50
Они проснулись с ощущением пустоты.
Их мысли ходили по кругу, как они обычно делали.
Сначала беспокойство по поводу произошедшего. Потом понимание того, что это был просто сон, задержавшийся в сознании, поскольку так ведь бывает всегда. И далее попытки разобраться, каким он был, где развивалось его действие, кто принимал в нем участие и почему неприятное ощущение осталось и не хочет уходить.
Поиски продолжались и завершились логичным выводом.
Не было никакого сна.
Что-то случилось.
И случилось по-настоящему.
Они засыпали под аккомпанемент теорий и умных рассуждений экспертов и советов, как можно защитить себя. А на экране демонстрировали царивший повсеместно хаос и карту, показывающую, куда зараза уже пробралась и как она распространяется.
И сейчас, когда они проснулись, по телевизору крутили те же самые картинки, но теперь выглядевшие еще более пугающими.
Лео и Альберт молча сидели в своих кроватях и смотрели на мелькавшие перед ними кадры, не увеличивая звук.
Ощущение пустоты ушло.
Его заменило ощущение, что они опоздали.
Мир замер.
Школы, библиотеки и продовольственные магазины были закрыты и заперты. Как и метро, залы ожиданий и все другие места, где люди могли встречаться и через дыхание передавать заразу дальше.
Военные машины приказывали всем оставаться дома, больницы были закрыты и принимали только зараженных. И там мужчины и женщины в специальных комбинезонах отчаянно пытались оказывать помощь, но никто и понятия не имел, как это делать. События развивались быстро и неслыханно пугающим образом, а по лабораториям, между мензурками с анализами и компьютерами, бегали ученые и эксперты, но они просто терялись в догадках, что же, собственно, видели.
И то в одном, то в другом городе власти забирали себе крытые катки. Те самые, где еще несколько дней назад десятилетние дети гоняли шайбу и выписывали пируэты под музыку, тогда как родители мерзли, подбадривая их, и пили горячий шоколад в ожидании, когда смогут отвезти своих чад домой. Сейчас их превращали в большие морозильники и на льду рядами раскладывали черные мешки, где зачастую лежали те же, кто еще недавно проводил здесь досуг.
А там, где льда не хватало, разводили костры.
И одно тело за другим отправляли в огонь, сжигали, чтобы прервать эпидемию. Когда черный дым поднимался вверх, один источник заразы исчезал, но по всему миру продолжали появляться новые.
Все шло только в одном направлении.
И единственное, что оставалось делать, — пытаться насколько возможно замедлить процесс.
И надеяться, что кто-то создаст вакцину.
Но у него было не так много времени для этого.
Не существовало никаких причин считать, что кто-то мог бы идентифицировать Лео или заблокировать его кредитную карточку, и все равно он ужасно переживал, когда расплачивался за мотель.
Брошенный ими автомобиль арендовала Кристина, и, даже если бы кто-то нашел его, след прервался бы там. Естественно, вся охота велась за Альбертом, но от всего, что могло бы привести к нему, они избавились.
Лео просто-напросто был молодым мужчиной, выписывавшимся из отеля. Парнем, который, судя по его виду, сильно нервничал, конечно. Но с каких пор подобное стало противозаконным?
— Пытаешься спастись бегством? — спросил дежурный администратор.
Лео посмотрел на него.
Беспокойство в глазах. Все-таки он знал? Его кредитка заблокирована?
— Мы разговаривали об этом, — продолжил он. — Я и моя жена. Но куда бежать-то?
Вопрос был риторическим. И Лео понял. Повсюду у всех в головах гуляла одна и та же мысль, забивавшая все другие. Эпидемия.
И естественно, это было хуже всего иного и не шло ни в какое сравнение со страхом, что тебя поймает полиция, поскольку ты проехал на красный свет. Но Лео в любом случае испытал облегчение. Мужчина ведь просто имел в виду болезнь.
Всего лишь.
И он улыбнулся администратору и пробормотал что-то непонятное даже для него самого, а его собеседник оказался слишком вежливым, чтобы попросить повторить, и они расстались по-настоящему дружелюбно.
С тем искренним дружелюбием, какое только существует в тени огромной катастрофы.
У глав государственных администраций по всему миру непрерывно звонили телефоны, и везде сообщение было одним и тем же.
«Сценарий ноль» вступил в силу.
И повсюду то же послание расходилось далее, в более высокие круги, и автомобили стояли наготове, и будились семьи, и машины втайне ехали через столицы к подготовленным к отлету самолетам.
А времени оставалось в обрез.
Не прошло и двух суток с тех пор, как пришла первая шифровка. Потом приказ перевели, он попал к адресатам, и механизм закрутился.
Президенты и премьер-министры могли взять с собой небольшую группу из членов семьи и сотрудников, и те, кто вошли в нее, считались победителями, а остальные проигравшими, не зная об этом. И по-тихому собирались наиболее важные документы, требовавшиеся для «дистанционного» управления страной, и их упаковали вместе с игрушками, фотографиями и всем прочим, что могло пригодиться, и сейчас это лежало в багажниках автомобилей и в сопровождавших их грузовиках и на высокой скорости ехало к месту назначения.
А вдалеке виднелся дым костров.
Везде они оставляли дома, и друзей, и сограждан, и заразу, которая отказывалась останавливаться.
И сейчас их ждала жизнь на корабле.
В одиночестве и в изоляции от всего остального мира.
И все были ужасно напуганы и опечалены.
Такую цену им приходилось платить за возможность выжить в царившем на Земле кошмаре.
Альберт уже сидел в автомобиле, когда у Лео состоялся разговор с газетой.
Он пытался дозвониться до редакции с тех пор, как они проснулись, но никто не брал трубку. И он оставил сообщение, но ему не перезвонили, хотя прошло по крайней мере два часа. И он прекрасно понимал, в чем дело.
Знал ведь, как все выглядит в редакции.
Там сейчас явно творился настоящий кавардак, и он даже мог представить себе, какой гул стоял от телефонных разговоров, наверняка проходило одно импровизированное совещание за другим, и непрерывным потоком поступала информация, которую требовалось немедленно сортировать и превращать в статьи, прежде чем конкуренты успеют выложить в Сеть то же самое. Они делали наиважнейшую работу на планете. Прежде всего, с их собственной точки зрения, и это ощущение позволяло им не поддаваться страху и чувствовать себя неуязвимыми, словно они не были частью мира, а только рапортовали о нем, как будто просто стояли в стороне и никогда не смогли бы умереть. Точно как Кристина не могла, пока внезапно с ней это не случилось.
И он знал, что сам далеко не в приоритете. Мир настойчиво катился в пропасть. И это было чуточку важнее, чем позаботиться о каком-то практиканте, сидевшем на мели где-то в Европе.
Поэтому, когда ему наконец позвонили, он постарался быть кратким.
Зажал телефон между ухом и плечом, в то время как пальцы одной руки находились на считывающем устройстве для кредитки, поскольку он расплачивался за автомобиль, а в другой он держал тонкий пакет с завтраком, который скорее мог увеличить у них содержание сахара в крови, чем насытить желудки, но сейчас было не до выбора.
Он начал говорить, как только находившийся на другом конце линии редактор представился.
— Франкировальная машина, — сказал он. — Вы отследили ее?
И в ответ услышал «нет».
И потом последовало продолжение, но Лео перебил собеседника, не слушая его, не имел времени знакомиться с причинами и принимать извинения, и почти не сомневался, что тот, с кем он разговаривал, настроен примерно как он.
Все не могло закончиться здесь. Это был его долг перед ней.
— Я отправлял фотографию, — сказал он. — Она где-то у вас, проверь в редакции Кристины, мы нашли конверт, еще один, хотя какая разница. Я думаю, происходящее имеет отношение к Вильяму. За нами охотятся. По-моему, все из-за конверта, кто-то преследует нас…
С другого конца линии его перебил раздраженный голос:
— Лео? Милый?
Он замолчал.
Как бы с задержкой услышал собственные слова.
Сообразил, что понять его было совершенно невозможно.
Не лучшее качество для журналиста.
— Ты можешь послушать меня всего десять секунд? — спросил голос.
— Извини. Ради бога. Пожалуйста, — сказал Лео.
А потом он слушал, а его собеседник говорил.
Внезапно франкировальная машина стала абсолютно не интересной.
Прошло не более секунды, прежде чем дверь их взятого в аренду автомобиля открылась и Лео сел на пассажирское сиденье, бросил свой пакет назад и одним движением накинул на себя ремень безопасности.
— Поехали, — сказал он.
Альберт сидел за рулем и мгновенно среагировал.
Он позволил себе расслабиться, все еще уставший после всего нескольких часов сна, и сейчас посчитал, что очень глупо поступил, сделав это. Пожалуй, кто-то выследил их, возможно, кредитка Лео включила где-то сигнал тревоги, и он завел мотор, задним ходом выехал с парковки и ждал наихудшего.
— Что произошло?
— Ничего, — ответил Лео. — Или совсем наоборот. Нам на юг.
Альберт посмотрел на него. Что теперь?
А Лео сидел прямо на своем сиденье. Пыхтел от возбуждения, полный энергии, появившейся неизвестно откуда, и, похоже, не знал, куда ее применить. Взял себя в руки и попытался привести в порядок мысли, чтобы они, по крайней мере, не толкались, когда дойдут до рта.
— Разговор, — сказал он. — Разговор Вильяма. Когда я и Кристина были на крыше, он позвонил и чуть не сорвал эфир.
— Да?
Альберт направил машину к перекрестку, назад на автостраду.
И услышал, как Лео перевел дыхание рядом с ним.
— Они отследили его, — сообщил он. — Я знаю, где он находится.
Молодой пилот сидел в своем вертолете и бросал взгляды вниз на черную «ауди».
Он делал круг за кругом. Боролся со своими чувствами, с одной стороны, был обязан выполнить приказ и сделать свою работу, а с другой, болезненное беспокойство отказывалось покидать его, как бы постоянно напоминая, что правильно, а что нет.
И он размышлял о пилоте в Амстердаме.
Том, который не выполнил приказ, пролетел мимо цели, а потом что-то произошло, и он вернулся назад.
И как раз в этот момент услышал голос Франкена.
Казалось, генерал умел читать мысли и хорошо знал, что происходит в его голове. Все точно как в Амстердаме, подумал он, в меньшем масштабе, вот и вся разница, и, если пилот бомбардировщика смог прислушаться к своему внутреннему голосу, не следовало ли ему поступить так же?
В его ушах звучал голос Франкена.
Тот объяснил, как себя чувствует и все другие тоже, как это тяжело для них.
Молодой пилот колебался, хотел запротестовать и сказать Франкену, что наверняка есть способ получше, но знал, что не сможет. Стоило ему произнести хоть слово, получился бы разговор, и он сразу проиграл бы.
Франкен сказал бы, что это его работа и слишком поздно выходить из игры, что он делал подобное раньше и его долг сделать еще раз.
А он знал, что это не так.
Одно дело взорвать «скорую помощь». Человек, лежавший там, был уже мертв, а в «ауди» находились двое живых, даже незараженных, просто причинивших массу хлопот, а это рвало ему душу, буквально грызло мозг, и ничего подобного он никогда раньше не чувствовал, но причина не вызывала сомнения, и как он мог противостоять этому?
И он старался не слушать, сделал последний круг, прежде чем поменять курс, начать удаляться от полигона, от долины, ставшей родной для вертолета. Куда, он не знал, но как можно дальше.
Молодой пилот уже успел улететь на несколько километров, когда слова Франкена пробили защиту.
Конечно, его задание выглядело не лучшим образом, но то, как он поступал сейчас, было еще хуже. Он слышал голос генерала по рации и по-прежнему не отвечал, но в глубине души знал, что именно так все обстояло.
У него не было выбора.
Он не мог отказаться.
И в конце концов сделал единственно возможное.
Повернул вертолет.
Видел, как усеянное железным хламом поле и черная «ауди» приближаются снова, и щипал себя за кожу, чтобы заглушить душевные муки, ощущение от пота, пропитавшего его рубашку на спине, все еще растущее беспокойство, которое вынуждало тереть лоб в попытке отогнать крамольные мысли, тереться о спинку сиденья, тереть кожу под рубашкой и повсюду, буквально повсюду, словно его волнение вылилось в зуд, который отказывался прекращаться и сводил с ума…
Только обнаружив кровь, он все понял.
Нехорошо чувствовал себя еще утром.
Списал все на страх.
Сейчас выяснилось, что ошибался.
И, начав чесаться, он уже не мог остановиться, все его тело ныло и зудело и, казалось, разваливалось по кускам, а ему требовались обе руки, и на панели управления уже замигал сигнал тревоги под аккомпанемент воя воздуха за стеклом, и мир снаружи стал вращаться все быстрее и быстрее в безумном танце, и было уже слишком поздно что-то предпринимать.
Его рука отпустила пусковую кнопку задолго до того, как вертолет ударился о землю и превратился в море горящего горючего и плавящегося стекла.
А в ста метрах от него стояла черная «ауди».
Ждала своей неизбежной судьбы, которая так и не пришла.
Для Вильяма и Жанин это была разница между жизнью и смертью.
