Часть третья
Разрушители машин

Двенадцатиэтажный веселенький новый, бело-зеленый, с легкомысленными желтыми колоннами, ажурными балкончиками и волнистой крышей дом относился к категории элитных. Его двор стискивала высокая чугунная ограда с острыми кольями – на такие в былые времена насаживали врагов. За оградой имелось все для беззаботной жизни – подземный гараж, детская площадка с каруселями, спортивные снаряды. В просторной будке у ворот скучали цепные псы из частного охранного предприятия «Аргус», готовые рвать зубами нарушителей спокойствия хозяев.

К третьему подъезду покатил черный «Линкольн» – любимая машина гробовщиков и руководителей российских компаний. За ним остановился угловатый «Мерседес» – это «контейнер» для охранников.

Сперва из подъезда показался охранник – раздувшийся от бронежилета, с профессионально цепким взглядом. Остановился на мраморных ступенях, осмотрелся.

Потом вышел еще один. Следом появился нервозный тип в сером костюме, по размерам тела явно уступавший своим охранникам, но по размерам своего состояния и по положению в обществе находившийся от них на недосягаемой высоте. Он немного затравленно озирался и походил больше на пленного, чем на охраняемую персону.

День был пригожий. Президент «Русбанка» Иннокентий Романенко вздохнул полной грудью напоенный с трудом пробивающимися сквозь газы мегаполиса запах поздней весна. Закрутится, завертится. Так и весна, и лето пройдет мимо. И зима... Все бежит мимо. Только дни мелькают. Что-то достигаешь. Что-то теряешь... И так до самой смерти.

Правда, бизнесмен рассчитывал прожить никак не меньше лет девяноста. При таких деньгах меньше жить просто неприлично... И уж никак в его дальнейшей судьбе не могли иметь какого-либо значения те пять метров, которые ему предстояло пройти до ожидавшего его, черного и блестящего, как лакированная туфля, «Линкольна»... Однако секунды и метры бывают в жизни человека обычные. А бывают роковые – о чем бизнесмен забыл...

Шаг. Другой. Третий... Это шел обратный отсчет...

Впереди идущего охранника развернуло. И он уткнулся лицом в асфальт, проделав брешь в обороне.

Второй охранник сделал рывок, пытаясь прикрыть босса своим телом... Он опоздал. Пуля ударила банкиру в голову...

Охранник упал рядом с телом своего нанимателя, выдергивая пистолет... С таким же успехом он мог вытащить и авторучку. Кстати, теперь авторучка будет для него нужнее – ему придется в ближайшее время писать не одно объяснение и подписываться не под одним протоколом. Он еще не понимал, что в этом его счастье. Ему повезло. А не повезло его товарищу, лежавшему сейчас на асфальте в крови...

Снайпер отпрянул от бойницы, кинул на пол фургончика теперь уже ненужную снайперскую винтовку для бесшумной и беспламенной стрельбы. Прыгнул на место водителя. И наддал газу...

Он мог гордиться собой. Отработано все на высочайшем уровень. Не так много людей, которые способны на такую филигранную работу. Одной пулей сбить тело и освободить траекторию стрельбы. А другой уложить мишень из «винтореза». Вглухую. С четырехсот метров... Даже для мастера спорта по стрельбе, каковым являлся Снайпер, это было достижение... Тончайший расчет... При этом все в динамике. На принятие решений – мгновения...

Отработать по цели для киллера – это полдела. Не менее важно – уйти с места исполнения. А это требует порой не меньшего расчета и квалификации.

Все продумано. Посты милиции. Маршрут выдвижения. Пробки на дорогах. Все.

Его работа – это математика. Во главе всего – хороший расчет. Однако никакие расчеты не помогут, если они не завершены безукоризненным исполнением.

Снайпер свернул во дворы. Узкие московские, сквозные... Душа пела. Так всегда бывало после исполнения заказа. Это похоже на магию. Каждой пуле он придает ускорение своими внутренними силами. Он заговаривает ее, и когда она достигает цели, накатывает волна восторга!

Мишень его не интересовала. Это была всего лишь мишень – падающий вдали силуэт. Впрочем, когда он задумывался над тем, что мишени – это живые люди, у них есть престарелые мамаши, папаши, сопливые детки и занудные жены, то и тогда не испытывал особого раскаяния. Когда в Ичкерии на колонну, с которой передвигался Снайпер, тогда еще старший сержант внутренних войск, было совершено нападение, и боевики долбили по русских голодным, необстрелянным солдатам, выцеливая их по одному – где были эти самые сытые, уверенные, что мир создан для их удовольствия, рожи? Они сидели в кабаках и жрали икру... Но так не бывает, чтобы одни вечно купались в дерьме и крови, а другие в икре и шампанском. За все надо платить... И те, кто купается в дерьме, однажды понимают, что это несправедливо. И еще они осознают, что сытые рожи – их враги, точнее, антиподы. Единство и борьба противоположностей. Жирные и сытые делают все, чтобы было больше голодных. Голодные мечтают наесться досыта, с запасом, и берут жирных в перекрестье прицела. Это закон природы. А против законов природы не попрешь...

Тупик. Глухой двор, заваленный картонками и ящиками, с отвратительным запахом нечистот, сочащимся из всех углов. Люди здесь не водятся. Бомж, свернувшийся у мусорного ящика, не в счет...

Снайпер выскочил из машины. Фургон найдут. Через полчаса или через два дня – в зависимости от расторопности милиции. Ничего ценного внутри нет – ни отпечатков пальцев, никаких других следов. Оружие – снайперский «винторез», конечно, жалко. Но это закон – в приличных акциях с оружием надо расставаться. Это только полные лохи чистят после исполнения стволы кирпичом, чтобы потом идти с этим же инструментом на следующее дело. На том попалось немало народу...

«Винторез» милиции не поможет. Откуда этот ствол – Снайперу неинтересно. Одно он знает наверняка – по этой ниточке милиция никуда не придет...

Нет у милиции против Снайпера средств борьбы. Нет! Потому что живет он тихо, ничем не выделяясь. С блатными не водится. По пьянке язык не развязывает. Даже если на заказчика сыщики выйдут – не знает он исполнителя.

Насвистывая веселый мотивчик, Снайпер легкой походкой нырнул через арку в соседний дворик. Куртка темная, темные брюки, темная кепка, закрывающая лицо, очки-хамелеон. Лысого черта его опознают. И идти надо сгорбившись, немножко не своей походкой.

Снайпер перебежал дорогу перед замигавшим светофором. Опять проходные дворы. Куртку кинул в ближайший мусорный бак. Туда же последовала и кепка с очками. Он остался в толстом сером пиджаке. На улице пятнадцать градусов – не замерзнешь.

Снайпер прошел мимо выстроившихся фургонов с надписями на бортах «Торговая фирма „Стрела“. Зашел в супермаркет. Смешался с толпой. Вышел с противоположного выхода и очутился на узкой, плотно заставленной машинами улице. И направился к самому невзрачному „жигуленку“. Водитель его развалился на сидении и с явным интересом усваивал содержание „Спортивного обозрения“.

Снайпер уселся на переднее сидение и кивнул водителю:

– Отработал.

Водитель, похожий на классического работягу, лет сорока на вид, покосился на него, кивнул и тронул машину с места.

– Он выходил, плотно прикрытый двумя телами... Пришлось первой пулей одно тело слегка подвинуть. И тут же следом, вдогон, в черепушку. – Снайперу хотелось похвастаться. Человек, сидящий за рулем, был единственным, перед кем можно было похвалиться своим умением и кто мог со знанием дела оценить эти достижения. Они работали вместе уже на четвертой акции.

– Значит, два жмурика? – равнодушно произнес водитель.

– Два.

– Ладно, не страшно. Работа такая у бульдогов – хозяина прикрывать. Это был плохой бульдог...

«Жигули» преодолели затор, проскользнули по извилистым центральным улицам, выбираясь к окраинным прямым проспектам.

На улицах встревоженно сновали милицейские машины. Гаишники тормозили автолюбителей. Менты сейчас развлекаются введением разных планов – от «Перехвата» до «Сирены». Но после драки кулаками махать – это только воздух сотрясать без смысла и толку.

Задрипанная машина с задрипанными пассажирами – один похож на строителя откуда-нибудь из Великой Незалежной Хохляндии, другой – на дачника. Зачем эти люди ментам? Никак они не тянут на киллеров. Да и документы все в порядке.

– Куда едем? – спросил Снайпер.

– Тебе надо за городом отлежаться, – пояснил водитель, притормаживая перед пересекающим улицу троллейбусом с усталыми пассажирами. Эти люди будто жили в совершенно другом городе, и пьяные соседи, бузящие по ночам, волновали их куда больше, чем киллеры, охотящиеся на банкиров.

– Зачем?

– На всякий случай. Шуму сейчас будет – тебе представить трудно... Очень ты крупную рыбу глушанул, Снайпер.

– Даже так. И что в этом банкире особенного?

– Он из кремлевской команды. Оборонка. Стратегические интересы...

– А, все люди. Из плоти и крови.

– Точно. Но у одних кровь дешевле воды, а у других на вес золота. Поэтому отлежишься спокойно... А когда все утихнет, еще заказ подоспеет.

«Жигули» выехали за Кольцевую.

– Сколько отлеживаться?

– Недолго. Недельку-другую... И пускай тебя честным трудом заработанные деньги все это время греют...

У Снайпера внутри нарастало беспокойство.

– Стоп, – запротестовал он. – Я конкретно не догнал, зачем мне отлеживаться? Кто обо мне чего знает?

– Никто... Но береженого бог бережет...

– Ты что-то скрываешь.

– Я от тебя когда-то что-то скрывал?

– Хренота все это. Выкладывай начистоту...

– Ты меня обижаешь, Сережа.

– Выкладывай!

«Работяга» остановил машину, прижавшись к обочине дороге. Слева лесополоса, справа поля какого-то совхоза. По бетонной, недавно расширенный на пару рядов трассе стремительно проносились легковушки, тяжело и быстро проехал караван фур.

– Я слушаю, – требовательно произнес Снайпер.

– Сережа. Ты меня разочаровал. – Водитель внимательно, с грустью посмотрел на своего помощника. Вскинул руку. В ней очутился спрятанный в рукаве небольшой двуствольный бесшумный пистолет. И в голове Снайпера стало на одну дырку больше.

– Исчерпал ты свой ресурс, Сергей, – невесело усмехнулся водитель.

Получилось не очень хорошо. Место для этого выстрела предполагалось иное, более удобное. Но не все всегда получается так, как запланировано.

«Работяга» вздохнул. Жалко парня. Снайпер был стрелком от бога. Или, скорее, от черта. Добросовестный работник. Надежный, как автомобиль «Мерседес». Но четыре акции – это предел... Точнее, одна последняя акция – это предел. Исполнители ликвидируются.

Снайпер мертв... Концы спрятаны... И никакие страховки, типа писем «вскрыть после моей смерти» не помогут. Снайпер не заботился о страховке. Он доверял тому, кто дал ему работу...

«Долбить людей, как мишени в тире, и доверять кому-то. Глупо! Глупо...» – подумал «работяга». У него на душе остался неприятный осадок. Это пройдет. Стакан водки – отличное лекарство. Чувства сострадания и сожаления, привязанности – это как ржа. Если ее вовремя не удалять, она разъест даже самый совершенный механизм.

Главное, акция проведена. «Работяга», известный ряду людей, в том числе ныне покойному депутату Анзорову под именем Феликса, отметил с удовлетворением, что возрождающийся «Синдикат» начинает возвращать утраченные позиции и включается в политическую и экономическую войну. Красивая и важная акция по ликвидации банкира – она стоит жизни Снайпера.

Все, сантименты побоку. Считай, что поскорбели над невинно убиенным киллером. Большего тот не заслуживает. Теперь оставалось избавиться от трупа. Тут у Феликса опыт имелся.

Он завел мотор и свернул на проселочную дорогу...

– Храм науки, – пропел Кумаченко, продемонстрировав сторожащему ворота охраннику пропуск на территорию.

– Олимп, – кивнул Богучарский.

Да, бывали времена, когда Академию наук Николай Валентинович Кумаченко воспринимал как истинный храм знаний, некий Олимп, где в своем величии возвышаются над бренным миром боги. Когда это было!

– Проезжайте, – кивнул скучающий пожилой охранник, у которого был вид человека, который уже видел все в этой жизни и видеть ему больше ничего не хочется.

«Ауди» въехала на огороженную железным частоколом территорию и устремилась к старинному зданию Демидовского дворца. В конце аллеи на стоянке рядом со скромной машиной заместителя Президента Академии наук России, чуть ли не нагло раздвигая остальные жалкие машинки, застыла пара хищных, сверкающих, похожих на пришельцев из иных миров черных джипов.

– Картина Саврасова «Рвачи прилетели», – всплеснул руками Богучарский.

– Прилетел, голубь американский, – кивнул Кумаченко.

Джипы принадлежали Саше Нейману. Значит, американец здесь.

Сашу Неймана одни сотрудники Академии наук воспринимали как стихийное бедствие, другие – как посланца свыше, с божьей помощью сеющего на иссохшую ниву долларовые зерна. Его отец, известный ученый-микробиолог, эмигрировал по пятому пункту из России еще в стародавние времена. Грянула, как взрыв порохового склада, перестройка. Саша, начинающий американский бизнесмен с сомнительной репутацией, прослышав, что на бывшей и нелюбимой Родине баксы растут на деревьях, напряг папу. Стареющий и впадающий в маразм микробиолог нашел в себе силы вспомнить о старых товарищах, занявших ключевые посты в Российской Академии наук. И семья Нейманов триумфально вернулась на бывшую родину наводить ревизию в академическом имуществе, которое начало накапливаться еще во времена Петра Первого. Саша свято верил, что это имущество только и ждало его долгие века. А поскольку у него было два основных достоинства, позволяющих достичь головокружительного успеха в начале девяностых годов, – связи и доллары, то он очень легко нашел людей, которые разделили его устремления, а вместе с ними и часть доходов от грабежа.

Очень быстро Саша заделался приятелем Президента РАН, который в свою очередь являлся приятелем бывшего запойного Президента России. У самого главного академика страны имелась слабость – очень уж он был падок до денег. Недаром самый первый его приказ на новой должности касался приватизации его же служебной дачи. Сашу он принял, как украденного тридцать лет назад цыганами сына. В результате этой почти семейной идиллии возникла странная фирма под названием «Поиск». Название очень много значит. «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Простодушные ученые могли поверить в то, что речь идет о научном поиске. Более искушенные люди понимали, что искать можно и то, что плохо лежит. Последнее оказалось более верным. «Поиску» были переданы для коммерческого использования бесценные академические архивы. Под шумок Саша приватизировал гостиницу Академии наук и делал небезуспешные попытки приватизировать научный флот России, точнее то, что от него осталось.

Кумаченко покосился на мрачных, как обобранные вкладчики, шоферов в черных джипах. Нейман всегда обставлял свои визиты в Москву с помпой – джипы, охрана в черных костюмах, светские рауты.

– Легок на помине, – шепнул Богучарский, глядя на Неймана, плавно перемещающегося по гулкому коридору, украшенному лепниной, деревянными панелями. Интерьер некогда призван был подчеркивать незыблемость советской науки, но с того времени он сильно поизносился, как и сама наука.

У обоих плеч Неймана маячили здоровенные и тупорылые охранники, глядевшие на сотрудников фонда «Третье тысячелетие» как на потенциальных киллеров и решавшие про себя трудную задачу – то ли раздавить их, как клопов, то ли побыстрее спрятаться, если те ненароком вытащат из кармана оборонительную гранату «Ф-1».

– Здравствуйте, Николай Валентинович, – распахнул объятия вечно лыбящийся, обаятельный, как профессиональный мошенник, Саша Нейман.

– День добрый, – сдержанно кивнул Кумаченко.

– И вам, Семен Иосифович...

– Пионерский привет, – кивнул Богучарский.

– Ну, как поддержка отечественной науки? – поинтересовался американец.

– Терпимо, – произнес Кумаченко.

– А как торговля ядерным топливом? – полюбопытствовал Богучарский.

– Это в прошлом. – По челу Неймана скользнула легкая тень.

– Ну да. Все хорошее быстро кончается...

Саша Нейман недавно принял активное участие в ядерном проекте по сбыту за бесценок российского ядерного топлива. Видимо, в дележке по понятиям Саша знал толк, поскольку Министр атомной промышленности в докладной записке рекомендовал именно российскую фирму и ее американского двойника «АЛТ-групп» для многомиллиардной сделки века, потому что – и как бумага стерпела – «ООО „Поиск“ хорошо зарекомендовало себя в коммерческой издательской деятельности трудов Академии наук». Буклеты Саша, действительно, делать научился, поэтому созрел и для ядерной сделки. В России вообще как-то очень легко проходили такие вещи. В Америке фирму Неймана «АЛТ-групп» включили в число организаций с сомнительной репутацией, а ее хозяина не пускали в приличные дома, здесь же он ногой открывал двери в кабинеты высокопоставленных правительственных чиновников и руководителей Академии наук.

– Слышал, дела-то в последнее время с внедрением идей не очень, – лихо перевел Нейман мимолетный коридорный разговор в нужное русло. Улыбка на его лице стала сочувствующей.

– На хлеб хватает, – заметил Кумаченко.

– Хлеб? Плебейство, Николай Валентинович. Должно хватать и на икру.

– И на рябчиков, – поддакнул Богучарский.

– Вот именно, – кивнул Нейман. – Как насчет того, чтобы обсудить эти проблемы в более располагающей обстановке?

– В другой раз, – сухо пообещал Кумаченко.

– Ну смотрите... Сколько их еще будет, этих разов. – Улыбка Немана стала теперь усталой, как при общении учителя с непослушными детьми.

Он неоднократно ненавязчиво предлагал свое участие в деятельности фонда «Третье тысячелетие». При этом у него явно прослеживалось желание снять сливки, зато не было никакого намека на готовность входить в рискованные расходы. А на риске и держится этот бизнес. Несколько раз, когда начинало пахнуть деньгами, этот падальщик, хлопая крыльями, возникал на горизонте. Приходилось принимать действенные меры, чтобы его отваживать.

– Чего, пакетики все разнесли? – Богучарский кивком указал на дверь вице-президента Академии наук, из которой Нейман только вынырнул.

– Злые языки, – поморщился Нейман.

Сашины пакетики – это была притча во языцех в Академии. Нейман каждый визит в Россию уже седьмой год начинал с обхода кабинетов всех имеющих вес академических руководителей. Каждому вручался свой пакетик с зелененькими бумажками. Толщина его зависела от должностного положения получателя и от степени их близости. Некоторым пакетики вручались очень толстые. А у избранных пухли счета за рубежом.

Вежливо распрощавшись с конкурентами, Нейман двинул дальше по коридору.

– Когда говорят, что на науку выделяют мало денег, это неправильно, – сказал Богучарский. – Это если на всех делить – то мало. А если на ограниченный круг лиц, то очень даже кучеряво можно жить.

– Ничего не поделаешь, – сказал Кумаченко, выруливая к широкой парадной лестнице.

– Для меня был шок, когда оказалось, что среди столпов науки, академиков, ворюг еще больше, чем среди торгашей.

– Преувеличиваешь.

– Если бы... Дело в том, что многие из них проложили себе дорогу по черепам. Научный карьеризм ничем не отличается от обычного, чиновничьего. Есть, правда, подвижники, которые по заслугам получают почести.

– А есть администраторы, и таких большинство, – завершил мысль Кумаченко. – Это вполне естественно.

– А науку двигают одержимые... Хороший костюм и металлокерамические зубы редко сочетаются с одержимостью.

– Ладно... – Кумаченко посмотрел на свои швейцарские часы – сталь с золотом, вместо стекла сапфировый кристалли —, которые приобрел в прошлом году в Париже за одиннадцать тысяч долларов. – Пора. Нас уже ждут.

Они поднялись на третий этаж и остановились перед тяжелыми двустворчатыми дверьми вице-президента АН России академика Ачарова.

– Разрешите, Владимир Георгиевич? – постучав, осведомился Кумаченко.

Ачаров был в Академии не в фаворе, секретарша ему положена не была.

Кабинет был огромный – тяжелая мебель, тяжелые портьеры, высокие лепные потолки, шкаф, заполненный кожаными переплетами книг. Компьютер с плазменным экраном – это из современности, из наших времен. Этот кабинет знал гигантов... Но и директор института прикладной механики, академик Ачаров тоже был из старой плеяды мамонтов, беззаветно преданных науке, основатель серьезнейшей научной школы, один из тех, кто прорубил окно в космос. Да и внешне он походил на мамонта – пожилой, но еще мощный, широкоплечий, с громадными ручищами человек. Проницательные, все понимающие глаза. Да, штучный экземпляр. Таких уже нынче не производят.

Академик предложил присесть в углу кабинета, где стояли неизменные кожаный диван, два кожаных кресла, невысокий журнальный столик на гнутых ножках.

Секретарша все-таки где-то в окрестностях водилась. Во всяком случае после звонка академика в кабинет вошла полноватая девчонка в длинном платье. Она поставила на журнальный столик кофейник, фрукты, сахар и конфеты. А академик добавил к сервировке графинчик с коньяком.

– Владимир Георгиевич, вы не в настроении, – поставил диагноз жизнерадостный колобок Богучарский, которому многое прощалось из-за бесшабашного веселого нрава и незлобивости. – Сразу скажу суть проблем. Институту механики урезали финансирование на будущий год. Вы пролетели мимо грантов. Уехали за рубеж еще несколько перспективных сотрудников.

– Последние уезжают, – вздохнул академик. – Саркисян уехал. Считай, целое направление утрачено. Перспективное направление.

– А тут еще Саша Нейман черным вороном вьется, – хмыкнул Богучарский, разрезая маленьким серебряным ножиком апельсин. – Пакетики растаскивает. К вам не заходил?

Академик потер огроменной ручищей подбородок.

– Знает, что бесполезно. И рука у меня тяжелая.

– Дал вашему институту хоть немного продержаться Колумбийский проект? – спросил Кумаченко. При посредстве ООО «Третье тысячелетие» было заключено соглашение с аналогичным американским институтом о проведении совместных разработок. Это позволило Ачарову еще на год сохранить расползающийся по швам институт.

– Немножко, – кивнул Ачаров. – А ведь были времена, когда не обязательно было ходить с протянутой рукой за рубеж...

– Были... Прошли, – недовольно произнес Кумаченко. – СССР сожрал системный кризис.

– Системный кризис? – Академик насмешливо посмотрел на расслабившегося в кожаном кресле гостя. – Миф... Это был обычный кризис. Я знаю, о чем говорю. К началу девяностых наша страна подошла по ряду направлений к технологиям даже не двадцать первого, а двадцать второго века. Страна могла сосредоточить на перспективных темах огромные ресурсы. И оставить Запад в хвосте... Был бы гигантский скачок не только нашей страны, но и человечества... Сбили на взлете нас, а не мы сами упали.

– Спорный вопрос, – поморщился Кумаченко, которого быстро утомляли политические споры.

– Может быть, – кивнул устало академик. – Но у нас была своя дорога. Сейчас мы вынуждены плестись в русле цивилизации, которая подчиняется устоявшимся центрам силы и транснациональным монополиям. И тут шаг влево, шаг вправо – побег...

– Прыжок на месте – попытка улететь, – вставил Богучарский.

– Оборона. Космос, – вздохнул Ачаров. – Межпланетные станции. Ядерные ускорители. Подводные исследования. На все средства находились. А теперь Нейман шастает по этажам с пакетиками и присматривается, чего здесь еще можно урвать.

– И что делать – вечный русский вопрос? – Колобок хватанул немножко коньяка и его розовые щечки порозовели еще больше обычного. – На что надеяться, Владимир Георгиевич?

– На что? – Ачаров устало и грустно улыбнулся. – На самих себя. Русский всегда носы всем утирал... Важно сейчас пережить. Переждать. Выжить. И что можно спасти – вынести из огня.

– Что нельзя – похоронить, – поддакнул Богучарский.

– С почестями. – Академик улыбнулся. – Ладно, чего душу травить без толку. Тут возникли несколько необычные обстоятельства. Думаю, для вас они будут небезынтересны.

– Весь внимание, – сразу напрягся Кумаченко, понимая, что начинается разговор, ради которого Ачаров пригласил их.

– В сибирской Тмутаракани есть филиал института ядерных исследований... В былые времена работали чисто на оборонку, поэтому и заперли их в леса. Профессор Грушин. У него была лаборатория. Давно им финансирование пообрубали, благодаря... – Академик ткнул пальцем в пол, намекая на второй этаж, там располагался секретариат и другие органы, распределяющие деньги на науку. – Бесперспективно. Безумно. Не сулит немедленной выгоды... Недавно ребята Грушина позвонили мне...

Ачаров замолчал.

– Не томите, Владимир Георгиевич, – укоризненно произнес Кумаченко.

– Не знаю... Мне не верится... Но не доверять им оснований нет... Если действительно у них все вышло, как они говорят, то это прорыв в электродинамике. Где, кстати, прорывов никаких давно не ждут.

– Вы не хотите в своем институте устроить проверку? – спросил Кумаченко.

– Нет возможности. Урезают, урезают, урезают... На грантах держимся и на международных программах... Кроме того, немного не по профилю. И ребята хотят извлечь выгоду, в чем, как вы понимаете, мы совершенно не сильны...

– Все ясно, – кивнул Кумаченко. – Нужно смотреть. Изучать. Путь привычный – товар лицом. Экспертиза. Патентование. Приискание инвесторов или благотворителей – как выйдет.

– Я понимаю, – кивнул академик. – Завтра в Москве появится молодой человек. Я его лично не знаю, но мне его отрекомендовали, как весьма перспективного ученого... Правда, личность несколько экстравагантная.

– Направьте его ко мне, – усмехнувшись, произнес Кумаченко. Он привык к экстравагантным личностям. И считал себя готовым ко всему.

Но то, что возникло на следующий день в офисе фонда «Третье тысячелетие», было нечто из ряда вон выходящее.

В назначенное время возник верзила лет тридцати-тридцати пяти. Его атлетическая комплекция сочеталась с плохой координацией движений и неуклюжестью. Он тут же смахнул вазу со стола в кабинете Президента фонда и с трудом приземлился на стул, который жалобно скрипнул под его массой. Одет был в мятые джинсы, клетчатую рубашку, клетчатый же, изрядно жеваный, пиджак и зеленый галстук. Галстук тер ему шею, и верзила то расслаблял, то затягивал узел. Видно было, что к этому светскому элементу одежды он так и не привык.

– Парамон Васильевич Раздыхайло, – сухо представился посетитель. Взгляд у него был несколько рассеянный и вместе с тем настороженный.

– Очень приятно. Присаживайтесь, – предложил Кумаченко, поняв, что это тот самый протеже академика.

Выпрямившись в кресле, будто кол проглотил, гость выставил перед собой ладони и повел ими вокруг себя, сосредоточенно и хмуро глядя в одну точку. Богучарский, сидевший в уголке на диване, наслаждался этой сценой. В его коллекции патологических ученых типажей сегодня прибыло серьезное пополнение.

– Аура неважная, – сообщил гость изумленному Кумаченко. – Подчистить бы надо.

Денисов прочитал справку-меморандум по оперативному делу «Сластолюбцы». В три страницы, исполненные мелким шрифтом, втиснулось достаточно информации, чтобы в нормальной стране тряхануть, как землетрясением, властный Олимп. Но это в нормальной стране.

– Глубоко копаешь, – произнес Денисов с одобрением.

– Ну да. Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, – угрюмо кивнул Никита Сытенко, начальник отдела по борьбе с преступными авторитетами.

– А солдат из ВДВ заменяет БМД. – Денисов поглядел на аккуратно исполненную схему связей фигуранта. Стрелки тянулись к многочисленным связям разрабатываемого лица – к «телам» (так называли детей), к заказчикам – заядлым педофилам.

– Во, смотри, сучье какое, – зло процедил Сытенко, тыкая в схему. – Весь московский бомонд.

– Смотрю, крепко ты на этой теме завис, – усмехнулся Денисов.

– Завис. Руки к пистолету тянутся.

– А руки связаны, – кивнул Денисов. – История стара, как мир.

– Противно это все, – скривился Сытенко. – Смотри, кто нарисовывается. Известный кутюрье. Не менее известный певец. Ну, знаешь его. Поет «Твои бездонные ресницы».

– Ресницы?

– Ресницы, – кивнул Сытенко. – Еще тут два депутата Госсобрания России. Один, кстати, из комиссии по делам молодежи.

– Комиссии по молодежи? М-да... Знаешь разницу между педофилом и педагогом?

– Ну?

– Первые действительно любят детей.

– Любители... Оба от «Союза демократических перемен». У них там половина педики. А вторая половина – педофилы. Еще тонкая прослойка других извращенцев – зоофилов, некрофилов...

– Ты серьезно? – хмыкнул Денисов.

– Если и преувеличиваю, то немного... Самое страшное, что по информации минимум двоих детей убили... Олег, скажи, что теперь со всем этим дерьмом делать? – Сытенко хлопнул ладонью по распухшему тому.

– А ведь заступятся за него, когда мы его за хобот вытянем. – Денисов постучал пальцем по центральному квадратику в схеме, в котором разместился один из главных поставщиков малолеток столицы и по совместительству преподаватель МГУ. Ему присвоили условное наименование «Урод».

– Заступятся, – согласился Сытенко. – Адвокаты, журналисты набегут. Телефон оборвут... А если мы выстоим – так сдадут его. Открестятся. Мол, не знаем такого.

– Или в камере эту суку замочат. Чтобы язык ненароком не распустил...

Медведю вспомнился январь девяносто пятого. Ад первых дней штурма Грозного. Сожженная техника Майкопской бригады. Президентский дворец, превращенный в неприступную крепость, о который обломали зубы мотострелки, да так и не смогли взять. Группа Медведя и наиболее достойные бойцы полка ВДВ тогда провели блестящую акцию, ночью сняв из бесшумного оружия огневые точки на высотках, откуда контролировались все подходы к Президентскому дворцу. Утром боевики, шедшие на замену своих товарищей на позициях, напоролись на шквальный огонь да там и полегли, потому что их товарищи лежали с простреленными черепами, а огневые точки контролировал спецназ ВДВ. Это был переломный момент в битве за Грозный. Потом оставалось только зачищать квартал за кварталом, меньше думая о том, чтобы отрапортовать наверх, и больше заботясь о солдатах. В процессе вычищения города Медведь со своими ребятами и набрели на детский дом, где окопались боевики. Взяли пятерых бандитов в плен без единого выстрела, проскользнув в здание через чердак.

– Я военнопленный, – орал разложенный на полу чеченец.

А Медведь смотрел в испуганные, дикие глаза мальчишек и девчонок – русских, чеченских, ингушских. И слушал от них сбивчивые рассказы о том, что творили дяди, отсиживавшиеся в этом доме... Тогда было как-то проще. Казак выводил этих тварей в соседнюю комнату, сначала отстреливал руки, потом пуля между ног, и через некоторое время, достаточное, чтобы человек осознал, что с ним делают – контрольный в череп. Ни Казак, ни Медведь, никто из спецназовцев не были садистами. Им не нравилось всаживать пули в людей. Просто у них было свое представление о возмездии. В Москве такого представления нет. Оно давно затерто трепачами-журналистами, сведено на нет продажными судьями и прокурорами, оплевано дорогостоящими адвокатами. А ведь справедливости без возмездия не бывает.

– Блин, что за жизнь? Сажать всех его клиентов надо! – хлопнул кулаком по колену Сытенко. – Всю эту элиту долбанную на север. На Колыму. Лес валить...

– Сажать? Кого? Они же приватизировали это государство. Считают его своей зубочисткой – хотят в зубе поковыряют, хотят в задницу кого-то уколют, – Денисов встал, прошелся по кабинету, остановился, задумчиво смотря на унылые грязно-серые многоэтажки за окном. Он ненавидел этот пейзаж, которым вынужден любоваться уже третий год после отставки коррупционера-министра генерал-полковника Рубашина. У того любимым детищем было Управление по борьбе с бандитизмом, и он позволял своим любимцам творить, что им вздумается. После громкой отставки министра Московское региональное управление по борьбе с бандитизмом все перетрясли, прополоскали, выжали. При этом выгнали половину личного состава. Саму контору выселили из центра Москвы. И теперь вместо Шаболовки с ее неторопливыми трамваями Денисов имел возможность любоваться рядами пятиэтажек и просторным школьным двором, превращенным в автопарк. Это здание занимала когда-то средняя школа, но в связи с резким уменьшением поголовья московских детей ее закрыли.

– Кстати, тут одно рыло возникло – шибко знакомое, – сказал Сытенко.

– Кто такой? – Денисов снова занял свое начальственное кресло и потянул к себе схему.

– Вот. – Сытенко перегнулся через стол и ткнул в квадратик на схеме. – Ломали Хамидов.

– Так, что-то знакомое. – Денисов прищелкнул пальцами. – Охранник Анзорова.

– Он самый. Который не смог спасти патрона.

– И с горя ищет забвения в плотских утехах. С мальчиками.

– Ну, на Востоке это не позор, – заявил Сытенко.

– Не скажи. Аллах запрещает... Позор. – Губы Денисова скривила усмешка... – Еще какой позор...

По старой привычке Ломали Хамидов просыпался рано. Он плотно, с удовольствием позавтракал. Набил брюхо. Прикинул, чем ему сегодня заняться. Запланировано несколько встреч. Важных встреч... Пора, наконец, определяться.

Ломали потерял хозяина, потерял теплое, сытное место. Но особой тоски по этому поводу он не испытывал. Привык относиться к жизни сугубо философски – Аллах дал что-то, Аллах забрал. На то его воля. Было только сильно досадно. И теперь у него возникло много новых проблем.

Да, день предстоит тяжелый. Нужно попытаться за мучения порадовать себя хорошим вечером... При мысли об этом он томно потянулся...

Выйдя из подъезда, он направился к своему джипу «Мицубиси-паджеро», стоящему на стоянке у пятого подъезда двадцатичетырехэтажного дома, с трех сторон сплошной стеной охватывающего просторный двор. Под мышкой тяжелела кобура – Ломали пока еще числился старшим смены ЧОПа «Эльдорадо» и оружие носил на законном основании.

Тяжесть оружия была приятна. Она дарила ощущение безопасности и силы.

Пиликнул маленькая коробочка в его руке. Со щелчком отворились замки. Ломали распахнул дверцу своего «Мицубиси», достал тряпку и начал тереть лобовое стекло. Машина давно не мытая из-за всех этих неприятностей. На ней слой грязи. Это не порядок. Хороший конь имеет право рассчитывать на хорошее отношение.

– Вот... – он выругался.

На капоте пальцем по пыли кто-то вывел «Помой меня, я вся чешуся». Русские! Ублюдки, дети ублюдков и будущие родители ублюдков!

Он провел с размаху по надписи тряпкой. Потом дотер лобовое стекло... И резко обернулся, ощутив сзади движение.

– Не тянись к стволу, – предупреждающе вскинул руку огромный племенной бычара, почти бесшумно появившийся сзади. – Ломали, веди себя прилично.

Хамидов прошелся острым взором вокруг. И засек еще одного типа, маячившего поодаль.

Ломали нахмурился. Это же надо, почти вплотную подпустил двоих врагов. Расслабился, шайтан дери! Чувство опасности, которое должно сопровождать воина днем и ночью, утерял!

– Надо чего? – недружелюбно спросил он у здоровяка. Он его узнал. Такую колоритную фигуру не забудешь. Они сталкивались, когда убили Анзорова. Это был заместитель начальника управления по борьбе с бандитизмом полковник Денисов.

– Да не ершись, Ломали, – примирительно произнес Денисов. – Работу-то нашел?

– Без работы не останусь.

– Вот и отлично. Я рад за тебя.

– Чего надо? – вновь спросил Хамидов.

– Нехорошо на улице говорить. Давай проедемся. Чего людей смущать?

– Что, арестуешь?

– Зачем? Хотел бы арестовать, ты бы уже асфальт целовал, и по тебе спецназ башмаками гулял бы... А то не знаешь?

– Знаю.

– Поговорим, как нормальные люди. – Денисов потянул на себя дверцу «Мицубиси».

Хамидов прошептал недовольно что-то себе под нос, но уселся за руль. Спросил недружелюбно:

– Куда?

– Вперед... Вон в ту арочку слева...

Они отъехали на несколько кварталов. Чеченец не проронил ни слова. Денисов тоже не спешил нарушать тишину. Война нервов.

– Притормози, – кивнул Денисов.

Хамидов послушно прижал машину к бордюру за длинным складским помещением. Сзади, почти притершись бампером, остановился невзрачный «Форд» с тремя оперативниками «Пирамиды».

– Ты не все рассказал в прошлый раз, Ломали, – заявил Денисов.

– Все рассказал, – буркнул чеченец. – Больше ничего не знаю. Ты это слышать хотел?

– Знаешь, смотрю я на тебя. И мне кажется, что сегодня я тебе вечерний кайф обломаю.

Хамидов вздрогнул. Денисов понял, что попал в самую точку.

– Ты о чем? – прошипел чеченец.

– О мальчиках, Ломали. Об Алеше. И Сашке...

Хамидов повел плечом, рука его опять непроизвольно потянулась к кобуре.

Денисов дернул его за правую руку, впечатал локоть в челюсть.

Удар был очень силен – как ядром из пушки. Хамидов, крепкий, как скала, сразу отрубился. Глаза закатились.

Вытащив из кобуры под мышкой чеченца пистолет, Денисов разрядил его, бросил на заднее сиденье. Похлопал чеченца по щекам.

– Ломали. Подъем... Очнулся? Не трепыхайся... Не надо...

Хамидов встряхнул своей бараньей крепкой головой, хотел было дернуться, но нутром почуял, что его сейчас вырубят второй раз, и будет еще хуже. Поэтому просто зашипел, закусил губу, налившимися кровью глазами глядя на Денисова.

– Так вернемся к нашим детишкам, Ломали? – спросил полковник милиции.

– О чем говоришь?

Денисов вытащил несколько фотографий, кинул на колени чеченцу:

– Узнаешь?

– Не узнаю.

– Так это же ты. С детьми...

Фотографии были чуть мутные, но Ломали на них узнать можно было без труда.

– Это не я!

– Слушай, баран горный, – ровным голосом проговорил Денисов. – Спорить не буду долго с тобой. Сейчас задерживаю. Прячу в камеру. Я тебе уже присмотрел отличную камеру на двадцать человек... Хоть ты мужик и здоровый, и гордый горец, но там будешь не ты в задницу драть, а тебя... Я позабочусь... Станешь опущенным. И я тебе буду все новые статьи уголовного кодекса приискивать... И знаешь, я позабочусь, чтобы тебя родственники не выкупили. И не обменяли. Я это могу... Еще по телевизору покажу видеозапись... Твоим родственникам понравится... Аллах разрешает забавляться с детьми? Даже с детьми неверных?

Денисов дал чеченцу переварить сказанное.

– Что тебе надо, сын ишака? – спросил Хамидов.

И получил еще раз по морде. Не так сильно. И очухался быстрее.

Денисов чувствовал, что он попал на гребень волны. Дело пошло. Осталось только немного дожать.

И чеченец поплыл...

Сперва немножко. Потом все больше и больше. И, наконец, выложил все...

Денисов был доволен. Не пришлось пользоваться лишний раз услугами Эскулапа с обязательной последующей зачисткой. Слишком много трупов в последнее время.

Цифровой магнитофон на шестнадцать часов записи фиксировал откровения Ломали. Будучи старшим телохранителем Анзорова, он знал много любопытных подробностей из жизни босса.

Тревожная лампочка замигала в сознании Денисова, когда Ломали заявил, что депутат отлучался несколько раз куда-то. Оставлял охрану. Садился за руль. И уматывал на встречи.

Денисов почувствовал – здесь тепло. И спросил:

– С кем встречался покойник?

– Не знаю.

– Он должен был хоть что-то говорить. Хоть словом обмолвиться.

Ломали почесал затылок. Скрип был такой, будто деревяшкой водят по свиной щетине. Но определенный эффект это возымело.

– Анзоров однажды проговорился, зло так: «Лампасы надели благодаря нам. А теперь носы воротят. Госбезопасность»...

– Лампасы... Госбезопасность, – кивнул удовлетворенно Денисов. Детали в запутанной головоломке начали становиться на предназначенные им места...

– Также возможно применение суперэлектриков в магнитных трассах скоростных поездов. – Парамон Раздыхайло вытащил из портфеля очередную разработку.

Иллюстрировал он свои прожекты ватманскими листами с чертежами и формулами. Оттарабанив очередную убойную идею, он скатывал ватманские листы в трубку и прятал в безразмерный портфель. Тут же выуживал оттуда новый сюрприз.

Раз в два-три дня «колдун» – так прозвал Раздыхайло Богучарский – появлялся в фонде «Третье тысячелетие» с новыми наработками. Жил гость столицы в гостинице около метро «ВДНХ» в одноместном номере и упорно строчил с утра до вечера, творил, выбираясь наружу, чтобы наспех перекусить или прошвырнуться по городу.

Парамон Раздыхайло обладал дикой целеустремленностью и пробивной энергией. Пер, как танк. Во второй визит в офис фонда охраннику, который пытался вызнать, к кому стремится этот верзила, он отвечал коротко и однозначно, даже не глядя в его сторону:

– Мне назначено.

Охранник пытался остановить его, но это было все равно, что рукой затормозить автобус. Габаритами ученый маньяк обладал завидными.

– Этого человека можно пропускать, – успокоил взбудораженного охранника Богучарский, про себя добавив: «Такого только снаряд остановит».

Если Богучарского эти представления забавляли, то Президент фонда просто зверел при появлении маньяка. Прятаться от него было бесполезно. Когда Раздыхайло говорили, что из руководства никого нет, он смиренно отвечал – ничего, подожду. И усаживался ждать, выудив карманный компьютер. Если секретарша отважно заявляла, что начальник не принимает, «колдун» просто двигал прямиком в кабинет со словами: «У меня дело важное».

– У меня график встреч расписан, – пытался возмущаться Кумаченко.

– Это все мелкая суета. А мы творим будущее, – отмахивался Раздыхайло и разворачивал очередной манускрипт.

Вот и сейчас он, тыкая в развернутый на просторном офисном столе ватман, развивал посетившую его вчера вечером мысль:

– Это миллионы и миллионы долларов. Ведь вас, личностей приземленных, интересуют только они.

– Если вас они не интересуют, почему вы пытаетесь продаться повыгоднее? – возмутился Кумаченко.

– Для меня деньги – это как костыли, – холодно произнес Раздыхайло. – Без них не встанешь на ноги. Но я их презираю...

Богучарский млел, глядя на эту сцену.

– Я все понял, – с каменным лицом выдавил Кумаченко. – Потрудитесь впредь сообщать о ваших визитах. Тем более еще рано говорить о перспективах, поскольку мы еще не получили экспертного заключения.

– Если ваши эксперты хоть что-то понимают в науке и лишены академической зашоренности, в их заключении я не сомневаюсь.

– А я сомневаюсь, – буркнул Президент фонда.

– Это ваш удел – сомневаться...

– А ваш?

– Идти вперед...

Глаза Кумаченко налились тяжелой злобой.

Колобок с умилением наблюдал каждый раз за этой корридой. Если бы Раздыхайло не был так оторван от земли и его мысли не летали бы в астрале, то можно было бы подумать, что он издевается над Президентом фонда.

– Все, я вам позвоню, – сухо произнес Кумаченко, демонстративно открывая свой органайзер.

Раздыхайло озадаченно посмотрел на него. Потом поводил руками, делая пассы. И сообщил:

– У вас пятна на ауре. Образуются из-за несбалансированности эмоций и преобладания гнева...

– Вот что... – Терпение Президента фонда, кажется, истощилось.

– Подождите, – оборвал его спокойно ученый. Повел еще раз руками. – Сегодня у вас, Николай Валентинович, с утра побаливала печенка. И под левым ребром покалывало. Снимем сейчас боль.

Он сделал еще пассы.

У Кумаченко злость тут же утекла, как вода в раковине, сменившись на оторопь. Действительно, с утра кололо под ребром и печень потягивало.

– Так, тут канальчик энергетический подправим, – прикрыв глаза, колдовал Раздыхайло. – Здесь ведьмино пятно, подчистим... Сглазик небольшой...

Ошарашенный Президент фонда ощущал, что где-то в правом боку будто его касаются легкие невидимые пальцы, а по позвоночнику разливается тепло. А заодно ползет змейкой страх. Холодный страх перед неведомым...

– Выйдите отсюда! – встрепенулся Кумаченко и поднялся со стула.

Раздыхайло удивленно посмотрел на него.

– Вон! – змеей прошипел Кумаченко.

– Я же не закончил.

– Мы вам позвоним. – Кумаченко рухнул в кресло и распустил на шее галстук, перевел дыхание. – И прошу больше без предварительного согласования не приходить. Или наш договор будет расторгнут. Понятно?

Раздыхайло пожал плечами, и стало ясно – если он что-то и понял, то на ус не намотал.

– Хорошо, – произнес он. – Только вы зря ко мне вот так. У меня ведь переговоры с компанией «Нейшнел групп» были. Они заинтересовались. И с фирмы «Поиск» на меня выходили. Только мне хочется, чтобы открытие осталось на Родине.

– И чего вам эта Родина? – с саркастической улыбкой поинтересовался Богучарский.

– Россия – сердце мира, – сообщил Раздыхайло. – В 2001 году началась эра Водолея – эра России. И наши открытия в новую эпоху ей пригодятся.

Президент фонда посмотрел на него озверело, и Раздыхайло, наконец, ретировался.

– Идиот, – прошипел Кумаченко, когда дверь закрылась. – Полный шизофреник...

– Не без этого, – отозвался Богучарский.

– Надо было ему «Скорую» вызывать.

– Они только опасных сумасшедших забирают.

– А он опасен...

– Зря ты его так. Он тебе с таким старанием ауру чистил, – хмыкнул Богучарский.

– Чистильщик, – покачал головой Президент фонда и потрогал бок. Боль, ушедшая из печени, вернулась и теперь пульсировала. – Надо было его сразу послать.

– С такими рекомендациями?

– Не верю я, что этот шизофреник мог принести что-то дельное.

– Шизофреники обычно и приносят что-то дельное...

– Полноте... Слышали уже... Он нам угрожает свое бессмертное творение в Австрию послать... Испугал...

– И Нейману, – подлил масла в огонь Богучарский. – Падальщик заинтересовался. Это что-то значит.

– Да ладно тебе!

– А если там есть зерно? И мы будем до смерти локти кусать...

– Кстати, когда Мартынов даст заключение, чтобы послать этого экстрасенса чертова куда подальше? – Кумаченко опять затянул галстук. Пульс начал приходить в норму. И трясучка в руках ушла.

– Да вот, обещал сегодня...

Доктор физматнаук Мартынов отличался гениальный способностью сортировать чужие идеи. Все шизушные заявки давали ему на проработку. Девяносто девять процентов он признавал, по его выражению, законченной ересью. Один процент оставлял со словами – что-то тут светится. Из них четверть можно было продать. А некоторые грозили принести серьезную прибыль.

Мартынов появился на следующий день в тесном кабинетике Богучарского, обставленным куда скромнее, чем покои Президента фонда.

Штатный консультант фонда был как всегда с портфелем, в котором лежал ноутбук. Он протянул дискетку Богучарскому.

– Вот заключение.

– А распечатать слабо? – заворчал недовольно колобок.

– На вас бумаги не напасешься. – У Мартынова была мания, родившаяся еще в советские времена – он был страшно жаден на бумагу, поэтому все свои отчеты передавал на дискетках.

– В двух словах, что там по «колдуну»?

– Ну что тебе сказать. – Мартынов многообещающе снял очки, помассировал пальцами переносицу, водрузил очки на место. – Первоначальные теоретические выкладки безукоризненны.

– Вы серьезно? – В дверях появился Кумаченко. Он бесцеремонно смел на пол наваленные на стул книги и взгромоздился на мягкое сидение.

– Группа Томпсона-Ванценски разрабатывала в Массачусетском технологическом институте аналогичную тему еще одиннадцать лет назад. Не хватило воображения перевести теоретические разработки в эту плоскость... В общем, это успех. Успех, – Мартынов снова поправил очки.

– Нас не интересуют статьи в научных журналах, – раздраженно бросил Кумаченко. – Действительно возможно создание заявленного разработчиками класса материалов?

– Представленный образец говорит, что в принципе возможно...

– То есть они создали это.

– Может быть. Один образец ничего не говорит. Нужны широкомасштабные исследования...

– Значит, пропущенная в свое время научным сообществом идея, – хмыкнул Богучарский.

– Бывает, – кивнул Мартынов. – Не заметили. Не оценили. Прошли мимо, когда надо было нагнуться. Лазеры должны были появиться на тридцать лет раньше. Но серьезная наука просто прошла мимо. Потом вернулись.

– Подобрали, – поддакнул Богучарский и поинтересовался: – Когда станет известен принцип, быстро процесс можно повторить?

– Не совсем... Тут есть одна заковыка. Неустойчивость процесса. Я не представляю, как эти ребята ее преодолели... Если им это удалось, то самая большая ценность – сама технология.

– То есть – железо, – заключил Богучарский.

– Сам аппарат, – согласился Мартынов.

– Если все верно – действительно последствия будут такие, как расписывал этот сумасшедший? – спросил Кумаченко.

– Земной шарик немножко вздрогнет – это факт, – ухмыльнулся Мартынов.

– Любопытно. – Президент фонда потрепал в задумчивости свой подбородок. – Очень любопытно... Ладно... Сегодня бухгалтерша на месте. Деньги раздает.

– Там мой скромный гонорар? – потупился Мартынов.

– На пачку бумаги хватит, – хихикнул Богучарский.

Мартынов расплылся в улыбке, церемонно попрощался, пожав руки работодателям, и чинно удалился.

– Ну что скажешь? – спросил Богучарский.

– Похоже, с этим экстрасенсом чокнутым мы можем наткнуться на золотую жилу, – признался Президент фонда.

– Теперь бы из «колдуна» самого жилы не вытянули, – горько усмехнулся Богучарский, погладив лысину.

– Сема, заткнись, – кинул зло Кумаченко. – Не маши попусту языком.

Белка сиганула с дерева, в два прыжка преодолела асфальтовую дорожку и вскарабкалась на другой ствол.

– Белок больше стало, – заметил Гермес. – Очень мило.

– Уголок Дурова, – кивнул Денисов, мысли которого витали далеко.

Близился вечер. В парке, затерявшемся среди безликих многоэтажек, было пустынно. Вдоль аллеи шли голубые ели, вокруг возвышались сосны, аккуратные дорожки тянулись к приземистому трехэтажному желтому зданию с колоннами и неизменным для пятидесятых годов барельефом – снопы ржи, пятиконечные звезды. Вдоль дорожек обреченно возвышались гипсовые скульптуры рабочих, крестьянок, потрепанных жизнью не меньше, чем живой трудовой люд. Парк принадлежал сельскохозяйственному НИИ, ныне успешно загибающемуся. Здание вместе с парком в ближнем Подмосковье прибрала под контроль одна из коммерческих структур «Пирамиды». Здесь понаставили видеокамеры и охранную технику, а вот до приведения в порядок строений и скульптур пока руки не дошли.

Гермес присел на скамейку, вытащил орехи, кинул на дорожку. Со скоростью молнии вылетели сразу две белки. И ушмыгнули вместе с добычей, затерялись в переплетении веток.

– Почтенный возраст настраивает на созерцательность, – произнес с грустной улыбкой Гермес.

– Ну да. Скажите еще, что о душе пора подумать. – Денисов искоса посмотрел на Главного оперативного координатора. И попробовал представить себе Гермеса без «Пирамиды», на покое. Картина получалась нелепая. Гермес был плоть от плоти, кровь от крови «Малой конторы». Благодаря ему, собственно, «Пирамида» стала тем, чем стала. Так получается, что в кризисы, когда ставится вопрос ребром – жить или погибнуть бесшабашному талантливому народу, населяющему шестую часть суши, на поверхность поднимаются такие люди, которые способны своей энергией и волей своротить горы. Наверное, это срабатывает какая-то имунно-восстановительная система в обществе. Такие люди призваны останавливать падение, когда до пропасти остался один шаг.

А может быть, Гермес не выплыл сам? Может, его выбрали и поставили именно в эту точку. Кто поставил? Денисов не раз мучился вопросом, куда упирается вершина «Пирамиды».

– О душе? – задумчиво уставился на своего подчиненного Гермес. – Не мешало бы...

– О том, сколько душ еще погубить? – невесело хмыкнул Денисов.

– Война, Олег... А на ней, проклятой, говорят не о загубленных душах, а о сводках потерь. Поэтому ближе к теме...

Разговор предстоял обстоятельный. Денисов докладывал Гермесу о проделанной работе. Именно сегодня требовалось окончательно определиться с дальнейшими планами. А для этого необходимо просчитать все варианты. Уяснить для себя возможности противника. И тут принципиален вопрос об источнике утечки информации.

Самым тщательным образом аналитики «Малой конторы» проанализировали степень осведомленности противника. Итак, враг знает об интересе к группе Галустяна. Засветился Русич – его каким-то образом проявили, единственного из всех функционеров «Пирамиды». Также противник имеет представление об одной из бизнес-структур, лежащей под «Пирамидой». И аналитики, и Денисов сходились на том, что информация протекла откуда-то с периферийных связей. То есть выдали ее люди, имеющие о «Малой конторе» весьма общее представление и выполняющие отдельные поручения.

Организация не может быть черным ящиком, вещью в себе. Она действует в отношении людей. Через людей. И действуют в ней люди. А люди оставляют следы. Нужно просто уметь их читать.

– Три возможных источника утечки, – продолжил Денисов изложение ситуации. – Один в агентстве госбезопасности. Другой в Генпрокуратуре. И еще бизнесмен...

– Это известно, – кивнул Гермес. – Вопрос в том, использовал их противник сознательно или втемную...

– Мне кажется, что их использовали втемную.

– Как?

– Варианты могут быть разные. Например, мы через возможности нашего агента «Летуна» в управлении спецмероприятий Федерального Агентства государственной безопасности вытаскиваем данные о переговорах Бруевича по мобильнику. Противник в курсе, что «Летун» работает на нас. Остается только проследить, какую информацию вне своих служебных обязанностей запрашивает «Летун». Ах, Бруевич. Значит, «Пирамиде» нужен этот человек. Начинается аккуратная его проверка. И тут выясняется, что ученый в бегах. Ума большого не надо, чтобы сообразить – «Пирамиде» нужны телефонные переговоры беглеца, чтобы найти его. Остается только продумать, как ловить нас на живца. Корректная схема?

– Корректная. Откуда, полагаешь, чеченцы взялись?

– Их руками загребли жар... Помните, что Анзоров, ныне покойный, говорил. Про лампасы и звезды.

– Встречался с кем-то из ФСБ.

– Да. С генералом Ануприенко, – торжествующе сообщил Денисов. – Их видели с депутатом Анзоровым.

– Откуда знаешь?

– Из «Большой конторы» наш человек свистнул.

– Ануприенко, – недобро прищурился Гермес. – Сволочь эту тертую опять потянуло к старым друзьям... Значит, как и полагали, рановато мы похоронили «Синдикат», Медведь.

– Такую гидру невозможно выжечь всю... Кстати, после последней встречи с Анзоровым генерал Ануприенко укатил на Кавказ. Ну, когда взорвали «КамАЗ» у здания районной администрации. Там он до сих пор.

– Видал поганца по телевизору.

В Чечне Ануприенко давал пространные и грозные интервью, сводившиеся к тому, что боевики, организовавшие очередной теракт, понесут заслуженное возмездие. Мол, все будут схвачены и охреначены... Видимо, самим боевикам он говорит что-то иное. Информация была, что месяца три назад генерал встречался на нейтральной территории с лидерами сепаратистов. О чем они там договорились – одному шайтану известно. После этого именно Ануприенко дал указание отпустить одного из отцов ичкерийского сопротивления, когда того московские омоновцы случайно задержали в Даргунском районе.

– Давно доходили слухи, что появилась хорошо законспирированная частная лавочка по оказанию услуг крупным корпорациям, олигархам, – решив что-то про себя, неожиданно выдал Гермес. В его голосе звучала некоторая торжественность. Она обычно звучит, когда Главный оперативный координатор «Малой конторы» решает поделиться особо секретной информацией. – И ее почерк сильно похож на почерк «Синдиката».

– Значит, набирали силу, – кивнул Денисов. – И теперь решили свести старые счеты.

– Не в счетах дело... Они знают, что рано или поздно мы столкнемся. Если нанести по нас упреждающий удар, то серьезных противников в этой стране у них практически не останется. Они раковой опухолью расползутся по госструктурам... В последние месяцы шустрят они сильно. И опасно. – Гермес помолчал, потом выдал очередную порцию информации. – Неделю назад они зачистили Президента «Русбанка».

– Круто! – Денисов уважительно присвистнул. Он понял главное – тема эта была в работе давно, и у Гермеса была кое-какая информация, в которую он не считал нужным посвящать своего ближайшего соратника. Закон конспирации еще в гестапо сформулирован – два сотрудника в кабинете не должны знать, чем занимается сосед. – «Синдикат» имеет отношение к «Зеленой книге»?

– Ученых они, скорее всего, не зачищали. Случайно эти разработки пересеклись.

– А чеченцев «Синдикат» решил использовать втемную? Играя на слабостях Анзорова?

– Видимо. – Голос у Гермеса поблек, он будто испытывал сожаление, что пришлось расстаться с информацией первого уровня секретности. Бывший генерал КГБ относился к секретной информации благоговейно, отлично понимая, что она является и капиталом, и смертельной угрозой.

– Тогда у нас проблема. – Денисов вытащил сигарету, помял ее в пальцах. – Что делать с «Синдикатом»? С генералом Ануприенко?

– Будем разбираться...

– Ничего так не бодрит, как предстоящая славная русская разборка, – усмехнулся Денисов, сжав громадный кулак.

– Ты эту феню оставь, – нахмурился Гермес. – У нас не разборка, а нейтрализация противника.

– Виноват. Исправлюсь...

– Иди сюда, бестия рыжая, – Гермес протянул на ладони орешек, и белка, остановившаяся метрах в трех, опасливо посмотрев на него, юркнула вперед. Остановилась. Гермес бросил ей орешек. Белка схватила его и упорхнула.

Гермес расплылся в улыбке доброго дедушки Мазая.

Денисов усмехнулся, представив, что посторонний, завидев его руководителя, общающегося с природой, вполне может принять его за сентиментального пожилого дядюшку. Интересно, во что превратилась бы жизнь, если бы все казались теми, кто они есть на самом деле?

– Помню, в семьдесят четвертом на Краснопресненской пересылке в хату к нам шныря одного доставили, – отхлебнув густого и темного, как нефть, чая, завел очередную историю Черный.

Кабан, цедивший из стакана джин со льдом, стиснул челюсти, как будто зубы заныли. День начался как-то по-дурацки. С долгого и нудного разговора с Черным – шестидесятилетним «законником». Старый вор сошел бы за бомжа, если бы не золотые цацки и безвкусный костюм за несколько тысяч «зеленых». Считалось, что он присматривает от имени общака за бригадой Кабана, приобщает ее к благу воровскому и собирает деньги на поддержку правильной братвы и грев зоны. Черный присматривал еще за несколькими бригадами, хотя, конечно, больше формально. По оперативным данным Управления по борьбе с бандитизмом Черный проходил как один из ведущих лидеров преступной среды Подмосковья, направо и налево раздающий указания о наездах, разборках и мокрухах и по невероятной своей хитрости до сих пор не попавшийся. На самом деле этот старпер больше гундел о старых колымских временах и при случае без остановки часами мог рассказывать о том, с кем сидел, кто в какой колонии был «хозяином», и как суровый быт и строгие правила прежней зоны разительно отличались от современного хаоса и беспредела.

Благодаря прикрытию Черного банда Кабана приобретала статус благородного собрания правильных по жизни пацанов и перестала считаться шайкой законченных отморозков. Наличие вора в законе придавало респектабельности.

Часть историй Кабан привычно пропустил мимо ушей. Очнулся только когда Черный торжественно завершил драматическое повествование в стиле Шекспира:

– Вот так был раскоронован вор в законе Тимур... А мораль такая – всю пайку в мире не захаваешь...

Черный отставил от себя опустошенную оловянную кружку с чифирем и выпрямился на стуле. Все, пришло время базара по теме. Ради него он и пригласил утром Кабана в свой двухэтажный, неуютный, гулкий внутри коттедж с дубовыми буфетами, коврами, рядами икон, настенными росписями, на которых все сплошь олени у озера. Вкус у Черного был специфический – а ля деревня разбогатевшая. Дом он любил и обставлял его в соответствии со своими незатейливыми представлениями о прекрасном. Кабан заметил, что с прошлого его визита тут прибавились пара ковров и огромный черный рояль фирмы «Бауэр».

– Богатеешь, – кивнул Кабан на рояль.

– Не моя эта хата, – назидательно произнес Черный, скромно потупив взор. – Общаковская. Дали от щедрот бродяге приютиться с комфортом. Завтра порешат на сходняке, что так нельзя – котомку соберу и в зону уйду молодежь уму-разуму учить.

До сих пор у Черного в глубине души ютились отголоски былых незыблемых воровских правил – мол, зазорно вору иметь имущество. Стеснялся он своего благосостояния, чем сильно веселил братву. Кабану пришло в голову, что в чем-то схожие они все, выходцы из Совдепии. И фраера, властью советской запуганные, боящиеся лишнее слова сказать. И бродяги, воровскими законами зашоренные, озирающиеся вечно, оглядывающие на мнение общака. Кабан презирал и тех, и других. Он был уверен, что лучшее мироустройство – это нынешние джунгли. И лучшая возможность выжить в них – это когда у тебя злости и оружия поболе, чем у других хищников. Поэтому бригаду себе сколотил Кабан – один другого краше. Волки настоящие, крови не боятся, даже любят ее. Числом немного, но все на мокрухах проверенные, кровью повязанные. И знающие, что их бригадир – самый злой и отмороженный из них... Непросто, ох, как непросто было отвоевать место под солнцем в городишке на сто первом километре от Москвы, куда издавна ссылали воров и бакланов, дабы они не позорили своим суконным рылом стольный град. Тут феня была вторым государственным языком, а за слово «козел» сразу насаживали на перо. И то, что Кабан заставил эту публику считаться с собой, дорогого стоило.

– Гурам с разговором был. Обидел ты людей, Дима, – осуждающе произнес Черный.

– Когда это я людей обижал? – удивился Кабан.

– Не дале, как на той неделе. Две фуры. Кинул.

– Людей я не обижаю. А блядей – с большим удовольствием. Торгаши. Лохи. Это наша добыча.

– Так эти люди под Гурамом были.

– Чего же они сразу не предупредили?

– А ты не спрашивал.

– Поздно уже...

– Хрусты немаленькие. Нехорошо это, Дима. Нехорошо.

– Стоп, Черный. Кто нам работать запретит? Мы честно лохов сделали. И это наша добыча. Скажи не так?

– По понятиям вроде правильно. Но и Гурам уважаемый человек.

– Чурки черножопые. Пускай в горы валят, там баранам понятия объясняют. Они здесь не хозяева.

– Дима, у бродяг о национальности говорить – грех.

– Это ты чуркам скажи. У них не грех.

– Гурам – законник.

– У них законников больше, чем у нас бакланов... Пусть предъяву делают. Стрелу забивают. Тогда будем тереть... Но только ничего они у меня не получат. Мое – это мое!..

– Ладно, не кипятись, Дима. Что-нибудь придумаем... Покумекаем, придумаем...

– Думай, Черный. У тебя голова большая. Но если что – передай Гураму, что мы к пальбе готовы, как ворошиловские стрелки.

– Достаточно уже настрелялись! – угрюмо произнес Черный. – Все вам стрелять, мочить... Раньше мокруха позором была.

– А сейчас если кусок не размочишь, так не проглотишь, – усмехнулся Кабан.

Старый вор только махнул рукой.

– Ладно. Дела ждут. – Кабан поднялся из неудобного дубового кресла. – Время – деньги...

Черный устало кивнул, и Кабан вышел из дома. Сел в просторный вседорожник «Лендровер» цвета мокрый асфальт. Он любил эту мощную комфортабельную машину с бортовым компьютером, гидроусилителями, подогревом сидений, мощной стереосистемой и еще тысяча и одним удовольствием. Она олицетворяла для него сытую, вольготную и свободную жизнь. Сегодня его любимой железной кобылице предстоит немало потрудиться, пошевелить колесами.

Кабан чувствовал себя спокойно и умиротворенно только за рулем послушной мощной машины, заглатывающей километры шоссейной дороги. Стоило выйти, и опять – вечный бой, покой только снится...

Первая половина дня прошла в запланированных разъездах. Кабан проехался по основным точкам – автосервису, рынку, посмотрел, как там порядок. Дела шли. «Шестерки» шестерили. Торгаши торговали. Деньги текли. Все путем. После заехал в районную администрацию. Там жирный кабан в галстуке заждался зеленого корма – пришлось отслюнявить ему немножко трудовых баксов, а остальные пообещать отдать через пару дней.

Это все была рутина. Ежедневная, постылая. Но последняя встреча, которую авторитет приберег на сегодняшний день, к рутинным отнести было трудно. В ее ожидании нервы уже натянулись, как провода, а на душе уже заскребли кошки.

– Жду, – услышал в трубке мобильника Кабан, когда в кафешке «Паутина» поглощал очередной салат.

Тридцатипятилетний преступный авторитет уже два года вкушал только вегетарианскую пищу и следил за здоровьем, осваивая модные оздоровительные методики.

– Уже лечу, – ответил Кабан.

Наспех закончив обед, он уселся в «Лендровер» и рванул с места, подрезав автобус. Выехал на московскую трассу.

Встреча с Упырем – это целый ритуал. Было заранее обозначено несколько контрольных точек. И Кабан, как дурак, послушно ехал на машине от одной к другой. На каком-то этапе ему на хвост садился Упырь и пытался засечь, нет ли наружного наблюдения. Он действовал настолько профессионально, что Кабану ни разу не удалось зафиксировать миг начала сопровождения. Потом преступный авторитет спешивался. И шел еще несколько кварталов к месту встречи.

Все эти телодвижения Кабан считал признаком запущенной мании преследования. Кому другому он никогда не позволил бы издеваться над собой подобным образом. Но Упырь... Упырь – это совсем другое дело...

После долгих манипуляций Кабанов добрался до метро «Новокузнецкая», с трудом приткнул машину и отправился дальше.

– Метров триста проходишь вперед. И двигаешь к «беседке», – проинструктировал Упырь по мобильнику. – Понял?

Кабан огляделся. Ясно, что Упырь где-то в пределах видимости, но авторитет его не увидел. И раздраженно воскликнул:

– Как мальчишка бегаю.

– Кабан, ты понял?

– Да.

– Вот и хорошо.

«Чтоб ты мобилой своей подавился!» – зло подумал Кабан.

В ларьке рядом с метро он купил орешки.

– Мужик, тебе рубля не жалко? – заканючил приларечный ханыга.

– Только на твои похороны, сука синяя, – бросил Кабан.

– Все понял. – Ханыга бочком начал отодвигаться, в глазах появился страх человека, привыкшего все время получать по ребрам и отлично ощущавшего, от кого можно огрести по полной программе. Кабан хмыкнул и подумал, что этот страх должен был быть отблагодарен.

– Стоять!

Ханыга застыл, как вкопанный.

– На, напейся одеколона, – Кабан сунул брезгливо ему сторублевку.

Забулдыга, не веря своему счастью, ошарашено уставился на руку дающего. Схватил деньги, рассыпаясь в благодарностях. Не обращая на него внимания, Кабан двинулся сквозь бурлящую тесную московскую толпу.

Пройдя несколько кварталов по Новокузнецкой улице, нырнул в подворотню, прошел через детскую площадку с ржавой каруселью. Углубился в переулки. И оказался в тесном дворике. На него таращился выбитыми окнами подготовленный к сносу дом. Двор был сквозной. Это и есть «беседка», за которую Упырь, видимо, принял полуразвалившуюся трансформаторную будку. Одна из точек для встреч, которую выбрал сам Упырь.

Кабан присел на скамеечку, у которой было выломано половина досочек. Потянулся по привычке к сигаретам. Вспомнил, что курить бросил. Равно как и пить, и давить косяки. Все излишества он бросил после клинической смерти, когда в него засадили две свинцовых пилюли. Тогда он понял, насколько дорога ему собственная жизнь.

Через пять минут появился человек, которого преступный авторитет прозвал про себя Упырем, но вслух называл, как требовали, Сан Санычем. Много как его еще называли, о чем Кабану было неведомо. Бывало, звали Упыря много лет назад Атташе. В разработке «Пирамиды» он проходил как «Вервольф». Ему больше всего по душе был псевдоним Гипнотизер.

Возник Гипнотизер темным силуэтом в арке с другой стороны двора. Как всегда вид затрапезный, не отличишь от заморенных жизнью, загнанных москвичей, снующих по улицам столицы. Не отличишь, пока не столкнешься и не посмотришь в глаза.

– Все проверил? – недовольно спросил Кабан.

– Проверил, – кивнул Гипнотизер, присаживаясь на лавочку рядом с преступным авторитетом. – Чисто. «Хвост» ты пока себе не отрастил...

– Успокоил. – Раздражение в душе Кабана все никак не унималось. – Спасибо, отец родной.

– Тут я газетки читал. Американские ученые пришли к выводу, что вегетарианцы более агрессивные, чем мясоеды. А если еще курить бросили...

– Не надо со мной как с пацаном, Саныч.

– Димон, я с тобой не буду спорить. Я ни с кем не спорю. Ты же знаешь...

Кабан знал об этом и посчитал за лучшее заткнуться, спрятав злость подальше.

– Сколько мы уже не виделись? Год? – спросил Гипнотизер.

– Около.

– Только не говори, что рад еще сто лет меня не видеть... Слышал, у тебя дела идут неважно. Прогорел несколько раз по крупняку. Фуры чужие стал зажимать.

– Откуда знаешь? – встрепенулся Кабан.

– Ты не представляешь, сколько всего я знаю. Тебе бы стало грустно из-за своей приземленности.

– Куда нам, деревенским? – Кабан скривился. Потом широко, обаятельно, обманчиво радушно улыбнулся, обнажив белые металлокерамические зубы. – Эх, Саныч. Как-то мы с тобой не по-человечески общаемся. Забурились бы сейчас в баньку. Пивком бы оттянулись. Девочек пригласили таких, что от одного их голоса все торчком встает. И перетерли бы, как приличные люди, все темы... А тут у какой-то помойки сидим, лясы точим.

– Димон, мы с тобой живем в разных вселенных, – усмехнулся Гипнотизер. – Которые пересекаются только вот на таких заплеванных двориках.

– Понятно, барин.

– Это хорошо, что понятно... Я бы тебя еще долго не беспокоил, Кабан. – В голосе Гипнотизера появились стальные нотки. – Да жизнь заставила. Теперь придется поработать, дорогой мой. Хорошо поработать.

– Что надо делать?

– Как всегда...

– Расскажи, а я подумаю...

– Это нечто новое. – Гипнотизер бросил на преступного авторитета косой взгляд. – Ладно, слушай...

В суть предложения преступный авторитет въехал быстро. И задал фундаментальный вопрос:

– Сколько?

– В зависимости от того, как события будут развиваться. Начальная цена... – Гипнотизер замолчал. Потом пригнулся к Кабану и, едва шевеля губами, прошептал цифру. Такую, что преступный авторитет непроизвольно крякнул. Почесал подбородок.

– Только не говори, что этого мало. – Губы Гипнотизера дернулись подобием улыбки.

– Это как посмотреть, Саныч. Как посмотреть...

– А тебе хочется поучаствовать в прибылях?

– Много чего хочется. В том числе остаться в живых.

– Чего боишься?

– Слишком высокий полет. Там интересы ФАГБ, МВД.

– Это не угроза.

– Для тебя – нет?

– Дима, я тебя уважаю, но у тебя кругозор грозы вокзальных ларьков и торгашей арбузами... А ты не допускаешь, что есть другие силы, кроме чекистов, для которых ты букашка, которую прихлопнут сапогом и не заметят. – Голос Гипнотизера журчал, как горный ручей.

– Предполагаю. Ну и что?

– Так знай, что полезным насекомым дают жить и размножаться... До той поры, пока они приносят пользу...

– Ты угрожаешь? – Кабан отвел взгляд. Не мог он смотреть в глаза Гипнотизеру, чувствуя, как кураж, который вывел его из «шестерки» сначала в бригадиры, а потом в паханы серьезной группировки, куда-то улетучивается.

– Я? – удивился Гипнотизер. – Ты же знаешь, я никогда не угрожаю...

Кабан знал. Угрозы – это по-человечески. Это развод ситуации, при котором возникают разные варианты. У Гипнотизера разных вариантов не было.

– Ладно. Чего мы сцепились? – примирительно произнес Кабан.

– Действительно. Ты же мой друг, Димон... Мой друг... Ты мой... С потрохами...

Сказано было тихо. И по спине Кабана пополз противный, мелкий озноб.

– Сегодня у вас аура почище. Однако сглаз остался. По утрам тяжело вставать. Кости ломит. Вечером предметы расплываются, да? Это от сглаза. Это такой же удар. Только не физический, а энергетический, – поведал Парамон Раздыхайло.

– Оставим это, – на этот раз терпеливо, хотя и сухо произнес Президент фонда «Третье тысячелетие». – У нас есть что обсудить.

– Встречу назначил не я. Беру на себя смелость предположить, что вы получили заключение. И, скорее всего, оно благоприятное.

– Почему вы так решили? – слабо улыбнулся Кумаченко.

– Сегодня вы настроены куда более благожелательно.

– Насчет благоприятного отзыва вы поторопились...

– Значит, вам пора сменить экспертов.

– Ваша самоуверенность даже вызывает уважение... Вот заключение. – Кумаченко положил руку на стопку бумаги. – Подтвердить вашу правоту эксперт не решился. Однако есть предмет для разговора.

– Что же у него вызвало сомнение? – саркастически осведомился «колдун».

– Температурный барьер...

– Мы преодолели его. В этом и суть технологии...

– Парамон Васильевич... Даже если это так... Вы думаете изменить мир?

– Думаю.

– Велик шанс, что мир с благодарностью примет ваше открытие?

– Велик.

– Никакого шанса!

– Почему? – озадаченно уставился Раздыхайло на Президента фонда.

– Потому что в мире живут не ваши друзья лунатики, а люди с их интересами... Когда встанет вопрос о коммерческом воплощении проекта, мы наткнемся на барьер... На бетонную стену...

– И кто строить будет стену?

– Люди...

– Что за люди?

– Те, чьи интересы мы затронем. У кого есть деньги и возможности.

Раздыхайло замахал руками, будто отгоняя от себя осу:

– Это все приземленный взгляд на вещи. Миром правят не люди с их алчностью, а высший промысел. И космосу угодно, чтобы мы сейчас сделали это открытие. И оно пробьется...

– Оставьте эти проповеди.

– Это не проповедь. Это суть вещей, Николай Валентинович. – Глаза у ученого налились оловянной тяжестью, как у религиозного фанатика...

– Парамон Васильевич, поступило предложение. Вы продаете технологию... Сумма. – Кумаченко протянул листок, на котором была написана внушительная цифра.

Раздыхайло презрительно посмотрел на листок.

– Вас не устраивает сумма? – язвительно осведомился Президент фонда.

– Вы знаете, я неплохой математик... И я умею зарабатывать деньги. Я заработал их в коммерции столько, что хватило на завершение исследований... Но деньги для меня – это шелуха. У меня, в отличие от большинства людей, есть в жизни свое предназначение. Вот оно. – Раздыхайло хлопнул ладонью по бумагам. – И меня не остановит ничто.

– Но исходных данных мало, – с кислой миной произнес Кумаченко. – Пока мы верим вам на слово. Где демонстрация технологических возможностей процесса?

– На днях я привезу установку...

– Она что, влезет в чемодан?

– В фуру влезет.

– Вам оказать помощь? – Глаза у Кумаченко загорелись.

– Э, нет... Такие вопросы я решаю сам. – Взгляд Раздыхайло стал хитрый. Ученый нахально улыбнулся и погрозил пальцем.

«Чертов шизофреник!» – подумал Кумаченко и не заметил, как хрустнул в его пальцах карандаш.

Денисов в технике и компьютерах не разбирался. Вот десантироваться с вертолета в тылу врага и вырезать опорный пункт противника – пожалуйста. Выбить злодею дух ударом кулака. Взять бандюгу за жабры и развалить до задницы, заставить писать признательные показания и закладывать всех и вся. Вербануть влегкую агента. Составить оперкомбинацию так, что самая зубастая рыба запутается в сетях – это запросто. А всякую фигню типа файлов, антивирусов, распространения радиоволн, жучков он воспринимал с сугубо обывательской точки зрения, по которой свет загорается исключительно из-за того, что нажимают на кнопку.

В противоположность ему двое ребят, которые сейчас колдовали у мощных компьютеров, плавали в информационных полях, как щуки в реке, взламывали без труда любые базы данных. Худосочные, похожие друг на друга, с ослабленным зрением, они, как ни прискорбно, олицетворяли собой людей двадцать первого века, жителей виртуальной реальности, проводников в лабиринтах Всемирной Паутины. Специалисты они были экстра-класса. «Малой конторе» пришлось постараться, чтобы привлечь их к сотрудничеству. В свое время эти кудесники подрабатывали на одну транснациональную организованную преступную группировку – ударно чистили компьютеры конкурентов, скачивали банковские проводки. После одной особо удачной акции хакеры были хозяевами приговорены к ликвидации – слишком много знали. Денисову удалось вытащить ребят из передряги, притом в самый драматический момент, когда уже затворы щелкали, а пулям было тесно в стволах. И эти двое стали собственностью «Пирамиды».

Они были самые лучшие. На их счету взломы самых защищенных баз данных с информацией стратегического характера, опускание ниже ватерлинии коммерческих структур.

Глядя на колдующих хакеров, Денисов заметно нервничал. Операция «Зеленая книга» входила в завершающую стадию. На нее было оттянуто большинство ресурсов организации. И Денисову хотелось верить, что все не напрасно. Он надеялся на успех. Крючок закинут, и на него должны клюнуть. Обязательно клюнут.

Уже вторые сутки Денисов проводил в штабном подвале дома рядом с Кольцевой дорогой, битком набитом аппаратурой связи, компьютерами. Сюда стекалась информация от «наружки» и постов технического контроля. Отсюда осуществлялось руководство оперсоставом. На большой электронной карте в углу скользили огоньки, обозначающие положение групп наружного наблюдения, объектов, за которыми велась слежка. На карте видна была локализация автомашин противника, к которым присобачены спутниковые маячки, – они позволяют установить точное, до метра, расположение объекта. Сбрасывались переговоры со стоящих на контроле мобильников. Этот подвал влетел «Пирамиде» в такую копеечку, что об этом даже не хотелось думать. Но зато Денисов был уверен, что подобного штаба для проведения спецопераций нет ни у госбезопасности, ни у милиции. Средства у государства, конечно, имеются, но при закостенелой бюрократии создать действительно эффективную систему оперативного управления невозможно. Денисов, чьим детищем являлся этот штаб, воплотил в жизнь свою давнишнюю мечту. И не раз убеждался в том, что деньги потрачены не напрасно.

– Объект двигается по Ленинскому, – звучали из динамиков сообщения группы скрытого наблюдения, ведущей объект номер один.

– Домой пошел, – кивнул Денисов. – Смотрите, контрнаблюдение не прошляпьте.

– Не прошляпим...

От другой группы, ведущий объект два, следовали донесения:

– У себя дома. Не выходит. Женщина от него вышла... Личность известна. Не цепляемся за нее... Так, он за компьютер садится... Набивает информацию... Выходит из дома...

Объект-два, отправившийся куда-то, «наружка» потащила по городу. Точки на карте крутились по центру Москвы.

– Он зашел в интернет-кафе, – сообщил старший группы наблюдения...

– Переключиться можете на это кафе? – обернулся к хакерам Денисов.

– А то, – хмыкнул старший по возрасту лохматый кудесник. Хакеры устремились в информационные потоки. – Так, вошли... Сброс информации взяли под контроль... Теперь посмотрим, куда она улетает... Массивы большие, пользователей много. Час пик... Сброс пошел...

Через несколько минут хакер обрадовался:

– Вот она, зараза! Ушла!

– Что? – подался к компьютеру Денисов.

– Сигнал ушел из Интернет-кафе. Зашифрованный... Это он сбросил!

– Проследить можете, куда отправился?

– Не волшебники. Он сбросили его на независимый сервер, на который ходят все, кому не лень. Кому надо – тот выйдет на этот сервер и скачает шифрованную информацию, раскодирует ее спокойно. А другие пользователи и не будут знать, что на сайте есть что-то, кроме рекламы мобильников.

– Значит, получателей информпакета мы не установим?

– Никак, – покачал головой хакер.

– А расшифровать сообщение? – не отставал Денисов.

– Кодировка типа американской «Рай-Джи-Эр», но куда более сложная. Мастера делали. Компьютерной системе Агентства национальной безопасности США, самой мощной в мире, понадобится, если только на это работать лет эдак десять.

– Отлично, – кивнул Денисов. – Умники. Понавыдумывали всякой хреноты.

– Прогресс, – сказал хакер. – Но есть одна зацепка. Правда, не знаю, как у вас получится.

– Не твоя забота. Говори.

– Кодировал он на своем компьютере, наверняка. На винчестере осталась программа кодировки или ее следы. Если повезет, можем восстановить кодировку, тогда сообщение прочитать – минутное дело. Но до винчестера добраться надо.

– Сколько времени понадобиться?

– Минут за сорок все скачаем и винчестер на место вернем.

– Так. – Денисов взял микрофон рации. – Третий. Задерживаешь объект на три часа. Как хочешь... Это твое дело... Бей морду. Тыкайся в его тачку.

– Понял.

Денисов переключил рацию на другой канал:

– Казак, на выезд. По плану негласное проникновение...

Труд проникнуть на квартиру объекта два был не слишком велик. На этом адресе оперативники уже побывали, когда устанавливали аппаратуру аудио-видеоконтроля.

Заключительная фаза операции началась.

На Мосфильмовской старенькая двадцать четвертая «Волга» впаялась в подержанный «Фиат». Никто не пострадал. Базар между водителями пошел как по писаному:

– Ты куда едешь? Где твои зенки?

– Вы на мою полосу заехали!

– Твоя? Ты ее купил, зараза такая?

– Милиция разберется.

– Ну ты мудак...

– Оскорблять не надо.

– Да я бы тебя удавил... Таких в детстве давить надо.

– Сейчас милиция разберется. Протокол составим...

– Давай, давай... Моя правда, все равно...

– Слушай, скажи честно, ты права купил? Нет? А кто же тебя так ездить научил?

– Да пшел ты...

Около дома, где проживал объект-два, выставилась группа внешнего контроля. В ее задачу входило обеспечение безопасности проникновения и, в случае возникновения необходимости, прикрытие отхода оперативников. Группа проникновения во главе с Казаком должна была вторгнуться в жилище. Ключ к двери давно подобран. Войти – дело техники. Главное – не оставить следов.

– Быстрее, – произнес негромко Казак, открывая дверь.

Хакеры просочились в квартиру. Лохматый неуклюже задел стул, и тот повалился.

– Тише, чудик, – прошипел Казак.

– Все спокойно пока, – проинформировал оперативник из группы прикрытия, наблюдающий за обстановкой и следящий за переговорами экипажей и дежурного ГУВД на милицейской волне.

– За работу, – кивнул Казак.

Хакеры принялись аккуратненько потрошить компьютер. Сняли кожух. Извлекли из чемоданчика оборудование, подсоединили клеммы и провода. Один колдовал над соединениями, другой барабанил пальцами со скоростью ветра на клавиатуре крошечного ноутбука.

– Так, ну, давай, восстанавливайся, – как заклинание нашептывал лохматый.

– Мужики, – напомнил Казак. – Не нарушить порядок в квартире. Тут вам не футбольное поле...

Через пять минут лохматый причмокнул, как вампир, и ликующе воскликнул:

– Так, пошла информация!.. Пошла, родимая...

Еще через несколько минут на экран ноутбука выползло декодированное сообщение, которое сбросил объект из интернет-кафе.

– Готово? – осведомился Казак.

– Как в аптеке, – хмыкнул лохматый.

– Снимаемся, – скомандовал Казак.

Хакерам, кажется, все было совершенно до фонаря – они порхали, как беззаботные птахи, по ступеням. Казак же был напряжен и ждал подвоха. Расслабился он только после того, как сел в машину, где его ждал Денисов.

– Ну как? – спросил тот.

– Мяч прямо в девяточку. – Казак вынул из сумки ноутбук с зажженным экраном, на котором было сообщение.

Денисов прочитал текст и улыбнулся нехорошо:

– Поздравляю. Мы вычислили суку. Вот он.

– И чего теперь с ним? – осведомился Казак. – К Эскулапу?

– Ни в коем случае. Дальше начинается игра – я знаю тебя, а ты не знаешь, что я знаю...

Генерал Ануприенко со злостью смотрел на безрадостную картину. Подвывали сиренами белые машины «Скорой помощи» и уносились, приняв в свое чрево раненых. Суетились врачи вокруг хрупкой девчонки, которая, обхватив голову руками, сидела на асфальте и выла в голос. Милиционеры из оцепления отгоняли зевак.

То, что осталось от семи людей, попавших в эпицентр взрыва и иссеченных осколками, уже увезли.

Технари и эксперты снимали на видеокамеры и фотоаппараты место происшествия. Совершали броуновское, внешне бесцельное движение менты и чекисты. Иномарок с синими мигалками прибавлялось с каждой минутой – это слетались, как мухи на дерьмо, милицейский и чекистские генералы.

Шахидка пыталась пробраться на станцию метро «Перовская», но ее там что-то спугнуло. Поэтому она отправилась на автобусную остановку и взорвала себя там в святой уверенности, что Аллах ее уже ждет с благодарностью на небесах. Священная война последователей Аль Ваххаба против неверных продолжалась.

– Когда же они, сволочи, все повзрываются! – в сердцах воскликнул начальник ГУВД Москвы, оглядывая место трагедии.

– Их еще надолго хватит, – заверил с легким смешком Ануприенко, который только вчера прилетел военным бортом из Ханкалы.

– Это же не люди. Это роботы.

– Биороботы. – Ануприенко ткнул носком ботинка алюминиевую панель, отлетевшую от разорванного на части павильончика автобусной остановки. – Те, кто им вышибает мозги, делают это умело. Знают свое дело.

– Сколько все это будет продолжаться? Мы же не можем лезть каждой смуглой бабе под юбку! – Милицейский генерал кинул злой взгляд на чекиста. – Это не наша работа. Этих сук можно воспитать еще тысячу. Нужно бить по тем, кто их готовит... Их нужно выжигать...

– Бьем.

– Что-то не заметно. Уже пятый случай в этом году.

– Сколько было бы еще, если бы не мы...

– А. – Милицейский генерал презрительно махнул рукой. Он был весьма невысокого мнения об оперативных возможностях своих коллег из сопредельного ведомства. И был в этом прав. Но только частично.

Ануприенко еще раз огляделся на месте очередной мясорубки священного джихада и направился, сунув руки в карманы легкого бежевого плаща, к своему темно-синему, официальному «Мерседесу». Уселся на заднее сиденье и велел водителю:

– В контору.

Водитель включил мигалку и двинул машину, всхлипнувшую сиреной, вперед.

Через сорок минут генерал Ануприенко был на ковре у директора Федерального агентства государственной безопасности. Выслушал от своего прямого начальника примерно то же, что и от милицейского генерала.

– Кремль должны взорвать, чтобы вы зачесались? – орал обычно интеллигентный, но теперь вышедший из себя директор агентства. – Где оперативная осведомленность? Кто стоит за всем этим?

– Это группа от Казбека Дергаева.

– Прекрасно. Все обо всем знают... Почему Дергаев жив?!

– Он прячется на территории Грузии.

– Это не ответ!

Впрочем, директор достаточно полно отдавал себе отчет, что его контора уже не тот всесильный комитет пятнадцатилетней давности. Поэтому Казбек Дергаев не лежит в могиле, а спокойно готовит смертниц и, так же спокойно, через все границы и препятствия, посылает их на задание, снабжает взрывчаткой. И они взрываются, как фейерверки в честь победного шествия ислама, в самом центре ненавистной России, в ее сердце – в Москве.

– Примем все меры, – дежурно заверил Ануприенко.

– Завтра в десять совещание с руководителями ведущих главков. Ваши предложения по комплексу мер, – сухо завершил выволочку директор агентства.

– Есть, – кивнул Ануприенко.

– Я вас больше не задерживаю.

Дождавшись, когда Ануприенко выйдет, руководитель ФАГБ вытащил из ящика стола таблетку, запил ее водой. Сердце отпустило... Все плохо. Директор агентства не ощущал себя руководителем все еще достаточно мощной спецслужбы. Он ощущал себя начальником бумажной конторы, которая производит руководящие указания, намечает грозные меры, готовит умные доклады и справки, но где, по большому счету, не делается ничего. А аморфное чудовище о трех головах – криминал-терроризм-коррупция, для борьбы с которым и предназначена контора, легко ускользает из рук, живет своей жизнью, и только набирает живой вес.

У Ануприенко тоже мысли были невеселые. Этот чертов теракт на автобусной остановке был совершенно не к месту и не ко времени. Дергаев – дикий человек. Горный людоед. Его трудно держать в рамках. Ох, как не хватает сейчас народного депутата Анзорова. С ним можно было решать все вопросы и поддерживать этот костер, не давая ему угаснуть или распалиться в большой пожар.

Теперь уже генерал Ануприенко раскаивался в том, что он и его соратники из «Синдиката» приняли решение использовать депутата втемную против «Пирамиды». Но кто знал, что так получится... Кто знал...

Ануприенко вышел из кабинета директора, поднялся на лифте на два этажа.

– Моих заместителей и руководителей отделов ко мне через пять минут, – сказал он дежурному.

Офицеры через пять минут расселись по стульям вдоль стеночки. Заместители Ануприенко устроились за столом.

– Государство последнее отдает спецслужбам, – грозно сдвинув брови, начал генерал. – Для чего? Чтобы мы спали? Морду плющили?.. Кто ответит?

Он грозным взором обвел потупившихся подчиненных.

– Что нам сказать Президенту? Что скажем матери той девочки, которую сегодня в Перово мы собирали по частям? Что, я спрашиваю?

Ответа, он, понятно, не дождался.

– Как мы людям объясним, что у нас утрачены оперативные позиции? Как объясним, почему террористы на свободе, а не в гробу? – Ануприенко перевел дыхание, провел по лбу носовым платком. – Такая работа – это что, результат нашей лени? Или неспособность? Или саботаж? Отвечайте, я послушаю...

Никто, ясное дело, не ответил. К этим концертам подчиненные привыкли и относились к ним философски.

– Кому на пенсию пора? В народное хозяйство? Не слышу... Где эффективные разработки на лидеров террористических организаций? Тот ворох ненужных бумаг – это не разработки. От позора нас спасает только наша секретность. Если людям показать, что мы наработали – это же курам на смех. Где отдача от вас, господа офицеры? Где, я спрашиваю!

Ануприенко распалялся все больше. Минут десять он играл на нервах и самолюбии подчиненных. Изложил те же претензии, которые выслушал недавно от директора агентства. И закончил:

– Вот что я скажу. Если так дальше будем работать, разгонят нас к чертовой матери. И правильно сделают. Наберут по объявлению – толку больше будет... Николай Сергеевич, вы что-то хотите возразить.

– Никак нет, товарищ генерал, – вскочил начальник пятого отдела.

– Ваше счастье... Итак, под запись, по пунктам, – кивнул Ануприенко начальнику своего штабного отдела.

Дальнейшие указания генерала не блистали новизной и оригинальностью. Стандартный комплекс мер после громкого теракта – личный состав перевести на усиленный вариант несения службы. Задания негласному аппарату. Встретиться с агентурой. Сориентировать на выявление террористов. Отработать имеющуюся оперативную информацию. Совместно с органами внутренних дел провести силовые акции против фигурантов. Принять меры к реализации оперативной информации на коммерсантов, подпитывающих террористов... Пройдено все это не раз. Мертвому припарки. После драки кулаками махать – пустое дело. Присутствующие прекрасно понимали, что это бесполезною. Все бесполезно. Ситуацию с террористами или контролируешь изнутри, внедряясь в террористические группы и уничтожая их физически, или не контролируешь вообще. Террористы как тараканы – из любой щели полезут, никакие проверки документов и шлагбаумы на дорогах не помогут. А травить их как положено – дихлофосом вдоль всего плинтуса, не дают. Не очень оно, видать, нужно!

Закончив совещание и раздав указания, Ануприенко подождал, пока подчиненные разойдутся. Посидел минут десять в одиночестве в задумчивости, повернув верньер климатконтроля на семнадцать градусов. Холод просветлял мысли.

Мысли его сейчас были далеки от прошедшего теракта. В ушах не звучали вопли раненых, не стояли перед глазами ошметки тел. Он столько раз видел разорванные тела и слышал предсмертные крики, что давно разучился переживать по этому поводу. У него были куда более важные дела, которые таили для него куда больше опасности, чем какие-то психованные шахидки. Исламские фанатики – в конце концов это просто козырь в рукаве, которым пользуются все игроки. А вот то, что рядом скрытая, темная, холодная и враждебная ему сила – «Пирамида» – это хуже... Удалось достаточно долго после последней бойни просуществовать, не затрагивая напрямую друг друга. Сейчас это время кончилось... Сейчас настала пора действовать. На уничтожение... А как достать врага?.. Сегодня утром от источника, который имеет некоторую осведомленность о «Пирамиде», генерал получил любопытную информацию. Сопоставив с другими обрывочными данными, он нащупал нить. Если потянуть за нее, то можно вытянуть медведя... Вот только что потом с ним делать? Надо глушить его. А это опасно... Но жить рядом с этим медведем еще опаснее...

Он побарабанил кулаком по столу. Ему хотелось больше всего затаиться и не принимать никаких решений. Но так не получится. Надо биться. Не на жизнь, а на смерть...

Он взял мобильник и сделал звонок.

Все, встреча назначена. Теперь обратного пути нет...

Ануприенко натянул плащ.

– Я на выезде, – кинул он дежурному, появляясь из кабинета.

– Машину вызвать, товарищ генерал? – спросил тот.

– Не надо...

Выйдя из здания на Лубянке, он направился к магазину «Библио-глобус», около которого оставил оперативный задрипанный «жигуленок» с форсированным двигателем. Номера были гражданские.

Ануприенко уселся за руль. И отправился плести по городу кружева.

Он так и не засек за собой слежку. Но на всякий случай бросил машину. Нырнул в метро. Убедился окончательно, что его не контролируют.

Ануприенко, в отличие от бывших политработников и кадровиков, расхватавших в Агентстве высокие кресла, был настоящим специалистом. Он знал, как вести слежку и как отрываться от «хвостов». Ему это доставляло удовольствие. Возвращалась молодость. И энергия вливалась в тело.

Через полчаса он вышел на станции «Речной вокзал». До пятиэтажного дома от метро было ходьбы минут семь. Явочная квартира располагалась на первом этаже.

Тип, которого покойный ныне чеченский депутат знал под именем Феликса, был уже на месте.

– Опаздываешь. – На его лице застыла вечная кривая ухмылка, демонстрирующая, что весь мир состоит из ублюдков, достойных только брезгливой жалости.

– А ты не знаешь, что в городе творится? – произнес Ануприенко.

– Что особенного? Еще одна дура отправилась к Аллаху. А скорее – к шайтану в когти.

– Семь трупов.

Посреди комнаты стоял сервированный Феликсом столик на колесах с заварным чайником, порезанным лимоном, нарезкой из ветчины и колбасы, соленьями, холодной водочкой и очень дорогим ликером.

– Хозяйственный ты, – похвалил с явной издевкой генерал.

– Сервис, – хмыкнул Феликс. – Сто тысяч долларов должен будешь.

– А морда не треснет?

– Тогда пятьдесят...

Генерал бросил в чашку три куска сахара, две дольки лимона и начал размешивать... Потом отхлебнул. И сообщил:

– По президенту «Русбанка» акция прошла на пять баллов. Расчетные цели достигнуты.

– Приятно, что тебя ценят. – Феликс налил себе стопарик водочки, хлопнул ее, зажевал куском ветчины и откинулся на спинке стула.

– Исполнитель как? – поинтересовался Ануприенко.

– Снайпер? Хороший парень был. Не без способностей.

– Зачистил следы?

– Там все нормально.

– Жалко, конечно, – поморщился Ануприенко. – Людей надо беречь. Это наш капитал.

– Еще найдем, – Феликс накатил себе еще водки, генералу налил его излюбленный ликер. Они подняли стопки, не чокаясь, выпили за упокоенного киллера. Помолчали. Феликс не спешил, зная, что все это только вступление. Главное впереди.

Генерал отхлебнул еще чаю. Поставил чашку.

– Спасибо за угощение.

– Рад стараться, – хмыкнул Феликс.

– Тебе бы кафе открыть.

– А я вынужден быть чистильщиком. Такая суровая у меня судьба.

– Ладно, братец... Что-то у тебя сегодня легкое настроение.

– Хочешь пригнуть меня чуток к земле?

– Хочу... И тема очень старая. Больная тема, друг мой.

– «Пирамида», – кивнул Феликс.

– Именно. Анзорова мы потеряли. Целей не достигли. Результат всего этого один – мы утратили человека, через которого осуществляли воздействие на чеченскую диаспору. И по Москве бродят бесхозные шахидки. «Пирамида» развивает активную деятельность. Все хорошо.

– Какую деятельность? Я так понял, переходим к сути вопроса...

– И к цене вопроса, – кивнул генерал. – В общем, «Пирамида» опять проявилась.

– На этот раз по какому поводу? – осведомился Феликс.

– Самое больное у них – то же, что и у нас – финансирование. Содержать такую организацию – денег нужен даже не вагон, а товарный состав. Видимо, их подконтрольные коммерческие структуры не справляются. И «Пирамида» пустился во все тяжкие.

– Это как?

– Торговля изотопами и радиоактивными веществами.

– Им зачем?

– Десяток-другой миллионов долларов получить, не прикладывая особых усилий, – это не так уж и плохо.

– Ну да. – Феликс почесал щетинистую щеку, провел пальцами по подбородку. – Значит, они лезут на наш рынок.

– Он не только наш. И чеченский. И еще много чей...

– Забавно получается...

– Информация прошла, что они переброску товара готовят из Вьюжанска-11 в Москву.

– Серьезная информация? Подробная?

– Пока никакая...

– Мы из-за никакой информации собрались?

– Я сказал – пока никакая, – раздраженно бросил генерал. – Когда она прояснится – ты должен быть готов к действиям.

– Задачу уяснил. Еще чаю?

– Пожалуй...

– С ликерчиком? Коньячком?

В Москве было тревожно. Милицию перевели на усиленный вариант, улицы заполонили люди в серой форме. Продержится этот ажиотаж дня три. Потом все уляжется. Успокоится. Подоспеют более свежие новости – об обострении ситуации в Афганистане, или о теракте против американского консульства в Бирме, или о том, что поп-звезда Боря Мокасеев спутался с кутюрье Димой Катукевичем. Жизнь идет, несется вперед, как быстрая горная река, сглаживая углы и ворочая камни. Вчерашняя боль – уже не боль. Она смыта мутным потоком.

– Ваши документики, – козырнул строгий сержант.

– А? – рассеянно посмотрел на него Парамон Раздыхайло.

– Документики. – В голосе сержанта появились стальные нотки.

– У меня есть документы, – с вызовом произнес Раздыхайло.

– Так почему я их не вижу? – Сержант начинал терять терпение.

– Сейчас. – Раздыхайло зашарил по многочисленным наружным карманам серой легкой куртки. – Сейчас. Были.

Сержант плотоядно улыбнулся, предчувствуя развлечение. Их обтекала московская бездушная толпа, струящаяся к метро и к остановкам автобусов, бурлящая вокруг ларьков.

– Я вас не виню. Понимаю, терроризм, – бурчал Раздыхайло, хлопая по карманам.

– Вот что, уважаемый. Пойдем-ка со мной. – Сержант кивнул в сторону милицейской газели, стоящей между метро и газетными киосками. – В отделении поищем твой документ.

– У меня нет времени. Множество проблем коммерческих... Груз надо получить.

– Меня это не интересует. – Сержант взял Раздыхайло под локоть, с опаской прикидывая, что будет, если такой бугай начнет бить копытом. Придется вызывать подмогу. И не одного человека, а целую толпу.

– Вот! – Рука Раздыхайло нырнула в сумку.

Сержант напрягся. Но увидел не ствол, а стертый паспорт. Он развернул старую затертую красную книжицу и сделал замечание:

– Паспорт на новый надо было давно заменить.

– Да, я знаю.

– И не выполняете.

Сержант пролистнул страницы паспорта. Наткнулся на ксерокопию документа, удостоверяющего, что кандидат физико-математических наук Парамон Васильевич Раздыхайло работает в объединении «Звезда» старшим научным сотрудником.

– Ученый, значит.

– Ученый – это Ньютон, – строго произнес Раздыхайло. – А мы – так. Пытаемся из себя что-то изобразить.

– Ну, давай, ученый, – вздохнул сержант, в очередной раз убедившийся в том, что от высшего образования – одно только горе. Заучившись, можно в такого чудика превратиться. Нет, сержанту десяти классов и курсов подготовки рядового и сержантского состава милиции за глаза хватит.

Пройдя пару кварталов, разрезая толпу, как ледокол, и не смотря по сторонам, Раздыхайло застыл перед кафе «Каприз». Он недавно переселился из гостиницы в съемную квартирку поблизости отсюда. Там были холодильник и плита, но ученый принципиально не занимался варкой и жаркой. Для еды существуют предприятия общественного питания.

На щите справа от дверей кафе было выведено: «Бизнес-ленч из трех блюд и десерта всего за 150 рублей».

– Сойдет, – прошептал Раздыхайло и нырнул в гостеприимно распахнутые двери.

Усевшись за свободный столик, он заказал обед. В ожидании его вынул из кожаной сумки маленький компьютер и начал набивать на нем что-то важное.

Официантка принесла салат и свежевыжатый апельсиновый сок в высоком бокале. Он встрепенулся и пробормотал:

– Спасибо.

Провел руками возле нее, меся пустой воздух. Официантка посмотрела на его телодвижения с интересом.

– У вас прогнута аура под левой лопаткой. Может сердце немного покалывать.

– А вы этот, экстрасенс? – заинтересовалась девушка.

– Не то чтобы практикующий, – потупился ученый. – Но что-то знаю.

– А действительно покалывает. И что делать?

– Время было бы – снял бы...

– А как вас найти?

– Телефончик. – Раздыхайло хлопнул по мобильнику. – Семьсот пятнадцать четыре нуля один.

Она черканула телефон себе в блокнотик и мило улыбнулась, пообещав:

– Я обязательно позвоню. А дорого?

– Не в деньгах счастье... Попробую помочь, – кивнул Раздыхайло и тут же потерял к официантке интерес. Уставился на компьютер, одновременно тыкая в салат ложкой.

Он погрузился в работу. Потом неожиданно посмотрел на часы. Хлопнул себя по лбу. Вытащил из кармана мобильник. Настучал номер.

– Ник Ник! Как там с посылкой? Нормально?.. Осторожнее грузите... Там трубку титановую помнешь – все, тушите свет... Знаю твоих коновалов... Документы на отгрузку и транспортировку в норме? Ты учти, тут с терроризмом борются, если чего не в порядке – тормознут... Понял тебя. Да, дорогой мой... Да... Москва чертова эта. Народу полно. Мельтешат все. Мельтешат... Все только о деньгах думают, а не о душе... Но пробьемся. Встряхнем их... Осторожнее пульт грузи. Там на соплях все спаяно... Покупателям нужно на той неделе демонстрацию устроить, а мне паять заново неохота... Значит так, давай определимся. Ориентировочно я встречаю на пятачке за заводом ЖБИ, как раньше... Оттуда до склада рукой подать... В среду в четырнадцать... Я, может быть, сам не буду. Человека пришлю... Да не бойся ты, все будет в порядке...

Он вытащил из бокала соломинку, смял ее, это показалось мало, машинально, бездумно завязал в узел и положил в пепельницу. Отхлебнул глоток сока. Произнес громко:

– Ну хорошо... Я понял... Наташке привет... Всем привет... В общем, жив-здоров. Пока. – Раздыхайло отложил телефон и задумчиво побарабанил ложкой по тарелке с салатом.

На окружающее он обращал ноль внимания. Иначе, может быть, и заметил бы, что по городу его водят ребята невзрачной наружности.

Но чего не мог бы заметить «колдун» ни при каких условиях – это что его телефонные переговоры слушаются управлением спецмероприятий МВД России. Сотрудники, которые зафиксировали последний разговор, работали сейчас не на государство. И не за деньги. Они работали за очень приличные деньги. И в течение часа разговор был передан заказчику.

Гипнотизер, прочитав распечатку переговоров и прослушав аудиозапись, задумался. Прослушал запись еще раз.

«Ну что ж, – подумал он. – Ребятам Кабана подоспела работенка».

Денисов спал урывками, неспокойно. Он руководил многими операциями. Но сейчас противник был особенный.

С базы он не вылезал уже третьи сутки. В глазах рябило от сбрасываемой на экраны информации. Мозг даже во сне пытался обрабатывать варианты развития событий. Денисов курил одну за другой сигареты и глушил большие чашки кофе.

Вечером на базу прибыл Гермес. Главный оперативный координатор не имел привычку вмешиваться в ход операций, доставать всех советами. Только в крайнем случае он пользовался своим правом последнего слова, и то, когда видел, что ситуация выходит из-под контроля. В «Малой конторе» было правило: инициатор мероприятий несет за них ответственность полную, зато и распоряжается всеми переданными ему силами и средствами по своему усмотрению. Подразумевалось, что руководители операций являются достаточно высококвалифицированными профессионалами, чтобы справиться с самыми сложными задачами. Излишняя опека расхолаживает.

– Что-то высох ты, сынок, – покачал головой Гермес, блаженно усаживаясь на мягкий черный офисный диван с металлическими подлокотниками.

– Акция входит в горячую стадию, – произнес угрюмо Денисов.

– Не бережешь себя, Олег... Куришь много... Слишком сильно нервничаешь. – Сегодня Гермес снова был в ипостаси доброго дядюшки.

Да, Гермес мог быть добрым дядюшкой и мечущим громы и молнии божеством. Видел насквозь всех, его не видел насквозь никто... Самая странная фигура из всех, кого встречал Денисов. Никто не мог похвастаться, что его понял. Даже Эскулап, обладавший сверхчутьем на людей, как и положено по профессии, говорил: «Гермес закрыт».

– Если сейчас рыба сорвется, ищи ее потом в море-океане.

– Не должна сорваться, Олег. Не должна. Крючки надо делать крепче.

– Мы не волшебники, – поморщился Денисов.

– А у тебя не боевой настрой. – Гермес испытующе посмотрел на него.

– Что, смените?

– Кто же коней меняет на переправе?

– Слишком многоходовая и хитроумная у нас получается комбинация... Слишком много народу задействовано втемную... Слишком много зависит от поведения отдельных людей... Сложно...

– Кто предложил именно такую комбинацию?

– Я, – кивнул Денисов.

– И Русич... Мы на вас надеемся. Если дело завалится, так тому и суждено быть. Ты же знаешь, мы все понимаем и пенять не будем... Но ты справишься, Олег. Ты и Влад... Вы справитесь...

– Надеюсь...

– Только одно помни. – Гермес замялся, потом все-таки произнес: – Вы вступили на территорию тьмы... Все сокрыто. Все в тумане... Что стоит за «Луддитами»? Что это за система контроля?

– Подпольные организации. Корпорации. Тайные общества. Спецслужбы. Правительства. Может быть кто угодно, – развел руками Денисов.

– А за ними?

– Наверное, те, кто правит этим миром и о ком мы ничего не знаем вообще, – неуверенно произнес Денисов.

– Мы не знаем... За «Конторой» тоже кто-то стоит – ты не думал об этом, – неожиданно произнес Гермес. И у Денисова пробежал по спине озноб. Он почувствовал, что сейчас Главный оперативный координатор приоткрыл занавес, чуть-чуть, не дав ничего рассмотреть, но четко дав понять, что за занавесом кроется что-то большое и серьезное. Это была не оговорка. Гермес никогда не допускал оговорок. Он за свою долгую жизнь научился взвешивать каждое слово.

– Звучит очень обнадеживающе.

– Обычные люди – слепцы. Они ничего не знают о скрытых пружинах, двигающих вперед сложный и неуклюжий механизм цивилизации. Тебе повезло хотя бы боком приобщиться к тем, у кого глаза приоткрыты.

– Но я еще не научился видеть в полумраке.

– Когда-нибудь научишься. Иногда приоткрываем пыльную портьеру, за которой скрываются кукловоды... Наш мир гораздо сложнее, чем кажется.

– Интересно, куда ведет вершина пирамиды? Кто главные кукловоды?

– Никто не знает. Есть теория, что инопланетяне через эти скрытее социальные механизмы правят землей.

– Серьезно?

– А что – гипотеза не хуже других. – Гермес посмотрел на Денисова и улыбнулся. Обнадеживающе. И немного иронично. – Ну, в общем, вы здесь работайте. А мне, старику, домой пора. Грелка. Вечерний чай... Только в курсе дела меня держите.

– Обязательно...

Гермес отбыл на скромной «Волге» с пуленепробиваемыми стеклами. Следом за ним пристроилась машина прикрытия.

Денисов проводил машины взглядом. Разговор возымел странное действие. Гермес, как и Эскулап, видимо, был шаманом. Во всяком случае Денисов ощутил, что неуверенность, нервозность, усталость куда-то ушли. Осталась уверенность в своих силах и в своей правоте.

– Объект «альфа» начал кружева плести, – сообщил по рации старший наружки, когда Денисов вернулся в штабной зал. – Что будем делать?

– Он вас проявит. Отпускайте, – решил Денисов.

Казак досадливо поморщился:

– Сейчас бы контакт засечь. Все бы сразу на места стало...

– Мы их и так не упустим. Пусть пока погуляют... Мы из всех сделаем.

– Твоими бы устами да мед пить, Олег.

– Сделаем, Казак. Еще как сделаем.

У Ануприенко болела голова. День выдался тяжелый. Вместе с директором ФАГБ и еще парой генералов он побывал в Совете по безопасности. Потом вся компания отправилась к руководителю Администрации президента. И везде приходилось оправдываться. Виноваты. Упустили. Враг будет повержен, победа будет за нами...

По оперативной информации чеченцы решили пока оставить Москву в покое и переключиться на другие города. В их обширных планах на очереди был Санкт-Петербург. Помощник Ануприенко по самым деликатным поручениям вылетел вчера в Турцию. Там встретился с самим Вахой Абдулмуслимовым по кличке Колченогий, потерявшим в боях под Даргуном руку и ногу, но до сих пор коптящим небо во зло всему живому. Отец чеченского террора вовсе не отлеживался в грузинских аулах, как утверждали средства массовой информации, а изнывал от жары на вилле с высоким бетонным забором около Стамбула под присмотром турецких спецслужб. Разговор между чекистом и одним из самых известных полевых командиров состоялся далеко не обнадеживающий. Позавчера Ануприенко смог прослушать его запись.

– Ты забыл о наших договоренностях? – спрашивал полковник.

– Я ничего не забываю, – отвечал отрывисто Абдулмуслимов. – Но я не могу приказать птицам не летать.

– Если твои птицы будут и дальше так гадить, то мы начнем рушить гнезда, – напирал полковник. – Ты это реально понимаешь?

– Я-то понимаю...

– Короче, ты признаешься, что не способен контролировать шахидов?

– Их только Аллах может контролировать. И Казбек Дергаев, который заявил, что является моим кровником.

– Тогда сдай нам Казбека. И его черных вдов!

– Неправильно это.

– Брось играть в правоверного мусульманина, Ваха!

– Ладно, что-то попытаюсь придумать...

После долгих переговоров Ваха сдал две «лежки» шахидских групп Дергаева – одна из них была в горах, другая – под Гудермесом. «Лежки» были зачищены силами армейского спецназа. Итог – девять трупов воинов ислама, из них пара начинающих шахидов. Но ситуации этот локальный успех не изменил.

Ануприенко с прискорбием вынужден был констатировать, что управляемая нестабильность управлялось все хуже и хуже. После встреч на Старой площади ближе к вечеру генералу пришлось отправиться на Рублевский тракт. Там в неприлично огромном и безвкусно роскошном доме он выслушал много неприятного от очень важного, но малоизвестного в широких кругах лица:

– Все далеко заходит. Мне кажется, мы теряем нити управления кризисом...

– Ничего мы не теряем, – возражал Ануприенко.

– Разве?.. И мы опять ощущаем противодействие. Несколько наших важных наработок были нивелированы. Вы установили, кто нам мешает, генерал? – Слово «генерал» важная основа произнесла с сарказмом, неприятно резанувшим Ануприенко. Намек ясен – нет ничего более непрочного, чем должности и регалии.

– Установили. Есть некая скрытая структура...

– О которой мы слышим несколько лет... Когда это закончится?

– Думаю, в ближайшее время что-то прояснится, – холодно произнес Ануприенко.

Он не выносил, когда с ним говорят с высоты папского престола, разве что туфлю целовать не дают. Посмотрев в узкие глаза-щелки вельможного собеседника, который считал, что ухватил бога за бороду, Ануприенко подумал: «А не зачистить ли и тебя, сволочь такую. Не ты первый, не ты последний...» Впрочем, эту мысль он отогнал. Не навсегда, просто пока отодвинул подальше. Через некоторое время, возможно, он еще вернется к ней.

Ближе к вечеру генерал получил сообщение от своего резидента. Тот, штатный негласный сотрудник Федерального агентства государственной безопасности, бывший сотрудник службы внешней разведки, за последние три года развил бурную деятельность. Создал агентурную сеть в коммерческих структурах, преступных организациях и правоохранительных органах. Он-то и нашел людей, способных добыть кое-какую информацию на «Пирамиду». Для него, в отличие от Ануприенко, обнаружить существование в России подобной структуры было настоящим шоком. И он упорно и изобретательно продолжал тянуть эту тему, преисполнившись злого азарта.

– Встретиться надо, – по телефону сказал резидент.

– Хорошо, – тут же согласился Ануприенко. – На обычном месте.

На встречу он отправился все на том же затрапезном оперативном «жигуле». Оставил его за несколько кварталов до точки. Прошелся пешком через пару сквозных дворов. Вроде никто за ним не присматривал.

В сквере на траве, млея от обрушившейся на Москву жары, развалилась молодежь. Надрывалась магнитола. Резидент сидел на лавочке и читал газету. Какая-то желтая муть – «Брак певицы Александрии с ее любимой собакой – правда или вымысел?».

– Не стыдно такую чепуху читать? – спросил генерал.

– Полезно. Мозг полностью отдыхает, – улыбнулся резидент – грузный мужчина лет сорока пяти.

– Так давай загрузи его. Чего ты мне хотел сообщить?

– По поводу той темы – изотопы... Кажется, все в масть. Боевики, подконтрольные «Пирамиде», получили задание на приемку груза...

– Как узнал?

– Техника. «Жучок» сработал. И прослушка телефонов.

Резидент был помешан на оперативной технике. В его коллекции были «жучки» всех видов, в том числе со сбрасываемыми пакетами информации, которых практически невозможно засечь. Он умудрялся ставить «жучки» в офисы и квартиры, в машины и лифты. Для того чтобы поставить телефон на прослушку, он не унижался до использования технических служб агентства. Он просто шел и подключался к распределительному щиту. Иногда даже умудрялся решать вопрос с контролем за мобильниками. Генерал Ануприенко считал своего подчиненного опасным сумасшедшим. Но использовал его для самых деликатных дел. Естественно, резидент не знал, что работает не только на ФАГБ, но и на «Синдикат». И незачем ему об этом знать. Такие вещи обычно узнают перед смертью, когда ствол уже приставлен к голове.

– Тут Кол засуетился, – сообщил резидент.

– Чего у нас получается. Последовательность следующая. Поправь, если я не прав, – велел генерал. – Некая группа товарищей из Вьюжанска-11 завладела партией ценного стратегического груза...

– Изотопами... И редкими металлами...

– Точно... У них такое счастье не в первый раз. Каналы отлаженные. Главный покупатель – Монах, предводитель транснациональной организованной преступной группы, специализирующейся на торговле высокотехнологичной продукцией, разворованной с многочисленных «почтовых ящиков» России.

– Монах – не последняя фигура в международном разделении преступного труда.

– Это мне известно... Кол – один из помощников Монаха, в числе прочих обеспечивающих обмен груза на деньги, решает, что ему сильно не доплачивают. Поэтому не грех груз прибрать. На память приходят хорошие ребята, которые сильно помогли ему однажды в жизни и которых он считает бойцами очень серьезной, но очень скрытной бригады. Единственно, он не знает, что бригада эта называется «Пирамида». И он заключает с ними договор... План такой. В Москву прибывает груз. Кстати, как?

– На обычном трейлере, – объяснил резидент. – С военными номерами. И подлинными документами.

– Черт, как у них это все получается? Высоко забрались, сволочи!

– Высоко...

– Место встречи обговорено заранее. На точке «А» вьюжанские купцы перекидывают груз Монаху и получают деньги... В этот сладостный момент появляется «Пирамида» и конфискует все.

– Только каким образом? – задумчиво произнес резидент.

– Им положить пару десятков человек труда ни составит. Ни физического, ни морального. Итак, они оставляют после себя гору трупов. Забирают груз и деньги. Делят их с Колом. Груз «Пирамида» сбывает. И получает хорошую финансовую подпитку.

– Похоже на правду, – кивнул резидент.

– Вся беда в том, что у Кола в присутствии дамы сердца, да еще после бутылки водки, ничего на уме не держится...

– Ну да. А дама его – мой агент...

– Главное, чтобы узнать заранее место передачи груза.

– Узнаем...

– Узнай... И будем решать, как по совести рассудить...

– Это уже не мое дело. – Резидент легко для своей богатырской тучной комплекции поднялся со скамейки, хлопнул газетой, свернутой в трубку, по колену. – До встречи.

– До встречи...

Еще через два часа генерал встретился с Феликсом на конспиративной квартире все в той же пятиэтажке. И изложил ему четко прорисовавшуюся ситуацию.

– Овчинка выделки стоит, – заверил генерал. – Придется напрячь все свободные силы. После того как «Пирамида» зачищает торговцев радиоактивами, мы зачищаем «Пирамиду».

– Думаешь, – с сомнением произнес один из руководителей «Синдиката». – Черт. Я против масштабных акций. И так светимся в последнее время часто. Нужно как-то аккуратнее сработать.

– Аккуратнее не получится. Поднимаем в ружье всех. И отрабатываем по полной. Берем груз. Деньги. Пленных. Остальных – в расход.

– «Мы берем лишь груз и женщин, остальное все на дно», как пели в старой пиратской песенке, – усмехнулся Феликс.

– Что-то вроде... Мы должны взять реванш. – В глазах Ануприенко зажегся диковатый огонек. – Должны.

– Возьмем, – без воодушевления произнес Феликс. Он признал про себя справедливость слов генерала. И все равно его точил какой-то червячок. Не нравилась ему эта ситуация. Активно не нравилась. Но спорить бесполезно. Те, кто стоит над ним, тоже уже приняли решение о силовой акции. Оставалось только исполнить ее так, чтобы комар носа не подточил.