Глава 9. Сон четвертый
…Как будто что-то важное произошло. Вернулось преданное, трудное чувство, и я почти обрела себя заново, очнулась от дремы, но в последний миг передумала просыпаться. Идти дальше. Или лететь? Я знала, что они, обладающие именами, меня не прогонят…
…После Промежутка они снова разделились. Конлета злило и расстраивало обстоятельство внезапного исчезновения Алеарда. Грешным делом он начал подумывать о том, что тот остался в Пропасти… Помог выбраться им, растратил силы – и всё. Кристиану удалось убедить его не шагнуть в бездну снова.
– Он выбрался, – сказал штурман уверенно. – Или выберется.
Конлету показалось, что мысленно Кристиан, как и он сам, добавил слово «надеюсь». Да, им и правда оставалось только надеяться.
Конлет ощущал происходящее с удивительной ясностью, чувствовал ребят из экипажа, видел их внутри себя. Он не мог настроиться только на нескольких: на Николая и Раду, На Тоя, на Шанталь, на Алана, на Алеарда и на Фрэйу. Зато он хорошо чувствовал остальных. Иногда всё затихало, но потом возобновлялось с новой силой. Он уставал от этого: слишком много всего происходило не с ним, и он вынужден был следить за этим. Парень решил, что сможет в случае чего с лёгкостью переместиться к остальным, но ошибся. Миры были не так просты, и они нещадно пинали его. Он терпеть не мог пускать всё на самотёк, но ему пришлось смириться с собственным бессилием.
Приняв это решение, Конлет успокоился. После событий в Пропасти он изо всех сил старался не вернуться к прежнему себе. Его не привлекала перспектива снова стать человеком, который придирается ко всему и ко всем. Он расслабился, впустил чувства и шагнул в первый попавшийся мир.
Ему не хотелось становиться рабом, но он хотел есть, и пришлось работать. Этот мир сводил с ума, но Конлет не перемещался. Он решил, что это станет лучшим лекарством от его упрямства. Воспитание себя нужно было с чего-то начинать, и он сделал первый шаг: устроился работать в ресторан, так как был отличным поваром. Готовить его учила бабушка, но никто из экипажа даже не представлял, как хорошо он умеет это делать. Конлет не любил говорить о себе. Он попал на эту работу случайно, и только потом понял, что ему крупно повезло. На подобные должности просто так не брали, но хозяин вскоре сказал ему, что лучше съест свой галстук, чем возьмёт другого повара. Конлет про себя пожелал ему приятного аппетита: он не собирался надолго задерживаться в этом мире.
Конлет готовил с удовольствием и попутно размышлял о том, кто он. Он не задавался этим вопросом, пока на Земле Фрэйа не задала ему другой, не менее важный. Он впал в ступор и для начала решил не поддаваться её чарам. Фрэйа нравилась ему, но иначе, чем остальные. Техника бесила её откровенность, способность говорить искренне и смело, и при этом быть нежной и робкой. Он понимал, что не умеет быть искренним, но ничего не хотел менять. Не хотел, пока добровольно не шагнул в Пропасть и не осознал всю глупость такого поступка. Лишь теперь ему был ясен весь масштаб совершённой глупости. Самоубийство – так и только так называлось то, что он вытворил.
Первые несколько дней Конлет старательно изучал Пропасть. Он встретил робота лишь на седьмой день, и сразу же понял, что единственный вариант – бежать сломя голову. Бежать внимательно, осторожно и очень быстро. Куда подальше. Чем он в последующие несколько месяцев и занимался. Успешно. А потом судьба прищемила ему хвост, да так больно, что он не сдержал крика.
Этот мир был похож на прежнюю Землю. Конлет читал много книг по истории, и удивлялся схожести реальностей. Это была его родная планета, отброшенная во времени на много лет назад.
Он жил в уютной квартире неподалёку от места работы. Тихое место для тихих мыслей. Он дал себе срок в три месяца, но они длились как три года. Ему не терпелось нырнуть в Промежуток, однако сдержанность, как известно, сама по себе не разовьётся, и Конлет заставил настырные мысли сгрудиться в уголке и приказал им ожидать своего часа. Всё будет, – утешал он себя. – Всё получится. Реальности никуда не убегут. Он подождёт. Он научится терпению, спокойствию и выдержке.
У хозяина заведения была дочь, Ирэя. Сначала она показалась Конлету милой девушкой, простой и общительной, но потом всё стало хуже. Ирэя решила, что он ей нравится, и они непременно должны встречаться. Конлет был не против, но видел в ней только временного друга. И до него как всегда с запозданием дошло, что девушка считает его кем-то большим и желает большего. Выяснилось это неожиданным образом.
В один из выходных он поехал в парк: отдохнуть от города. Он наслаждался долгожданной свободой. Работа не тяготила его, но и не приносила удовлетворения. К тому времени они с Ирэей уже встречались несколько раз, но она не любила природу и не любила гулять, поэтому Конлет отправился за город в одиночку. Он высунулся из окна и ловил на лице холодный утренний воздух. Никогда ещё простая поездка на автобусе не доставляла ему столько удовольствия. Он чувствовал, как сердце тянется к чему-то неизведанному, и это было новое, бодрящее и сочное чувство.
Парень взял с собой рюкзак и, приехав в парк, углубился в лес. Нашёл отличную поляну и озеро при ней и развалился на травке, загорая. Ему было хорошо. Впервые за долгое время ему просто было хорошо.
Ирэя появилась со стороны леса. Конлет улыбался, но заслышав шаги, приподнялся на локте и подозрительно оглянулся. Затем – нахмурился.
– Привет! – Она помахала ему рукой.
– Кажется, ты говорила, что не любишь прогулки, – отозвался он.
– Пешие – не люблю, – весело ответила девушка. Под ней гарцевал красивый гнедой конь верховой породы.
– Ясно, – и Конлет лёг на место, даже не потрудившись принять более достойную позу. Стесняться нечего, пусть она стесняется, если охота. Рубашка была лихо распахнута, волосы растрепались. Может, Ирэю отпугнёт его неряшливый облик? Хотелось бы надеяться…
Но девушка рассмеялась и спрыгнула вниз, подошла поближе.
– Ты странный. Я ведь звала тебя на пляж позагорать, а ты пришёл на это озеро, где никого нет.
– А зачем мне кто-то, – отозвался парень, не открывая глаз, – одному лучше.
– Почему же? – игриво спросила она, присаживаясь рядом.
Конлет вздохнул и приоткрыл один глаз: девушка смотрела на него задорно и ласково. Она стянула свои густые чёрные волосы в короткий хвостик на затылке, и одета была не по погоде. Она всё время мёрзла. На улице стояла невыносимая жара, а белая курточка на ней оказалась застёгнута на все пуговицы. Смуглая, темноглазая, маленький острый подбородок смешно выставлен вперёд – у неё водилась привычка чуть поднимать голову. Длинные чёрные ресницы замерли, словно она ждала его ответа, чтобы моргнуть.
– Почему, Конлет? – повторила девушка.
– Люблю бывать в одиночестве, – ответил он хмуро. – Как ты меня нашла?
– Никак, – весело ответила Ирэя, – это случайность. У нас с отцом неподалеку поместье. Я приезжаю сюда кататься верхом.
– Ясно, – ответил Конлет и закрыл глаза.
– Хочешь с ним поздороваться? – предложила Ирэя.
– Я с ним только вчера виделся, ещё не успел соскучиться, – серьёзно ответил парень.
– Пожалуйста, – сказала девушка, – прошу тебя! Он будет так рад!
Боже милостивый, да что же за прилипала такая! Она ещё двадцать минут уговаривала его, и Конлет с трудом сдерживал раздражение. Неужели трудно было догадаться, что он предпочитает уединение чьему-либо назойливому обществу? Ему хотелось прямо у неё из-под носа переместиться в Промежуток, но он сдержался. Хвалёная сдержанность! Уйди он тогда, и, возможно, всё вышло бы лучше.
Он поднялся, закатывая глаза, и она кинулась ему на шею.
– Конлет! Ура!
Он осторожно расцепил её руки и выдавил из себя улыбку.
– Я только поздороваюсь с ним, и мы в расчете. Хорошо?
Девушка довольно кивнула и легко запрыгнула в седло.
Её отец был вечно занятым человеком. Всё внимание, что он уделял дочери, проявлялось через подарки. Он мог позволить себе баловать её по полной программе. Лошади, автомобили, украшения и одежда. Он был богатым человеком, но Конлет понимал, что деньги не принесли ему ничего, кроме забот и тревог. Он жалел Тэка.
Ирэя выросла очень на него похожей, но только внешне. Тэк был немногословен и суров, резок, груб и решителен. Ирэя была весёлой, неугомонной и капризной.
– Ого, Конлет, привет! – сказал Тэк, увидев парня. – Ты здесь какими судьбами?
– Отдыхал, – ответил Конлет. – Ирэя встретила меня случайно.
– Да. Ты же знаешь, он любит побыть в одиночестве, – сказала девушка, то ли насмехаясь на его недавними словами, то ли вставая на его защиту. Тэк не терпел подле дочери несуразных кавалеров, и он в первый же день дал Конлету понять, что тот не имеет права сближаться с ней. Но он сразу заметил, что парень сдержан по отношению к девушке, и это не могло не радовать. К тому же Конлет был отнюдь не глуп, образован, решителен, трудолюбив и серьёзен. Он нравился Тэку больше, чем все остальные ухажёры Ирэи, но Тэк не хотел терять такого отличного работника, и строго-настрого приказал дочери забыть о Конлете. Он разрешил дружбу, но дружбу поверхностную, и Ирэя закатила ему скандал. Когда она чего-то хотела, то становилась неуправляемой. Как и её мать. Тэк категорично заявил ей, что если она полезет к парню и попытается его охмурить, он его уволит, и Ирэя присмирела.
Конлет об их разногласиях не имел ни малейшего понятия.
– Это правильно. Иногда человек нуждается в уединении, дочь, – сказал Тэк.
– Ага, – ответила девушка, но Конлет различил в её голосе лёгкое раздражение.
– Я хотел только поздороваться, – сказал парень, – не буду вам мешать.
– Ты не останешься на обед? – удивилась девушка.
– Ирэя, я же сказал, что хочу только поздороваться с твоим отцом, – повторил Конлет.
– Дочь, – предупредил Тэк, – держи себя в руках. Человек хочет отдохнуть.
– Пожалуйста, Конлет, – сказала она нежным голосом, – останься. Я тебе покажу поместье.
Оба мужчины глядели на неё недовольно. Отец – со строгой решимостью, Конлет – с лёгким раздражением. Вот ведь прилипла как банный лист к мягкому месту! Такие девушки ему не нравились. Он терпеть не мог, когда к нему липнут, и неважно, кто: юные красавицы, озабоченные своей красотой и упрямые во всём, или деловые партнёры, которым срочно нужно решить какое-нибудь дело или задать серьёзный вопрос, требующий немедленного ответа. Конлету нравились умные, некапризные и полные огня девушки. Такие, с которыми можно поговорить о многом, такие, которые чувствуют собой и не бояться эти чувства показывать, но при этом знают границу и уверены в настроении партнера. Ирэя была, конечно, не такой.
Тэк вздохнул. Он никому не хотел портить выходные.
– Ирэя, иди в конюшню! – приказал он железным голосом. – Немедленно.
– Пап!.. – возмутилась она, но, увидев его глаза, поспешно удалилась.
– Я тоже пойду, – сказал Конлет, – был рад встрече.
– Спасибо! – странно сказал Тэк, и они пожали друг другу руки.
Конлет вернулся к озеру, но от былой лёгкости и чувства радости не осталось и следа. Чёртовки неприятная встреча. Ирэя сгубила его благостное состояние, растерзала легкость и покой с присущей ей беспечностью. Он решил поспать, надеясь, что сон поможет, а проснулся от того, что кто-то тронул его руку. Это была Ирэя, и он взбесился.
– Ядрён батон! – вырвалось у него, но девушка не дала ему закончить. Она ловко прижала парня к земле, сев ему на бёдра – и крепко поцеловала прямо в губы. Конлет был разъярён её поступком. Он довольно жёстко скинул её с себя и поднялся на ноги. – Что ты творишь, Ирэя?!
– Я… – Она выглядела растерянной, больше потому, что парни обычно реагировали на её настойчивость и открытость иначе. – Просто… Тебе не понравилось?
– Ирэя! – простонал он, хватаясь за голову. – Ты что, не понимаешь, что так делать нельзя! Мы с тобой всего лишь друзья, ясно? Я сразу дал тебе понять, что не хочу серьёзных отношений, не сейчас. К тому же ты меня совсем не знаешь!
Она нахмурилась.
– Что же я должна знать, Конлет?
– Блин горелый! – выругался он сквозь зубы. – Я не тот человек, который тебе нужен, поняла?
– Почему? – упрямо спросила она.
– По кочану! – прорычал он. – Иногда люди просто разные, понимаешь? Разные. Мы с тобой не пара.
– Неправда, – грустно ответила она, – ты мне очень нравишься, Конлет.
– И ты мне нравишься, но давай будем просто друзьями! – взмолился он.
– Ты от меня что-то скрываешь? – спросила она.
С этого всё и началось, – подумал Конлет. С того самого поцелуя возле озера. Ему было жалко Ирэю, действительно жалко, но она была ему не нужна. Он не затем отправился в иные миры, чтобы искать любовь. Ему хотелось найти самого себя, стать кем-то, обрести равновесие. В Пропасти он чувствовал себя намного комфортней, чем в любом другом месте. Странная нелепость. Когда Алеард пришёл по первому его зову, Конлет смутился. Если бы не капитан, от него остались бы рожки да ножки. И так бы и лежало всё это, эти жалкие бессмысленные остатки, в том здании под синей звездой. А когда они с Алеардом поняли, что Кристиан тоже придёт на зов, Конлет исполнился запоздалой благодарности. Его услышали, а это значит, что нашлись те, кому он небезразличен!
На самом деле он ощущал себя никчёмным, ни на что не годным. Даже несмотря на то, что был главным техником и от него многое зависело. И вдруг в Пропасти всё разом переменилось. Люди доверяли ему свою жизнь, у него появились настоящие друзья! Конлет понимал, что с ним трудно дружить, но Кристиан и Алеард словно не замечали всех его многочисленных недостатков. Они были рядом, слушали его, шли за ним, и это было бесценно.
В один из дней ему пришлось подвозить Ирэю до дому, потому что об этом попросил Тэк. Конлет вёл машину и думал о том, что пора уносить из этого мира ноги. Куда-нибудь, не важно, куда. Главное, что он многое понял и многому научился. В частности обрёл цель, ещё не до конца сформировавшуюся, но уже полную смысла.
Он допустил роковую ошибку. Он задумался. Когда огромный грузовик уже летел на них, Конлет сделал то единственное, что мог сделать – и они оказались в Промежутке. Ирэя была так напугана, что не желала ничего слышать. Она обзывала его болваном, мошенником и извращенцем. Кричала что-то о том, что он накачал её наркотиками и всё, что она видит – бред и галлюцинации. Он вернул её обратно: зарёванную, негодующую и напуганную. Вместо их автомобиля на обочине лежала груда горящего металла.
– Ирэя, прости, – сказал он, пытаясь коснуться её руки.
– Не трогай меня! – заорала она. – Не смей!
Конлет был растерян, он не знал, как вести себя в такой ситуации. Он не хотел бросать её, но и остаться не мог. И он ушёл…
…Кристиан отправился куда глаза глядят. Конлет хотел идти дальше один, и штурман не собирался ему в этом препятствовать. Каждый искал в иных мирах что-то своё. Конлет мог за себя постоять, Кристиан тоже.
Штурману не давали покоя мысли о Пропасти и Алеарде, но он решил для себя, что как следует освоится в реальностях и непременно друга найдёт. Это случится в своё время. Так бывает всегда с теми, кто умеет ждать и идти вперёд уверенно и без лишней спешки.
Кристиан очутился в дремучем лесу. Он долго бродил там, пытаясь выбраться на открытое место, и в конце концов вышел на поляну, поросшую крупными пахучими цветами. Присел на пенёк и прикрыл глаза, отдыхая. Лес был многоголосый, старый, величественный. Каждое дерево готово было рассказать свою историю, и Кристиан пожалел, что рядом нет Алеарда. На светлом небе проступали очертания фантастической туманности. Она была похожа на голову волка, и сквозь неё и вокруг неё горело множество разноцветных искрящихся звёзд.
Кристиан решил, что непременно дождётся ночи. Наверняка ночью небо становилось волшебным! Он устроился под раскидистым деревом и задремал.
Его разбудили осторожные шаги, и он открыл глаза, озираясь. Крупное белое солнце уже зашло, и лес переливался радугами. Перед ним, шагах в двадцати, стоял большой чёрный волк. И стоял он не на четырёх лапах, а на двух – как человек. Его светлые голубые глаза светились.
– Незнакомец! – хрипло произнёс он, и Кристиан тотчас поднялся. Стоило ли после мира говорящих капель удивляться говорящим волкам?
– Привет, – сказал мужчина дружелюбно.
– Человек, – медленно выговорил волк. – Откуда ты здесь?
– Я пришёл из другого мира, – ответил Кристиан. – Я путешественник.
– Из иной реальности, – спокойно и задумчиво отозвался волк, вглядываясь в его лицо. – Понятно. Значит, ты не самозванец.
Кристиан пожал плечами. Волк говорил так, будто прекрасно знал и о Промежутке, и о перемещениях, и обо всём остальном.
– Ты находишься на земле клана Большехвостов, – продолжил волк. – Здесь небезопасно, но если хочешь, я отведу тебя в наше поселение.
– Почему же здесь небезопасно? – спокойно спросил штурман.
– Сезон охоты открыт, – ответил волк, – а это значит, что тебя могут схватить и съесть.
– Вы едите людей? – спросил мужчина. Ему почему-то совсем не было страшно.
– Наш клан нет. Мы не охотимся на людей.
– Так ты не из клана Большехвостов?
– Нет. Я из Клана Ночных. Тебе повезло, что я пробегал рядом и учуял твой запах. Пойдём со мной, если хочешь, и я доведу тебя до безопасных земель.
– Тебе есть дело до того, съедят меня или нет? – прищурился Кристиан.
Волк усмехнулся.
– Ты не знаешь меня, человек. Я не знаю тебя. Но я знаю, что время пришло, и ты не просто так появился здесь.
– Время пришло? – переспросил штурман.
– Да. Ты можешь помочь нам, а я помогу тебе.
– Я? – удивился Кристиан. – Чем же?
– Ты поговоришь с людьми – теми, что живут на границе великого леса. Убедишь их, что волки – мирный народ. Мы не хотим войны.
Кристиан удивлённо поднял брови.
– Я для них первый встречный, совершенно незнакомый человек. Ты думаешь, они станут меня слушать?
– Они тебя выслушают, как только ты скажешь, что Промежуток снова открыт.
– Ты знаешь о Промежутке?
– Я знаю многое. Я знаю, на что ты способен, человек. Ты наделён силой и похож на нас. Много сотен лет назад люди и волки не враждовали. Клан Ночных не убивает людей, мы видим мир иначе. Я хочу, чтобы мы лучше друг друга узнали, и ты как раз тот, кто нам нужен. Ты тоже видишь всё по-другому. Умеешь видеть.
– Хорошо, – согласился штурман, – если это важно, я помогу.
Волк улыбнулся.
– Меня зовут Карч, – представился он.
– Кристиан, – ответил мужчина, пожимая его шершавую лапу.
– Идём, – позвал его волк, – я хорошо знаю эти чащобы. Надеюсь, доберёмся без приключений.
Карч был высоким, под метр девяносто – таким же высоким, как и сам Кристиан, а вот в плечах пошире, несмотря на то, что Кристиан никогда не отличался худобой. Они оба были примерно одного телосложения – крепкие и мускулистые, правда, густая шерсть добавляла Карчу объёма. Он не выглядел устрашающе, он был красив, и глаза его светились умом и выдержкой. Кристиан раздумывал над тем, почему доверился какому-то первому встречному волку и теперь идёт за ним неизвестно куда и непонятно зачем…
А вокруг царила бесподобная радужная темнота. Пели сонными голосами ночные птицы, ветер трепал яркие цветы и кисти лиловых кустов, разбрасывающих во все стороны мелкие звёздные соцветия. Травы, густые и почему-то жёлтые, танцевали, пригибаясь к самой земле и завиваясь в замысловатые закорючки. И деревья, лесом правили деревья. Они были прекрасны. Мужчина даже остановился на несколько секунд полюбоваться белой мерцающей рощей, виднеющейся невдалеке. Стройные светлые стволы казались обнажёнными, их кудрявые кроны напоминали земные берёзы, а цветы, ковром устилавшие землю под ними, в ярком блеске небес отливали синим и розовым, хотя, кажется, были бледно-голубыми.
Волк тоже остановился вместе с Кристианом, и штурман успел перехватить его странный, задумчивый взгляд. Карч смотрел печально и благодарно, и Кристиан окончательно запутался в своих чувствах. Они двинулись дальше, и через несколько минут волк, оглянувшись, улыбнулся ему:
– Ну вот, мы почти дома… – начал он, но договорить не успел: из-за деревьев показались два крупных волка, один серый, другой палевый.
– Ого! – сказал палевый. – Вот это удача!
– Назад, охотники! – сказал Карч. – Этот человек со мной.
– Карч, ты, что ли? С каких пор ты на человечину подсел?
– Этот человек Белый Штурман. Лучше уйдите с дороги, большехвосты.
– Мы-то уйдём, – ответил серый, – только смотри, Карч, как бы Зубан с тебя на шкуру не спустил.
– За меня не переживай, – ответил Карч, – я справлюсь.
– Ага, справляйся, – весело произнёс палевый, – только помешательство до добра не доводит!
И они исчезли в чаще. Кристиан последовал за Карчем, но слова о помешательстве и самоуправстве не шли у него из головы.
– О чём они? – наконец спросил он.
– Мы почти пришли, – ответил волк. – Ступим на наши земли, и я всё тебе объясню.
Кристиан кивнул. Он по-прежнему не беспокоился за свою жизнь. В Карче чувствовалось отважное благородство, а это означало, что он не способен на подлость.
Завидев селение волков, Кристиан поразился, каким уютным и милым оно выглядело. Он представлял его иначе и тут же смущённо усмехнулся: если волк, то не обязательно же он живёт в норе! Дома волков были небольшими, похожими на огромные плетёные корзины с глиняными крышками, и повсюду, куда ни глянь, росла густая трава: шелковистая и мягкая, и её раздвигали узкие тропки. Волки к его появлению отнеслись неоднозначно. Они смотрели не враждебно, но настороженно, недоверчиво. И только смешные ушастые волчата любопытно открывали рты, обнажая белые, как снег, острые зубки. Карч с кем-то здоровался, и вид у него при этом был торжественно-спокойный, невозмутимо-взволнованный и, пожалуй, радостный. Он шёл, гордо выпрямившись, его пушистый короткий хвост был поднят.
Наконец они дошли до большой хижины, стоявшей в отдалении. И тотчас из неё им навстречу вышел очень крупный рыжий волк. Карч шагнул к нему, склоняя голову.
– Путь открыт, Зубан, – сказал он. – Этот человек – Штурман. Его зовут Кристиан.
Рыжий шагнул к Кристиану, протягивая широкую лапу.
– Зубан, вожак Ночных. Рад приветствовать тебя на Альтании, планете свободных волков.
– Рад знакомству, – отозвался мужчина. – У вас здесь очень красиво.
– Спасибо, – сдержанно отозвался Зубан. – Карч, собери всех.
Волк кивнул и быстро ушёл. Кристиан проводил его взглядом.
– Извините за любопытство, но почему вы так странно меня называете? И о каком пути идёт речь? – И он улыбнулся. Зубан улыбнулся ему в ответ.
– Прошу, проходи сюда. Присаживайся. Мой дом – твой дом.
Кристиан немного растерялся от такого заявления, но сел на предложенное бревно.
– Промежуток был закрыт, но теперь он снова действует, – продолжил Зубан, садясь напротив него. – Путь появился из Промежутка, а Промежуток был всегда. Но рано или поздно он утрачивает силу, перестаёт бороться за равновесие. Такова его судьба. Люди открывают его снова – и так начинается новый Цикл. Ты – один из Открывших путь. У тебя есть друзья или близкие, те люди, что шагнули в Промежуток вместе с тобой, я прав?
– Верно, – кивнул Кристиан.
– Они тоже часть целого. Все мы часть целого. В конце прошлого Цикла на нашу планету пришли люди. Мы не враждовали с ними, жили мирно, хотя Альтания всегда была закрытым миром. Но тогда люди были другие. Этот мир в опасности, Кристиан. Волки в опасности. Наши братья предпочли другой путь – путь войны. Они убивают людей, используют их в пищу, а люди убивают волков просто так. Это не приведёт ни к чему хорошему, потому что мы не должны избирать этот путь. К сожалению, люди не доверяют нам.
– А вы готовы им поверить? – спросил Кристиан. – К тому же другие волки, как я понял, настроены решительно. Они против всяких контактов с людьми, исключая, конечно, пищевые.
– Ты прав. Мы относимся к людям с подозрением. Ты – исключение, потому что ты странник. Открывшие путь не бывают плохими. Они всегда достойные люди.
– Что ж, – усмехнулся мужчина, – приятно это слышать. Мне не хочется разочаровывать тебя, Зубан… Но почему вы с Карчем думаете, что те люди мне поверят?
– Мы хотели попросить тебя не совсем об этом… – признался Зубан. – Ты прав, они не любят долгих разговоров. – Волк поглядел на землю, залитую розово-оранжевым звёздным светом. – Наша родина. Леса и моря, и золотые луга. Древние, как сам Промежуток, чащобы. Ты ещё не видел, что люди сделали с нашей землёй. Она умирает, Кристиан. Альтанию губят их примитивные механизмы и их глупость. Они жестокие и жадные, и большинство кланов ненавидит людей. Мы пытались действовать мягко, пытались объяснить людям, что планета, вот эта чёрная земля под нашими ногами – живая и чувствующая. Она знает о нас всё, видит наши стремления. Но слова бесполезны, а поступки наши добавляют сердцам городских жителей злобы.
– Почему они стали такими, Зубан? Ведь ты говорил, что изначально люди на Альтании вели себя иначе.
– Они заблудились в себе и уснули внутри тел. К сожалению, они настолько глупы, что засоряют собственное логово и в этих нечистотах живут.
– Знакомая картина, – пробормотал Кристиан. – В моём мире так было раньше.
Волк нахмурил высокие тёмно-рыжие брови, и Кристиан вдруг подумал, что этот зверь напоминает ему Алеарда.
– Ты поможешь нам, Кристиан? – прямо спросил волк, и глаза его тоже были похожи на глаза Алеарда: они были светло-ореховые, внимательные и спокойные.
– Я помогу вам, – ответил мужчина, – но боюсь, что мне одному не справиться.
– Карч поможет тебе развить дар, – ответил Зубан, – но перед тем, как ты узнаешь людей с Альтании, тебе нужно узнать нас, волков Альтании. Поэтому ты не гость здесь, ты теперь один из нас. Всё, что моё – твоё. Пойдём…
…Эдман пропадал на полдня, затем возвращался, звонил кому-то. Ева сидела дома. Заняться ей было нечем, не пироги же печь! Она подолгу стояла на балконе, глядя на город, или практиковалась в даре, создавая несложные предметы. В конце концов ей это надоело. Если он собирается и дальше строить какие-то планы относительно Безовалов – она в этом участвовать не будет.
Эдман оказался приятным в общении человеком: сдержанным, спокойным, умеющим слушать. Он был чутким и внимательным, даже заботливым. За эти дни она узнала его и как человека решительного, готового идти до конца, но это не радовало. Ева чувствовала, что привязалась к нему. Она не хотела, чтобы он пострадал. Она попробовала ему об этом сказать, но Эдман покачал головой.
– Не надо, Ева, – ответил он.
Она не совсем поняла, что означало это таинственное «не надо», но больше подобных разговоров не заводила.
– Я не могу больше сидеть дома, – сказала она за поздним ужином. – Пожалуйста, Эдман, давай прогуляемся! Понимаю, глупо звучит, но можно же тихонечко, очень осторожно где-то появиться? В парке, или в кафе, или забраться на крышу в конце концов! Неужели у Безовалов везде глаза и уши?
Мужчина рассмеялся.
– Тебе плохо здесь одной, да?
– Да.
Он покачал головой.
– Это будет величайшая глупость.
– Иногда можно позволить себе сглупить! – улыбнулась Ева. – Эдман, пожалуйста. Я покрылась пыльной коркой! Ну?
И он сдался. Найти подходящее место было несложно, учитывая, как хорошо он знал город.
В этот день на средних уровнях отмечали буйные дни Второго закона. Собирались на празднике все, и Безовалы, конечно же, были там. Наверняка Найар и Серж тоже. Эдман повёл Еву на другой конец города смотреть представление «Летучих». И не пожалел.
«Летучие» были своего рода символом города. И если Безовалы были его чёрной дырой, то «Летучие» представляли свободу как она есть. Не слишком-то безопасное место, но самое лучшее для того, чтобы отвлечься.
Ева была в восторге. Она кричала, махала пролетающим мимо них ребятам руками и то и дело вскакивала с места. Но вконец ошарашила Эдмана её способность свистеть.
– Ну ты даёшь! – не выдержал он.
– Это меня брат научил, – рассмеялась девушка. – Тебе нравится?
– Да, – кивнул Эдман. – Мне нравится.
Ещё большее удовольствие он испытал, когда Ева подвинулась к нему поближе, привалилась плечом, и волнующе, без тени смущения положила руку на его бедро. Волосы её растрепались, затейливое платье современного фасона очень ей шло. Она оживлённо болтала о том, как они с братом гоняли по пустыне на автомобиле, и Эдман, слушая её, всё больше убеждался: Ева определённо очень подходила ему. И не потому, что они были похожи. Исходила от неё теплота и доверчивость, которых он прежде не знал. И её такую – нежную, но сильную, – нужно было оберегать. Истинную красоту души легко разрушить, и Эдман знал это. Он осторожно проводил пальцем по её руке, но девушка не замечала, поглощённая гонками.
– А ничего, что я так на тебя облокотилась? – спохватилась она, поднимая голову.
Эдмана пленила её ласковая искренность. Он хотел одного: поцеловать Еву. Но сдержался.
– Ничего, Ева. Мне это нравится.
Она улыбнулась, глубоко и радостно вздохнула.
– А почему ты привёл меня именно сюда?
– Надеялся, что тебя это позабавит.
– Здесь здорово, Эдман! Они красивые, эти автопланы.
– Вон тот, тёмно-синий, как раз наших рук творение, – сказал Эдман, указывая на самый длинный и острый автоплан, сильно отличающийся от остальных.
– Он не похож на другие. Я бы дала ему имя «Опасный», – сказала Ева.
– «Север», – сказал Эдман. – так мы назвали его с братом.
Воспоминания об Андреасе вернули Эдмана на землю. Всё оставшееся время он молчал, и Ева чувствовала, что он думает о чём-то весьма и весьма плохом. И – решает свою судьбу. Не её, только свою.
Ева хотела показать, что может быть полезной, и настоять на своём при более удобных обстоятельствах. Она умела быть настойчивой. У неё получилось с Найаром, получится и теперь. Просто тогда она доводила Найара до белого каления с целью заставить признать её силу, теперь же ей хотелось убедить Эдмана отступить, чтобы сохранить ему жизнь. После похода на гонки она поняла, что его жизнь многое значит для неё.
Им пришлось долго ехать на поезде в дальний конец города. Ева сидела возле окна, но в окно не смотрела. На ней была нелепая одежда: она бы ни за что в жизни не надела этот ярко-розовый костюм и уродливую зелёную шляпу, если бы Эдман не попросил её. Этот облик был настолько несуразен, что отлично растворял её среди других таких же несуразно одетых людей, и это было её прикрытие. Правда, Эдман оделся как обычно. Он хмурился, устало глядя по сторонам.
Когда они, наконец, добрались до нужного места, Еве пришлось ждать его на улице.
– Я хочу пойти с тобой, – попробовала возразить она.
– Для тебя безопаснее быть подальше от меня, Ева, – ответил мужчина. – Ты упросила взять тебя, поэтому будь паинькой, останься на улице.
Она послушно встала возле лестницы и сцепила руки на груди.
– Ты внимательно слушала, о чём я говорил в поезде?
– Да, я всё поняла, – кивнула девушка.
– Хорошо. Тогда до скорого. Или нет, – закончил он спокойно.
Ева насторожилась, услышав его последние слова. Она ждала минут десять и не находила места от волнения. Она знала, что должна помочь Эдману, чувствовала, как что-то пошло не так. И, наплевав на его приказания, решительно зашла внутрь, открыв неприметную серую дверь.
Внутри было тихо и темно, и Ева прокралась по коридору вглубь здания. Эдман рассказал ей, кого он собирается найти. Она также знала, куда идти. Всё правильно, ведь он доверял ей.
На восьмидесятом этаже было тихо. Тишина эта показалась девушке зловещей. В лифте она успела переодеться в черный облегающий комбинезон. В нём было значительно удобнее, и Ева с радостью избавилась от ненавистной шляпы в форме лимона. Она разулась и осторожно пошла по тёмному холлу.
Минут пять она плутала по этажу, но в итоге нашла нужную дверь. За дверью тоже было тихо. Она поглядела в щёлку. Эдман. Стоит к ней лицом. И спина какого-то человека в синей одежде. Они разговаривают. Ева ощутила, что покрывается холодным потом: незнакомец держал за спиной оружие. Она знала уже, как оно выглядит, у Эдмана тоже имелся пистолет.
Девушка несколько раз глубоко вздохнула. Эдману снова требовалась её спасительная помощь. В который раз. Она ощутила в груди яростную злобу. Если этот, в синем, не убьёт его, она сделает это сама.
Ева быстро оглядела комнату, затем осмотрела дверь. Закрыто, это точно. Что же делать? Думай, тетеря, думай скорее!
И вдруг в голове со всей ясностью созрел план. Он был рискованным, но это был единственный выход. Или вход. Она быстро шагнула в Промежуток…
…и свалилась на незнакомого мужика как раз в тот момент, когда он выхватил оружие. Он сразу скинул её с себя, но мгновение было потеряно, и Эдман огромным прыжком достал его, схватив за шею. Ева вскочила на ноги и поняла, что из милого общительного мужчины Эдман превратился в сурового, страшного и безжалостного. Глаза его почернели, губы сжались, дыхание замедлилось. Он собирался убить незнакомца. Прямо здесь и сейчас. У неё на глазах. Ева шагнула к нему.
– Отпусти его.
Эдман поднял глаза, глядя сквозь неё.
– Отпусти, Эдман. Я не шучу. Отпусти его сейчас же! – рявкнула она.
Он и не подумал разжать руки. Ставший жертвой незнакомец жутко хрипел, безуспешно пытаясь вырваться из его захвата.
– Эдман! – завопила она, чувствуя, как по щекам побежали бессильные слёзы. – Пожалуйста! Не надо!..
Она подскочила к нему и попыталась разжать железные пальцы. Не получилось. Неужели этот человек мог быть к кому-то добр? Перед ней стоял убийца, не способный на милосердие. И всё-таки она не боялась его. Ева не придумала ничего лучше, чем обнять его сзади.
– Эдман, – прошептала она, прижимаясь к его спине, – Пожалуйста, Эдман!..
Внезапно он разжал руки, и незнакомец упал, корчась: воздух больно заливался в его расплющенное горло. Эдман резко развернулся, схватил её за руку и потащил прочь.
На улице он быстро поймал таксоплан и закинул её на заднее сиденье. Сел рядом и спокойно назвал водителю место назначения. Внешне он выглядел таким, как и всегда, но Ева видела, что он в ярости. Она не посмела сказать ни слова. Да и что скажешь в такой ситуации? Не извиняться же…
Всю дорогу до квартиры она думала о том, что с неё хватит. Пора уходить из этого мира, или, по крайней мере, из этого города. И Эдман был нужен ей.
Когда они поднялись наверх и за ними закрылась дверь, Эдман поглядел на неё в упор:
– Ты ослушалась меня, Ева.
Она спокойно кивнула.
– Это плохо?
– Ты снова спасла меня, – сказал он, не отводя от неё глаз.
– Думаешь, я получаю от этого удовольствие?
– Нет, не думаю. Но больше я тебя с собой не возьму.
– Правильно, не нужно, – плачущим голосом сказала девушка. Она была готова разрыдаться. – Чтобы я не помешала тебе убить кого-нибудь.
– Ева, меня учили этому с детства. Я хорошо умею убивать, – сказал он тихо. – Я остановился только потому, что… – Он трудно сглотнул. – Мне нужно идти, Ева. И на этот раз я пойду один.
– Иди! – выпалила она, и, развернувшись, убежала в спальню.
Она металась по комнате, яростно стирая со щёк слёзы. Ей хотелось ударить по чему-нибудь, что-то сломать или разрушить. Она решила остановить его, но не успела. Когда она вышла в коридор, Эдмана в квартире уже не было.
Ева долго думала о том, как поступить. Почти два часа она моталась по квартире и сходила с ума, думая, что Эдман уже не вернётся. Она знала, что лучший выход – просто уйти. Но покинуть город в одиночку значило подписать Эдману смертный приговор. Он был упрямым, видел иной выход из ситуации. И, кажется, в ней более не нуждался…
Он вернулся только под вечер, и Ева с порога сказала ему о своём решении.
– Ты со мной или нет?
– Нет, Ева. Я остаюсь, – твердо ответил мужчина.
Она разозлилась не на шутку и кричала на него, как сумасшедшая. Ярость, копившаяся целый день, вышла наружу. Она никогда ни на кого не кричала прежде – не было нужды. Но Эдман взбесил её.
– Твоя месть не стоит ломаного гроша! Кому она нужна? Твоему брату? Он мёртв, он уже не с нами, не здесь! А ты жив, Эдман, ты стоишь передо мной, болтаешь чушь о том, как поступать следует, а как нет. Не желаю слушать этот бред! Бред, ясно? Оставайся, отдай жизнь, если она тебе не дорога. Ты мыслишь прошлым, Эдман. Андреас не вернётся. Никогда. Только в иной жизни, а у тебя ещё и эта не кончилась. Весело? Я тебе поверила, да. Решила, что ты подумаешь и согласишься. Думала, мои слова что-то стронули в твоей душе. Нет, Эдман. Ты мёртв. Ты говорил, что Безовалы для тебя в прошлом, что ты перестал быть одним из них. Враки! Ты всё ещё один из них! Ты мыслишь, как они: найти, убить, отомстить! Ещё кровь на твоих руках. А кому от этого хорошо? Мне? Тебе? Ты ощутишь облегчение, если пристрелишь пару-тройку человек? Иди, убивай их. Убийство – не борьба. Борьба – это когда ты борешься за жизнь, поступаешь так, как сложнее. А тебе проще решиться на месть, чем пойти со мной. Говоришь, хочешь? Лжёшь: я тебе не нужна. А могло бы что-то получиться?.. Так вот знай: могло бы! Потому что ты мне сразу понравился, ещё на том чёртовом балконе. Но ты же хочешь надрать кому-нибудь задницу! – Она уже плакала, не в силах остановиться. – Иди, надирай. Придуши какого-нибудь заслужившего это подонка! А потом кто-нибудь невзначай пристрелит и тебя!.. Засранец! Болван! Тупица!.. – Она со всей силы стукнула его кулаком в грудь: – Дай мне пройти!
– Ева, – он поймал её за руки.
– Дай пройти, кому сказала! Пусти меня!
– Ева! – Он не отпустил её пальцы и не сдвинулся с места. – Ты права. Я знаю, что права. Но я не могу. Я не знаю, как любить, понимаешь? Ты мне нравишься, действительно очень нравишься, но я мёртвый и глупый, и заслуживаю умереть от выстрела в спину.
– Идиот! – исступленно закричала Ева. – Ты просто идиот!
– Да, это про меня.
– Отпусти мои руки, – угрожающе произнесла девушка, – или я тебя снова ударю!
Эдману стало смешно, но он повиновался. Он так хотел поверить ей, пойти за ней, почувствовать её… но боялся. Проклятая трусость!
– Эдман, ты – упрямая скотина, вот что я тебе скажу! Ну как ещё мне объяснить, что ты отдашь жизнь за пустоту? Ты не слышишь меня, не ощущаешь моих слов в сердце! – она в отчаянии всхлипнула, как вдруг осознала одну простую истину: Эдман должен сделать выбор раз и навсегда. И она ему в этом поможет. – Я придумала. Сейчас всё станет ясно. Я знаю, как поступить.
– Знаешь? – Он поднял брови.
– Да. Только ты должен мне довериться, хорошо?
– Хорошо, – ответил он, гадая, что девушка задумала. Он доверился бы ей в любой ситуации.
– Стой на месте как стоишь. И глаза закрой! – приказала Ева, ужасаясь тому, что собирается сделать.
Эдман удивлённо поглядел на неё, но глаза закрыл. Девушка осторожно шагнула к нему, пытаясь справится с дыханием и заставить сердце стучать тише. Ещё полшага, и ещё. Она прильнула к его груди, медленно тронула пальцами его волосы, отводя их назад, и Эдман вздрогнул.
– Ева, что ты?..
– Тихо! Молчи! – пробормотала она. Ей и без его слов было непросто.
– Хм, – отозвался он, улыбнувшись.
Она провела пальцами по его груди и тихо, но настойчиво попросила:
– Обними меня, пожалуйста.
Эдман исполнил её просьбу незамедлительно, и она решилась. Поднялась на цыпочках, обхватив его плечи – и поцеловала прямо в губы. Больно и отчаянно. Мужчина сразу открыл глаза.
– Вот что, Эдман, – произнесла она тихо. – Если ты уйдёшь сейчас, я больше никогда не поцелую тебя, никогда не стану твоей. Никогда. Ты променяешь меня на месть. Смерть променяешь на жизнь. И всё, что было между нами – пусть несколько дней, пусть кажется, что выдумка! – растворится и умрёт. Если ты поцелуешь меня в ответ – я сделаю тебя счастливым. Но шагни в сторону, и я уйду в Промежуток. И не вернусь. Никогда. Оттолкни меня, Эдман. Оттолкни, если я не нужна тебе.
Эдман был ошарашен её словами, он не хотел её отталкивать. Внутри него всё бушевало: желание наказать виноватых, злоба, ненависть к тем, кто сделал его таким… и ненависть к себе самому. Всю жизнь он убегал, всегда был на шаг позади своих мыслей.
Но Ева нашла его. Она разбудила его. Полюбила? Все те женщины, что у него были, гнались за положением и достатком. Еве не нужно было ни то, ни другое. Она желала его самого.
Мир обрёл предельную прозрачность. Всё стало на свои места, когда он решил отпустить себя. Эдман чувствовал, как судорожно она сжимает его рубашку, чувствовал, как дрожал её пальцы. Он знал её рядом – и это было счастье. А он хотел быть счастливым.
Ева чувствовала, как слёзы подступают к горлу. Она готова была зарыдать. Она соврала: она бы не шагнула в Промежуток без него, а пошла бы за ним и погибла вместе с ним. Оттолкнёт? Обнимет? Может, она не нужна ему? Тогда как ей быть? Что делать со своими чувствами? Неужели вот так это и кончится, неужели она ничуточки не люба ему?
Эдман прижал к груди её голову, губами коснулся густых, горьковато пахнущих корицей волос, обнял за талию…
– Ты моя, Ева, – сказал он ей в ухо. – Я не оставлю тебя…
…После завтрака они пошли на берег. Фадр хотел показать Алану свою лодку. О море и пустыне он мог говорить постоянно, и каждый раз его красивые сказки удивительно сплетались с реальностью. Фадр умел находить в жизни прекрасное, даже тогда, когда оно хорошо пряталось.
Лодка оказалась небольшой и очень старой. Как и сам Фадр. Он был невысок ростом, но всё ещё крепок телом. Вот только сильно хромал на левую ногу, хотя предпочитал обходиться без костыля.
– Я ещё не развалился! – беззлобно сказал он Алану, когда тот предложил свою помощь.
Махунг сразу залез в лодку и принялся болтать о том, как однажды он уплывёт на ней в дальние страны. Фадр слушал внука, тихо улыбаясь.
– Да, так и будет, – сказал он.
Алан присел на корточки на краю причала.
– Может, вам нужна новая лодка? – спросил он. Дед и внук поглядели на него изумлённо.
– Ты умеешь строить лодки? – спросил Махунг.
– Я многое умею, – без тени гордости ответил Алан. По сравнению со Штилем лодка была сущим пустяком.
– Она ещё жива, – сказал Фадр, поглаживая светлый обшарпанный борт, – моя Царевна. Так её зовут.
Алан усмехнулся.
– Ладно, идёмте.
Они немного походили по берегу, но старик быстро устал, и Махунг отвёл его домой.
– Скажи, как можно попасть во дворец? – спросил Алан у мальчика, когда они сидели на крыше дома – в маленькой светлой беседке, в центре которой росло кривое старое деревце.
– Туда не пускают, – ответил Махунг, – там не место простолюдинам. Раньше, при Хъяге, можно было раз в неделю попасть даже в Воздушные сады. Но теперь эти великолепные места только для избранных. Кстати, Фадр там был. Он служил при дворце королевским воином.
– Понятно, – сказал Алан. – То есть нынешний правитель чего-то боится?
Мальчик поглядел на него и улыбнулся.
– У него много врагов. Он не похож на своего отца – тот был человеком благородным, близким к народу. Так мне говорил Фадр. Ты хочешь поглядеть на дворец? – спросил в свою очередь Махунг.
Алан пожал плечами.
– Это простое любопытство, – ответил он.
– А расскажи мне о своей родине, – попросил мальчик.
– Что же ты хочешь узнать?
– Как там? Каково жить среди леса? Каково это, когда вокруг много зелени? Говорят, на другом краю земли деревья так высоки, что достают до солнца…
Алан усмехнулся.
– До солнца… – произнёс он. – Нет. Там всё другое, Махунг. Другой воздух, другая земля, другие люди.
– И дома другие, – сказал мальчик.
– Да, – подтвердил землянин. Он был плохим рассказчиком, но Махунгу с его фантазией хватало и коротких ответов.
– Говорят, что там бывают такие сильные грозы, что небо дрожит от громовых раскатов и молнии касаются земли, – сказал мальчик. Алан поглядел на него.
– Бывает, – ответил он. – Бывает и так, что идёт дождь и светит солнце, и радуги рождаются одна за другой.
– Да, – тихо сказал Махунг, – это край чудес. Оттуда, наверное, пришли боги.
Алан покачал головой.
– Бог повсюду, Махунг, в каждом из нас есть его частица. Нет места, где нет бога, нет человека, который не может научиться говорить с богом внутри себя.
Махунг в свою очередь заинтересованно, пытливо поглядел на Алана.
– Это так? Разве заслужили благословение бога все, кто ходит по песку? Не только избранные им, великие люди, но и мы – простые и ничем не примечательные?
– Бог никого не избирает и ни для кого не делает исключений, – сказал Алан, – для него мы все равны. По крайней мере в это верят у меня на родине, – закончил он.
Махунг задумался и с минуту не произносил ни слова.
– Тогда почему у одних много, а у других мало? – снова спросил он.
– Этот вопрос нужно задавать не богу и не мне, Махунг. Бог дал нам свободу мысли, силу изменять мир и себя самого. Материальные блага здесь ни при чём, вернее, это не главное. Конечно, кушать хочется всем, но пища ведь не только насыщает наши тела. Там, откуда я пришёл, мы поняли главное: человек должен быть свободен и в этой свободе он будет счастлив. Мы освободились от законов, от иерархических признаков, деливших людей на «лучших» и «худших», на тех, у кого больше и у кого меньше, кто достоин и не достоин. Человек подобен богу, и потому он может всё. Вот только для этого нужно уметь гармонизировать свои внутренние энергии. Те, кто считают себя исключительными, те самые, что садятся на пьедестал власти – эти люди не нашли баланс, и они никогда не достигнут высшего счастья. Счастье не получается из рабства, а они – рабы своих желаний. – Алан почесал в затылке – давненько он ни с кем так не разговаривал. – Развёл ты меня на болтовню, – усмехнулся он.
– Чего? – не понял мальчик.
– Пустяки, – сказал землянин, – ты умеешь слушать.
– Ты пришёл из мира, где все равны, – сказал Махунг, – но Фадр говорит, что такое невозможно. Я мечтаю узреть мир, где не будет ни правителей, ни подчинённых, мир, где нет бедных и богатых. Но я только мечтаю об этом, и мои мечты Фадр называет фантазиями. А я всё равно верю тебе, – тихо сказал он, – ты мне не врёшь. Ты никому не станешь врать, Алан.
Землянин поглядел на мальчика, нахмурившись.
– Сколько тебе лет, Махунг?
– Мне одиннадцать, – ответил тот.
– Ты умный и проницательный. Ты заслуживаешь иной жизни.
– Ты так думаешь? – грустно улыбнулся мальчик. – А я думаю, что я ничем не лучше остальных. Хотя желал бы стать лучше. Да, стать лучше. – И он поглядел на море, тонущее в розовом золоте закатных лучей.
Алан только сейчас заметил, что вокруг парят золотые ослепительные былинки, похожие на те, что осыпались с созревших одуванчиков. Они были разных размеров и не разлетались по округе, а невесомым облаком порхали возле них, собираясь в пушистые горки на каменной крыше. Землянин задрал голову и увидел, что былинки роняет дерево, возле которого они сидели. Листвы на нем было мало, зато вся крона оказалась усыпана прекрасным светлым облаком невиданных семян. Махунг проследил за его взглядом.
– Это Дамур – преданное дерево. Из тысячи семян прорастает лишь одно, но и оно вряд ли превратится во взрослое дерево. Попробовав хотя бы раз его плоды, ты бы потом тосковал по ним всю оставшуюся жизнь… Я тоскую. Я ел их, когда был совсем маленьким, но до сих пор помню вкус… М-м-м… – и он облизнулся, а Алан хмыкнул. – Из-за одного только Дамура наш дом стоит бешеных денег, и все это знают. Даже у Хъяга в садах ни одного не растет! К нам приходят каждый раз, когда дерево сбрасывает семена, выгребают их подчистую, ловят даже самые настырные. Да только ни одно ещё не взошло! – и он ухмыльнулся. – Фадр зовет его думающим деревом и говорит, что оно скоро погибнет от старости. А я все жду, когда на ветках появится хотя бы один плод.
И мальчик погладил нежную зеленоватую кору, тронул пальцами пушистую горку семян. Те словно ответили ему, заплясали на ветру, но тотчас, словно примагниченные, вернулись поближе к дереву. Алан удивленно почесал в затылке.
– Преданное дерево… Кто бы мог подумать?
– Я хочу взять его с собой, – вдруг сказал мальчик. – Если когда-нибудь покину эти места. Фадр говорит, что Дамур сам выбирает новую родину. Мы выберем её вместе. Если, конечно, такова наша общая судьба…
– Если жаждешь этого – так и будет, – сказал Алан. Махунг не переставал его изумлять. – Не сдавайся.
– Я не сдамся, – спокойно и решительно произнёс Махунг, и они замолчали.
Чайки печально кричали возле воды, и Алану казалось, что они зовут его домой…
…Олан не мог больше ждать. Терпеть он умел, а вот ждать – нет. Хорошо, что всё случилось в отсутствие Кёртиса и Ин Че.
Они с Катой укладывались: девушка, освоившаяся с его постоянным присутствием и привыкшая спать рядом, стала менее стеснительной. Она скинула верхнюю одежду, и некоторое время стояла перед ним в нижнем белье, потягиваясь и глубоко дыша, отчего её маленькая грудь дразняще вздымалась под тонкой полупрозрачной маечкой. Олан подошёл сзади и, не особо задумываясь над последствиями, крепко обнял её, тронул пальцами тонкую шею и маленький подбородок.
– Олан, – произнесла девушка, – ты что?
Он не ответил, подхватил её на руки и быстро донёс до кровати.
– Ты нужна мне, Ката, – ответил он. – Скажи «нет», и я остановлюсь прямо сейчас.
Девушка молча смотрела на него. Он никак не мог понять, чем заполнен её взгляд: то ли нежностью, то ли страхом. Он не выдержал и потянулся к ней, ласково касаясь её губ. Ощутил, что она ответила, и больше уже ни в чём не сомневался.
Ката не зажималась, не противилась и не сомневалась. Он дрожал от возбуждения, чувствуя, как её маленькие руки залезают под его жилетку и дальше, под рубашку, касаются груди и живота. Тёмные глаза смотрели на него с надеждой и нетерпением, и Олан окончательно слетел с катушек от этого взгляда.
После он был как всегда погружён в свои мысли и чувства, тело было лёгким и приятно опустошённым. Ему было хорошо, и он не сразу понял, что Ката тихо плачет, уткнувшись в подушку. Испугавшись, он повернулся к ней, осторожно тронул её плечо.
– В чём дело?
– Тебе не понравилось, – ответила девушка тихо.
– Что? – переспросил он.
– Тебе не понравилось, Олан! – громко всхлипнула она.
Он не сразу нашёлся, что на это ответить.
– С чего ты взяла, что мне не понравилось? – удивлённо спросил мужчина.
– Потому что ты… меня… Ты так сказал!.. – зарыдала она.
Олан трудно припомнил, что когда всё дошло до пика, он в порыве страсти откинул её прочь, чтобы не раздавить собой – она была такой крохотной и хрупкой. Наверное, он ещё и сболтнул что-то лишнее. Такое с ним бывало.
– Что я сказал, Ката? – поморщившись, спросил он виновато.
– Что тебе жаль! – выговорила она, глотая слёзы.
– Гадский дух! – выругался он, одним рывком положив девушку на себя и вытирая её слёзы. – Ты неправильно истолковала мои слова, Ката. Мне жаль, что я сделал тебе больно. Ты так кричала…
Она подняла голову и забавно шмыгнула носом.
– Первые несколько минут мне и правда было больно, – сказала она, вглядываясь в его лицо, – потом я кричала от удовольствия.
Олан усмехнулся и крепко поцеловал её в порозовевшую щёку.
– Чудесная искренность! Не делай поспешных выводов в отношении меня, Ката. Ты меня восхитила. Я заполнен тобой.
– Я напугалась, Олан. Ты был так настойчив, а после, когда… Я знаю, как это должно быть, но всё себе представляла иначе. Иногда лучше вообще ничего не представлять.
– Согласен, – отозвался он. – Я тоже боялся. После, не во время, – уточнил он. – Во время нашего с тобой во всех отношениях прекрасного занятия я ни о чём постороннем не думал.
Ката смущённо улыбнулась и поудобнее на нем устроилась. Олан ощутил, что от одного взгляда на неё у него внутри всё заныло. Что уж говорить о том, как трудно было чувствовать на себе её обнажённые бёдра.
– Я хочу тебя снова. Прямо сейчас, – сказал он. Стоило ли скрывать от неё свои желания?
Девушка нежно рассмеялась, но почему-то начала вставать. Олан тотчас схватил её за руку и вернул на место.
– Не уходи, Ката, – нахмурился он.
– Я хотела привести себя в порядок… то есть причесаться и… – начала она нерешительно.
– Ты и так замечательно выглядишь, но если ты настаиваешь, я тебя отпущу. На пару минут, – добавил он сердито.
Ката на мгновение задумалась, склонив голову и пристально на него глядя. Потом снова рассмеялась – тихо и мелодично – и поцеловала его в губы, да так страстно и горячо, что Олан на мгновение смутился. Но, возбуждённый до предела её поцелуем, он незамедлительно обхватил ладонями её бёдра и, более ни о чём не задумываясь, проник в неё. Ката тихо вскрикнула, прижимаясь головой к его груди, и замерла. Олан понял, что она смущена, и мягко перекатил девушку на спину. Неспешно проник в неё глубже, с наслаждением глядя, как она кусает губы и тяжело дышит. Он понимал, что она беспомощна против его силы, но не это так возбуждало. Его волновала податливость и искренность, то, что она не боится показаться неумелой или сделать что-то не так. Ката открыла глаза.
– Тебе больно? – спросил он.
– Нет. О-о-о! – вырвалось у неё отчаянное, когда он безжалостно проник в неё ещё глубже.
Олан склонился и тронул губами её щёку.
– Мне нравится, когда ты так стонешь, Ката, – прошептал он ей на ухо.
– Ой!.. – вскрикнула она, чувствуя, как он резко двинул бёдрами. – Олан!..
Её беспомощность и трепет её тела свели его с ума. Он начал двигаться быстро и исступлённо, и Ката позволила себе не сдерживать рвущиеся из груди крики.
Она думала, что эта сторона отношений для Олана не так важна, как для неё. Олан был задумчив, ворчлив и неприступен. Он нелегко соглашался с чужим мнением, но и своё никому не навязывал. Она думала, что ему достаточно просто знать её рядом, но ошиблась – он хотел большего. Прижатая к кровати его телом, она наслаждалась каждым мгновением, и эти мгновения казались вечными. Неужели всё реально? – думала она. Неужели я люблю и любима? Невозможное стало настоящим, и она крепко ухватилась за него, счастливо постанывая в надёжных, ласковых руках.
Ни Ин Че, ни Кёртис не могли им помешать – Ката заранее знала, что они далеко и в настоящий момент заняты другими важными делами.
– Ещё, Олан! – просила она, не понимая, что бормочет. – Пожалуйста, ещё!
Он задохнулся от её жаркого прерывистого шёпота и с наслаждением исполнил её просьбу. Ещё никогда ему не было так приятно исполнять просьбу другого человека…
…Алекс не был в доме у реки пару месяцев. Когда он туда, наконец, вернулся, Дила встретила его холодно. Она охотно рассказывала о том, как ей живётся, но не подошла обнять его и ни разу не улыбнулась. Он припомнил, что так же девушка вела себя и перед его уходом, спустя пару дней после того, как он забрал её из лап палачей. Тогда он решил, что не понимает своих чувств к ней, и что просто желание ещё не есть настоящая любовь. И сказал ей об этом сразу и без обиняков. Дила молча выслушала его и восприняла всё довольно спокойно, но теперь ему упорно казалось, что он где-то допустил ошибку.
Он оставил её возле реки, там под вечер всегда собирались люди и начинались пляски, а сам решил проведать свою соседку, пожилую женщину по имени Дара.
– Дара, вы ведь общаетесь с Дилой?
– Да, конечно. Она хорошая девушка. Странная, замкнутая, но хорошая.
– А что она… Она вообще говорила обо мне?
– Говорила. Она часто тебя вспоминала. Просила рассказать, что мужчины любят в девушках, и как понять, что мужчина неравнодушен к женщине. Я рассказала, всё-таки и сама не старая дева, – засмеялась Дара. – Сначала мне показалось, что её что-то сильно печалит, но она такая противоречивая! Спрашиваю, всё ли хорошо, отвечает, что лучше не бывает. За ней некоторое время назад стал ухаживать Никита из соседнего селения. Приходит, цветы приносит, даже на лодке её катал. Кажется, всё бы хорошо, да вот только она лишний раз на него и не взглянет. Нет, Дилочка его не любит, кто-то другой у неё на уме.
– И кто же это может быть? – спросил он осторожно.
– Не знаю, Алекс. Она сказала, что обманула судьбу и за это наказана. Здесь она хоть и жива, но одинока. Да, так она и сказала – одинокая, но полная огня, которого все боятся. Смотри-ка, уже костры зажгли. Иди, повеселись со всеми.
– До встречи, Дара. Я ещё к вам зайду.
Он спустился на берег и подошёл к костру.
– Алекс! – обрадовалась одна из девушек. Он по-дружески обнял её. – Как дела?
– Хорошо, – ответил мужчина, – а у тебя как?
– Тоже хорошо! – весело ответила она.
– Как брат?
– Уехал навестить тётю. Это там, за поворотом реки. Я хотела с ним поехать, но потом передумала, – и она улыбнулась ему. Алекс кивнул, выискивая глазами Дилу.
Девушка стояла в воде, задумчиво опустив голову. Её длинные волосы были мокрыми и оттого стали ещё темнее, густые брови были печально и хмуро опущены. Тонкие пальцы завораживающе красиво ласкали водную гладь, она то погружала кисть в воду, то вытаскивала её и легко и стремительно смахивала капли с ладони. Её спина была обнажена, да и платье было коротковато по сравнению с теми, что носили здесь, но выглядела она прекрасно. К ней подошёл парень. Он что-то сказал, не собираясь заходить в воду, и она, не обернувшись, ответила. Парень передёрнул плечами, махнул в её сторону рукой и отошёл к самому большому костру, где плясали остальные. Алекс решил всё же подойти к Диле, но не успел. Она исчезла в чёрной воде также стремительно и быстро, как и тогда в пещере. Мужчина насторожился, но её голова уже показалась в середине реки. Девушка быстрыми сильными взмахами поплыла на другой берег. Он видел, как она вышла в темноту и вдруг упала на песок, прижав руку к груди. Он мгновенно залетел в воду и поплыл к ней.
– Дила! – позвал он, видя, что она села на песок, обхватив руками голые колени.
Девушка не ответила.
– Ты в порядке? – снова спросил он, выходя из воды и останавливаясь напротив неё.
– Я в порядке, – ответила девушка, глядя на песок, – да, в полном порядке.
– Этот парень, его Никита зовут?
– Да, его так зовут. Он сказал, что может помочь мне свести рисунок на животе. Ему не нравится, что он у меня есть. А ещё ему не нравится, что я такая сильная. Он сказал – женщина должна быть слабой, нежной и податливой.
Она быстро взглянула на Алекса и также быстро опустила ресницы, прикрывая глаза.
– Он сказал, что я замечательная. – Она вдруг всхлипнула и рассмеялась истерично: – Как же это смешно! Но также больно, как и смешно. Меня здесь приняли ласково, но я не стану тем, что им нужно. Я не стану его женщиной. Свою женщину не просят изменить себя, её принимают такой, какая она есть.
Дила встала, отвернулась, и Алекс понял, что она быстро стирает слёзы со щёк.
– Я пойду.
– Куда?
– Туда, – махнула она рукой. – Куда-нибудь.
– Дила, что с тобой? – спросил он, видя, что она готова разрыдаться.
– Со мной? – Она, наконец, поглядела на него. – Со мной всё хорошо. Я просто устала.
– Не ври мне!
Она покачала головой.
– Нет, я не вру. Всё так, как должно быть. Дитя, рождённое в нелюбви, не достойно любви.
– Может быть, ты просто не встретила своего человека? – спросил он осторожно.
Она вдруг яростно повернулась к нему – длинная коса хлестнула её по бедрам:
– Ты!.. хватит! Не подходи ко мне, ясно? Я поблагодарила за то, что спас мне жизнь и всегда буду благодарна, но никогда не… – Она сбилась, сжала кулаки. – Не говори со мной! Не смотри на меня этими глазами! Не… не подходи ко мне!
– Дила! – произнёс он растерянно, шагнув к ней, но девушка отшатнулась, издав горестный стон, и побежала в лес. Она была очень быстрой, Алекс даже отстал от неё на порядочное расстояние. Её высокая фигура мелькала меж тёмных стволов, но она была так взволнована, что запнулась о пенёк и растянулась на полном ходу, больно подвернув ногу. Не вскрикнула, только зашипела, потирая ушибленное место и пошла дальше шагом, прихрамывая. Он нагнал её возле Лунной поляны. Там цвели цветы, которые раскрывались только при полной луне.
– Стой! – сказал он, хватая её за руку. – Объясни мне, что всё это значит?
Она неистово дёрнулась, пытаясь освободиться, но он держал крепко.
– Уходи, возвращайся домой!
– Скажи, в чём дело? – попросил он мягче, беря её за плечи и поворачивая к себе лицом. Она не стала больше сопротивляться, только плечи в его руках стали железными на ощупь.
– Твои руки, – сказала она, – твой запах, твой голос, всё в тебе сводит меня с ума. Я не могу не думать о тебе, не могу не видеть тебя во сне, не могу… Не могу забыть тебя. Я знаю, что не нужна тебе. Знаю, что ты не любишь меня, Алекс. Но это не запрещает мне любить тебя.
Она рванулась из его рук, но он не отпустил её.
– Так ты?..
Дила вся сжалась, пытаясь отстраниться от него, как будто хотела стать маленькой и незаметной. Алекс растерянно смотрел на её макушку, и чувствовал, что она вздрагивает, беззвучно рыдая. Он пытался понять, что дальше делать. В голову не пришло ни одной складной мысли.
Он разжал руки, и девушка опустилась на траву. Её длинные ноги и шею, и бессильно сжатые руки заливал свет белой луны, она сидела в нелепой, неудобной позе, не пытаясь прикрыть обнажённые до самого верха бёдра, не замечая, что платье больно врезалось лямками в её плечи. Её глаза были зажмурены, а пальцы хватались за траву. Она как будто падала куда-то и цеплялась за последнюю возможность выбраться из пропасти. Нежные щеки, на которых появились веснушки, перечеркнули дорожки слёз. Она попыталась встать, охнула, вспомнив про ногу, и снова присела у его ног.
– Оставь, – прошептала она, – тебе не нужно меня жалеть. Я покину твой дом, отправлюсь туда, в горы. Найду ущелье и быструю речку на его дне. Встану на скале – и улечу, как птица. У меня получится.
Он как будто очнулся, услышав эти слова.
– Ты ведь не собираешься?..
– Судьба, Алекс. Она всегда рядом с нами. Моей судьбой было умереть в мучениях, но ты спас меня. Для чего? Наверное, чтобы я смогла обрести то единственное, чего всегда желала: любовь. И я полюбила. Уже не важно, что мне никогда не ощутить ласковые прикосновения мужских рук и не узнать, как это, когда тебя целуют? Уже не важно, что я так отчаянно сражалась с теми пятью воинами в хижине вождя – и победила, не дав им сделать что-то гадкое. Ничто не важно, только судьба важна. Она правит нашими жизнями, но мы сами создаём её. Я получила гораздо больше, чем заслуживала, и теперь могу уйти.
Она всё-таки поднялась – решительная, удивительно спокойная, прямая и грациозная, такая, какой он увидел её впервые. Зелёные глаза смотрели на него жадно и с огромной любовью, она как будто поцеловала его на прощание нежным взглядом. И – двинулась прочь.
– Постой! – сказал Алекс, снова хватая её за руку. Он не мог не знать, что означает это томительное чувство где-то в самом нутре и мысленно обозвал себя бесчувственным, жестоким недоумком. Затем медленно притянул её к себе, и заставил поднять голову, взяв за подбородок. Её губы были так желанны, всё в ней влекло и завораживало. Он не сразу понял, что тоже любит её – но совсем иначе, чем ожидал. Она была подобна птице – свободная и жаждущая летать, и он не верил, что сможет приручить её. Не верил до того момента, когда Дила сказала, что любит его. Измученная собственными страстями, девушка обмякла в его руках и была похожа на привидение – бледная, застывшая, ждущая только, чтобы он поскорее отпустил её. Он облизнул пересохшие губы и тронул её щеку. Затем, ощутив, как она вздрогнула, поцеловал ещё раз. Не в силах остановиться, прижал к себе крепче, нашёл её рот, и впился в эти прекрасные влекущие губы. Дила застонала, пытаясь вырваться из его рук, но он не мог уже позволить ей этого. Близость оказалась такой волнующей и долгожданной, что затуманила разум. Алекс целовал её до тех пор, пока она не начала задыхаться. Только тогда он, наконец, заставил себя остановиться. Дила смотрела на него огромными глазами, не понимая, что происходит.
– Я люблю тебя, – сказал он шёпотом, боясь, что она не поверит, – люблю тебя! Я должен был сразу понять это, сказать тебе ещё раньше…
Девушка всё глядела на него, не зная, можно ли поверить в эти неожиданные, но такие желанные слова. Он не выдержал и снова поцеловал её – крепко и порывисто, и обхватил за талию, провёл руками по её спине, дотронулся до затылка, заставляя её раскрыться ему навстречу ещё глубже. Девушка вздохнула, потянулась к нему, гибкие пальцы легли на его плечи и сжались. Она ответила на его поцелуй – нежно и страстно, и он покрылся мурашками, понимая, что ещё чуть – и не сможет сдержаться. Он всё-таки отстранился, поглядел в её полные желания и боли глаза.
– Ты мне веришь?
– Я верю тебе, – ответила она. Большего ему было и не нужно…
… – Что случилось с тобой, милая? – спросил Владрик, поглаживая её спину. Он лежал на животе и внимательно смотрел на Шанталь, положив подбородок на ладони. Девушка ответила тихо, он едва разобрал слова:
– Я свалилась с крыши, когда была маленькой.
– Свалилась? – переспросил Владрик. – По своей воле?
Девушка хрипло рассмеялась.
– Нет, дуралей, меня оттуда скинули! Конечно, я виновата сама. Я была неуклюжим ребёнком, всё время попадала в переделки. В четыре едва не утонула, в пять упала с крыши, потом с лошади, в семь лет я уронила брату на голову кирпич, в двенадцать взорвала сарай…
– Боже, Шанталь! – расхохотался мужчина. – Да ты настоящий сорванец в юбке!
– Была такой раньше, – ответила она, – и это только малая часть моих «подвигов».
– Что же произошло? Я не вижу в тебе истинную шалунью и проказницу.
– Наверное, моя вспыльчивость и заносчивость, и высокомерие с холодностью – это обратная сторона моей буйной натуры, – пробормотала девушка. – Раньше я была такой весёлой, такой дурной идиоткой!
Владрик нежно коснулся губами её обнажённой поясницы.
– Дурной идиоткой? Хм! Ты так сдерживаешь себя, милая, и в то же время ты такая сумасбродная, просто чокнутая!
Девушка рассмеялась и покосилась на него, опустив глаза.
– Иногда я тоскую по ней – по той мне, которая сидит в заточении.
– Может, выпустишь её? На минутку? – хитро сказал мужчина.
– Нет, не могу.
– Как ты взорвала сарай? – спросил он, не пытаясь её упросить.
– Проводила опыты, хотела стать химиком.
– И взорвала сарай, – рассмеялся Владрик.
– И не только его, – ответила она.
– Отлично! Ну, а крыша? Ты поэтому боишься высоты?
– Нет, не только поэтому, Владрик, – прошептала она. – Мой папа был лётчиком.
– Был? – тихо сказал он.
– Да. Он разбился, разбился из-за меня. Нет, он жив, но теперь уже никогда не сможет ходить.
– Ну-ка вот здесь подробнее, милая, – сказал он, приподнимаясь на локте. Шанталь повернулась на спину и поглядела ему в глаза.
– Мы летели с ним вместе, это был мой первый полёт. Мне исполнилось четырнадцать. До этого он не брал меня с собой, я ведь была бунтаркой, непослушной дочкой, но я упросила его. Это был подарок на день рождения. Мы поругались, Владрик, – сказала девушка, – и потом… Потом стали падать. Так стремительно, так… – Она глубоко вздохнула, зажмурилась и отвернулась от него.
– Что случилось с самолётом? – спросил мужчина. – Он был неисправен?
– Да. Но виновата во всём я.
– Так-так, красавица, а ну погляди на меня! – приказал Владрик, отдирая её от подушки. Шанталь рванулась из его рук и так взбрыкнула, что он едва удержал её.
– Не убеждай меня в обратном, хорошо? Мама уже пробовала, Владрик. Все пытались меня убедить, что я не виновата. Но правда всё равно одна.
Владрик впервые за долгое время разъярился.
– А ведь вроде умница, – пробормотал он. – Ты хоть понимаешь, Шанталь, что своим поведением печалишь отца? Ты думаешь, ему нравится от тебя подобное слышать?
Она ахнула и почти ударила его по щеке, но он прижал её ладони к кровати и сел на неё верхом.
– Опять дерёшься? А я не договорил.
– Сволочь! – вырвалось у неё.
– Да, это про меня. А теперь слушай дальше. В моём мире люди уходят навсегда – по крайней мере, так все считают. А я не верил в эту чепуху, никогда не верил. У меня все погибли, милая: мама, отец, два брата… и ещё не рождённая сестрёнка. Ты думаешь, я смирился? Нет. Думаешь, я не зол на них? Зол. Они меня бросили одного, а мне было двенадцать. Дрянная юность, заполненная одиночеством и болью… Твой отец жив. Жив, ясно? Ты чувствуешь вину, это нормально, но вряд ли правильно. Победи свой гнев. Ты злишься на себя, потому что злоба помогает забыть о боли. Но ты не виновата в том, что случилось – никто не виноват. И я уверен на сто процентов, что отец не винит тебя в случившемся. Прошу, не трать жизнь на ложь, – он поглядел на неё, – не делай, как я. Если отпущу – станешь драться? – спросил он тихо.
– Владрик, – прошептала Шанталь, и он сразу отпустил её ладони. Он думал, что она отвернётся и сморщится, или оттолкнёт его и скажет что-то грубое, но она обняла его и прижала к груди его голову. – Владрик! Мне так жаль! Мне жаль, что ты совсем один. Прости меня.
Она нежно погладила его по волосам и поцеловала в щёку. Он растерялся и не сразу нашёлся, что сказать.
– Хм! Шанталь, ты, оказывается, умеешь не только кусаться и царапаться.
– Я не хочу кричать на тебя. Прости, что назвала тебя сволочью, – сказала девушка.
– Всё в порядке. Я и есть сволочь, – рассмеялся Владрик.
– Нет, ты не такой. Ты хочешь таким казаться.
– Не утешай меня, милая. Не нужно. Я давно смирился с тем, что остался один.
– Ты не один. Ты со мной.
– Теперь да, – усмехнулся он. – Шанталь, рассвирепей ещё разок, а? Ты такая красивая, когда бесишься!
– Иди ты! – рассмеялась она.
Владрик приподнялся на локтях – и поцеловал её. Потом ещё раз. Он знал, что она должна быть рядом. Теперь Шанталь принадлежала ему и только ему, и он ни с кем не собирался ею делиться.
Назад: Глава 8. Сон третий
Дальше: Глава 10. Сон пятый
