Часть первая
Короли террора
Грамм никотина убивает лошадь. Сколько сигарет нужно выкурить, чтобы получить этот хрестоматийный злосчастный грамм? Наверное, не одну тысячу. Галустян с семнадцати лет курил как проклятый. Особенно вечерами, когда работа шла. Осваивал полторы пачки в день. Однако к смертельной дозе не подобрался даже на расстояние выстрела... Смешно, погубила его всего лишь одна единственная сигарета!
С куревом вечерами всегда была беда. Когда Галустян погружался в работу, просиживая часами в своей тесной двухкомнатной квартире перед стареньким монитором, то почему-то так оказывалось, что сигареты непременно кончались ближе к полуночи. В этом была какая-то мистика. Можно было бы кинуть в сервант пару блоков «Парламента», но почему-то Галустян никогда этого не делал. Ему нравился сам процесс – когда он утром в ларьке около метро покупает сигареты. Это многолетняя привычка. И стрелять вечером сигареты тоже уже вошло в привычку.
– Извините, у вас закурить не найдется? – привычно произнес Галустян, отрываясь от подъезда и направляясь к невзрачному мужчине в сером плаще и серой кепке. Какой-то черт его нес незнамо куда близко от полуночи.
Мужчина вынул пачку.
– Можно, две возьму? – Галустян увидел, что угощают его любимым «Парламентом».
– Берите больше.
– Двух хватит.
Галустян поблагодарил благодетеля и вернулся в свое логово. К компьютеру! За работу! Уже ночь на дворе!
Стандартная «двушка» располагалась на седьмом этаже девятиэтажного доме в Строгино. Комнаты тесные, как лифт, кухня пять метров – разве что для сортира в самый раз. Хлипкие стены не выдерживали натиска окружающего мира. Они пропускали грохот музыкального центра этажом выше, назойливый визг противоугонки – казалось, сирена звучит не на стоянке внизу, а прямо на кухне. Галустян любил тишину, а его добивали звуками. И еще давила убогость обстановки.
Кому нужны сегодня доктора наук? В свое время нечего, видимо, было маяться дурью, заканчивать с золотой медалью школу и с красным дипломом институт. Вот отсидел бы, как многие его друзья по спорту, лет пять на зоне. Вышел бы уважаемым человеком. Глядишь, сегодня имел бы дом на Рублевке, а не жалкую каморку в картонной девятиэтажной коробке.
Но тогда не было бы и сладости творческого поиска. Не было бы счастья, когда хочется крикнуть – ай да я, ай да сукин сын! Ничего не было бы, что по-настоящему дорого ему.
Ничего, скоро все изменится... Первое, что он сделает, когда деньги потекут рекой, – обустроит свой дом. А деньги рекой обязательно потекут. Бурным таким горным потоком... Иначе быть не может.
По экрану ползли графики. Для непосвященного – бред. Для знающего – высокая гармония, музыка сфер. Которая дорогого стоит.
– Милая моя деточка-а-а. Ты моя конфекточка-а-а, – голос известного бешеной раскруткой и вопиющей бездарностью певца лился из динамиков у соседей внизу.
Это была последняя песня. Динамики замолкли. Воцарилась долгожданная тишина. На улице, наконец, утвердилась ночь, погасив звуки и суету.
Лучшее время для работы. Полумрак. Запах табака. Полная пепельница у монитора.
Галустян сунул в рот сигарету.
Глубокая, сладкая затяжка... Еще одна... Сигареты были на редкость приятные. Только привкус какой-то странный. Приятный, но странный... Очень приятный... И очень странный...
Галустян откинулся, расслабляясь, на спинку вертящегося стула. Провел пальцами по лицу. Дым сигарет туманил голову. Становилось хорошо.
Еще одна затяжка...
Галустян замер, уставившись в монитор. Графики на нем вдруг заплясали в такт биению сердца. Грудь стиснуло внезапно навалившееся томление.
– Что за черт, – прошептал он.
Мысли стремительно стали путаться.
По инерции Галустян сделал еще одну затяжку...
В квартире что-то изменилось. Он с трудом повернул деревенеющую шею. Его нисколько не удивило, что в квартире он уже не один.
Серый человек мягко, как кошка, вошел в комнату и аккуратно уселся на пискнувший стул напротив. Положил дружески руку на плечо хозяина квартиры.
– Кто ты? – выдавил Галустян.
– Я твой друг, – последовал ответ.
И ученый не находил никаких оснований не доверять этому утверждению. «Друг» был тем типом, который недавно угостил ученого сигаретой.
Где-то в глубине души Галустяна еще теплились остатки здравого смысла. Он понимал, что так не должно быть, и что виной всему та проклятая сигарета, в которой намешана какая-то дрянь. Но пучина уже затянула его сознание, и выбраться на поверхность уже невозможно.
– Твои руки тяжелеют. Твои веки тяжелеют, – журчал голос.
Свет ополовиненной Луны затоплял все вокруг. Предметы теряли свои очертания. Теряли свой смысл.
– Ты переутомился. – Голос серого человека обволакивал, как болотный туман. – Ты переутомился. У тебя был тяжелый день. Жизнь тяжела. Она тяготит тебя.
– Нет. – Вдруг что-то восстало в душе Галустяна. Ему захотелось убедить незнакомца, что жизнь вовсе не так плоха. Но он понимал, что не докажет ничего... Да и жизнь действительно тяжела...
– Ты хочешь написать друзьям, – продолжал обволакивать голос, такой же серый, без оттенков, как и его хозяин. – Пиши... Это важно. «Я устал от всего. Не вините меня».
– Я устал от всего, – послушно повторил ученый и перевел взгляд на стол. Перед ним уже лежала бумага и любимая авторучка – «Паркер» с полуоткрытым золотым пером. Эта вещь осталась от старых, коммунистических времен. Тогда она стоила бешеные деньги – тридцать рублей...
Перо привычно зашуршало по бумаге. В одном месте зацепилось, и на лист черным вороном села клякса... Непорядок... Галустян обеспокоенно заерзал, но голос серого человека успокоил его.
– Все в порядке. Ты устал. Ты хочешь дописать письмо. Пиши...
Письмо дописано. Белый лист лег на клавиатуру компьютера. Гость извлек из кармана таблетки. Вытряхнул себе на ладонь. Они были красные.
– На. Это поможет. Это успокоит. Это сделает жизнь лучше.
Галустян верил ему. И глотал таблетки, запивая прямо из бутылки кока-колой, которую услужливо взял на кухне гость.
– Прощай! – серый человек ушел.
Лунный свет все глубже засасывал, как зыбучий песок. И у Галустяна не было сил сопротивляться. Ему хорошо. Как было обещано, ему очень хорошо.
– Я устал. Не вините меня, – прошептал он...
* * *
– Мне нужен боржоми в стеклянной бутылке, девушка! В стеклянной! А не это пойло, – возмутился очкастый, круглолицый здоровяк, подбрасывая пластмассовую бутылку с таким видом, будто хотел запустить ей в официантку.
– Поищем, – пролепетала девушка.
– Уж поищите! – Круглолицый вытряхнул из коробочки зеленую таблетку, проглотил ее и с жадностью набросился на солянку в глиняном горшочке.
– Здоровье бережешь? – спросил красивый чеченец в бежевом костюме, сидевший за одним столиком с круглолицым.
– Оно у меня одно, Рустам. Одно! И его не купишь! Поэтому я должен пить настоящий боржом.
– Будто паленый боржоми нельзя в стеклянную тару закачать.
– Можно. Но труднее...
– Тебе на диету надо, – рассудительно произнес Рустам, но в глубине его глаз скрывалась насмешка.
– Не надо. Диета ввергает меня в невроз. От нее вреда больше, чем пользы. Просто нужно есть строго по расписанию.
«Особенно, когда на халяву», – подумал Рустам, без всякого аппетита перемешивая ложкой солянку.
Придорожный ресторан – вполне подходящее место для конфиденциальных встреч. Народу в зале немного. Несколько шоферюг расселось по углам. Еще двое крепких бойцов с настороженными глазами сидели у входа – это охрана Рустама.
Можно было бы и не сидеть в этом ресторане, а давно уже разойтись. Но обед стал традицией при встречах этих людей. Круглолицый был патологически жаден, и халява его расслабляла, добавляла ему тонуса. А сегодня была самая важная, ключевая из встреч. Итог многомесячных переговоров. Сегодня все срослось. И Рустам не посчитал грехом за такое дело опрокинуть рюмку-другую из запотевшего графинчика.
Официантка принесла боржоми в стеклянной бутылке, с ненавистью глядя на посетителя.
– Приятно с тобой дело иметь, Василий. – Рустам налил себе водки, потянулся к рюмке сотрапезника, но тот замахал руками – мол, сухой закон.
– Сказал – сделал, – кивнул круглолицый Василий. – В срок и качественно. И заметь, не требую дополнительной платы, хотя и очень хочется.
– Я уже расчувствовался, Васек, ха!
– Давай, чтобы не последняя сделка была. – Василий налил себе в рюмку боржоми и чокнулся.
Рустам еще только начал солянку, а его сотрапезник уже умял свою порцию и потребовал еще одну. Затем пельмени. Еду Василий перемалывал со скоростью электрической мельницы. Его аппетит подстегивала сладкая мысль о халяве.
Рустам еще не успел закончить со своим горшочком, а Василий еже приканчивал пельмени и поглядывал на осетрину.
Последний кусок влез с большим трудом. Но Василий постарался. После чего удовлетворенно откинулся на спинке стула, положив широкие ладони на вздувшийся животик.
– Ну, по последней. – Рустам поднял рюмку.
Чеченец махнул водку, русский трезвенник – боржоми.
– А теперь порадуй брата. – В голосе Рустама прорвалось нетерпение. – Покажи товар.
– В машине, – кивнул Василий. – А где зелененькие портреты американских президентов?
– Все при мне. – Рустам хохотнул. – Представь, смеху будет, если твою тачку сейчас угонят.
– Но твои бойцы за нею присмотрят.
– Ха-ха! Сечешь момент!
– Ха! Секу!
– Ну что, идем? – спросил Рустам.
Василий прихватил не распечатанную бутылку боржоми, с сожалением оглядел опустевший стол, сокрушаясь, что не развел Рустама еще на пару отбивных, которые можно было бы завернуть с собой.
Они вышли из ресторана. Им вслед пристроились охранники.
На стоянке перед рестораном стояло несколько машин. Тут были две дальнобойные фуры. Старенькая «Тойета». Чуть в стороне застыл черный «Кадиллак»-вседорожник – весь в хроме, солнечные зайчики отплясывают на капоте. Стекла, понятно, тонированы. Шины широкие, ребристые. Не машина, а боевой слон. Мечта порядочного бандита. Гордость Рустама. А тщательно отдраенная, с противотуманными фарами темно-серая «девятка» принадлежала Василию. На трассе метрах в ста от кафе, рядом с магазином автозапчастей, застыл зеленый триста восемнадцатый «БМВ». За тонированными стеклами не было видно, кто там сидит. Но Рустам отлично знал – там четверо его бойцов, со стволами и с приказом при подаче сигнала опасности дырявить пулями все, что движется.
Рустам хлопнул Василия дружески по спине, потом махнул рукой. Из «Кадиллака» выпорхнул худой, подвижный джигит, передал хозяину папку. Там должно было быть что-то около ста тысяч долларов.
– Получи и распишись, – хмыкнул Рустам. Взвесив в руке этот вместительный «кошелек», он передал его Василию. Тот заглянул внутрь. Удовлетворенно кивнул. Полез в багажник своей машины и с трудом извлек увесистый чемодан.
Договаривающиеся стороны избрали самый простой способ совершения сделки: из рук в руки – деньги-товар. Существует масса других способов, придуманных для того, чтобы осложнить деятельность правоохранительных органов. Деньги и товар могут оставляться в условленных местах – под кустом, в камере хранения. Иногда при передаче используются посредники, которые вообще не в курсе происходящего. Но сейчас решили не мудрить. Все равно, если третьей стороне станет известно, что именно является предметом купли-продажи, тут уж никакие предосторожности не помогут. Вся госбезопасность и МВД на уши встанут, да еще авиацию с артиллерией привлекут. Только вот не станет им это известно. У Рустама, который провернул массу подобных сделок, все под контролем.
– Проверять товар не буду, – сказал чеченец. – Тебе известно, что нас не обманывают?
– Наслышан... Надеюсь, что баксы настоящие.
– А если бы были ненастоящие? Или мы просто бы забрали по беспределу товар? – заинтересовался Рустам.
Василий отвел полу куртки и что-то продемонстрировал ему.
– «Лимонка», – озадаченно произнес Рустам. – И что, рванул бы?
– Мне очень деньги нужны, – с неожиданной каменной твердостью в голосе произнес Василий. – Я сильно злой становлюсь, когда мне мое не отдают...
– Уважаю. Мужчина...
Юркий подручный Рустама пристроил чемодан в багажник вседорожника.
– Деньги будут – заходи еще, – сказал Василий.
– Деньги будут, – заверил Рустам. – Лишь бы товар был качественный.
– Дерьма не держим, – ответил Василий и грузно устроился за рулем своего «жигуля».
Машины разъехались в разные стороны.
Через пяток километров «Кадиллак» завернул в бетонный «карман», где стояла занюханная «Газель». Чемодан с товаром перекочевал в нее.
Чеченские машины тронулись с места. Двинули обратно в город. Прилично растянулись. Впереди «Кадиллак». За ним «Газель». Сзади – «БМВ». Последняя машина выделывала фортели. То оттягивалась на значительное расстояние, то обгоняла.
Асфальт шуршал под шинами. Машины пожирали расстояние. Мимо проносились прилепившиеся к трассе поселки, городишки. Белая табличка «Осиновское». Убогие домишки. Дощатые заборы. Та же табличка, но уже перечеркнутая. Все, населенный пункт позади... Деревня «Волковка»... Позади...
Участок дороги плавной дугой выгнулся внутрь сплошного соснового леса. Пузатый старшина оторвался от «жигуленка» с надписью «ГАИ» и махнул полосатым жезлом.
«Газель» затормозила и остановилась прямо посреди лужи. «Кадиллак» с Рустамом, снизив скорость, продолжил движение. А зеленый «БМВ» угрожающе застыл метрах в двухстах сзади.
Сидящий на заднем сидении «Кадиллака» Рустам, ерзая на сидении, глядел на удаляющуюся «Газель» и фигуру милиционера. Он произнес в мобильник:
– Что там, Аскер?
– Кажется, обычные менты, – донесся в трубке голос боевика, сидящего в зеленом «БМВ».
– Контролируй, Аскер. Если что – валите всех...
– Не беспокойся, Рустам. Все будет хорошо.
Тем временем пузатый гаишник, не обращая внимания на лужу, подошел к «газели» и произнес строго.
– Старшина Цыпко.
– Свои, командир. Капитан Дивенко. – Водитель «Газели», по внешности чистый славянин, распахнул дверцу, спрыгнул на асфальт, тоже не обращая внимания на лужу, и продемонстрировал удостоверение капитана ГАИ.
– Что, из самой Москвы? – заинтересовался старшина. – Или из Подмосковья?
– Из нее, златоглавой...
– Москва, звонят колокола, – усмехнулся старшина.
– Звонят... Вот, с дачи барахлишко везу.
– Барахлишко. – Старшина задумчиво рассматривал «Газель». – Машина-то твоя?
– Друга. – «Капитан» кивнул на мужчину в глубине салона «Газели».
– Ах, друга...
Подошел второй гаишник – сержант с автоматом, небрежно болтающимся, как хомут, на шее. Осведомился:
– Свои, что ли?
– Ну да, – кивнул старшина. – Москвич. Вон, глянь, ксивы у них какие новые. Земляк, покажи.
Водитель «Газели» терпеливо продемонстрировал трехцветное удостоверение сотрудника милиции с голографической печатью и штрихкодом.
– Скоро вам тоже на такие заменят.
– Надо думать, – кивнул старшина лениво.
Тут на его боку переливисто запиликала увесистая милицейская рация. В тот же момент старшина необычно резво для своей тучной комплекции рванулся к водителю «Газели» и мощнейшим ударом кулака в челюсть сшиб с ног, успокоив на несколько минут. Сержант выбросил вперед руку, бросая через открытую дверцу в салон круглый предмет. Внутри «Газели» сверкнуло и ухнуло так, будто взорвалась ракета воздух – земля. Светошумовая граната «Заря» на несколько секунд выбила у пассажиров возможность ориентироваться во времени и пространстве. Осталось только повязать их тепленькими... Все, упакованы!
В это время грузовик перекрыл дорогу стоящему у обочины «Кадиллаку», сзади его подперла тяжелая «Волга-фургон». Рустам не успел опомниться, а его уже выволокли из салона и ткнули лицом в асфальт. Рядом устроился его шибко шустрый помощник, ему не дали дотянуться до спрятанного под сидением пистолета-пулемета «Кипарис».
Около «БМВ» резко затормозил темно-синий «Форд-мондео» с раскосыми глазами-фарами. Трех бойцов будто мощной волной вынесло из его салона. Каждый из них контролировал свою цель – фигуры четверых врагов, сидящих в «бумере». Одна из фигур дернулась. Хлопок – это почти задавленный глушителем звук выстрела. Пуля точно попала в череп – угроза ликвидирована. Ударом приклада вынесено лобовое стекло, водитель выдернут через проем, будто резиновая кукла. У жирного бугая в «БМВ» в голове замкнуло, по-видимому, он хотел рвануть гранату прямо в салоне. Не успел. Его тоже угомонили на асфальте, вжав морду в лужу. Вода булькала и пузырилась от его дыхания.
– Не стреляй! – хныкал бугай.
– Лежи, сученыш, – гаркнул боец и произнес в рацию: – Зачищено!
Пузатый гаишник залез в «Газель». Много времени, чтобы найти тайник, не понадобилось.
– Груз здесь, – произнес он в микрофон рации.
* * *
Офис был просторный, не меньше пятидесяти метров, обставленный в современном, никелево-кожаном стиле – знатоки знают, что стиль этот моден и дорог. Такая обстановка призвана убеждать клиентов в том, что дела фирмы обстоят самым лучшим образом. Впрочем, так оно и было.
– Ты заказал билеты? – спросил благообразный, полноватый мужчина лет сорока пяти. Его волосы щедро посеребрила седина. Про такую седину говорят – благородная. Судя по тому, что он занимал место хозяина за просторным столом красного дерева, здесь он был за главного.
– Да, – кивнул лысый колобок с курчавенькой легкомысленной бородой и настороженными глазками. – Рейс в пятницу. До Лос-Анджелеса...
– Что делать, ты, надеюсь, в курсе?
– В курсе, – хмыкнул «колобок». – Начать и кончить... Вообще-то нереально за такой срок...
– Через две недели ты здесь... Что ты должен обязательно успеть – это встреча с доктором Страусом. Визит во Флоридский технологический институт. И проработка протокола о намерениях с компанией «Интеллект». Остальное по обстановке.
«Колобок» с кислым видом кивнул.
– А ты что, хотел на Голливуд там глазеть? Нет, дружок. Работать надо. Деньги делать. Вкладывать капитал, в том числе интеллектуальный. Движение должно быть. А ты сидишь с унылым видом, Сема. И никакого блеска в глазах...
Судя по всему, песня была старая, поэтому «колобок» только пожал плечами и с видом человека, который давно привык и устал отбрехиваться, заявил:
– Тебе блеск нужен или работа?
– Работа.
– А работу никто лучше меня, старого еврея, не сделает. Так?
– За что тебя и ценю...
За окном заработал отбойный молоток. Хозяин кабинета успел одуреть от этого звука, сравнимого по зловредности только с ядовитым шипением бормашины. Прямо за окнами турецкие рабочие сноровисто превращали очередной московский памятник архитектуры девятнадцатого века в безвкусную стеклянно-бетонную упаковку для офисов.
– Теперь надо с Новосибирским институтом выйти на контакт, – деловито продолжил хозяин кабинета. – Разработка там перспективная есть. Англичане заинтересовались... В Обнинске – масса амбиций. Академики, доктора. Толку ноль... Галустян...
– Триумвират, – хмыкнул «колобок». – Гении доморощенные.
– Да уж... Не знаю, что и делать... Ты веришь в эти их фантазии?
– Галустян и команда – люди талантливые.
– Если такие умные, почему такие бедные, как говорят американцы?
– Талант и нищета в России – близнецы-братья. Мы, посредственности, за их счет богатеем, – изрек поучительно «колобок».
– Среди этих талантов больше психов, которые выдают неконструктивный бред за откровения свыше... И поди разберись, что стоит денег, а что только нервов... Боюсь, с группой Галустяна такая же история... Я не особо верю в мгновенные революции в науке и ниспровержение основ...
– Значит, не веришь в теорию относительности и квантовую механику? – глаза «колобка» смеялись. Эти дискуссии они вели уже не первый год. – И в геном человека?
– Верю... Было время, клады лежали под ногами. Стоило только увидеть их и нагнуться. Сейчас в мировой науке идет поступательное, неторопливое движение вперед, крайне материально затратное и вовсе не чреватое незапланированными прорывами... Плавно все должно быть. Пристойно. Без суеты. А Галустян со товарищами намереваются немножко растрясти основы...
– Но результаты есть. Экспериментальные...
– А кто их проверял?.. Ох, чувствую, влетит нам эта программа в копеечку... Не люблю сотрясателей основ. Они чаще сотрясают воздух впустую.
– А нам-то чего? – пожал плечами «колобок». – За погляд денег не берут... А если это правда?
– Тогда мы поймаем жар-птицу... Опять мистика – жар-птицы, – скривился Николай Валентинович Кумаченко – хозяин кабинета, он же директор фонда «Третье тысячелетие».
Фонд этот был создан стараниями Академии наук и Министерства экономики с целью собрать перспективные идеи, дать им импульс в развитии, в худшем случае повыгоднее продать их на Запад. С внедрением получалось как всегда – то есть ничего не получалось. А вот с продажей на Запад перспективных идей и технологий шло гораздо лучше. Благо отдавали дешево, так что от желающих отбоя не было. Притом торг шел по российской арифметике – бакс пишем, два в уме. Того, что в уме, хватало на подкорм нужных людей и в Академии наук, и в Минэкономики, а потому фондом все были довольны. В том числе голодные ученые – генераторы этих самых идей, которым каждый бакс – счастье.
– Галустян – не сумасшедший романтик. Он прагматичен, – отозвался «колобок», точнее Семен Иосифович Богучарский, заместитель Кумаченко, его правая рука, левая нога и заодно голова. – И умеет соблюдать секретность. Ядро процесса, на котором и основано ноу-хау, не знает никто, кроме его группы. Свой интерес он блюдет...
– Блюститель, – скривился Кумаченко. – Он нам еще крови попьет...
Зазвонил мобильник. Богучарский зашарил по всем многочисленным карманам своей джинсовой безрукавки. Наконец, извлек его из кармана брюк. Нажал на кнопку:
– Весь внимание...
По мере того как он выслушивал сообщение, лицо его бледнело и вытягивалось.
– Когда? Как? Какая-то несуразица... Да, понятно... Черт возьми, ну надо же... Пока, Коля. До встречи...
Он положил со стуком телефон на стол и вытер ладонью лысину.
– Что там? – заерзал в кресле Кумаченко.
– Не попьет нам Галустян крови...
– В смысле?
– Он мертв.
– Как мертв?
– Ночью покончил жизнь самоубийством. В записке написал, что устал...
– Устал? – Кумаченко нервно поправил свой роскошный бордовый галстук. – Черт! Я же говорил, он обычный сумасшедший! Как и его идеи!
* * *
Мир Рустама рухнул. Гордого чеченца грубо затолкали в холодный фургон – такие используют для перевозки мяса. Бросили на рифленый алюминиевый пол. Там крупногабаритный русский, настоящий буйвол, присев рядом с ним на колено, резко бросил:
– По ходу маршрута ты должен отзванивать?
Рустам ничего не ответил.
– Я спросил, – спокойно произнес «буйвол».
– Собак помойных спрашивай. Они тебе как брату ответят!
– Настрой ясен.
Железные пальцы стиснули Рустаму голову. А потом резкая боль в ухе.
Рустам задохнулся от боли. И заорал бы. Но челюсть ему стиснули, так что послышался только сдавленный крик.
По шее струилась кровь.
– Не скули, Рустам, – по-чеченски произнес резко, будто плетью хлестнул, второй присутствовавший здесь – жилистый, с холодными стальными глазами мужчина. – Это только мочка уха... Так и будем резать по кусочкам...
Ужас захлестнул Рустама... Все шло здесь неправильно. Резать головы и уши – это привилегия его братьев... Русские слишком слабы и чувствительны для такой работы.
В мозгу щелкало. Кто это? Кто посмел? Менты? ФСБ? Военные? Кто это, шайтан их всех забери?!
– Я повторяю – ты должен сделать отзвон?
– Должен, – выдавил Рустам.
И снова его стиснули в тисках. Нож коснулся другого уха...
– Будешь дальше врать?
Рустам не должен был сделать никаких отзвонов в пути. Он уже сообщил, что товар получен. На крайний случай был предусмотрен звонок с кодовым словом – это значило, что все пошло наперекосяк. Его обязанность была сделать это, даже если придется пожертвовать жизнью...
Русские поняли это...
– К тебе еще немало вопросов, Рустам, – произнес жилистый. – Адреса, явки, планы – классический набор...
– Я ничего не знаю. Мне сказали отдать деньги, взять чемодан. Привезти...
– На вокзал, да?.. Или в общественный сортир на Пресне?..
– Смешно, да? – опять начал хорохориться Рустам. – В центр города должен подвезти. Там у меня возьмут. Я ни при чем...
– Рустам... Я тебе гарантирую одно. Ты скажешь нам все, – пообещал «буйвол». – Через полчаса...
Рустам криво улыбнулся. Он не собирался говорить ничего. Сердце ухало в предчувствии страшного. Но он должен был держаться... Должен... Он не может опозорить себя. Своих братьев. Свой род! Должен...
– Отдохни пока...
Рустам пошевелил закованными в наручники руками. Разомкнуть бы их, ударом выбить дух из здоровяка, распахнуть дверцу фургона... Но это нереально...
Ему очень не понравились слова «отдохни пока»...
– Куда везете? Куда? – заволновался он.
Но ему не отвечали...
А потом кошмар продолжился. Гордого чеченца вытолкали из машины, как какую-то недостаточно поворотливую скотину. И затолкали в длинную фуру с иностранными надписями на боках. Захлопнулась дверца, отрезая солнечный свет и внешние шумы. Зажглась электрическая лампочка. Внутри было просторно, гулко и жутко. В центре стояло кресло.
От вида этого кресла решимость Рустама сразу ухнула куда-то в центр Земли, в магму, да там и сгорела.
Кресло было хирургическое, с ремнями. Рядом, как в старых фильмах о фашистах, столик с инструментами.
Здесь к тем двоим русским, которые сопровождали его в фургоне, присоединился невысокий, немножко сутулый человек с тщательно зализанными на пробор жиденькими волосенками. Рустам скривился. Даже в своем незавидном положении он не мог скрыть презрения к таким вот червякам, которых можно навсегда задавить одним взглядом. В них нет ничего от настоящих мужчин, кроме привычки носить брюки.
– Рустам, – произнес «буйвол» – он же руководитель операции, оперативник «Пирамиды» Русич, он же бывший капитан ВДВ Влад Абросимов. – Я буду говорить коротко и доходчиво. Выбор остается за тобой, но он невелик. Первый вариант – ты сотрудничаешь с нами, помогаешь нам разрешить проблему. За это мы оставляем тебе жизнь...
– Можешь хоть сейчас меня убить, – сквозь зубы процедил Рустам.
– Это второй вариант. Ты отказываешься от сотрудничества. Тогда Эскулап, – он кивнул на «червяка», который вежливо улыбнулся, будто его представили на светском рауте, – с помощью нехитрых инструментов и хитрых психотропных веществ – слыхал, небось, о таких – выдавливает из тебя по капле все. И ты умираешь. В мучениях...
Глаза чеченца полыхали ненавистью и упрямством.
– Я тебя понимаю. Ты боишься не за себя, а за своих близких... Поэтому учти, что вместе с тобой сегодня же в могилу ты потащишь сестру и отца, которые живут в Подольске.
Рустам дернулся, изрыгая нечто нечленораздельное, но ремни крепко удерживали его. Это было нечестно! Русские так не могут!
– У нас специфическая организация, – продолжил Влад. – Ее авторитет основан на том, что мы всегда держим обещания... Мы зачистим всех твоих родственников, которых только найдем. И ты с ними свидишься в мусульманском аду. В рай тебе не попасть. Тебя скормят свиньям, а косточки похоронят в свиной шкуре...
– Ты... Ты грязная скотина... Я на руку намотаю твои кишки, собака...
– Эмоционально, но не убедительно... Даю тебе три минуты на раздумье. – Влад посмотрел на часы. – Потом отдам тебя в руки Эскулапа.
– Ты... Я вырежу всех твоих...
– Время пошло...
В Чечне Рустам привык жить рядом со смертью. Он очень много видел смертей, убийств. Гибли люди от бомбежек, от межплеменной вражды. От солдат федеральных войск. Убивали его братьев и сестер. Он сам убивал... Это было нормально... Он готов был убивать и умирать... Так ему тогда казалось...
Сейчас ему казалось иначе. Он понял, что умирать именно сейчас и именно здесь совсем не готов. Тем более вместе со своими родными... Он боялся смерти. Он хотел жить...
Когда время истекло, он пробормотал:
– Мы все равно сочтемся, собака...
– Итак, ты согласен, – констатировал Влад.
– Что хочешь знать?
– Начинай сначала...
Рустам поплыл. Биополевой стресс-детектор, который был смонтирован на передвижном оперативном пункте, устроенном в самой обычной на вид фуре, сбрасывал на компьютер диаграммы, и специалист за перегородкой подтверждал – Рустам говорит правду...
Картина получалась следующая. Рустам, немало потрудившийся на благо чеченских террористов, неоднократно снабжал группировки оружием, снаряжением и всем необходимым. Дело было прибыльное. Работал, в основном, по конкретным заказам. На этот раз очень серьезные люди ему заказали партию радиоизотопов. Правда, изотопов не простых. Это было одно из старательно оберегаемых ноу-хау ядерного центра в «Вьюжанске-11». Группа высокоактивных трансформеров, как коряво обозвали их. Вещества безобидные, но путем нехитрой обработки переходящие в активное состояние. По всем научным парадигмам такие изотопы вообще в природе существовать не могут. Но факт остается фактом – НПО «Сигнал», держащее две трети производства радиоизотопов в стране, в прошлом году создало это чудо. Одно из его применений – в качестве оружия массового поражения. При распылении над мегаполисом последствия могут быть самые страшные. Попадая в тело жертвы, эти изотопы практически не выводятся и работают как бомба, разрушая организм радиоактивностью. Рак легких, лейкемия, лучевая болезнь... И все в массовых масштабах... Идеальное орудие для теракта.
– Откуда ты узнал, где взять эту дрянь? – осведомился Влад.
– Я одно время занимался рынком изотопов, – пояснил Рустам.
– Вместе с Мирзоевым? – Влад вспомнил давнее кровавое дельце.
– Да.
Задача Рустама состояла в том, чтобы добыть оружие возмездия. Дальше – не его забота. Планировалось, кажется, что-то грандиозное.
– У нас нет танков и самолетов, – прошипел Рустам. – У нас есть воля к победе. И все средства для этого годятся...
– Давай дальше, философ...
А дальше все просто. Проходит купля-продажа изотопа. Рустам в Москве передает товар и отчаливает на все четыре стороны.
– Кто все это затеял? – спросил Влад. – Кто получатель?
– Он тебе не по зубам, – буркнул пленник.
– Хотя бы облизнуться.
– Анзоров.
– Тот самый? Депутат законодательного собрания?
– Да...
– Уже интереснее. – Влад хмыкнул. Как же. Личность известная. Депутат Доку Анзоров, Председатель правления банка «Спектр-интернациональ», а также совладетель парочки гостиниц и пивного заводика в Москве. – А дальше? Кто исполнитель теракта?
– Не знаю...
– У нас договор, Рустам...
– Я не знаю!
– Врет, – послышалось у Русича в крошечном наушнике. – Все показатели зашкаливают. Похоже, очень тепло...
Русич опять посмотрел на часы и произнес:
– Игра старая – тридцать секунд на выбор.
– Рамазан Даудов.
– Правая рука Колченогого Абдулмуслимова.
– Да... Его боевые группы рассредоточены по всей Москве.
– Кто с ними держит связь?
– Сам Анзоров.
В трейлере было тоже холодно. Но еще больший холод терзал Рустама изнутри. Зубы постукивали. Сотрясала дрожь. Он ежился. Наручники сзади тоже холодили, перекрывали ток крови. Но больше всего холодила мысль, что он предает всех.
– Куда ты должен отвезти товар?
– За Ногинском частный дом.
– Кто приедет за ним?
– Анзоров пришлет кого-нибудь, чтобы убедиться в наличии товара...
– С деньгами?
– Да...
– Кто в доме?
– Обычно пара его людей, отлеживающихся после работы в Чечне.
Когда почти все было сказано, Рустам вдруг испытал странное облегчение. Ему вдруг подумалось, что предавать не только страшно, но и приятно. Будто разом расплачиваешься со всеми долгами, которые наделал за свою жизнь.
– Они твоих подручных знают? – спросил Влад.
– Одного-другого видели в лицо, – ответил Рустам.
– Ну что ж... Придется тебе еще немного нам помочь...
* * *
«Хомо компьютерикус» – новый вид человека, рожденный щедрым на научно-технические и социальные революции двадцатым веком. По замыслу он должны быть молодым, тощим, бледным, с красными глазами и сутки напролет проводить перед монитором, скользя по запутанным, с развязками, заторами, пробками трассам Интернета. Внешний мир, еда, женщины его интересовать не должны. Все это дурная трата времени. Программы, файлы, сайты, вирусы и антивирусы, базы данных – именно в этом настоящая жизнь. Именно тут истинная реальность.
Из подобных качеств Леша Бруевич обладал, пожалуй, только молодостью, да и то уже не первой. Было ему двадцать семь лет. Крупный, с уже нагулянным жирком и румяным круглым лицом, любитель пива, женщин и горных лыж, накрепко сцепленный с землей, он тем не менее был человеком-компьютером. Во всемирной паутине ощущал себя как рыба в воде, или, скорее, акула в океане. Мог без проблем хакнуть защищенный сайт. Языки программирования знал лучше, чем русский. И вполне мог бы сделать карьеру и стать высокооплачиваемым программистом. Сделал бы, и стал бы, если бы его интересовали деньги. Точнее, деньги его интересовали, но не настолько, чтобы жертвовать ради них душевным спокойствием и ощущением значимости своего места во Вселенной. А эту значимость он ощущал, когда вторгался в неизвестные, нехоженые края, где не ступала еще нога ученого. Поэтому, работая с Галустяном над проектом, названном с претензией – «Атлант», он был счастлив. Потому что то, чем они занимались, было смело. Это было круто. И до этого не допер никто в мире.
Да, там был полет! Там открывались такие горизонты!.. Но в последнее время Бруевичу иногда становилось жутковато. Слишком далеко они зашли. Химические процессы, которым они дали жизнь, все больше напоминали алхимию. Они вторглись в совершенно неизведанные земли, где легко оступиться и провалиться в топь. И еще там могли поджидать хищники...
Впрочем, голову ломать над вечными проблемами не было никакого желания. Бруевич устал. Ему как воздух нужна была капитальная расслабуха. Он давно мечтал о горячей баньке, холодном пиве и теплом женском теле. Все это нашлось у его институтского приятеля Ромы, имевшего уютный домишко в Замяткове, что в двухстах километрах от столицы.
Дом располагался на окраине поселка городского типа, которому не суждено в обозримом будущем получить статус паршивенького городка. Деревянное строение под грузом прожитых лет немного покосилось, дряхлую мебель изъел жадный червь. Зато банька была отличная.
– Шею сильнее массируй, солнце мое, – проурчал, жмурясь от удовольствия, Бруевич, разлегшись на лавке в предбаннике.
Тонкие женские пальцы, оказавшиеся на удивление сильными, массировали мышцы и вызывали истому.
Девки были местные, молодые, развратные и по московским меркам удивительно дешевые. За тысячу рублей, пиво, водку и закуску они уже второй день скрашивали одиночество двоих институтских друзей, утомленных московской суетой. При этом девки считали, что им подвалило просто немыслимое счастье, потому что деньги в Замяткове уже несколько лет являлись редкостью и роскошью. Фабрика и два совхоза дышали на ладан, и заняться в этих местах было нечем.
– Я устала, – капризно произнесла Натаха, встряхивая руками. – Замандавалась вся.
В выражениях она не стеснялась, и Бруевич имел счастливую возможность слегонца пополнить свой запас нецензурных и ругательных слов.
– Ничего, – сказал он. – Еще чуток поработай. Потом пивком поправимся.
Это обещание воодушевило девушку, и она начала мять спину клиента с новой энергией.
– Развлекаетесь, – констатировал худосочный, с глазами профессионального мошенника, вечно улыбающийся Рома, зайдя в предбанник.
– Балдеем, – кивнул Бруевич.
– Мы уже потрахались, – незатейливо проинформировала Наташка. – А где Нинка?
– За пивом услал. А у меня чего-то машина барахлит.
– Какая? – хмыкнул Бруевич.
– Та, что на колесах. А ты что подумал? С этим все ништяк.
– Это радует, Рома...
– Полезу под железяку, – вздохнул хозяин фазенды.
– И охота? – удивился Бруевич.
– Завтра не заведется. – Ромка вышел. Дверь со скрипом закрылась. И Бруевич снова расслабился под сильными пальчиками массажистки...
Так бы лежал и лежал... Хорошо... Но хорошо не бывает долго.
Затренькал мобильник.
– Кто там? – растягивая слова, произнес он.
– Это Панин.
– Здорово. – Бруевич закряхтел, как старый дед, и приподнялся на лавке, по ходу легонько шлепнув Наташку по округлому заду. – Палыч, если бы ты только знал, от чего меня отрываешь...
– Плохи дела, Алешенька.
– Что случилось? – встревожился Бруевич, вдруг поняв, что голос у третьего члена их научной группы доктора математических наук Панина потерянный.
– Галустян...
– Что Галустян?
– Он умер.
– В смысле?
– Он умер. Погиб. Покончил жизнь самоубийством. Наглотался снотворных таблеток. Достаточно?
– Так, Палыч. Успокойся и не кипятись... Ерунда какая-то. Как Галустян мог покончить жизнь самоубийством? Сейчас, когда все на мази?
– У него спроси! – По голосу Панина ощущалось, что в его душе трепетала, как птица в клетке, пытавшаяся вырваться на простор истерика.
– Так... Успокойся... Успокойся, – как заклинание повторял Бруевич. В предбаннике было жарко. Но в груди возник сквознячок. Холодный такой сквознячок, от которого замерзает сердце. – Я сейчас собираюсь и еду... И мы что-нибудь придумаем.
– Что мы можем придумать?
– Так. Успокойся, – то ли себе, то ли собеседнику сказал Бруевич. Дал отбой. И присел на лавке, замерев и тупо уставившись в дощатую стену, на которой был зачем-то накрепко прибит барометр.
Девушка настороженно погладила его по плечу.
– Ну, котик, чего случилось?
Он не ответил.
– Чего киснешь, красавец?.. Ох, какой хмурый. Сейчас мы тебя успокоим. – Она потерлась голой грудью о его плечо.
– Извини... У меня... У меня друг умер.
– Как умер?
– Отравился... Или отравили...
– Отравили?! – изумленно ставилась на него девушка.
– Да... Но это начало. Всех нас перебьют... Я как чувствовал...
Он начал одеваться.
– Надо ехать... Надо...
Девушка смотрела на него, как на психа...
– Извини, крошка, – застегнув рубашку, кинул он ей. – Пока.
Он вышел из бани, согнувшись от удара мокрого снега. С утра зарядил этот снег, будь он неладен. И тучи – низкие, давящие. Куда подевалось вчерашнее солнце?
* * *
– Люблю огонь, – сидящий на корточках молодой, плечистый чеченец с наивным дурашливым лицом ткнул кочергой в уютно потрескивающие в камине поленья. – В горах огонь – тепло, хорошо... И редко.
– Почему редко? – спросил Влад, комфортабельно устроившийся в плетеном кресле с мягкими подушками.
– Огонь – нельзя. Самолет прилетит. Вертолет прилетит. Снайпер ударит... В спальный мешок спишь. Там хорошо. Тепло. Но огонь лучше.
– Долго воевал?
– С тринадцати лет. Отец воевал... Я воевал. А ты?
– Пришлось маленько.
– За кого воевал?
– За всех, – хмыкнул Русич.
– За всех – это правильно. Дураки воюют просто так. Умный воюет за деньги. Нет денег – нет война.
– Хорошо хоть платили? – поинтересовался Влад.
– За работу. БТР убил – платят много. Солдат убил – платят так себе. Офицер убил – платят нормально. Война. Выгодно.
– Это верно...
– Рустам хорошо тебе платит? – как бы невзначай бросил молодой чеченец.
– Иногда неплохо... Чаще – так себе.
– Рустам жадный... Ты сильный. В тебе воин виден. Сейчас мы с братом отлежимся, тогда поехали с нами Чечня.
– В горах воевать?
– Зачем в горах? Кто сейчас в горах воюет? Дома живешь. Хорошо кушаешь. Днем спишь. Ночью свиней режешь...
– Свиней?
– Которые в военной форме...
– И много заработать можно?
– Как работать будешь. – В голосе молодого чеченца зазвучали зазывные нотки – как в рекламе памперсов. – Ты воин. Мину, фугас класть можешь. Стрелять умеешь. Кроме того, ты русский, в форму тебя оденешь – от солдата не отличишь. Не то что мы... Денег много получишь. Богатый будешь.
– Денег... Каких? Фальшивых?
– Зачем фальшивых? Имам Абдулмуслимов получил от правоверных из Аравии мало-мало много денег.
– Значит, фугасы класть, – усмехнулся Влад.
– Не просто фугас класть. Фугас мальчишка положит... Специальная операция! – многозначительно произнес молодой чеченец важное слово.
– Почти уговорил...
– Рустам мало-мало платит. Абдулмуслимов щедрый. И никогда фальшивый доллар не дает. Его за это уважают. Кого хочешь спроси.
– Спрошу...
Чеченец удовлетворенно крякнул, решив, что доброе начало важному делу положено. Заполучить такого бойца – здоровенного, с кошачьей грацией в движениях, выдающей человека серьезной подготовки – это ли не удача! И еще приятно подложить свинью Рустаму, которого не любят за жадность, хитрость и пренебрежение обычаями.
– Скоро они там? – Влад посмотрел на часы.
– Приедут. – Молодой чеченец снова принялся ворошить угли. – Сиди. Чай пей. Разве плохо?
Проникнуть на чеченскую базу в Ногинском районе удалось без труда. Рустаму стоило только бросить негромко и властно:
– Это свои.
И металлические ворота отворились.
Место для двухэтажного кирпичного дома было выбрано с таким расчетом, чтобы не мозолить людям глаза и в случае опасности иметь путь отступления к раскинувшемуся на многие километры лесу, перемежаемому болотами. В поселке в это время было совсем немного жителей. Дымились трубы в парочке домов, горело несколько окон. В основном домишки были бревенчатые, убогие. На пригорке виднелась полуразрушенная церковь с обломанной, как карандаш, колокольней. Над ней вились вороны.
«Газель» Влад велел загнать за ворота. Трофейный зеленый триста восемнадцатый «БМВ» оставили на раскисшей дороге. Он одним колесом утопал в огромной луже, из которой поднималась вросшая в землю тракторная шина, как спина допотопного чудища из озера Лох-Несс.
В доме, как и обещал Рустам, отлеживались, зализывали раны двое чеченских боевиков. Чувствовали они себя здесь вольготно. Видимо, были уверены, что милиция сюда не сунется, поэтому без всяких задних мыслей на виду держали два автомата Калашникова.
Гостей боевики встретили сначала с настороженностью. Но после звонка Анзорова, который подтвердил, что гости вполне заслуживают хорошего отношения, горцы расслабились и подобрели. Друзей хозяина надо уважать.
– Телевизор хочешь смотреть? – спросил молодой чеченец у Влада, к которому проникся теплыми чувствами, как к начинающему клевать на щедрые посулы объекту вербовки. – Тарелка от спутника есть. Сто программ берет!
– С комфортом устроились.
– Да... Чечня – электричество мало. Все плохо. Здесь хорошо.
Чеченец загрустил. Но ненадолго. Его посетила показавшаяся ему весьма удачной идея.
– Кассеты есть. Порнуха есть.
– Не стоит, – отмахнулся Влад.
– Зря. Хорошая порнуха... Такие девушки... Что, думаешь я не знаю, как с девушками туда-сюда, да! – вдруг воскликнул молодой чеченец горячо. – Помню, одну в зиндан держали. У нее отец богатый такой, да. Крутой такой... Армянин... Или еврей... Из Москвы ее везли... Ах, какая была... Ох, какая кожа... Ох, как я с ней...
– Блондинка?
– Да нет, рыжая такая. Но не важно... Жалко даже ее было.
– Почему жалко?
– Что-то там не получилось. Базар-мазар с ее отцом не пошел... В общем, пришлось ее стрелять. Я и стрелял... Раз – и все. Перед видеокамерой... Но хорошая была...
– Да. Бывает, – равнодушно произнес Влад.
– Бизнес, – развел руками чеченец.
Казак, сидевший на кожаном диванчике в углу, хмуро уставился прямо в затылок молодого чеченца. Если бы боевик поймал этот тяжелый взор, то наверняка сейчас бы не чувствовал себя так комфортно. Так глядят, когда целятся перед контрольным выстрелом.
Через четверть часа послышались звуки автомобильных моторов.
– О, приехали. – Второй чеченец, низкорослый, с длинными руками, похожий на пастуха из высокогорного аула, появившегося на свет от порочной связи его матери со снежным человеком, бросился на улицу открывать ворота.
Влад выглянул в окно. В ворота въезжал «Мерседес» с темными тонированными стеклами. Черт возьми, бронированный... При определенном раскладе это может обернуться серьезными проблемами... «Джип-паджеро» цвета вишневый металлик, сопровождение с охраной, припарковался за воротами рядом с зеленым «БМВ».
Из соседней комнаты появился тучный оперативник, который недавно на шоссе столь убедительно сыграл роль старшины-гаишника. Он подталкивал в спину вялого, шаркающе передвигавшего ноги Рустама.
– Ну что, Рустам. Иди, встречай гостя, – кивнул Влад.
Теперь бы только чеченец не выкинул какой-нибудь фокус. На этот счет Влад подстраховался. Перед отъездом на базу Рустама оглушили, накормив приличной дозой психотропных веществ, которые напрочь отбивают стремление к импульсивным поступкам. И все же стопроцентной гарантии, что объект будет действовать по плану, не было. Слишком мало времени с ним работали.
Комитет по торжественной встрече в составе Рустама, Влада и Казака выстроился во дворе.
Бугай в черном костюме, как из рекламы телохранителей, в черных очках (даром, что солнце уже село за лес), выскочил из машины и услужливо распахнул заднюю дверь. Из салона степенно, неторопливо выбрался высокий статный чеченец и ступил на гравий дорожки.
Сердце Влада радостно екнуло. Повезло так повезло! Это как раз тот, кто нужен – депутат Анзоров! Собственной персоной пожаловал. Никому не доверил! И не в лом было на ночь глядя переться сюда!
Рустам шагнул навстречу Анзорову. Они обнялись, как два молочных брата после долгой разлуки.
Рустам напрягся. И Влад совершенно четко понял, что сейчас горец что-то ляпнет, выходящее за рамки дипломатического протокола.
Русич был готов к любому варианту развития событий. Он не обдумывал решение. Оно пришло само! Накопившаяся в Владе энергия нашла выход! Он резко вдавил кнопку рации, прикрепленную к запястью... И начал движение.
Он мчался, как ураган, сметая все на своем пути. Походя сшиб с ног чеченца-пастуха – тот даже и не пикнул, рухнув, как подкошенный. Рубанул ногой по горлу телохранителю в черном, кажется, отправив его в путешествие к самому Аль-Ваххабу и райским гуриям. Продолжая движение, сделал подсечку оторопевшему и никак не ожидавшему нападения депутату и отключил его щадящим ударом в голову.
Казак выстрелил из бесшумного пистолета в грудь телохранителя, неосмотрительно высунувшегося из «Мерседеса» с короткоствольным пистолетом-пулеметом «Скорпион».
У личного водителя депутата реакция была выше всяких похвал. Он резко повернул ключ в замке зажигания. Машина завелась сразу, как и положено «Мерседесу», и не к месту уютно заурчала мотором. Что будет дальше – спрогнозировать не так трудно. Бронированное четырехколесное чудище снесет задним ходом ворота к чертям собачим. И вырвется на оперативный простор. И пули от него будут отскакивать, как горошины от слоновьей шкуры.
Влад стремительно преодолел расстояние, отделявшее его от машины. Рывком выдернул скрючившееся тело убитого телохранителя. И повалился внутрь, на мягкие лайковые сидения.
Водитель – квадратный, со сросшимися бровями и тяжелой челюстью, резко повернулся к Владу боком. Он был вооружен. И вороненый ствол уже почти завершил свое неумолимое движение, готовясь выплюнуть свинцовую примочку в свою цель. Оставалось только надавить пальцем на спусковой крючок.
Влад аккуратно, казалось, неторопливо отвел руку с пистолетом. Ухнул выстрел. Пуля пробила панель красного дерева. Следующего выстрела не прозвучало. Влад перехватил пистолет, дугообразным движением провернул его, ломая противнику пальцы. Отшвырнул тяжелую и опасную игрушку в сторону. Потом ласково и мягко захватил квадратного за шею. Она была мускулистая, железная. Но никакие мускулы здесь не помогут. Вот биоактивная точка. Надавить на нее...
Водитель дернулся, ему не хватало воздуха. Потом на него навалилась тьма...
Бронированный «мерс» так и не стронулся с места.
Машину сопровождения снаружи упаковали тоже быстро. Оперативники, выскочившие из «БМВ», поставили под стволы и вытряхнули из салона вовсе не спешащих умирать телохранителей.
Влад перевел дыхание. Весы непостоянного бога войны снова качнулись в его сторону. Потерь у группы нет. У противника – два трупа. Чистая победа...
Пленных разложили в ряд в большой комнате. Там же на ковер лег портфель, наполненный пачками долларов – плата Рустаму за изотопы. Казак подошел к распластанному любителю рыжих девушек и порнухи, схватил его за волосы, заставил подняться. Чеченец смотрел на него, как зверь, которого ведут на убой – животный ужас и мольба о пощаде во взоре. Он встретился с глазами Казака, и ему все стало ясно.
– Не хочу... Не делай, – пробормотал молодой чеченец.
Казак молниеносно выдернул из чехла на рукаве нож и полоснул боевика по горлу. Отскочил в сторону, чтобы не испачкаться в крови. Все произошло настолько быстро, что никто даже голоса не успел подать.
– Война, – недобро усмехнулся Казак. – Бизнес...
Влад неодобрительно посмотрел на своего помощника, но ничего ему не сказал. Взял рацию.
– Объект взят. Группа два, три – для зачистки территории. И эвакуации... как поняли?
– Принято...
– Ждем.
* * *
Машина у Ромы, видимо, решила объявить забастовку. На все попытки завести двигатель видавшая виды и знававшая лучшие времена двадцать четвертая «Волга» отвечала каким-то ехидным жужжанием. Двигатель не желал заводиться. Рома копался в моторе, прикрикивая на белокурую шалаву, имевшую внешность невинной курсистки Императорского института благородных девиц:
– Ключ дай! Да не этот, а тот!
Увидев идущего от бани Бруевича, он озадаченно посмотрел на него.
– Ты куда?
– Машина на приколе?
– Встала! Упрямая, сволочь!
– Мне в Москву надо. – Голос у Бруевича был какой-то жестяной.
– Э, Леха, чего с тобой? Тебя что, Наташка укусила?
– Галустян, мой шеф, умер.
– Да иди ты! Как?!
– Мутно все это, – пробормотал Бруевич. – Я так и думал...
– О чем ты думал?
– Упаси господи, если я прав, Рома!
– Может, подождешь... Завтра поедем... Все равно ты уже ничем горю не поможешь.
В словах Ромы был какой-то резон. Вечером тащиться в Москву. Зачем? Успокаивать скорбящих родственников? Но Бруевич чувствовал, что так надо. Он еще не знал, почему, но был уверен, что оставаться здесь ему нельзя... Никак нельзя!
– Мне надо ехать, – твердо произнес он.
– Да подожди хоть полчаса, – попросил Рома. – Может еще починю мустанга. Живо до станции доскочим.
– Нет, надо ехать, – как заведенный повторил Бруевич.
Он прошел в дом. Натянул толстый вязаный свитер. Застегнул на молнию кожаную куртку с меховой подкладкой. Закинул на плечо ремень сумки.
Уже выходя за ворота, вспомнил, что забыл бритву с лезвиями, зубную щетку. Ну и черт с ними. Возвращаться – плохая примета... Хотя куда уже хуже...
Народу у остановки набралось много. Автобусы ходили раз в два часа, а желающих покататься на них за это время набиралось предостаточно. Щетинистые красномордые мужички с мозолистыми руками. Бабки с неизменными сумками на колесах, которые, судя по всему, всем бабкам раздают где-то централизованно, и ведром с огурцами. Размалеванные сверх всякой меры девицы, озабоченные и решительные, видимо, твердо решившие погулять в этот вечер на полную катушку. Бруевичу вдруг стало тоскливо. Тревожно защемило в груди. Он ощутил жуткое одиночество. А вокруг бесполезные люди совершают бесполезные броуновские движения, перетирая без всякой цели день за днем...
Через десять минут подкатил желтый «Пазик», заляпанный грязью и мокрым снегом.
– А ну наддай! – азартно и грубо орали пассажиры, втискивая свои тела в узкие двери.
Бруевичу ничего не оставалось, как тоже заняться этим видом спорта. Иначе придется больше часа топать до вокзала пешком.
Когда он протиснулся в салон, что-то заставило его глянуть в окно. Взгляд упал на желтую машину – кажется, «Рено», пристроившуюся в хвост автобусу. Для этих мест транспортное средство чересчур шикарное.
Из надсадного рева и жуткого скрежета механизмов напрашивался неутешительный вывод, что автобус вот-вот развалится, погребя под своими обломками пассажиров. Но он достаточно бодро катил по колдобинам и ямам, останавливаясь через каждые сто метров то на остановках, то по просьбам пассажиров. С горем пополам это антикварное чудо техники добралось до вокзальчика.
– Спишь, да? – Бруевича вывел из оцепенения толчок в спину.
Он спрыгнул со ступеней на асфальт, освобождая проход. Толпа из автобуса обтекла его и устремилась вперед к вокзалу. А он замер на месте.
Им продолжало владеть ощущение какой-то ирреальности происходящего. Дело даже не в том, что Галустян мертв – человек смертен, и внезапно смертен. Дело в том, что он не мог покончить жизнь самоубийством. А если это не самоубийство, то привычный мир, в котором нашел свой теплый уголок Бруевич, рушится на глазах. И реализуются самые потаенные кошмары. И получается, что за его жизнь теперь и ломаный грош – много.
Бруевич сдержался, чтобы не застонать. Подбросил сползающую сумку на плече. И согнувшись, направился вперед. В голове вертелись, как по кругу, мысли – сон, кошмар, не может быть, так и есть. Глаз непроизвольно скользил по асфальту, следуя изгибу пересекающих его трещин. В голову вдруг полезло, что эти трещины наверняка несут в себе скрытый смысл. В них язык взаимоотношений хаоса и гармонии. Конфликт залитого бетоном ровного и совершенного в своей завершенности пространства и сил разрушения, желающих нарушить порядок вещей... Стоп, оборвал он себя. Совсем не туда понесло. Так и до канатчиковой дачи недалеко.
Бруевич распрямился. Встряхнул головой. Обозвал себя психом... Мысленно приказал себе собраться... Впрочем, без особого успеха.
В небольшом здании вокзала, выкрашенном в веселенький, как молодая трава, зеленый цвет, Бруевич направился к окошку кассы. Протянул деньги. Получил билет. Посмотрел на расписание. Электричка отходила через двадцать минут – в полпятого.
Эти заученные, миллион раз повторенные действия вернули его на грешную землю. Он вышел из странного состояния полутранса. Чувства обострились. И, наконец, пришел страх. Холодный обыкновенный страх. Страх за свою шкуру и перед неопределенностью. Он таился в нем уже давно, когда программист просчитал все варианты. Он не верил в свои худшие опасения. Но все пошло по самому дрянному варианту.
Бруевич пошатался по тесному зданию вокзальчика, где с комфортом обустроилась многочисленная семья таджикских цыган. Трехлетний – не больше – цыганенок начал теребить рукав программиста, жалобно попискивая:
– Дай! Есть хочу! Дай!
Бруевич отпрянул от ребенка, как от прокаженного. Нервы ни к черту!
Он направился к газетному киоску рядом с кассами. Купил сборник кроссвордов и пару номеров «Столичного метрополиса», в красках и пикантных подробностях повествующего о жизни и падении звезд и примкнувших к ним тусовщиков. В буфете рядом приобрел две бутылки «Тверского» пива. Нашел место подальше от цыган – в самом углу зала. Отсюда через замызганное окно открывался вид на унылую привокзальную площадь.
Бруевич распечатал ключом от квартиры бутылку. Припал к горлышку. Потом уставился в окно...
Бруевич издал слабое нечленораздельное восклицание, увидев ту самую желтую машину. «Рено» или «Шкода». Черт разберет! Она пристроилась между мотоциклом «Урал» и грузовиком-пятитонкой на стоянке перед зданием вокзала.
«Тьфу, вот чокнутый, – мысленно обругал себя Бруевич. – Мания преследования. Так скоро в каждом человеке будем видеть врага. Да, это та самая желтая машина, которая ехала за автобусом. Ну и что? А куда еще машине ехать, как не на вокзал? Все пути в городишке этом сходятся на макаронной фабрике, совхозе и вокзале!»
Он сделал усилие, пытаясь выбросить глупости из головы. На время ему это удалось...
Электричка опоздала всего на пять минут. Народу там было немало, но сидячие места имелись. Бруевич с удовольствием занял место у окошка. И принялся за чтение газеты и уничтожения содержимого второй бутылки.
В вагоне пахло луком и чем-то кислым. У выхода расположилась шумная молодежная компания. Ребята и девчонки матерились, играли в карты. Бруевич ощутил себя неуютно. Поежился. Мнимые страхи уступили место реальным. Компания додавит еще бутылку-другую бормотени и начнется битие морд.
Правда, ехать недолго, каких-то минут сорок. За это время до мордобоя может и не дойти.
Ветка эта дурацкая к Москве не шла. Добраться до столицы можно было только пересев на станции Раздольное на другую электричку. Пьяная компания вывалилась из вагона ко всеобщей радости за две остановки до Раздольного.
Когда он попадал в реальный грубый мир, то в очередной раз убеждался в его непроходимом убожестве. Галустян вот совсем другого склада был. Везде как рыба в воде – и в дружеской компании, и в темной подворотне, когда нужно набить морду паре хулиганов, и за компьютером. А математик Панин, наоборот, существо совершенно воздушное, его земля не притягивает, а если притягивает, то бьет по пяткам больно. Он вообще не приспособлен к жизни. А Бруевич в этой компании между ними – нечто среднее... Но Галустян мертв. Все-таки не удержала его земля, на которой он стоял обеими ногами – плотно и надежно. Ох, как плохо все...
Железнодорожные пути ветвились и ширились. На них застыли черные нефтяные цистерны, платформы с прикрытой брезентом техникой. За окнами резко тормозящей электрички потянулись ангары и краснокирпичные цеха. Раздольное – узловая станция. Пересадка на Москву. Приехали.
Опять повторение вечной процедуры – просмотр расписания, ожидание поезда, который появится через полчаса.
Бруевич купил еще бутылку пива. Влил ее в себя. Потом жидкость бестактно попросилась наружу. Программист взял курс на ближайший туалет типа сортир.
Кинул пятирублевую монету старичку-боровичку, хмурому хранителю сортира, начальнику унитазов и писсуаров. Тот протянул ему чек – у него под рукой была целая картонная коробка, наполненная ими. Программист устремился внутрь. За умывальниками шли запутанные катакомбы с хаотично натыканными писсуарами, кабинками. Здесь было на удивление чисто...
Только выбрав приглянувшееся ему место и пристроившись около писсуара, Бруевич услышал тяжелые шаги. Скосил глаз. И похолодел.
В помещение зашел молодой парень с мясистым стриженным загривком.
Еще один шок – как обухом по голове. У Бруевича было отличное зрение. И прекрасная зрительная память. И он сразу вспомнил, где видел этого типа. В той самой желтой машине!
Программист поймал коснувшийся его мимолетный взгляд незнакомца. Угрожающий. Изучающий.
Сердце сжалось. Бруевич отвел глаза и напряженно уставился перед собой, старательно изучая белый, в серых потеках, кафель на стене. Амбал сделал шаг в его сторону.
Бруевич съежился. Спина казалась такой открытой, беззащитной. И он понял, что сейчас ее продырявит нож или пуля из пистолета...
* * *
Даже в подвале, будучи более чем в плачевной ситуации, Доку Анзоров умудрился сохранить свой лоск. Изрядно помятый костюм все равно сидел на нем как влитой. И на лице застыло выражение самоуверенности, брезгливости и угрозы. Тигр в клетке все равно остается тигром.
– Прошу объяснить мне, где я нахожусь, – произнес он спокойно, хотя видно было, что это требовало от него немалых усилий.
– Разве это важно? – поинтересовался Влад. – Важно, в каком положении вы находитесь.
Комната была тесная. Стулья привинчены к полу. Шуршала вода в ржавых трубах, стены были мокрые. Привести это помещение на «Базе-два» в приличное состояние ничего не стоило, однако опыт показывает, что именно в таких камерах лучше всего развязываются языки. Это помещение тем, кого занесло сюда не по своей воле, казалось тамбуром в могилу.
– По-моему, вы не бандиты, – произнес депутат сухо.
– Точно подмечено, – усмехнулся Влад. Ему вспомнился сентябрь девяносто пятого. В самом разгаре первая чеченская. Горы. Скоротечный бой. Пленный бригадный генерал Адам Анзоров – брат нынешнего депутата Доку Анзорова. Они чем-то похожи, но Адам был похлипче. В нем не было такой уверенной силы, проницательности, ума, одна только дикарская ярость... И дело тоже крутилось вокруг изотопов. С такими пристрастиями их семейке надо было посвятить жизнь ядерной физике.
– Я достаточно видел спецназов, чтобы узнать специфический почерк... Федеральное агентство госбезопасности? Управление по борьбе с бандитизмом? Да?.. Для государственной структуры вы ведете себя слишком опрометчиво.
– Это почему же?
– Вы считаете, что похищение депутата Госсобрания сойдет с рук спецслужбе, какой бы крутой она ни была.
– Для этого необходимо, чтобы кто-то подал жалобу.
– Вы напали на мою охрану, вторглись в жилище и теперь угрожаете смертью? – В голосе депутата появилась насмешка – мол, видали мы такие разводки дешевые.
– Угрожаю? – удивился Влад. – Я дал повод для такого обвинения?
– Не кривляйтесь. Кто вы там – майор, подполковник?.. Вы думаете, что вернулся тридцать седьмой год?.. Времена те уже прошли. Безвозвратно...
– В каждом времени есть своя прелесть, Доку Бисланович... Вы ведь признаете только силу. Сегодня сила на нашей стороне...
– Ладно. Оставим этот глупый разговор. Вы обязаны уведомить о моем задержании Госсовет, моих родственников и адвоката. После установления личности вы обязаны меня отпустить. Откройте мое удостоверение. – Он кивнул на лежащую на столе бордовую книжечку.
– Вы всерьез считаете, что мы задержали вас, чтобы удостовериться в личности и потом отпустить?
– Вы сделаете это.
– Вы сами не верите в то, что говорите... Какое задержание? Какой арест? Мы взяли вас в плен, Доку Бисланович.
– Что? Кто вы?!
– Мы. – Влад усмехнулся.
Конечно, у него и в мыслях не было объяснять Анзорову, что такое «Пирамида». Незачем чеченцу знать, что у имперских спецслужб остался небольшой, но боеспособный наследник, давно пустившийся в свободное плавание, сбросивший с себя контроль всех ветвей власти и превратившийся в некий тайный Орден. В память о «Большой конторе» – КГБ СССР, эту подпольную организацию именовали еще «Малой конторой». В ее распоряжении оказались материальные средства и тщательно законспирированные структуры.
«Пирамида» осталась в России одним из последних серьезных игроков на арене, где ставкой служат стратегические интересы, жизнь миллионов людей, выживание русского народа, некогда великого, а теперь загнанного в угол. «Пирамида» – это тот костыль, на который еще может опереться едва держащаяся на ногах, умирающая Держава. Правда, он прилично потрепан и ослаблен бесконечными войнами за место под солнцем, борьбой на свой страх и риск с террористами, «Синдикатом», спецслужбами Запада, мафией и собственными коллегами из госорганов. Но еще способен кое на что. Он ведет свою войну, где нет законов, где большая цель оправдывает любые средства. Иначе и быть не может, поскольку бойцы «Пирамиды», по существу, последние солдаты России на последнем рубеже.
– Давайте договоримся, – произнес Влад. – Спрашивать будем мы. А вы – отвечать. Для начала вы нам поведаете, зачем вам чемодан с изотопами.
– О чем вы говорите?! – искренне возмутился Анзоров.
– Рустам привез вам изотопы. Цель?
– Глупый разговор... Я не знаю, что наговорил Рустам. Он мой дальний родственник и иногда пользуется моим гостеприимством.
– Как и два террориста с оружием, что приютились в доме.
– О них я вообще ничего не знал. Этим домом пользуются многие мои родственники. И записан он на мою сестру. Что там творится – за это я ответственности не несу...
– Вы что, правда надеетесь, что мы будем брать согласие на привлечение вас к уголовной ответственности?
– А вы думаете по-другому?
– Я думаю, что если мы не найдем общий язык, то сначала порежем на куски тебя, сука позорная. – Влад подошел к депутату и взял пальцами его за горло. Анзоров попытался дернуться, но Русич надавил на болевую точку, и рука обвисла. – А потом твоего змееныша, который в Англии учится. Родственников. Всех под нож...
Он отпустил.
Чеченец перевел дыхание. И произнес глухо:
– Делай как хочешь! Ничего не узнаешь!
– Значит, согласия не получилось... Жаль.
Анзоров в ответ выругался по-чеченски.
Он привык, что с ним играют в поддавки. Что все наезды не страшны. Потому что даже если государственная контора наезжает по беспределу, всегда можно включить каналы, и зарвавшимся ребятам прикажут сдать назад. Но только он ошибался. Это была вовсе не контора. Точнее, не та контора...
Дальше разговор продолжался в комнате с хирургическим креслом. К теплой компании прибавился Эскулап.
– Сколько у нас времени? – спросил он, своими черными глазами разглядывая депутата, чьи запястья были прикованы к креслу.
В глазах чеченца застыла тяжелым камнем ненависть. И упрямство. Депутат ожидал самого худшего. И был готов к нему. Он был готов умереть, в отличие от Рустама. Доку Анзорова знали как человека стального, несгибаемого... Но Эскулап смотрел на него с пониманием, мудро. Он знал, что не бывает несгибаемых людей. Весь вопрос только в количестве затраченных усилий. Стального человека можно согнуть. Чугунного – сломать...
– Времени у нас не так много, – сказал Влад. – Скоро его хватятся, и небеса содрогнутся от вопля мировой и туземной общественности.
– Мне нужно часов восемь-девять. – Эскулап прилепил к плечу Анзорова какой-то датчик. Чеченец дернулся и выругался, но Эскулап не обратил на это никакого внимания.
– Главное – результат.
– Результат будет, – улыбнулся ласково Эскулап и посмотрел на Анзорова.
Их глаза встретились. Дуэль длилась не больше трех секунд. И ненависть, упрямство стали у депутата уступать место животному ужасу.
– Не бойтесь, дорогой мой пациент. Я не палач. Будет совсем не больно...
Эскулап был гордостью старой конторы. В закрытом и пользующемся заслуженно зловещей славой НИИ номер семь он достиг совершенства в методике подавления личности – виртуозно использовал для этого дела весь возможный арсенал средств, начиная от гипноза и кончая психотронными устройствами и психотропными веществами. Шансы Анзорова устоять против Эскулапа равнялись круглому нулю. Вопрос состоял в том, чтобы не угробить допрашиваемого, чтобы выдержало сердце и нервы, и он не преставился от инфаркта и не превратился бы в буйного психбольного.
– Ну что, начнем. – Эскулап взял инъектор и вкатил пленнику первую дозу «лекарства».
Человечество всю историю пыталась применять вещества, развязывающие языки лучше пыток. На научную основу это было поставлено в Англии в 18 веке, когда подозреваемому сделали инъекцию опиума. В 1916 году американский врач Роберт Хаус провел опыты по использованию скополамина – обезболивающего препарата растительного происхождения. Позже были попытки применения для этих целей наркотиков – марихуаны, мескалина, ЛСД. В пятидесятые годы ЦРУ пробовало псилоцибиновые грибы, яд кураре. Особую известность получил пентонал натрия... Настоящая революция произошла в семидесятые годы, когда в закрытых институтах КГБ, ЦРУ начали прокатывать сложные химические соединения, обладающие порой волшебными свойствами... Применение психотропных веществ упирается в один момент – не проблема привести человека в состояние оглушенности, когда язык сам будет болтаться, как флаг на ветру. Весь вопрос в том, что в таком состоянии человек легко продуцирует ложные воспоминания и сам становится уверенным в их истинности... Отсечь лишнее, разобраться, где правда, а где фантазии – вот тут нужен высокий уровень оператора. Эскулап в этих делах был настоящим кудесником. Он мог невозможное...
Анзоров заорал – у него возникло ощущение, будто ему влили расплавленный металл.
– Тише, тише, – забормотал Эскулап. – Сейчас все пройдет.
Для того чтобы выжать депутата досуха, залезть в самые потаенные уголки его нутра, заставить признаться в том, в чем он и сам себе не признался бы, Эскулапу понадобилось всего пять часов.
Итак, расклад с изотопами выглядел следующим образом. Дела у сепаратистов в Ичкерии шли в последнее время ни шатко, ни валко. Цель достижения независимости, и так довольно эфемерная, сегодня отодвигалось лет эдак на тысячу, но это полбеды – серьезные люди всерьез к этим целям не относились. Хуже, что иссякали зарубежные ассигнования. Стабилизация обстановки резко сокращала доходы и в самой Республике. Утрачивалась влияние определенных кланов.
Способ разрешения этих проблем один – удивить, потрясти всех. Захваты концертных залов – трудоемко, трудозатратно и трудновыполнимо. После того, как бойцы антитеррористического центра госбезопасности уложили полсотни усыпленных боевиков, делая аккуратные контрольные выстрелы в голову, количество ичкерийских патриотов, мечтающих покурить на пороховой бочке, резко пошло на убыль. А взрывы самодельных взрывных устройств на остановках, вокзалах и дискотеках уже воспринимались народами России как неприятная и вполне обыденная неизбежность.
Нужно было что-то грандиозное.
Анзоров, человек с высшим техническим образованием, выполняя свои депутатские обязанности, наткнулся на информацию о секретной разработке в «Вьюжанске-11» – активных трансформерах. Вещество безобидное, не выявляемое с помощью счетчика Гейгера, его можно спокойно перевозить в дорожных сумках без риска облучения. Но с помощью нехитрых манипуляций оно превращается в сильно радиоактивный порошок. При попадании в легкие пятидесятипроцентная вероятностью рака легких и летального исхода. А при больших дозах – лучевая болезнь. Мечта воина джихада! Захватывающие перспективы! Порошок активизируется. Распыляется над Москвой. Одновременно травится водоканал. Предусматривались еще некоторые сюрпризы, рангом поменьше. Все это сопровождается галдежом в России и Европе. Наиболее отработанная часть сценария – правозащитные организации, свободная пресса, комиссии Евросоюза. Грозные требования немедленно начать улаживание споров политическими методами, поскольку военного решения вопроса не существует, а борьба с бандитами ведет лишь к эскалации конфликта. Доводы известные, обкатанные не раз. Результат – Россию ставят на колени.
В качестве основного исполнителя был выбран известный мастер террористических многоходовок Рамазан Даудов, больше известный как правая рука колченогого отца чеченского террора Абдулмуслимова. В столицу выдвинулись рядовые исполнители. Сидели и терпеливо ждали обещанных взрывчатки и изотопов. Пятеро из них готовы были ошахидиться – принять мученическую смерть за веру. Остальные рассчитывали выполнить работу и уйти, сорвав хороший куш. Сам депутат Анзоров адресов боевиков не знал. Даудов счел за благо не посвящать его в такие подробности – береженого Аллах бережет. Депутат оказывал поддержку деньгами, информацией и кое-какими ресурсами.
– Сколько по расчетам должно было погибнуть мирного населения? – спросил Влад.
– По приблизительным оценкам от трех до пятидесяти тысяч. – Глаза депутата были полуприкрыты, слова звучали отстраненно, скрипуче. Пленник был похож на механическую куклу, у которой кончается завод и проржавели пружины. – Перед терактом чеченцы и дружественно настроенные лица будут предупреждены. Не все, только самые ценные...
– Какими соображениями могут быть оправданы подобные жертвы среди мирного населения?
– Для вас это мирное население. Для нас – никто. Чужая вера, враждебный нам образ жизни. Враг, который подлежит уничтожению, кроме детей младше пяти лет и стариков, которые не могут рожать детей, но могут еще работать. – Слова текли без задержки, как будто отрепетированная не раз речь.
– Как по-писаному шпарит, мерзавец, – хмыкнул Влад.
– При психосканировании легко выплывают на поверхность глубинные подсознательные маркеры. Они – следствие социального зомбирования. Тут и религиозные, и бытовые постулаты, и неписаные законы племени, в общем, тот самый пресс, которым с детства у человека подавляется личность и трансформируются морально-нравственные оценки. Он не принял эти истины на веру после долгих размышлений о смысле жизни. Они вбиты в него гвоздями, – пояснил Эскулап.
– Понятно, – кивнул Влад.
– Особенно мощные маркеры оставляет идеология мусульманского фундаментализма, будто специально созданная для зомбирования. Анзоров может блистать в обществе, разъезжать на лимузине по московским политическим бомондам, читать Бебеля и Бабеля, но в подсознании стоят флажки. В этом заключается мощь глобальных идеологических движений. И дело не только в мозге человека. Тут сказываются еще совершенно неизученные связи в биоинформационном поле.
– Все слишком мудрено, – усмехнулся Влад. – Нам нужно немного. Чтобы этот подонок еще поработал на нас.
– Тогда продолжаем обработку...
Эскулап снова взялся за подопытного. На этот раз в ход пошла «медуза» – металлический колпак со щупальцами проводов, отходящих к жестяному ящику и компьютеру.
Еще через полчаса Анзоров был готов к новому этапу.
– Экстренная связь с Рамазаном, – нагнулся над ним Влад. Сейчас депутат смотрел на него выпучив глаза, и глаза эти были стеклянные. – Есть канал?
– Есть.
– Ты вызовешь его...
– Я не могу.
– Это надо для проведения священной акции возмездия, – мягко произнес Эскулап, касаясь плеча пленного. – Это очень важно. Ты сделаешь это.
– Сделаю...
Влад протянул депутату его же мобильник.
Депутат нащелкал номер экстренной связи с Рамазаном Даудовым. И назначил срочную встречу. Дал отбой и произнес:
– Я все сделал.
– Молодец. – Влад повернулся к Эскулапу. – Нужно привести депутата в транспортабельное и послушное состояние.
– Нужно, значит, приведем, – кивнул Эскулап, разглядывая подопытного, удовлетворенно, как скульптор, которому осталось совсем немного, чтобы довести свое творение до конечного товарного вида.
С последней частью работы он справился за полчаса.
– А теперь поехали. – Влад положил руку на плечо Анзорова, которого освободили от датчиков и зажимов.
Депутат был готов ехать куда угодно...
