успела его поднять.
Теперь именно наша подводная лодка получила гвардейский флаг, что юридически подтверждено указом о присвоении К-119 гвардейского звания.
– Приказом советского правительства весь экипаж награжден высокими правительскими наградами. Звание Героя Советского Союза присвоено командиру подводного крейсера К-119 «Морской волк» контр-адмиралу Лазареву Михаилу Петровичу, указ и приказ о производстве подписан. Также звание Героя Советского Союза присвоено командиру диверсионно-разведывательной группы капитану второго ранга Большакову, лейтенанту Низинькову (это он поставил радиомаяк на штабной корабль адмирала Шмундта), младшему лейтенанту Ведерникову. Все они из группы Большакова, и всем – за выполнение ответственных заданий в тылу врага, как говорилось в приказе. Капитану второго ранга Бурову и капитану второго ранга Скворцову – по совокупности за их боевые действия на борту подводной лодки и в помощи в создании новых образцов вооружения. Капитану третьего ранга Гаврилову это звание присуждено полтора месяца назад за выполнение диверсионно-разведывательных рейдов в глубокий тыл противника. Награждение экипажа состоится через два часа.
Два часа пролетело незаметно. Пока мой старпом с комиссаром готовились к торжеству, я сопровождал высоких гостей по отсекам подводного крейсера. Берия и Кузнецов хотели знать все и обо всем. Они побывали во всех отсеках подлодки, посмотрели, как работают операторы ГАКа и РЛС, глянули на реактор сквозь иллюминатор, прошлись по турбинному отсеку. Адмирал Кузнецов был в восторге от всего увиденного. Берия держался сдержанней, но, видно, и его заинтересовало оснащение и вооружение лодки. Прошлись по лодке, побывали в торпедном отсеке, глянули на ракеты «Гранат».
– Что-то они не внушают доверия своим размером, что это, мощное оружие? – посетовал Берия, разглядывая лежащие на стеллажах ракеты.
– Товарищ маршал, вы не смотрите, что они размером с торпеду, их начинка может отправить на дно любой корабль и стереть маленький город с лица земли.
– Вот это да! А какая дальность полета у этой ракеты?
– Товарищ маршал, эта ракета может пролететь до двух с половиной тысяч километров.
– Тогда покажите, как выглядит ваша основная ракета, на фотографиях и в кадрах кинохроники она выглядит не так устрашающе. Вот, например, те большие, которые стартуют из шахт. Сразу чувствуется мощь и разрушительная сила. Как нам не хватало их в сорок первом. Зная их разрушительную силу, нам для окончания войны с фашистами хватило бы пары штук.
Мы поднялись на верхнюю палубу, я дал команду открыть пусковую установку «Гранит» и показать ракеты.
– Вот она более подходит для вооружения нашей армии, хотя тоже не впечатляет размерами. Даже первые немецкие ракеты имеют солидный размер, и, глядя на них, начинаешь проникаться уважением.
– Зато наша летит почти в два раза дальше, и с обычной боеголовкой мы не уступаем, а если спецбоеприпас на ракете, и говорить нечего. Боеголовка в несколько раз мощнее той, что американцы сбросили на Японию. Эх, – выдохнул я, – теперь эти шахты годны только в качестве грузовых отсеков.
– Почему вы так сказали, товарищ Лазарев? – спросил Берия.
– Так нам нечем их загрузить, нового боекомплекта ракет у нас нет и в ближайшие десять лет такие вряд ли появятся.
– Такие, может, и не появятся в ближайшие время. Но со временем обязательно будут. Сейчас у наших конструкторов что-то похожее уже появляется и даже летает. Да и ваш специалист по ракетам Скворцов в качестве консультанта очень большую помощь оказывает.
Я промолчал. Кроме ракет нужны еще приборы наведения, а на создание приборов и комплектующих для них нашей радиопромышленности надо пройти долгий путь в освоении новых технологий.
Тут меня обрадовал адмирал Кузнецов:
– Товарищ Лазарев, в Архангельск прибыла первая партия новых торпед, построенных на основе предоставленных вами документов и образца самонаводящейся торпеды. Все технические характеристики вам расскажет капитан второго ранга Буров, который принимал непосредственное участие в ее конструировании.
– Это хорошая новость, товарищ адмирал, у нас не осталось ни одной такой торпеды. Хотя мы и обычными торпедами уже научились обходиться. Нам более всего подходит торпеда 53–39. За два похода, в которых мы применяли торпеды 53–38 и 53–39, выпустили их шестнадцать, а потопили лишь один транспорт, два тральщика и подводную лодку, и один тральщик поврежден. Значит, мы потратили на каждый пораженный корабль более трех торпед.
– Отличный результат.
– Да, хороший результат. Но ему способствовала наша БИУС, без нее было бы гораздо скромнее. У американцев есть неплохие автоматы торпедной стрельбы TDC. Вот бы закупить для нашего флота такие, и расход торпед понизится, и боевых побед прибавилось бы.
– Они не хотят поставлять по ленд-лизу, мы уже просили об этом.
– По ленд-лизу, может, и не поставят, а за наличные – возможно. Они за деньги могут всё продать.
– Но и цену тоже могут заломить.
– Тогда надо будет действовать через подставные фирмы. Мы еще вернемся к этому вопросу, как только прибудем в Москву, – пообещал Кузнецов.
Пока я рассказывал об устройстве подлодки, пролетело больше двух часов. На пирсе под руководством старпома и комиссара все уже было готово. Экипаж с орденами и медалями на форменной одежде выстроился перед лодкой и теперь ожидал, когда мы сойдем на пирс. Я заметил, как Петрович подает мне знак готовности. А я что мог сделать, если высокие гости еще не закончили ознакомительную экскурсию по лодке. Сам не мог намекнуть на это обстоятельство Берии, решил действовать через Головко.
– Арсений Григорьевич, – почти шепотом обратился к адмиралу, – там на пирсе все уже готово.
Головко посмотрел на пирс, где, как говорилось, выстроился мой экипаж и стояли в ожидании люди, которые прибыли сюда с высокими гостями. Головко понял меня: мы только что прибыли из двухмесячного похода и нуждаемся в отдыхе, а тут прибыли гости и устроили адмиральский смотр.
Головко также негромко обратился к наркому Кузнецову, а тот уже к Берии.
И вот торжественный момент настал. Весь экипаж выстроен. Здесь присутствовали все: и наши диверсанты, и специалисты, которые были отправлены в Москву и в другие города помочь внедрению в производство новых видов вооружения и приборостроения. Ради такого случая, как присвоение и подъем гвардейского флага на родной подводной лодке, собрали всех на борту (конечно, временно). Командующий Северным флотом Головко, а за ним и начальник штаба Кучеров подошли к строю моряков и остановились точно напротив середины шеренги. Над бухточкой повисла тишина, даже крики чаек на мгновение прекратились. Вице-адмирал Кучеров зачитал указ Верховного главнокомандующего о присвоении подводной лодке К-119 «Морской волк» гвардейского знамени. Как только Кучеров закончил читать, под звуки гимна к лодке направился контр-адмирал Виноградов, неся гвардейский флаг. Меня заранее снабдили текстом присяги, напечатанной на листе серой бумаги.
Я начал зачитывать текст, а мой экипаж повторять.
– Я, сын советского народа, – огласили бухту произносимые экипажем «К-119» слова клятвы гвардейцев, – сегодня, вступая в ряды славной Советской гвардии, получая Знамя, даю торжественную клятву: быть преданным до последнего дыхания, пока стучит сердце, делу великой партии Ленина, разить врагов Родины до полного их уничтожения и торжества нашей победы!
Подводники произносили слова клятвы с чувством глубокой ненависти к врагу.
– Клянусь быть образцово дисциплинированным и бдительным воином! Строго хранить государственную и военную тайну! Беспрекословно выполнять все требования воинских уставов и приказы командиров! Клянусь крепить воинскую дисциплину, постоянно совершенствовать свои военные знания, боевое мастерство и умело применять их в борьбе с врагами Родины! Клянусь!
Я приложил к губам и поцеловал новое гвардейское знамя корабля. После принятия присяги началось награждение личного состава подлодки правительственными наградами, в это число попали и двадцать бывших наших курсантов. Они два месяца выполняли свои обязанности наравне с другими членами экипажа и никаких нареканий не получили за все время похода. (Они стали первой ласточкой, будущего советского атомного подводного флота.) Вначале награждали командный состав подводной лодки. В этой церемонии принимал участие сам Берия. Три моих офицера получили орден Нахимова I степени, семь – II степени. Остальные офицеры и некоторые мичманы – Боевое Красное Знамя. Остальные мичманы и матросы – Красную Звезду и медаль Нахимова, кое-кто – медаль Ушакова. Мой старпом и контр-адмирал Виноградов – орден Ушакова II степени. Нас опять обскакали ребята-диверсанты, еще трое, что ходили со своим командиром по немецким тылам, получили по ордену Ленина, а сам Большаков, кроме «Звезды» Героя, получил орден Ушакова II степени. Меня наградили I степенью, но за ней предстояло лететь в Москву. Туда со мной летят все, представленные к званию Героя, и большинство командиров БЧ, представленных к Нахимову. Кроме того, все командированные возвращались обратно в КБ и НИИ, где трудились на оборону страны. После награждения я, став впереди колонны, под звуки марша повел экипаж на борт подводной лодки. Здесь подводники выстроились для торжественного подъема флага.
– Гвардейский флаг поднять! – скомандовал я, когда недолгие приготовления завершились. Оркестр заиграл Гимн Советского Союза, и по стальной мачте медленно поплыл вверх гвардейский флаг.
После торжеств гости разъехались. Отбыли и подводные диверсанты. Троих забирают в Москву, их переподчинили ОСНАЗу НКВД. Пятерых пока оставляют в подчинении разведки флота. Здесь на севере им, по сути, делать уже нечего. Тут и своих ребят из 181-й отдельной разведгруппы должно хватить с лихвой. Похоже, наши войска дальше реки Тана и фьорда, куда эта река впадает, наступать не намерены, планируя закрепиться на достигнутых рубежах, и это надолго. Ясно, на севере группа Большакова не задержится. Куда их могут перебросить? Думаю, лучше на Черное море, но могут и на Балтику. Теперь это не в моей компетенции, и не будем забивать этим голову, куда пошлют. Куда бы ни послали, там они будут при деле, в котором они больше всего разбираются. В нашем распоряжении остался один Низиньков, и с ним еще четверо местных, которых натаскивали еще в Гремихе. Его тоже переподчинили НКВД, но пока он остается на лодке. Ох, и как он был недоволен, что снова остался на лодке. Вначале он смотрел на меня, как пес на кусок мяса, преданными глазами. Готовый облизать тебе руку, чтобы это мясо получить, а вдруг я сжалюсь и отпущу его с остальными. А когда этот трюк не прошел, потом он смотрел, как матрос смотрит на боцмана, который наградил его нарядом в гальюн. Но впоследствии успокоился, приказ есть приказ, надо, чтобы хоть один знающий оставался на страже лодки. Назавтра запланирован вылет в столицу, с утра в Мурманск, а оттуда самолетом в Москву. Сейчас мне предстояло временно передать все дела Петровичу. Он остается тут за меня. Не знаю, на сколько задержусь в Москве. Ну а если судить по тому, что нашему экипажу предоставили месяц отдыха, то я вполне могу задержаться в Москве на три недели. И что делать три недели в Москве во время войны – не представляю. А то еще случится так, что я больше не вернусь на лодку. Мне могут подобрать и другое занятие. Эту мысль я донес до Петровича, когда передавал дела.