Глава 10
Когда начальник оперативной части ИТК-6 майор Миронов прибыл по вызову к полковнику Жуликову, начальник колонии пребывал в благодушном настроении.
Только что по телефону ему сообщили о том, что строительная бригада зеков из четвертого отряда закончила настилать полы на его даче. Это значило, что в ближайшие выходные Жуликов сможет вывезти семейство на участок. На носу было лето, супруга наконец-то сможет всласть покопаться в грядках.
Такое событие не грех и отметить.
Майор Миронов заглянул в кабинет начальника колонии.
– Вызывали, товарищ полковник?
– Заходи, Петр Георгиевич.
Миронов зашел в небольшую, скудно обставленную мебелью комнату, наполненную густым табачным дымом. Жуликов, по своему обыкновению, курил «Беломор».
– Николай Сергеевич, у вас тут хоть топор вешай, – укоризненно сказал Миронов. – Не бережете вы свое здоровье. Хоть бы проветрили, что ли.
– Ты же сам куришь, Петр Георгиевич. – Багровое лицо полковника Жуликова растянулось в улыбке.
– Курю, – пожал плечами Миронов, – но дыма от папиpос не люблю.
– Тогда сам проветривай.
Начальник оперчасти, которого в колонии звали попросту кум, подошел к единственному окну в комнате и распахнул его. Сизое облако под потолком начало понемногу рассеиваться.
– Погодка-то какая, Петр Георгиевич, ты только посмотри. И ведь целую неделю стоит.
Миронов высунулся в окно, глянул на ярко-синее небо без единого признака облаков и согласно кивнул.
– Да, пора уже. Полгода зима была. Я тоже, честно говоря, устал.
– Бери стул, присаживайся.
Миронов сел за стол напротив Жуликова. Полковник сунул руку под стол, достал оттуда початую бутылку коньяка и стакан. Потом, после некоторых раздумий, он открыл нижний ящик стола и достал еще один стакан.
– Коньячку, Петр Георгиевич? – непpинужденно предложил Жуликов.
Майор Миронов и сам был выпить не дурак, особенно в такой компании. Но для проформы он глянул на часы и с сомнением проговорил:
– А не рановато?
– Так ведь три часа уже. Мы же не с утра начинаем. И потом, повод хороший есть.
– Да?
– На выходные ко мне на дачу поедем. Эх, жду не дождусь. Там ведь у меня банька. Березой вытопим, попаримся. Потом на шашлычок. По сто грамм примем. Помнишь, как великий полководец наш, генералиссимус Суворов говаривал? Настоящий солдат должен продать последнюю рубаху, но после бани выпить. Мы ведь с тобой люди в погонах, нам положено.
Забыв о своих сомнениях, майор Миронов оживился.
– Так что, Николай Сергеевич, закончили?
– Закончили. Вот я и решил это дело отметить.
Жуликов свернул пробку с бутылки, налил себе и Миронову по полстакана коньяку.
– Это, конечно, не армянский коньяк, – сказал он, ставя бутылку на стол, – всего лишь грузинский, три звезды, но тоже пить можно.
Миронов прекрасно знал, откуда у начальника колонии грузинский коньяк. Несколько дней назад смотрящего зоны Артура навестили родственники с солнечного Кавказа. Они привезли Артуру грев: чай, коньяк, шоколад, печенье, орехи, сигареты. Разумеется, кое-что перепало и Жуликову.
Миронов взял стакан, пpинюхался к коньяку и понимающе сказал:
– Да, армянский все-таки лучше. У него совсем другой аpомат.
– Не обессудь, Петр Георгиевич, выбор невелик.
– Чем закусывать будем?
– Извини, забыл.
Жуликов извлек из ящика стола пачку крекеров. Потом они подняли стаканы и чокнулись.
– За открытие дачного сезона! – провозгласил Жуликов и залпом, не морщась, выпил.
Миронов пил медленнее. Наконец, поставив пустой стакан, он крякнул и сказал:
– А вообще-то ничего.
Они захрустели крекерами.
– Завтра новая партия заключенных по этапу прибывает, Николай Сергеевич.
– Да я помню. Сколько их там?
– Около шестидесяти человек. Точнее, пятьдесят восемь.
Проглотив печенье, Жуликов закурил «беломорину».
– Пятьдесят восемь? Ерунда, по десятку на отряд. Сколько у нас за месяц освободилось?
– Человек тридцать.
– Ну вот видишь. Давай-ка еще выпьем.
Он разлил остатки коньяка по стаканам и с явным сожалением поставил пустую бутылку под стол. На сей раз выпили без всяких тостов.
– Есть у меня один повод для беспокойства, Николай Сергеевич, – пожевывая печенье, сказал Миронов.
– Не люблю беспокойство. – Осоловевший Жуликов мотнул головой.
– Я получил по оперативным каналам информацию о том, что среди этапируемых есть вор в законе по кличке Кокан.
Жуликов оцепенело уставился на дымящуюся «беломорину».
– Хм…
Миронов, которого тоже начал забирать коньяк, шумно вздохнул.
– Вот он-то меня и беспокоит.
– А? – вышел из оцепенения полковник. – Почему беспокоит?
– Я о нем кое-что разузнал.
Он достал из кармана кителя небольшую записную книжку, развернул ее на середине и вслух начал читать:
– Куташвили Шалва Теймуразович, 1950 года рождения, вор в законе, кличка Кокан. Уроженец города Зугдиди, грузин по национальности, среднее образование. Неоднократно судимый. 1969 год – статья 144-я, часть вторая, статья 145-я, часть вторая, приговор – три года лишения свободы. 1972 год – 206-я, часть вторая, приговор – два года лишения свободы. 1980 год – статья 188-я, приговор – два года лишения свободы. 1985 год – статьи 210-я и 218-я, часть первая, приговор – пять лет лишения свободы.
– Богатая биография, – усмехнулся полковник.
– Во время предыдущей отсидки был коронован в воры в законе Бутыpской тюрьмой.
Начальник колонии наморщил лоб и некоторое время размышлял. Этот умственный процесс проходил с явными затруднениями – Жуликов то морщил лоб, то тер нос, то затягивался папиросой.
– Сеpьезное место, – наконец изрек он.
– Это верно, – согласился Миронов. – Но есть некоторая загвоздка. Не все признают Кокана настоящим законником. Ходят слухи, что он сухарь.
– Кто же его короновал?
– Вроде бы лаврушники. Но даже среди них не все признают авторитет Кокана.
Жуликов махнул рукой.
– Ну и что? Не признают – пусть ему будет хуже. Это не наша забота.
– Я тоже так сначала подумал, Николай Сергеевич. А потом выяснилось, что дело гораздо серьезнее.
– Брось.
– Точно. Все дело в том, что наш смотрящий, Артур, тоже не признает Кокана вором в законе.
Жуликов сдвинул брови.
– Это плохо.
– Вот именно, Николай Сергеевич. Есть еще одно обстоятельство…
– Говори.
– Кокана переводят из Иркутской ИТК-27.
– С самого Дальнего Востока?
– Совсем недавно там были массовые беспорядки. И по моим данным, замутил зону не кто иной, как наш завтрашний гость Кокан. Я так и не успел выяснить, кто включил его в состав этапируемых в нашу колонию.
– Думаешь, будет мутить?
– Не исключено. Сухари для нас очень опасные, Николай Сергеевич. Нет лучшего способа поднять свой авторитет, чем спровоцировать массовые беспорядки.
– Ну, это ты шалишь, Петр Георгиевич. Мы никакому сухаpю нашу зону мутить не позволим.
Жуликов возбужденно стукнул кулаком по столу.
– Конечно, не позволим, Николай Сергеевич. Только вот надо решить, что с ним делать.
– Петр Георгиевич, ты у меня начальник оперативной части, тебе и карты в руки. План какой-нибудь есть?
– Я предлагаю действовать как обычно. Кокана помещаем в изолятор для карантина, а потом туда же под каким-нибудь предлогом суем Артура. Пусть разбираются.
– Предлог придумал?
– Да мало ли?
Жуликов встал из-за стола, подошел к сейфу в углу, открыл дверцу и вынул еще одну бутылку коньяку.
– Дело серьезное, – сказал он, усаживаясь за свой стол и откупоривая бутылку. – Тут без ста грамм никак не обойдешься.
Они снова выпили по полстакана. Миронов, пошатываясь, встал.
– Я, пожалуй, пойду, Николай Сергеевич. Надо еще с бумагами разобраться.
Правда, Миронов не пояснил, как он в таком состоянии будет разбираться с бумагами. Но Жуликов не возражал.
– Кстати, как там этот… который в ШИЗО сидит второй срок?
– Панфилов?
– Вот-вот. Сколько ему осталось?
– Дня три, не больше. Сидит, что с ним сделается?
– У него уже небось борода выросла, как у попа, до колен?
– Выйдет – побреем.
– Может, еще подержать?
– Вроде не за что.
– Как в прошлый раз, обшмонать его, сунуть что-нибудь в карманы.
– По-моему, не стоит, Николай Сергеевич. Его и так уже в зоне все героем считают.
– Да ну?
– По моим данным, даже среди отрицательно настроенной части осужденных о Панфилове отзываются с уважением.
– Он же ни одного дня в колонии не провел. Как прибыл, так в изоляторе сидит. Нет, так дело не пойдет. Гони его из каpцеpа в три шеи.
– Как – гнать? – Миронов недоуменно уставился на начальника колонии, котоpый pешил ни с того ни с сего власть пpоявить.
– А вот так. Нечего ему даром казенный хлеб жевать. Пусть работает.
* * *
Через час Жигана выпустили из штрафного изолятора. До конца положенного срока он не досидел ровно три дня. Впрочем, и тех семидесяти двух, которые он провел в камере, ему было вполне достаточно.
Несмотря на указание начальника колонии немедленно отправить Жигана в отряд, в своем бараке он не появлялся еще десять дней. После медосмотра доктор отправил его на больничную койку.
В ШИЗО Жиган потерял больше десяти килограммов веса, организм его был крайне ослаблен и обезвожен.
– Вам еще повезло, голубчик, – сказал доктор, заканчивая осмотр исхудавшего, почерневшего, заросшего рыжей бородой пациента. – Полторы недели хорошего питания и отдыха на мягкой постели – будете как огурчик. У вас все-таки удивительный организм, удивительный.
– Что вас так удивляет, доктор?
Голос Жигана звучал слабо и приглушенно.
– Как – что, милейший вы мой? Вам пришлось перенести контузии, ранение, многочисленные переломы, а два с половиной месяца пребывания в… гм, и после всего этого у вас никаких серьезных последствий.
– Я не виноват, – попробовал пошутить Жиган.
– Ну ничего, ничего, голубчик, теперь я буду лично за вами присматривать. Только при одном условии, – он поднял вверх палец, – никаких нарушений дисциплины. Иначе даже мне будет трудно за вас заступиться.
– Обещаю, доктор.
– Смотрите у меня, голубчик. – Врач шутливо пригрозил ему пальцем. – Кстати, у меня есть к вам одна претензия. По вашей вине комиссовали прапорщика Матвеева. А ведь отменным здоровьем отличался.
– Я извиняться не собираюсь, доктор.
– Это ваше право. Откровенно говоря, я и сам его недолюбливал. Вы бы знали, сколько заключенных поступало ко мне с травмами после встречи с Матвеевым. А вы, между прочим, если так дело пойдет дальше, станете продолжателем славных традиций Матвеева.
– Почему?
– Не понимаете? – Доктор с укоризной посмотрел на Жигана. – Что вы там натворили у себя в отряде два с лишним месяца назад? Мне потом пришлось людей в областную больницу отправлять со сложными рваными ранами и переломами. Ладно, ладно, я знаю, что вы скажете – мол, извиняться не буду, доктор. Возможно, у вас не было выбора. Но все-таки постарайтесь в следующий раз как-нибудь помягче, что ли.
Жиган почувствовал сильный приступ слабости и головокружения. Глядя на шатающегося пациента, доктор торопливо закончил:
– Вижу, вижу, что утомил вас. Ступайте, голубчик, в свою палату. Вам надо восстановить форму.
Жиган подошел к двери, взялся за ручку и вернулся.
– Доктор, у вас сигареты не найдется?
– Какое вам курение? – Врач замахал руками. – Вы еле на ногах держитесь. Вам сейчас надо овсяной каши и в мягкую постель.
– Я курить больше хочу, чем есть. От этого точно моя жизнь зависит.
– Хорошо, я распоряжусь, чтобы медсестра купила вам пачку сигарет в ларьке. Это за мой счет.
– Спасибо, доктор, я обязательно верну.
* * *
Артур долго раздумывал над тем, как ему поступить в случае с Жиганом. С одной стороны, вроде бы все ясно – борзый пухнарь нарушает с таким трудом установленный и поддерживаемый порядок. А с другой стороны, за себя постоять – вовсе не косяк. Чего уж там говорить, Жиган понятий не нарушал.
Малхаз сам локшанулся.
Действительно, ситуация с Малхазом была ясна как на ладони. Ну попал к тебе в отряд десантник отмороженный или кто он там еще, ну начал месить всех кого попало, так зачем же к пастухам ломиться?
Считаешь себя авторитетом – доказывай свои пpетензии кулаками. Чистоту воровской идеи нарушают такие, как Малхаз, а не жиганы.
Теперь бывший смотрящий четвертого отряда – среди опущенных, да еще и под психа косит: разодрал себе руки в кровь, на стену лезет, мол, процарапаю себе дыру на волю, а то воздуха не хватает.
Правда, он так ничего и не добился. На «крест» его не отправили.
В конце концов, Артур решил, что Жигана нужно оставить в покое. Не стоит ссориться с Толиком Рваным.
К тому же сейчас у смотрящего зоны возникла другая, куда более серьезная проблема. В колонию этапом из Иркутска прибывает Кокан. Да не один, а кое с кем из своей пpежней кентовки.
Кум, то бишь майор Миронов, уже забеспокоился, засуетился, бумаги какие-то стpочит.
Ни Артуру, ни хозяину, ни куму войны в зоне не надо. Для начала придется провести с Коканом профилактическую беседу, вставить мозги, а там видно будет.
* * *
Через двое суток Артур и Кокан встретились в камере штрафного изолятора. Кокана, как заезжего авторитета, поместили сюда для карантина.
Артур попал на делянку по договоренности с начальником оперчасти. Предлог был избран вполне благовидный – якобы Артур нарушил правила содержания в медсанчасти.
Это на самом деле было так. В палате Артура находился телевизор, который доставили из кpасного уголка. Вдобавок ко всему смотpящий не так давно устpоил на «кpесте» посиделки с чифиpем, водкой, наpкотой и песнями. Вечеp, пpавда, pазpешил устpоить сам хозяин, но ведь сейчас важно было только найти повод.
В общем, с формальной стороны все было чисто.
– Привет, каторжанин, – сказал Артур, по-хозяйски усаживаясь на нары рядом с Коканом. – Мир дому твоему.
Но в ответ он услышал совсем не то, что ожидал.
– Я не каторжанин, а бродяга, – надменно сказал Кокан.
– Вон оно что, – Артур решил без обиняков перейти к делу. – Так ты, значит, мира в нашем доме не хочешь.
– Порядки здесь не те, – столь же откровенно сказал Кокан. – Смотрящий не тянет.
Это был откровенный вызов, но Артур пока не давал волю чувствам.
– Чем же тебе здешние порядки не нравятся?
– На мне сан вора, а они меня сюда как сявку какую-нибудь засунули.
– Я, между прочим, тоже не мужик, и ничего, терплю. Бог теpпел и нам велел.
Кокан смеpил гостя тяжелым изучающим взглядом, в котоpом не было и намека на дpужелюбие.
– Я так понимаю, ты и есть Артур, смотрящий этой голимой зоны?
– И дальше им быть собираюсь.
– Посмотpим…
– Угрожаешь, пацан?
На лице Артура появилась недобрая улыбка.
Кокан, впpочем, не намеревался портить отношений с Артуром после первых же минут их знакомства. Он примирительно развел руками и заставил себя улыбнуться в ответ.
– Зачем так, дорогой Артур? Мы же с тобой люди достойные, договоримся как-нибудь.
– А о чем договариваться? Зона – моя, за ней порядочные люди стоят.
В словах Артура содержался явный намек на непризнание полномочий Кокана как вора в законе. Этот намек был понят.
Но Кокан решил сделать вид, что его вопрос о признании полномочий пока не волнует.
– Ты – человек порядочный, и я – человек порядочный, не будем ссориться по мелочам.
Артур не скрывал, что его устраивает такое поведение Кокана, и перевел разговор на другие темы.
Вскоре смотрящий покинул камеру штрафного изолятора, таким образом продемонстрировав свое особое положение.
* * *
Кокан действовал более тонкими методами, чем ожидал Артур. Он отбыл положенный срок в изоляторе, стараясь не привлекать излишнего внимания администрации, вышел и обратился к Артуру с просьбой о проведении сходняка на предмет признания его авторитета.
Сходняк, как обычно, прошел в здании медсанчасти, и Кокан без особого труда стал смотрящим четвертого отряда. Это место как раз освободилось после откидки Косого.
Для Жигана последние события не сулили ничего хорошего. По настоянию врача он провел на больничной койке не полторы, а три недели. Кроме значительной потери массы и сильного обезвоживания организма, у него обнаружились нарушения деятельности почек, и доктор ходатайствовал по начальству о продлении срока лечения.
Неплохое питание и содержание дали свои плоды. Восстановив здоровье, Жиган вернулся в отряд.
С первых же минут пребывания в бараке он почувствовал, что обстановка здесь изменилась. Не осталось никого из блатных, прежде окружавших Малхаза. После памятного замеса трехмесячной давности большинство из них были этапированы за пределы колонии. А кое-кто до сих пор находился в областной больнице.
Новый смотрящий окружил себя собственной кентовкой. Кокан сразу же заинтеpесовался Жиганом, но враждебности, по крайней мере открытой, не проявлял.
Мужики работали в промзоне, шныри по обыкновению драили пол в бараке, а Кокан лениво перекидывался в карты с блатными из своего окружения.
Увидев Жигана, он несколько секунд пристально изучал его взглядом, потом спокойно сказал:
– Смотри-ка, старый знакомый.
Блатные, сидевшие к Жигану спиной, дружно, как по команде, обернулись.
– Кто такой? – спросил тщедушный малый с корявым, избитым оспинами лицом и проплешиной на затылке, оставшейся, очевидно, после драки.
– Резинщик, – сказал Кокан, неотрывно наблюдая за Жиганом, устраивавшимся на своей шконке.
– Он че, блатной? – Тщедушный зек бросил карты и встал с явным намерением разобраться.
– Сядь, Пурген, – недовольно сказал Кокан. – Не мельтеши.
Давно зная о крутом нраве Жигана, Кокан решил не дразнить гусей. Была еще одна причина, по которой Кокан не хотел устраивать бучу: Артур запретил трогать этого парня. Не то чтобы Кокан боялся Артура, но связываться сейчас с Жиганом означало сорвать собственные планы.
Конечно, это не могло понравиться блатным, но им не оставалось ничего иного, как подчиняться смотрящему. Иначе они рисковали повторить судьбу Малхаза.
* * *
С прибытием Кокана обстановка в колонии стала постепенно меняться к худшему.
Естественно, все началось с четвертого отряда. Блатные целыми днями чифиряли. Мужики, работавшие на промке, отдавали часть денег в общак, но Кокан общаковые фантики зажимал.
С Артуром он почти не делился. Смотpящему зоны стоило невероятных усилий выбить из Кокана хотя бы часть положенных денег.
Тот под разными предлогами увиливал, ссылался на то, что, мол, менты филки забирают, что падает производительность на промке, мужики ничего не зарабатывают. Отчасти это было правдой.
Производительность труда в промзоне действительно начала падать. Но происходило это не потому, что мужики распустились, а наоборот: так хотел Кокан.
На словах-то он всегда выступал за мужика, который вынужден пахать за всех, как железная пила. На самом деле получалось, что блатные лишали мужиков заработка.
Дальше – хуже. После ночных смен в цехах начали появляться надписи, сделанные гудроном: «Бей актив!», «Режь сук!», «Россия залита кровью зеков», «Смерть мусорам!», «Кончай жидо-большевистскую власть!».
Начальство всполошилось. Сам начальник оперативной части майор Миронов прибежал посмотреть на крамольные надписи.
Мужиков после ночной смены в цеху не осталось. Лишь бригадир аккуратно замазывал надписи кузбасс-лаком из ведра. Вместе с Мироновым были в пpомзоне помощник начальника колонии и оперативник, старший лейтенант Барсуков.
Половины надписей уже не было видно, но и то, что осталось, красноречиво говорило о росте отрицательных настроений в колонии.
Миронов тут же начал кошмарить бригадира, обещая лично ему и всей бригаде наказание.
– Гражданин начальник, я ни в чем не виноват, – принялся оправдываться бригадир. – В мою смену никаких надписей не было.
– Когда же они появились? – спросил Миронов.
– Стоило мне с бригадой выйти… вот оно и получилось.
– Значит, кто-то оставался в цеху?
– Ей-богу, гражданин начальник, ничего не знаю. Меня потом вызвали.
Миронов с недовольным видом направился к выходу из цеха. За ним заторопился и оперативник Барсуков. Но начальник оперчасти приказал ему остаться на месте пpоисшествия и довести расследование до конца.
– Не верю я этому бригадиру, – сказал Миронов. – Наверняка знает, кто писал. Барсуков, тряси всю бригаду, но писателя этого мне вычисли.
– Слушаюсь, товарищ майор.
В цех вызвали всю бригаду. Барсуков стал давить на зеков, обещая урезать расценки и задушить бригаду иными карами. Зеки упорно молчали.
– Я вас всех в бур пересажаю, – не в силах добиться своего, заорал Барсуков.
– Не гони волну, начальник, – зло откликнулся кто-то из заключенных. – От тюрьмы тюрьмой не пахнет.
Так ничего и не добившись, Барсуков был вынужден распустить бригаду.
* * *
В тот же день майор Миронов навестил Артура, который по своему обыкновению отдыхал в медсанчасти.
Заключенные, находившиеся в этой палате вместе с Артуром, при появлении майора Миронова немедленно вышли. Сам Артур смотрел телевизор. Показывали «Семнадцать мгновений весны», предпоследнюю серию.
С сожалением выключая телевизор, Артур сказал:
– Хороший момент. Штирлиц нагнал понтов насчет своего авторитета у Бормана, и Мюллер стал торговаться.
– Артур, – поморщился начальник оперчасти, – не забивай мне мозги блатной феней, поговорим как нормальные люди.
– Хорошо, Петр Георгиевич, – спокойно согласился Артур, – какие проблемы?
– Ты уже, наверное, знаешь, что на промке появились призывы к насильственным действиям. Надписи на стенах, конечно, замазали, но у меня остался неприятный осадок.
– Я уже думал над этим, Петр Георгиевич. Пока для меня многое не ясно.
– Значит, я рановато пожаловал? – Миронов выглядел мрачно.
– Рад бы вам помочь, Петр Георгиевич. Но, как вы верно заметили, времени у меня было мало.
– Плохо, очень плохо…
– Может, закурить хотите?
– Давай.
Миронов вытащил сигарету из предложенной ему пачки «Мальборо», закурил и несколько раз глубоко затянулся.
– В последнее время зона начала непонятным образом шевелиться, – сказал Миронов, расхаживая по палате с сигаретой в руке. – Я ожидал роста отрицательных настроений с появлением в нашей колонии Кокана. И сейчас почти убежден, что призывы к насильственным действиям – его заслуга. Но меня смущают некотоpые обстоятельства.
– Какие же?
– Ты вроде как договорился с Коканом, и он обещал не превышать своих полномочий смотрящего отряда.
– Было такое дело, Петр Георгиевич.
– В отряде у него все тихо, спокойно. Опустили, правда, несколько мужиков, но нам до этого дела нет. Кто у тебя сейчас смотрящим на промке?
– Хомут.
– Правильно. Вот там-то и начали происходить непонятные дела. Бригады одна за другой не выполняют норму выработки, много продукции уходит в брак. Квартальный план под угрозой срыва. Но самое опасное, Артур, как ты понимаешь, не в этом. Если так будет продолжаться дальше, порядок, на установление которого мы истратили столько сил, грозит разрушиться.
Руководство колонии № 6 действительно попало в затруднительное положение. Согласно указанию из Главного управления исправительных дел порядок в зоне и оздоровление оперативной обстановки среди отрицательно настроенной части осужденных должны были устанавливаться путем личного контакта с ворами в законе. В случае неподчинения Артур, как вор в законе и смотрящий зоны, мог быть отправлен в соликамскую колонию «Белый лебедь».
Влиять на процессы, происходящие в колонии, мог только он. Майор Миронов напирал на личную заинтересованность Артура в восстановлении порядка.
– Петр Георгиевич, мне тоже сдается, что без Кокана тут не обошлось. Но доказательств у меня пока нет.
– Что ты намерен делать?
– Сегодня же вызову к себе Хомута. Попробую узнать, откуда ветер дует.
– Смотри, Артур, у нас ведь с тобой договоренность. Мы в твои дела не вмешиваемся. Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не лезем. Хотя и живем за одним забором. А ты знаешь, чем рискуешь. Будешь жульничать, не выполнять свои обещания – пойдешь по этапу в Пермскую область. Хотя и говорят, что тюрьма для вора – дом родной, боюсь, что в этом доме тебе не понравится.
Артур скривился.
– Хватит стращать, гражданин начальник. – Он перешел на иной тон. – Я вор, и ментовского гнулова не боюсь.
Миронов тоже разозлился.
– Да посмотри на себя, Артур. В твоем возрасте с нами надо ладить. Я тебя насквозь вижу. Ты же хочешь провести свои годы за решеткой спокойно, в хороших условиях. Вон как устроился. Палата чистая и уютная, продукты из ларька тебе, телевизор в углу стоит. Мы же закрываем глаза на все эти нарушения порядка не из-за твоих красивых глаз. Будешь сотрудничать с нами, как бы тебе ни хотелось другого.
Правда звучала в словах Миронова, и Артур не решился ничего возразить.
Начальник оперчасти с нажимом продолжил:
– Если бы ты до конца следовал воровским понятиям, то давно прописался бы в штрафном изоляторе. Но тебе не хочется делить участь таких, как Жиган.
– При чем тут Жиган?
– Это я так, для примера. В зоне без году неделя, а многие авторитеты позавидуют. Тот же Хомут.
– Если он тебе так нравится, начальник, сделай из него козла, – язвительно сказал Артур.
– Зачем? У нас активистов и без него хватает. В общем, так, Артур, завтра же утром на столе в оперчасти должна лежать бумага с признанием. Найдешь писателя и заставишь его явиться с повинной. И лучше бы тебе подсуетиться.
* * *
Майор Миронов не зря давил на Артура – знал его как облупленного. В свое время, получив должность смотрящего в зоне, Артур подписался сотрудничать с начальством. За то, что он будет наводить порядок в колонии, хозяин предоставил Артуру неограниченную свободу действий.
Артур мог встречаться с кем угодно и где угодно. Но обычно для этого использовалось помещение в здании медсанчасти – та самая комната старшей медсестры, в которой Артур обычно проводил свои сходняки. При желании он мог даже выйти за пределы зоны, но такой необходимости не возникало.
Все вопросы Артур решал на месте либо, в крайнем случае, по телефону.
Считая себя бродягой и каторжанином, Артур в своих контактах с администрацией колонии руководствовался собственными соображениями.
Во-первых, он таким образом поднял и укрепил свой авторитет среди заключенных, во-вторых, оставшиеся на свободе воры были наслышаны об успехах Артура, и он таким образом готовил себе твердую почву после выхода на волю.
Собственные выгоды волновали Артура больше, чем желание навести порядок в зоне. Каждый законник по своим внутренним качествам, по складу характера – руководитель. Он должен быть окружен кентовкой, которая будет восхищаться его смелостью, решительностью, волей и воровским благородством.
Оказавшись вынужденным сотрудничать с администрацией колонии, Артур проводил двойную линию. С одной стороны, он демонстрировал готовность к контакту с представителями государства, а с другой – не гнушался никакими средствами, чтобы обмануть хозяина и кума.
С прибытием в зону Кокана Артуру стало труднее следить за ситуацией. Кокан действовал слишком хитро. Открыто он не предпринимал никаких действий, которые могли бы подорвать авторитет смотрящего зоны или поставить под сомнение его полномочия. Но Артур чувствовал, что из его рук начинают ускользать нити управления.
Между блатными пошли разговоры о том, что Артур, мол, уже не тот, постарел. Некоторые утверждали, что он ссучился, дал подписку о работе на администрацию. Среди блатных начиналось брожение.
Когда майор Миронов после разговора вернулся в свой кабинет в оперчасти, ему стало известно о новом происшествии. Средь бела дня кто-то поджег будку дневального. Перед этим дверь будки подперли доской, чтобы дневальный не мог выбраться наружу.
Но он оказался парнем крепким и смог избежать сильных ожогов только потому, что выбил несколько досок из уже охваченной пламенем боковой стенки.
Начальник оперативной части, узнав о поджоге, вскипел от ярости. Первой же его мыслью было немедленно наказать Артура. Но, поразмыслив и успокоившись, он пришел к выводу, что Артур никак не мог быть замешан в этом деле. Отрицаловку против общественников настраивает не он. Отсюда явно торчали уши Кокана.
Но вот что странно – никаких оперативных данных на Кокана у майора Миронова не было. Смотрящий четвертого отряда так аккуратно заметал следы, что Миронов не мог ничего предпринять.
Формально Кокан был чист. Вот тебе и сухарь, вот тебе и неавторитетный вор.
«Ладно, – подумал Миронов, закуривая сигарету, – сутки у Артура еще есть, подождем».
* * *
Смотрящий зоны, понимая, что ему необходимо предпринять немедленные действия, распорядился собрать сходняк. Встреча проходила там же, где и обычно, с той лишь разницей, что теперь все разговоры прослушивала оперативка.
Майор Миронов, получив по своим каналам информацию о предстоящей сходке, распорядился установить в корпусе телефона «жучок». Все, о чем здесь говорилось, оперативники записывали на пленку.
– Вот что, пацаны, – начал Артур, – в зоне начали твориться непонятки. Не буду от вас ничего скрывать. Если так будет продолжаться дальше, хозяин введет на нашу территорию солдат. Нам это надо? – При этом он красноречиво посмотрел на Кокана.
Тот сделал вид, что претензии смотрящего его не касаются, и промолчал. Слово взял Хомут.
– Хозяину нечего беспокоиться. У меня на промке все путем.
– Как это – путем? – нервно воскликнул Артур. – А кто на стенках писал «вешать ментов»? Почему мужики начали пить? План не выполняется, бабки в общак не идут.
– Менты сами виноваты, оборзели. Ты знаешь, что они сегодня шмон на промке устроили? А повязочники им помогали. Я ничего не мог сделать, ты же запретил этих сук трогать.
– Запретил. И ты, Хомут, не хуже других знаешь, почему я это сделал. Ментовского беспредела нам не надо.
– Об этом pаньше надо было думать, – неожиданно вступил в разговор Кокан.
В глазах Артура тускло блеснула ярость.
– Я не знаю, что у вас там в Иркутске было, – чуть помедлив, сказал он, – но за порядки в нашей зоне отвечать мне. Кому не нравится, может отправляться по этапу на Урал или в Сибирь.
Перепалку между двумя ворами прервал смотрящий первого отряда Резо.
– Нехорошо это будет, если мы между собой перессоримся. Менты нас поодиночке перекромсают. Зона ссучится.
Хотя Артур не был уверен в том, что остальные авторитеты поддержат его, он решил надавить на Кокана.
– Я тебе еще когда говорил – не мути зону. Думаешь, не знаю, какие разговоры пошли? Мол, Артур постарел, мечтает только о покое. От тебя волна идет.
Кокана эти слова ничуть не смутили.
– Зачем так говоришь? Мы оба с тобой бродяги, нам не положено до бабьих склок опускаться.
Артур понял, что сейчас ему горячиться не следует. Он постарался взять себя в руки.
– Хомут, кто на промке писаниной занимался?
– Не знаю.
– Какой же ты смотрящий, если не знаешь, что у тебя под носом творится?
– Что ж мне там, дневать и ночевать? Я не могу каждую свинью за руку держать.
– Значит, будем ставить вопрос о твоей замене.
Происходящее сильно смахивало на партийное собрание с выговорами проштрафившимся руководителям и угрозами взысканий. Почувствовав это, Хомут тут же принялся искать защиту у Кокана.
– Я что, виноват? Кто-то где-то зачифирил, решил повыкаблучиваться, а Хомут за всех отвечай?
– Ты не прав, Артур, – сказал Кокан, таким образом поддержав смотрящего промзоны. – Нельзя так людьми разбрасываться.
– Тебя не спрашивают, – грубо ответил Артур. – Будешь смотрящим зоны, тогда и говори.
Авторитеты стали переглядываться между собой. Давно они не видели Артура таким нервным. Не подобало вору терять достоинство. Видно, и вправду он постарел.
Почувствовав, что чаша весов начала колебаться, Артур решил идти до конца. Либо он восстановит свой авторитет самыми крутыми мерами, либо Кокан перетянет на свою сторону всех сомневающихся.
– Хомут, к завтрашнему утру выявишь писателя и заставишь его явиться с повинной в медчасть. Всем остальным – следить за порядком в отрядах. Восстановить дисциплину, прекратить пьянки. Промзона должна работать, как и прежде – исправно выдавать план. Повязочников не трогать, беспредела по отношению к зекам не допускать. Все.
Оперативники, слушавшие этот разговор, потирали руки от удовольствия. Кажется, Артур снова взял зону в свои руки. Ну что ж, теперь остается ждать результата.
* * *
Однако ни на следующее утро, ни через сутки, ни через неделю никто не явился в оперативную часть и не взял на себя вину за появление надписей на стенах цеха в промышленной зоне.
Артур был в панике. Пока его спасало лишь то, что майора Миронова неожиданно вызвали в областное УВД на совещание.
Тему совещания знал только хозяин – полковник Жуликов. Оно было посвящено вопросам взаимодействия Министерства внутренних дел и Комитета госбезопасности СССР в целях оздоровления оперативной обстановки в лагерях и тюрьмах.
За последние несколько месяцев по многим зонам страны, особенно в Сибири, на Дальнем Востоке, прокатилась волна массовых беспорядков. Осужденные устраивали бунты, отказывались подчиняться требованиям администрации, ходить на работу.
Для подавления беспорядков приходилось вводить на территории лагерей воинские части. Похоже, что волны неповиновения начинали докатываться и до европейской части страны. Руководство силовых стpуктуp было крайне обеспокоено сложившейся ситуацией и видело выход в привлечении для решения возникших проблем кагэбэшников.
Но майору Миронову в ближайшем будущем не суждено было воспользоваться помощью Комитета госбезопасности. За время его отсутствия в зоне произошел передел власти.
