Глава 29

Визг телефонного звонка заставил Константина подскочить на постели. Какое-то дурное предчувствие охватило его уже в тот миг, когда он протянул руку к трубке.

Звонил Семенков, которому, судя по голосу, тоже не удалось выспаться.

– Гриша Володин мертв.

– Как мертв? Умер?

– Его убили. Два пулевых ранения в голову.

– А охранник?

– Жив, к счастью.

– Как это произошло?

– Пока не знаю. Охранник только что звонил мне из больницы. Я собираюсь ехать туда. Если хочешь, могу заскочить за тобой. Только сам из квартиры не выходи.

– Жду.

Выйдя из здания больницы, Константин медленно спустился вниз по ступенькам крыльца, закурил, посмотрел на небо над головой. Оно было затянуто тучами, словно природа тоже испытывала скорбь.

«А лето близится к концу, – почему-то подумалось Панфилову. – Скоро будем радоваться каждому солнечному дню».

Семенков вышел спустя несколько минут.

– С милицией все уладил.

Они направились к машине.

Начальник службы безопасности задумчиво вертел на пальце ключи.

– Охранник божится, что отлучался лишь на несколько минут по естественной надобности около половины третьего ночи. Очевидно, в этот момент все и произошло. Убийцам хватило нескольких минут. Никто в больнице ничего не видел и не слышал. Его убили из бесшумного оружия.

– Лихо сработано.

– Профессионально. Я убежден, что это те же люди, которые не смогли расправиться с ним в первый раз. Они все-таки довели дело до конца.

– Эх, Гриша, Гриша, – покачал головой Панфилов. – Так мы ничего толком и не узнали.

– Ну почему же? Теперь ясно, что его рассказ о деньгах не выдумка.

– Только цена оказалась слишком высокой.

– Я отвезу тебя на работу, Константин Петрович. Пора заняться делами.

День прошел в какой-то бессмысленной, как казалось Панфилову, суете. Звонили деловые партнеры, исполкомовские работники, заходили просители с предложениями спонсорства, спортсмены из местного общества «Спартак» предлагали взять на себя заботу о команде фехтовальщиков.

Потом главный бухгалтер, воспользовавшись моментом, застал Панфилова врасплох с финансовым отчетом. С долгим сухим педантизмом сыпал цифрами, показывал балансы.

Семенков уехал в Москву. До конца дня Панфилов ждал его возвращения, но в семь часов вечера начальник службы безопасности позвонил по сотовому и предупредил, что задержится в столице еще как минимум на день.

Снова напомнил о мерах безопасности. Просил бессмысленно не рисковать, хотя бы дождаться его возвращения. После того, что случилось с Гришей Володиным, Константин решил, что на сей раз Семенков прав.

В сопровождении телохранителя Панфилов вернулся домой. Поужинал вместе с Игнатом и сел в кресло перед голубым экраном. Новости об очередных политических разборках и дрязгах между Президентом и Верховным Советом смотреть не было никаких сил.

Константин воткнул в приемное окошко видеомагнитофона кассету и в который уже раз стал смотреть свой любимый фильм «Крестный отец».

…Молодой Аль Пачино, он же отпрыск могущественного дона Корлеоне, гулял по улицам небольшого сицилийского городка, где жило несколько поколений его предков. Он собирался жениться и был счастлив со своей молодой невестой. Жаркое солнце, нагретый желтый песчаник, терпкое виноградное вино, старики за столиками в тени акаций, ощущение безмятежного спокойствия…

Но уже зреют плоды мести, уже закипает адское варево в котле взаимных распрей и ненависти, костлявая рука смерти простирается над безмятежной парой.

– Я хочу сесть за руль.

– Не надо.

– Но я хочу.

Она бежит к машине, садится за руль, поворачивает ключ зажигания.

Огромный столб пламени и пыли взмывает вверх в том месте, где только что стояла машина…

Панфилов вдруг отчетливо представил себе лицо Татьяны, искаженное гримасой ужаса, и, мысленно упрекая себя за долгое молчание, потянулся к телефонной трубке.

Он набрал знакомый московский номер, с тревожным нетерпением слушал долгие гудки и облегченно вздохнул лишь тогда, когда услышал ее голос.

– Это я, – сказал он.

– Мне казалось, ты никогда больше не позвонишь.

– Почему?

– Не знаю. У тебя странный характер.

– Что же в нем странного?

– Упрямства много.

– Это плохо?

– Иногда плохо.

– Ты все еще… злишься на меня?

В трубке – молчание.

– Алло?

– Я слышу.

– Может, забудем все обиды?

– Боже мой, когда же ты поймешь, что это не обида? Мы с тобой по-разному смотрим на жизнь и живем тоже по-разному. Ты сильный мужчина, но мне нужна другая сила.

– Какая же?

– Добрая. Тебе этого, наверное, не понять. Ладно, неважно.

Теперь уже молчал он. Пауза затягивалась.

– Как твой сын?

– Спасибо, здоров. И ни в чем не нуждается.

– Обо мне не вспоминает?

– Он самостоятельный мальчик.

– Значит… ты не хочешь меня видеть?

– В этом нет необходимости. Прощай.

Короткие гудки. Она положила трубку.

Вот, кажется, и все. Так просто, скучно и буднично. Он звонит, она не хочет разговаривать.

Но ведь были, были эти безумные жаркие ночи, когда тела сплетались в объятиях, когда глаза смотрели в глаза, губы шептали на ухо нежные признания, и все казалось таким замечательным.

О будущем тогда не надо было думать. Оно превратилось в прекрасное настоящее. Но прошло время, и настоящее стало прошлым. Все как всегда в этой жизни…

…Автомобиль, в котором ехал Санни Корлеоне, остановился у шлагбаума перед въездом на платную магистраль. Еще одна машина впереди. Другая – сзади.

Неожиданно человек в будке, одетый в полицейскую униформу, исчезает. Из передней и задней машин выскакивают люди с автоматами Томпсона в руках. Треск очередей, звон разбитых стекол и фар, тело Санни, прошитое десятками пуль, в конвульсиях падает на асфальт.

– Санни! Сантино!

Этой встречи Константин ждал. Когда Айваз позвонил ему и сказал, что его хочет видеть «родский» из Москвы, Панфилов понял, что речь идет об Артуре.

Договорились встретиться в «Маленьком принце».

Панфилов не без удовольствия оставил текущие дела и отправился в ресторан, располагавшийся в бывшем здании райкома комсомола.

Артур вместе с Айвазом ждали в отдельном кабинете. Обменявшись с ними рукопожатиями, Константин занял свое место за столом.

Да, сильно постарел Артур с тех пор, как они встречались в исправительно-трудовой колонии № 6 общего режима Кировской области. Совершенно поседевшие волосы, испещренное морщинами лицо, покрывшееся темными пигментными пятнами, ссохшаяся кожа на руках.

Годы, проведенные в бараках и изоляторах, ни для кого не проходят бесследно.

Но рукопожатие было твердым, а в темных проницательных глазах горел неугасимый огонь.

– Вы, кажется, знакомы, – сказал Айваз, наливая дорогой французский коньяк.

– Свела однажды жизнь, – сдержанно сказал Панфилов.

Артур, в свою очередь, кивнул.

– Что ж, – предложил Айваз, – тогда выпьем за встречу старых знакомых.

Они сдвинули рюмки, выпили. Айваз удовлетворенно чмокнул.

– Питаю слабость к благородным французским напиткам. Даже Саша Порожняк оценил. Не хочу сказать о нем ничего дурного, но согласись, Жиган, это человек не нашего уровня.

Грубая лесть несколько насмешила Панфилова, и он улыбнулся.

– Так ты встречался с Порожняком?

– Уладили кое-какие вопросы. Заключили мир. Правда, для этого мне пришлось наказать одного из своих людей, а Порожняку утихомирить Рябого.

– Даже не верится, что Порожняк на такое способен.

– Когда под тобой в буквальном смысле слова горит земля, волей-неволей человеку приходится совершать решительные поступки, – объяснил Айваз. – Я не верил, но оказалось, это правда. Рябой больше не станет мешать нашим взаимоотношениям. К тому же, я слышал, Порожняку удалось каким-то образом устранить еще одного потенциального претендента на свое место. Ты знал Каблука, Жиган?

– Что-то слышал.

– Теперь можешь забыть об этом. Каблук в морге.

– Надеюсь, пить за его память мы не будем?

– Нет, – рассмеялся Айваз. – Пусть Саша Порожняк пьет за упокой его души. У нас других поводов хватает.

Он налил всем собравшимся за столом еще коньяку.

– Предлагаю выпить за мир и покой в нашем доме. Ведь между нами с тобой, Жиган, никаких недоразумений нет. Верно?

– Верно. – Константин поднял рюмку.

Выпив коньяк и почмокав губами, Айваз посмотрел на часы.

– Артур, с твоего разрешения я хотел бы оставить вас. К сожалению, меня ждут неотложные дела.

– Куда это он так заторопился? – спросил Константин, когда азербайджанец вышел из кабинета.

– Просто Айваз человек воспитанный. Он знает, что нам нужно вдвоем побазарить.

Константин достал «Кэмел», закурил. Артур посмотрел на сигареты с сожалением.

– А мне вот пришлось бросить. Здоровье уже не то. Все оставил там, за орешками и колючками. Иногда смотрю, как другие курят, рука сама собой за сигаретой тянется. Но… нельзя, врачи запретили. А ты кури, кури. Мне приятно нюхать дым хороших сигарет. Напоминают о прошлом. Сильно я постарел?

– За всю свою жизнь я еще не встречал людей, которые с годами становились моложе, – уклончиво ответил Панфилов.

– Да? – усмехнулся Артур. – Ты, Жиган, тоже изменился. Нет, я не имею в виду внешность. Дипломатичнее стал.

– Ну, это вряд ли, – не согласился Константин, вспомнив разборку с Каблуком.

– Нет, нет, изменился, заматерел. Я-то запомнил тебя другим – отчаянным пацаном, ершистым, задиристым. Как ты жил с тех пор?

– По-разному.

– Вижу, добился успехов. Молодец. Айваз рассказывал, что ты хорошо поднялся.

– Это смотря по каким меркам.

– Опять дипломатничаешь, – прищурился Артур. – Это правильно. Никогда не раскрывай свои карты перед другими.

– Предлагаешь оставлять туз в рукаве?

– Нет, не предлагаю. Я никогда не любил мелкого шулерства. Если хочешь добиться успеха в этой жизни, будь игроком, а не каталой. Играй по-крупному. Только не подумай, что я учу тебя жизни. Так, дружеский совет. Ты, может, еще не до конца знаешь свои возможности.

– Может быть…

– Не пробовал расширить свой бизнес? Мне кажется, водка не твой масштаб.

– Другие хлебные места уже заняты, – пожал плечами Жиган. – А я не привык брать чужое.

– К сожалению, – Артур потянулся к вазочке с фруктами, сорвал с грозди одну виноградину, положил в рот, – на хлебных местах часто сидят идиоты. Ты уж мне поверь. За последнее время я повидал немало фраеров, которые такими богатствами распоряжаются… А ведь не заслуживают и сотой доли того, чем владеют. Таким, как ты, надо продвигаться наверх.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду деньги, а деньги рождают власть.

Панфилов поморщился, словно надкусил горькое яблоко.

– Ненавижу политику. Одно вранье кругом.

– А я тебе о чем говорю? Во власти тоже много лохов и фраеров. Они обещают мужику золотые горы, призывают его вкалывать. Помнишь, как у нас корячились на промке? А в результате все получал хозяин. То же самое и во власти. Ты, мол, простой человек, упирайся рогом, а мы о тебе позаботимся. Нет, во власть должны прийти настоящие сильные люди, которые отвечают за свои слова и повидали кое-что в этой жизни.

– Что-то я не понимаю, Артур, к чему клонишь?

– Пока я только рассуждаю вслух. Вот, делюсь с тобой наболевшим. Больше, пожалуй, не с кем.

– Неужели никого не осталось рядом?

– Пожалуй, что никого. Боюсь, что и на похороны никто не придет, если такое случится.

– Так уж и никто? – недоверчиво протянул Константин.

– Ну разве что несколько женщин, которым дарил свою ласку, – грустно улыбнулся Артур. – Ведь знаешь, Жиган, женщины меня всегда любили. В молодости я был красив, настоящий восточный джигит. Особенно они любили меня, когда я надевал форму. Послушай, почему женщинам так нравится форма с погонами и портупеями?

– Ты меня удивляешь, Артур. Вор – и в форме?

– Ничего особенного. Я же ее не по убеждениям надевал. Фармазонил по кабакам. На форму все клевали, особенно барыги и бабы. Эх, – Артур блаженно улыбнулся, – приятно иногда вспомнить молодость. Какие операции проворачивал! Однажды в Одессе вдул заезжему уральскому цеховику партию крашеного стекла под изумруды. Нет, ты представляешь, Жиган, уральцу, который на самоцветах сидит, впулить такой фуфел… Давай-ка выпьем, Жиган, за наше славное прошлое. Пока врачи еще не запрещают мне пить, я стараюсь этим пользоваться.

Они опрокинули еще по рюмке коньяку, посидели, помолчали.

– Ты честный пацан, – продолжил Артур, – и отчаянный. Ты спас мне имя и жизнь. Я буду помнить об этом до гробовой доски… После откидки я уже ничем серьезным не занимался. Здоровье подвело. Но бывает, развожу рамсы, разрешаю споры. В той хавире, которая сейчас в стране образовалась, только воровской закон может помочь навести порядок. Будь я помоложе, обязательно поработал бы на этой ниве. Но увы, сил уже мало. Молодые со всех сторон напирают. А мои пацаны уходят потихоньку. Кого уже на погост свезли, а кто и сам за бугор съехал старые болезни залечивать да век свой доживать. А каких людей мы в зоне потеряли! Помнишь Резо, Малхаза?

– Помню.

– Давай за них выпьем. Хорошие были пацаны, душевные.

Снова выпили, закусили.

– Ты прости меня, старика, – вздохнул Артур. – Увидел тебя, расчувствовался по старой памяти. Бутылку вот скоро прикончим.

– Ты с Айвазом давно знаком?

– Не так, чтобы очень. Общие знакомые свели – Джони и Яша Бакинский. Но их сейчас в Москве нет, и Айваз обратился ко мне с просьбой помочь уладить кое-какие делишки.

– Непонятки с Порожняком?

– В том числе. Айваз человек порядочный, поэтому я и откликнулся на его просьбу. Был бы сухарь, я бы с ним на одном поле срать не сел. У него есть будущее, но и ты, Жиган, не теряйся. Поверь мне, места всем хватит.

Они еще долго сидели за столом, вспоминая тот бунт в зоне, когда Жиган спас Артура, запертого взбунтовавшимися заключенными в больничке.

Артур рассказывал о старых знакомых – где они теперь, что с ними. Кого-то убили, кто-то умер своей смертью, некоторые отошли от дел, а иные заняли места среди законников.

По словам Артура, далеко не все, кто получил за последнее время сан вора, оправдывали это высокое, по блатным понятиям, звание. Ведь что раньше отличало честного бродягу от обычных уголовников, которых насчитывается сотни тысяч, миллионы по всей стране? Вор в законе никоим образом не должен быть связан с общественными институтами и социальной жизнью в ее внешних проявлениях. Теперь же сплошь и рядом наблюдаются обратные примеры.

Один известный дальневосточный авторитет стал членом Комиссии по правам человека общественной палаты при Президенте России. Другой занял должность заместителя верховного атамана какого-то казачьего союза.

Вор в законе должен с пренебрежением относиться к любой собственности, брачным узам, жить скромно, не кичиться своим положением. Но Паша Цируль, держатель общероссийского общака, отгрохал себе дом в подмосковном Жостове, архитектурой и размерами напоминающий замок средневекового феодала.

Не уступают ему и прочие. В гаражах шикарных особняков стоят сверкающие лаком «шестисотые» «Мерседесы», новенькие, только что с заводских конвейеров джипы разнообразных марок, нашпигованные кожей, сверхсовременной электроникой и прочими мелкими прибамбасами вроде мини-баров лимузины, спортивные «Мазды», «Тойоты», «Ниссаны» и прочие экспонаты автомобильных салонов.

Вор в законе не должен сотрудничать с государством ни при каких условиях. Но зашифрованные под агентурными кличками имена и фамилии многих известных деятелей уголовного мира хранятся в досье милиции и спецслужб.

Воровской мир расслоился.

– Посмотри на меня, – сказал Артур. – Кроме этого костюма и кое-какой мелочи про запас, у меня ничего нет. Живу я в простой двухкомнатной «хрущобе», выхожу на улицу редко. Встречаюсь иногда со старыми друзьями. Живу на то, что иногда выделяют из общака. Но ты не подумай, что жалуюсь. Мне хватает. Жаль только смотреть, как люди гибнут за металл. Кстати, держи.

Он вынул из нагрудного кармана пиджака визитную карточку и протянул ее Панфилову.

– Там мой адрес и номер телефона. Если возникнут какие-нибудь проблемы, звони, не стесняйся. Меня в Москве уважают. Да и за пределами России мое слово кое-что значит. Есть хорошие друзья в Штатах, земле обетованной, Италии, Австрии. Будешь в Москве – заходи. Приму как дорогого гостя.

Поздним вечером двое молодых людей сидели в «Жигулях» с заляпанными грязью номерами, припаркованных у дома, где жил Панфилов. В салоне звучала музыка. Из динамиков автомагнитолы доносился веселый голос какой-то девчонки.

В такт незатейливой песенке один из парней похлопывал себя по колену. Другой сидел неподвижно, не сводя взгляда с подъезда.

Девушка в узких обтягивающих джинсах, демонстрирующих прекрасные формы, и легкой джинсовой жилетке приближалась к машине. В руке она несла небольшой скрипичный футляр. Поравнявшись с автомобилем, она вдруг остановилась.

Парень, слушавший музыку, внимательно посмотрел на нее через открытое окно «Жигулей». Его рука, только что отбивавшая дробь под ритмичную музыку, замерла, потом потянулась к пистолету с длинным набалдашником, лежавшему между колен.

Девушка пыталась открыть футляр, но, похоже, что-то случилось с замком, и от досады она вполголоса ругнулась.

– Вот черт, не открывается.

Она подошла к машине и через окно обратилась к сидевшим в ней парням:

– У вас какой-нибудь отвертки не найдется?

Парни переглянулись.

– Понимаете, я, кажется, забыла смычок, – жалобно произнесла она.

Оставив пистолет, парень потянулся к «бардачку». В этот момент девушка вытащила из-за спины пистолет с глушителем и хладнокровно выпустила по три пули в пассажиров «Жигулей». Потом добавила еще по одной, контрольной, в голову.

Спрятав пистолет, она бросила быстрый цепкий взгляд на улицу. Вокруг никого не было.

– Спасибо, уже не надо, – сказала она, продолжив свой путь.