Глава 12
В этот летний будний день, который внешне ничем не отличался от любого другого, жизнь в Запрудном была парализована. Вначале огромная автомобильная пробка, невиданная для этих мест, образовалась в центре города возле кафе «Олимп».
Местная милиция подготовилась к тому, что может произойти, но таких масштабов событий не ожидала и она.
Гаишники сбились со счета при виде бесчисленных «Жигулей-девяток» и иномарок, пока еще редко встречавшихся в этих краях. Городской рынок опустел еще накануне вечером. С утра лишь десяток старушек, пришедших торговать продукцией своих садов и огородов, попробовали разместиться на пустых торговых местах. Но покупатели не появлялись.
А вскоре несколько гонцов с синими от татуировок руками доходчиво объяснили редким представителям частного бизнеса, что сегодня на торговлю рассчитывать нечего.
Хоронили одновременно трех человек, погибших в ходе перестрелки, произошедшей несколько дней назад возле кафе «Олимп».
Вначале похоронная процессия в составе несколько сотен человек очень похожей наружности прошла по улице. Усиленные наряды милиции, занявшие свои места на перекрестках и в подворотнях, процессии не мешали.
Милиционеры лишь внимательно наблюдали за суровыми парнями с обветренными лицами, неторопливо двигавшимися за тремя довольно дорогими, сделанными на заказ гробами.
Первым несли тело Виктора Ерофеева, больше известного в определенных кругах под кличкой Шварценеггер. За ним Андрея Савченко (Рэмбо) и Сергея Бычкова (Бычка).
У ближайшего перекрестка гробы погрузили в автобусы, а сопровождающие сели в собственные автомобили. Около получаса процессия под отчаянный рев сирен двигалась по городу.
Расположенное за городской чертой кладбище также впервые видело такую внушительную траурную процессию. Больше сотни автомобилей запрудили все шоссе, ведущее к месту последнего приюта покойных.
Колонну возглавляла темно-вишневая «девятка», на заднем сиденье которой ехал Сергей Николаевич Чернов, он же Чернявый. Возле кафе «Олимп» сыщики из городского отдела внутренних дел скрипели зубами, провожая взглядами новенький лакированный автомобиль Чернявого.
Предъявить местному авторитету они ничего не могли. Он был чист, как младенец. Более того, Чернявый сам мог выдвинуть претензии по поводу расследования бандитского нападения на его друзей.
Беседуя с городскими пинкертонами после перестрелки у кафе «Олимп», Чернявый очень скупо изложил подробности. По его словам, он с друзьями намеревался зайти в «Олимп» поужинать.
Но оказалось, что в кафе был санитарный день, и компания двинулась назад. В этот момент неизвестные личности из подъехавшей к «Олимпу» «Волги» обстреляли их и скрылись. Ни у кого из погибших огнестрельного оружия не обнаружили. Естественно, Чернявый тоже был чист.
Экспертиза показала, что нападавшие, кроме пистолетов «Макарова» и «ТТ», использовали также автомат типа «АК-47» либо одну из его модификаций. Это подтверждалось и показаниями свидетелей из окрестных домов.
Но все свидетели лишь слышали автоматные очереди и одиночные пистолетные выстрелы, больше ничего определенного они сказать не могли. Стреляли люди Чернявого или не стреляли, сколько приехало нападавших, какой номер на машине, какие приметы бандитов — никакой точной информацией следствие не располагало.
Сам Чернявый показал, что во время нападения он сразу же упал на пол вестибюля в кафе и ничего не видел. Никаких претензий милиция ему предъявить не могла. Пришлось посочувствовать и отпустить с миром.
Возле вырытых поутру могил тесно выстроилась братва, прибывшая на похороны боевых друзей Чернявого. Кроме представителей из соседних районов, находились здесь и посланцы первопрестольной. Но авторитетных в этой среде людей наблюдалось немного.
Именно это, а не смерть трех рядовых бойцов, беспокоило Чернявого. Значит, серьезные люди до сих пор считали его компанию обыкновенной кодлой.
Чернявый вполуха слушал надгробные слова, прочитанные без особого рвения батюшкой из местной церкви. Сам авторитет на похоронах не проронил ни единого слова, чем немало удивил братву, желавшую услышать пламенный призыв к мести.
Когда траурная церемония закончилась, большинство ее участников вернулось в город. Здесь в кафе «Олимп» были накрыты столы, чтобы близкие и друзья покойных могли помянуть их по русскому обычаю.
Молчание Чернявого на поминках могло быть неверно воспринято скорбящей братвой. Если на кладбище еще можно было уклониться от речей, то здесь, среди своих — едва ли…
Чернявый с рюмкой водки в руке встал из-за стола. Гудевшая за столами компания почтительно затихла.
— Братва, — проникновенно сказал Чернявый, — сегодня мы прощаемся с тремя нашими корефанами. Они были настоящими бойцами (о том, что Рэмбо получил несколько пуль в спину, так и не открыв огонь, Чернявый предпочитал не распространяться). Мы найдем тех, кто это сделал. Заставим их жрать собственное дерь-
мо (в этом месте братва одобрительно загудела). Тем, кто собирается поставить нас на колени, мы говорим: «Ваша не пляшет». Пиковой масти в этом городе не будет. Наши кореша не зря положили свои головы. Мы отомстим за них. Пусть земля будет им пухом.
Братва почтила память погибших вставанием и опрокинула первые рюмки.
Остальные речи не отличались ни продолжительностью, ни особым разнообразием. Оно и понятно — тюремные университеты не располагают к многословию и краснобайству. А ведь именно через них пришлось пройти большинству присутствовавших в зале кафе «Олимп».
Даже гость из Москвы, к выступлению которого уже порядком подвыпившие братки отнеслись с особым вниманием, не вышел за рамки традиционной тематики. Выразив сожаление по поводу произошедшего, посетовав на превратности судьбы, он закончил свою речь словами.
— Солнцевская братва надеется на то, что ты, Чернявый, сделаешь из этого правильные выводы. Рамсы надо развести. Твои пацаны это заслужили. Мир их праху.
Чернявый сидел в отдельном кабинете кафе «Олимп» за столом, устланным вышитой цветными узорами скатертью. Перед ним стояли стакан и почти пустая бутылка минеральной воды. Лицо лидера «синих» приобрело почти такой же цвет, как название его группировки. Отпив глоток минеральной воды, он болезненно сморщился и опустил голову.
Дверь в кабинет открылась, на пороге стоял один из охранников Чернявого, несколько дней назад принимавший участие в перестрелке. Из зала донесся звон приборов и посуды, неровный гомон голосов. Потянуло густым табачным дымом.
— Принес? — с надеждой спросил Чернявый, тяжело поднимая упавшую голову.
— Принес, — ответил охранник, закрывая за собой дверь.
— Давай.
Охранник достал из-за пазухи и поставил на стол перед Чернявым маленький пузырек темно-коричневого стекла, до середины наполненный таблетками. Чернявый тут же откупорил пузырек, высыпал на ладонь несколько «колес», швырнул их в рот, запил минералкой и резко откинул назад голову. Проглотив таблетки, он допил воду из стакана и, тяжело дыша, затих с закрытыми глазами. Все это время охранник терпеливо стоял у стола.
Наконец Чернявый открыл глаза и негромко проговорил:
— Чуть не сдох.
— Что, водка не пошла? — сочувственно спросил боец.
— Ты же знаешь, Михута, я вообще не пью.
Лицо его стало постепенно терять синюшный оттенок, глаза приобрели обычный блеск. Тот самый страшный блеск, в котором видны лучи прожекторов на сторожевых вышках. И голос Чернявого изменился. Пропали нотки изнуренной вялости, появились твердость и решимость.
— Что там в зале? — спросил он. Михута виновато улыбнулся и пожал плечами.
— Бухают все.
— Ты не пил?
— Не-а. Ты же сказал…
— А пацаны?
— Гоша и Болт — как стекла.
— Что, нажрались? — глаза Чернявого полыхнули настоящей испепеляющей яростью.
— Не, не, ты че? — ошеломленно замотал головой Михута. — Я имел в виду это — трезвые, как стеклышки. Мы, конечно, не дураки выпить, но ниче… переживем.
— Потом помянете, — чуть смягчившись, сказал Чернявый. — Сегодня у нас Другие дела. Солнцевские еще здесь?
— Здесь.
— Нарытые?
— Вроде под стол еще не падают. А что, Не захотели по делу базарить?
Чернявый брезгливо поморщился.
— Сказали, что терка теркой, а кир киром. Козлы. Понт на себя нагоняют.
— Они, может, и козлы, — спокойно сказал Михута, — но сила за ними немереная. Нам до них еще срать и срать.
— Не тявкай, — снова обозлился Чернявый, — сам знаю, что за ними, а что за нами. Если б не такие ублюдки, как Рэмбо, герой сраный, мы бы всех «обезьян» до единой в жопу отодрали. Они бы у нас говно зековское из параши хавали. Где этот придурок Сухой?
— Еще не появлялся. Чернявый, я же помню, как только Сухой нарисуется, я его тебе в лучшем виде доставлю.
— Ладно, иди.
Чернявый откинулся на спинку стула, давая понять, что разговор окончен. Потом он неожиданно махнул рукой.
— Тормозни-ка. Михута обернулся.
— Чего?
— Жди Сухого на воздухе. Как появится, посмотри, чтобы ментовского «хвоста» не было. А то их тут вокруг «Олимпа» как насрано.
— Чернявый, у нас все путем. Ни одна сука не заметит, — успокоил шефа Михута и вышел из кабинета.
Когда за охранником закрылась дверь, Чернявый высыпал из пузырька на ладонь еще пару таблеток и проглотил не запивая. Минеральная вода в бутылке кончилась.
* * *
Прошло не больше четверти часа, как Михута снова объявился на пороге. Его лицо источало такую бурную радость, будто он только что нашел миллион.
— Ну че лыбу давишь? — немного охладил его пыл Чернявый. — Все менты передохли?
— Не, Сухой на базе.
— Давай его сюда.
В кабинет вошел широкоплечий коренастый здоровяк, чье прозвище совершенно не вязалось с внешностью. Впрочем, свою кличку он получил из-за фамилии — Сухопаров. Сухой был одет, как большинство посетителей кафе «Олимп» — в джинсы и темную рубашку. На его плече висела огромная спортивная сумка с надписью «Адидас».
— Проходи, не стой на пороге, — сказал Чернявый. — Михута, закрой за ним дверь.
Выполнив, как ему показалось, команду шефа, Михута прислонился к дверному косяку.
— Ты че, не понял? — Чернявый чуть повысил голос. — На ключ закрой.
Когда наконец безопасность была обеспечена, Чернявый приказал Сухому:
— Давай, показывай.
— Все нормалек, шеф.
Сухой аккуратно снял с плеча сумку и поставил ее на пол. Внутри что-то звякнуло.
— Открывай.
Пока Сухой открывал замок, Чернявый вышел из-за стола. Слегка пошатываясь, он сделал несколько шагов, потом по старой зековской привычке присел на корточки.
— Вот он, мой братишка, — с непривычной нежностью проговорил Чернявый, доставая из сумки тускло сверкающий вороненой сталью «ТТ».
Сухой и Михута многозначительно переглянулись. Хотя шеф еще не говорил, какое дело им сегодня предстоит, но многое становилось ясно без слов.
Чернявый отложил пистолет в сторону, порылся в сумке и достал оттуда обрез трехлинейной винтовки.
— А это что за говно? — недоуменно спросил он. — Где ты его выкопал?
— Говно не говно, — обиженным тоном сказал Сухой, — а мочит как надо. Я сам проверял. Со ста метров железную бочку дырявит насквозь.
— К нему хоть «орехи» есть?
Сухой тоже присел на корточки рядом с сумкой и достал горсть патронов россыпью.
— Во, двадцать штук.
Чернявый взял один патрон и с немалым удивлением принялся вертеть его перед глазами.
— Ни хрена себе.
— Ты что, шеф, никогда «орехов» для «верного» не видал? — удивился Сухой. — Это ж патрон 7, 62 от винтаря трехлинейного.
— А то, — с насмешкой произнес Чернявый. — Думаешь, ты у нас один такой… оруженосец?
— Так какие проблемы?
— В «орехах» твоих скоро дырки будут. Они уже прогнили насквозь.
— Где? Что? — возмущенно воскликнул Сухой.
— На.
Крепыш взял патрон из рук Чернявого и стал разглядывать его на свету. После этого он уверенно заявил:
— Херня.
— Херня жиже, — хмыкнул Чернявый, — а «орех» гнилой.
— Это просто плесень на гильзе. Во, зырь.
Он потер патрон о джинсы. Гильза засверкала металлическим блеском.
— Они старые, их уже лет сорок не выпускают. С тех еще времен остались.
— А ты уверен, что это говно не пшикнет? — все с тем же недоверием спросил Чернявый.
— Я же сам их проверял.
— Как? — хрипло засмеялся шеф. — Выстрелил, а потом пулю обратно запихал?
Посрамленный Сухой замолчал, не зная, что промолвить.
— Короче, Склифосовский, — подвел итог Чернявый, — «верного» возьмешь себе. Если он тебе какую подляну устроит, будешь сам виноват.
— Шеф, да че ты так? — вступился за подельника Михута. — Там же стволов полный мех.
Сухой достал из сумки все оружие. Спустя минуту на полу лежали четыре пистолета «ТТ», два пистолета Макарова, обрез двуствольного охотничьего ружья и автомат Калашникова калибра 7, 62 миллиметра десантного образца со складным прикладом.
К стволам прилагалось десятка полтора пистолетных обойм, три автоматных рожка с патронами, примерно дюжина патронов к охотничьему ружью и два десятка винтовочных патронов. Все это было аккуратно осмотрено и проверено.
— Ладно, — сказал Чернявый, поднимаясь с пистолетом «ТТ» в руке, — давай сюда Болта и Гошу.
Щелкнул ключ в замке. Михута на мгновение выглянул за дверь и махнул рукой. Вскоре все пятеро, включая Чернявого, заперлись в комнате.
— Вот что, пацаны, — сказал шеф, присев на краешек стола и похлопывая пистолетом по колену. — Сегодня намечается веселуха.
«Пацаны», судя по всему, особой радости от предстоящей веселухи не испытывал. Они напряженно поглядывали то друг на друга, то на Чернявого, то на оружие, рядком разложенное на полу под ногами.
— Ну, чего коканьки повесили? — с наигранной бодростью воскликнул Чернявый. — Или «обезьян» засцали?
— Базаров нет, — ответил за остальных Болт, самый непрезентабельный из всех собравшихся — скуластый, узколобый, кривоногий тип с осколками кривых зубов во рту.
В свое время он отсидел шесть лет за разбойное нападение. И пребывание в кичеване сильнее всего отразилось именно на его внешности.
— «Азеров» пойдем мочить?
— Точно, Болт. Все соображаешь. Мы их сегодня тепленькими возьмем.
— Так они нам свои жопы и подставили, — скептически произнес Гоша, невысокий щуплый парнишка, чем-то похожий на Чернявого.
— Заткни пасть, — оборвал его Михута, — шеф знает, что делает. Они же сегодня от нас ничего не ждут. Верно, Чернявый? Они думают, мы здесь все ужремся и под лавками на массу давить будем.
— А менты? — спросил Болт.
— А че менты? — снова ответил за Чернявого Михута. — Мусорье тут пасется. Эти ждут, что братва друг друга кромсать начнет. А вот пусть наши болты отсосут!
Пацаны засмеялись, и громче всех хохотал, конечно, Болт.
— Я бы, бля, — захлебываясь от восторга, воскликнул он, — их всех в два ствола отчежопил. Мусорюги поганые, здоровья лишили.
— Ша, — прервал их смех Чернявый. — Хи-хи давить потом будем.
Смех тут же затих.
— Действовать будем так. Я с Михутой сваливаю первым, остальные — после меня. Всем по хатам и на час умереть. Тачки готовы?
— Готовы.
— Ксивы у всех есть?
— Есть.
— Болт, покажь.
Болт вытащил из заднего кармана джинсов сложенный вчетверо листок и протянул его Чернявому. Тот развернул бумагу и вслух прочитал:
— Начальнику тра-та-та отделения милиций заявление. Я тра-та-та нашел сегодня тра-та-та пистолет марки «ТТ» и хочу сдать его в милицию. Дата, подпись. Годится.
Он вернул бумагу Болту и продолжил инструктаж.
— Стрелка возле кабака. Заваливаем туда, мочим всех и на ходы. Три тачки нахрен, на четвертой уходим. Вкурили?
Бойцы закивали.
— Так, теперь со стволами надо разобраться. Я беру две волыны-«тэтэшки».
Остальные разбирайте по одной. Сухой возьмет «верного» от винтаря, Гоша — двустволку, а ты, Болт, бери «калаша».
Болт тут же схватил автомат и прижал его к себе, любовно поглаживая.
— Эх, жалко, не на ментов идем, — сказал он, щелкая затвором.
— Положь, где взял, — повелительно сказал Чернявый. — Сейчас брать только волыны, остальное Сухой в сумке потащит. Он, конечно, рискует, но риск — благородное дело. Все, вечерний развод закончен. По нарам.
Бойцы разобрали оружие, попрятали под одежду пистолеты, остальное Сухой сложил в спортивную сумку. Перед тем как выйти, Болт с надеждой обратился к шефу:
— Чернявый, ну хоть по стопарику нам можно? Такой, бля, день. Глотки пересохли.
— Ни грамма, — прорычал шеф. — Я тебя знаю, Болт, — начнешь бухать, до стрелки не доедешь, я тебя тогда сам в гроб положу и живым в землю зарою.
— Ну че ты, че ты? Я же только спросил.
* * *
На четырнадцатом километре за городом на шоссе, ведущем в сторону Москвы, располагался мотель «Надежда». Рядом с
мотелем недавно возник небольшой ресторанчик с весьма характерным названием «Агдам» и блюдами преимущественно азербайджанской кухни.
Именно возле этого Кабака в десять чесов вечера Чернявый назначил стрелку своим людям. Они прибыли почти одновременно. Четыре машины — трое «Жигулей» и один «Москвич» припарковались на автостоянке неподалеку от двух белых «Волг» с областными номерами.
Сухой раздал оружие, боеприпасы. Болт получил своего вожделенного «Калашникова», вогнал в него магазин, передернул затвор.
— Ну че, все? — спросил он нервным голосом. — Погнали?
— Подожди, — неожиданно сказал Чернявый.
Он достал из внутреннего кармана своей легкой летней куртки небольшую плоскую металлическую фляжку и протянул ее Болту.
— Накатите для храбрости по полтинничку.
— Вот это дело, командир, — обрадованный Болт выхватил фляжку из рук Чернявого.
— Это вам на троих. А Михута нас назад повезет. Так что ему придется подождать.
Гоша, Болт и Сухой торопливыми глотками осушили фляжку, в которой оказался коньяк. Последние капли достались Болту, он урчал от удовольствия и булькал громче всех. Потом с размаху зашвырнул фляжку в темнеющие неподалеку кусты.
— К фарту, — объяснил он подельникам.
— С Богом, — тихо произнес Чернявый, взяв в каждую руку по пистолету.
Пять человек с оружием наперевес ворвались в ресторан «Агдам» и открыли беспорядочный огонь по шестерым азербайджанцам, сидевшим за широким деревянным столом.
Больше всего не повезло находившимся ближе к входу. Когда прогремели первые автоматные очереди, захлопали пистолеты и обрезы, двое тут же упали на пол, обливаясь кровью. Остальные успели выхватить оружие и начали отстреливаться.
Но фортуна в этот вечер выступила на стороне Чернявого. Несколько пуль, выпущенных из пистолетов противника, просвистели мимо цели.
Сам Чернявый стрелял с двух рук. Звенела разбитая посуда, сыпались на пол осколки стекла.
— А, «обезьяны», жрите! — кричал Болт, поливая из автомата. — Всех перешмаляю!
Патроны в обоймах нападавших опустели спустя считанные секунды. Кто-то из уцелевших азербайджанцев высунул из-под стола руку с пистолетом и несколько раз наугад нажал на курок.
— Уходим! — втянув голову в плечи, заорал Сухой.
Чернявый оказался прав насчет его обреза. Сухому удалось выстрелить из «верного» только два раза. Подвели патроны. Нападавшие выскочили из ресторана и подбежали к припаркованным на стоянке «Жигулям».
— Болт, — заорал Чернявый, — шмаляй по тачкам!
Вставив новый магазин в «Калашникова», Болт сначала веером шарахнул по колесам «Волг», которые стали лопаться, как новогодние хлопушки. Та же участь ожидала и те машины, на которых прибыли «синие». Затем они спешно погрузились в единственные уцелевшие «Жигули» и укатили.
И все-таки Аллах в этот вечер и к последователям пророка Магомета проявил благосклонность.
После нападения «синих» никто из азербайджанцев не погиб. Двое были ранены тяжело, один легко, а еще трое отделались ушибами, ссадинами и легким испугом.
Материальный ущерб исчислялся изувеченным ресторанным залом и двумя «Волгами» с пробитыми колесами и стеклами.
На стоянке остались двое «Жигулей» и один «Москвич», на которых прибыли братки.
Час спустя бойцы Чернявого сидели дома у Михуты и усиленно налегали на коньяк, выставленный по такому случаю шефом.
За наших пацанов! За братву!
