17

С первым лучом солнца Артем Сенников подался к месту аварии. Для него это стало своеобразным ритуалом. Однако его смысл заключался не в том, чтобы скорбеть о погибших и разбитой крылатой машине. Грусть и уныние хоть и давали о себе знать, но главным мотивом, ведшим к самолету, было кое-что другое. Командир экипажа по-прежнему ощущал свою ответственность за безопасность спасшихся пассажиров. А посему он регулярно наведывался в квадрат, где произошла катастрофа, с целью проверить, все ли в порядке с запасами керосина. Он осматривал самолет, пытаясь выяснить, нет ли где течи. Утечка топлива, произойди она, только усугубила бы ситуацию.

Если в резервуарах керосин еще как-то был застрахован от многих внешних воздействий, то, попав наружу, он мог загореться. От преломленных через стекло иллюминаторов солнечных лучей или из-за искры от костра, которую мог занести сюда из лагеря ветер. Да мало ли что могло случиться в этих чертовых джунглях! Казалось бы, такой маленький островок, а столько всего странного здесь происходило, что приходилось лишь удивляться, молиться богу и ходить проверять потенциальные источники опасности.

Пока лагерь просыпался, Сенников проторенной тропинкой направился к самолету. Его раны еще не зажили и давали о себе знать приступами жгучей боли, расходившейся по всему телу. Когда это случалось, пилот прекращал движение, опирался о ближайшее дерево и тяжело дышал, пытаясь пережить приступ боли. В это утро обошлось без приступов. Он шел на место аварии и тихонько напевал довоенную песню из фильма о летчиках: «Любимый город может спать спокойно». Мыслями Артем был в своем родном городе – в Москве, с семьей, родственниками и друзьями на любимой даче неподалеку от Яузы. Вспоминались приятные моменты, заставлявшие безмятежно улыбаться. Вспоминались шутки друзей, от которых светлело лицо. Вспоминалось очень многое, что делало Сенникова по-настоящему счастливым. Можно было полностью отречься от всего и витать в облаках добрых воспоминаний. Однако суровая реальность возвращала его к себе с каждым новым шагом.

Полуразрушенный самолет показался за деревьями и кустарниками. Сердце ныло при виде этого зрелища. Но приходилось сдерживаться и делать то, что, собственно, и собирался делать. Командир экипажа обратил внимание на территорию, прилегавшую к самолету. Судя по всему, тут кто-то ходил. Но он не мог определить, кто это был. Четких следов не было. Пилот начал обход, проверяя, не дал ли течь керосин. Одновременно он посматривал по сторонам и вглядывался в измятую траву под ногами. На всякий случай – а вдруг что-нибудь интересное да найдется. Делать обход как-то иначе ему даже и в голову не приходило. Течи нигде не наблюдалось. Чего-то подозрительного в районе места крушения не просматривалось. В траве виднелись лишь мелкие фрагменты отдельных обломков самолета да звериный помет. Наличие последнего давало основания предполагать, что ночью здесь расхаживало какое-то дикое животное. Правда, какое именно, Артем не мог сказать однозначно. Он склонялся к мысли, что это было нечто вроде дикого кабана. Уверенности не хватало лишь потому, что он не знал, водятся ли вообще дикие кабаны в данных широтах в целом и на этом конкретном острове в частности.

В размышлениях о местных диких кабанах и возможности охоты на них Сенников добрел до развороченного багажного отделения. Как обычно во время обхода, он заглянул и туда. Заглянул и глазам своим не поверил. Среди разбросанных вещей лежал человек. Оружия, кроме перочинного ножика, у пилота не было. Он замер на какое-то время и стоял неподвижно, рассматривая лежащего. Хотелось понять, жив он или мертв, вооружен или безоружен. Но понять это было трудно. Впрочем, минуту спустя человек сам дал о себе знать, сразу же снимая многие вопросы. «Доченька моя, я принесу тебе твоего любимого слоника», – вдруг заговорил тот по-русски. Сенников мгновенно узнал характерную хрипотцу голоса водителя посольства и бросился в багажное отделение.

Водитель лежал в луже крови. Его голова была разбита. Он балансировал на грани сознания и бессознательного состояния. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять драматичность положения.

– Как вы здесь оказались? Что с вами произошло? – спросил Сенников у водителя, когда тот раскрыл глаза.

– Для дочки… Игрушку… Любимую… А тут этот… Я и не думал… А он такой… Голова… Болит… – пытался говорить раненый, но произнести хотя бы одно более-менее связное предложение он не мог.

Артем сообразил насчет игрушки. На то, что водителя не хватились вечером, тоже нашлось правдоподобное объяснение: он ушел искать игрушку, а жена и дочка попросту заснули и не обнаружили, что тот не вернулся. Командир экипажа задал еще один вопрос:

– На вас кто-то напал?

– Да, – едва шевеля губами, промолвил водитель.

– Вы рассмотрели его? Это кто-то из местных жителей? Может, рыбак? – не останавливался Сенников, видя, что раненый угасает буквально на глазах, а любое движение лишь ускорит смертельный исход.

– Рыбак?.. Нет же… Какой там… Видел… Копался… После уже… Сзади… Он… Зачем так? – слова водителю давались все труднее и труднее.

– Кто он? Скажите же ради бога! – воскликнул летчик, боясь, что раненый умрет и не скажет самого главного.

Взгляд водителя мутнел с каждой секундой. Казалось, что он и слышит все, но отреагировать уже никак не в состоянии. И действительно он шевелил губами, но не издавал ни звука.

– Скажите! Скажите! Мы должны знать, кто это сделал с вами! – Пилот старался узнать у угасающего водителя имя убийцы.

Умирающий изо всех сил пытался вымолвить, но снова и снова с этим ничего не получалось. Сенников нагнулся к нему и подставил ухо почти к самым губам шофера. Тот из последних сил сумел что-то прошептать и тут же скончался. Обескураженный услышанным пилот закрыл умершему глаза и поднялся в полнейшем изумлении. В то, что он услышал, поверить было трудно.

«Да ну! – отмахивался Артем от чересчур неожиданной информации. – Этого не может быть. Ни в какие ворота не лезет. Темнота ведь была. Могло и почудиться. А вообще это могло быть всего лишь бредом предсмертной горячки». Так или иначе, но нужно было не терять времени, а сообщить товарищам по несчастью о случившемся. Командир экипажа вышел из багажного отделения и побежал в сторону лагеря.

Шума поднимать не хотелось. Летчик обратился к Селиванову и еще к нескольким людям. Рассказал все, как было. Его рассказ произвел на слушателей впечатление.

Александр Викторович задумался, как сообщить жене водителя о том, что ее муж погиб. Хотелось, чтобы эта новость прозвучало корректно. Однако раздумье оказалось напрасным. Женщина сама подошла к послу и стоявшим рядом с ним мужчинам и со слезами на глазах спросила:

– Мой муж погиб?

– Мы сожалеем, – промолвил посол.

– Я так и знала! – запричитала женщина. – Я чувствовала, что так случится… Боже, что же за наказание! Ну почему?! Почему?! За что мне эти испытания?! Муж погиб. Дочка умирает. Зачем мне жить?! Для чего, Господи, оставляешь мне жизнь?!

Слушать ее без содрогания было почти невозможно. Сенников попробовал успокоить женщину. Но это оказалось совершенно бесполезным занятием. Она проливала слезы, заламывала руки, выла на весь лагерь. Теперь даже тот, кто не был до последнего момента в курсе событий, узнал или догадался о приходе нового несчастья. Ощущение безнадежности среди потерпевших еще больше усилилось.

Селиванов, Сенников и несколько мужчин направились к самолету. Нужно было принести тело водителя и похоронить рядом с теми, кто погиб в результате авиакатастрофы. Вдова, однако, не отпускала их до тех пор, пока ей не разрешили идти вместе с остальными. И посол, и летчик понимали, к чему это приведет. Но не взять убитую горем женщину с собой они не могли. Она оставила дочку под присмотром одной из легкораненых пассажирок и двинулась к самолету.

Как и предполагалось, вдова разрыдалась пуще прежнего, едва только увидела погибшего мужа. Те же мольбы и взывания к богу звучали теперь еще сильнее и громче. Однако, помимо этого, она обвинила и пилота. Мол, нашел и не позвал никого на помощь, дал умереть прямо на этих чертовых сумках и чемоданах. То, что именно Сенников обнаружил ее мужа, она поняла по обрывкам фраз мужчин еще в лагере.

– Да вы только посмотрите, какое там ранение! Ему же череп раскроили. Чудо, что он вообще до утра сумел дотянуть, – отвергал обвинения в свой адрес пилот.

– Интересно, кто же это сделал? – задался вопросом Селиванов и тут же уточнил у летчика: – А вам он случайно ничего не успел рассказать?

Командир экипажа, как ни в чем не бывало, отрицательно покачал головой и сказал:

– Нет. Он только бредил о какой-то игрушке. О мамонтенке или что-то в этом роде.

Он специально умолчал о подробностях, не желая озвучивать явный, с его точки зрения, бред.

– О мамонтенке? – удивленно переспросил посол.

– О слонике. Это для дочки, – встряла вдова, продолжая лить слезы над телом погибшего мужа.

– Да-а-а, – протянул Селиванов. – Суть дела это мало проясняет. Ведь убили его явно не из-за игрушки, а по какой-то другой причине.

– Он явно кому-то помешал, – предположил один из мужчин. – А помешать он мог только тому, кто сам собирался порыться в багаже и остаться ни для кого не замеченным. Нам все эти шмотки и прочее барахло без надобности. Нам бы воды, еды да лекарств. А кому на этом чертовом острове нужна шмотки? Только местным. Тем более что среди них есть и довольно молодые. Пофорсить охота.

Александр Викторович, выслушав эти рассуждения, готов был принять их в качестве наиболее убедительной рабочей версии. Но, с другой стороны, ему не хотелось верить, что кто-либо из здешних рыбаков пошел на убийство ради призрачной наживы. Посол озвучил свои мысли и добавил:

– Ситуация сложнейшая. Если убийца действительно из местных, то все может обернуться весьма трагично. Допустим, наш водитель сопротивлялся и ранил убийцу.

Убийца придет в деревню и растрезвонит, что пока он выкапывал корешки и личинки, на него напал русский. Старейшины решат, что мы недостойны помощи, и не дадут нам больше ничего. А вдобавок могут потребовать что-нибудь. Выдать виновного, например. У них здесь часом не практикуется традиция суда над уже погибшими?

– Что?! – вскрикнула женщина, уловив дьявольскую суть вопроса. – Я никому не отдам моего мужа!

– Да успокойтесь же, – обратился к ней Сенников. – Никто не собирается выдавать тело вашего мужа островитянам. Да и нету у них таких обычаев. Это господин посол преувеличивает. Сгущает краски.

– Чего уж там сгущать! – вздохнул он. – Тут и без меня все люди в унынии. Они боятся умереть от ран, голода, жажды. Сейчас же после убийства нашего уважаемого водителя всех охватит еще больший страх. Скажут: «Если одного убили, то какая гарантия, что не станут убивать всех остальных?» И вот как изволите панику унять? Как предотвратить ее распространение, если даже самому становится не по себе от всего этого?

– Согласен, что упаднические настроения – это большая проблема для обитателей лагеря, – проговорил в ответ Сенников. – Но я не стал бы видеть врагов в жителях местной деревни. Они, скорее, наши союзники при всех этих обстоятельствах.

– Союзники не стали бы ломать череп другому союзнику, – мрачно промолвил мужчина, который ранее предложил версию о причастности местных к убийству водителя.

– Даже если среди них нашлась паршивая овца, это еще не означает, что все рыбаки такие же, – отпарировал командир экипажа и, не давая никому вмешаться, напомнил:

– Вы не забывайте, что вчера на острове орудовала какая-то банда. Так что убийцей вполне мог быть один из тех головорезов.

– Елки-палки, – снова вздохнул посол. – Нам еще этих головорезов тут только и не хватало. Вы уж хоть людям о них не напоминайте. И без того атмосфера мрачнее некуда…

Все пообещали хранить молчание. Мужчины переложили тело погибшего водителя на кусок брезента. Взявшись за края, они подняли покойного и понесли в лагерь. Судя по оживленным голосам, доносившимся из-за зарослей, выжившие пассажиры уже обсуждали тему убийства водителя посольства. Селиванов внутренне готовился к разговору с ними. В том, что разговор не будет простым, сомневаться не приходилось.