Глава 11

Больше всего в номере Лаврова поразила ванная комната. Он просто не предполагал, что такая красота может реально существовать. И не просто существовать, а радовать каждый день своих владельцев как дизайном, так и удобством.

Переступив порог ванной первый раз, майор застыл на месте, не в силах оторвать взгляда от этой роскоши. Прямо посреди просторной комнаты стояла треугольная ванна со сложным рельефом бортов, анатомически выверенным для большего удобства. Блестели никелем краны, душевая стойка, какие-то кнопочки и рычажки не совсем понятного для десантника предназначения. Но главное – глубокий темно-голубой цвет, в который была выкрашена эта ванна. «Джакузи», – вспомнил Батяня модное слово, заметив по бортам этого чуда какие-то клапаны и отверстия.

Полчаса потребовалось Лаврову, чтобы освоить это чудо дизайна и техники, а когда освоил все премудрости гидромассажа, то и вылезать не захотелось. Эх, не привык российский офицер к такой-то роскоши!

А на следующий день, когда в огромном пыльном ангаре на краю взлетной полосы, который выделило российским спасателям бенгальское правительство, группа готовилась к выходу на задание, Батяня не раз вспоминал джакузи – эх, надо было поваляться в ванне еще и с утра! Ведь когда следующий раз он сможет получить такое удовольствие...

В ангаре работала вся команда, прилетевшая вчерашним рейсом. Десантники, переодевшись в камуфляж, проверяли и заряжали оружие, готовили все необходимое для поисковой операции снаряжение. Правительство Бангладеш, разрешив русским специалистам участвовать в поисковых работах, само настоятельно рекомендовало вооружить бойцов МЧС – мародеры на реке обнаглели до предела, нападая даже среди бела дня на вооруженные полицейские патрули.

И профессор не терял время. Воспользовавшись присутствием в ангаре представителей местной городской администрации и высоких чинов из полиции, ученый не на шутку разошелся.

– Вы понимаете, в какое неудобное положение вы ставите собственную страну? – потрясал он кулачками в воздухе, обращаясь к бенгальцам с помощью посольского переводчика. – К вам приезжают люди с гуманитарной помощью, чтобы с искренним сердцем протянуть вам руку дружбы. А вы? А вы в это время не можете справиться даже с какой-то шпаной! Так нагло, среди бела дня, увести у меня из-под носа ноутбук с важнейшей информацией! Я, господа полицейские, требую приложить максимум усилий, чтобы наказать виновных...

– Во распыхтелся, – шепнул Батяне на ухо Саныч. – На целый международный конфликт нарывается. Может, заткнуть ему пасть, пока эти бенгальцы улыбаться не перестали?

– Не стоит, – покачал головой Лавров. – Пусть поерепенится. Все равно его ноутбуку крышка, это как пить дать. А значит, и эксперимент в заднице. Может, этот инцидент и в Москве кое-кому докажет, как беспросветно глупо доверять настоящую боевую работу, а не игрушки на полигоне какому-то там компьютеру.

– Твои бы слова, Батяня, да богу в уши...

Тем временем спасатели, расставив у стен ровными рядами цинковые гробы, готовились принимать первых «клиентов». Сотрудники посольства с помощью местных коронеров и погребальных контор организовали и приличествующую случаю одежду для погибших, и даже специальный макияж. На протяжении дня они должны были перевезти в ангар всех российских граждан, находящихся в морге большого частного госпиталя, а спасатели, после подробного протоколирования и опознания личности, запаять погибших в эти железные ящики.

– Мы должны все сделать по-людски, – сказал на утренней планерке в ангаре посол. – На родину вернутся не просто железные ящики. В крышках каждого гроба есть окошко, и родные и близкие покойных там, в России, имеют полное право в последний раз посмотреть на дорогих им людей. Поэтому я требую, чтобы каждый погибший гражданин нашей страны получил максимум вашего внимания. И максимум вашей последней заботы о его теле. Никаких накладок и никакого небрежения я просто не потерплю.

После одиннадцати привезли и первого утопленника – инженера-электротехника, мужика из Красноярска в самом расцвете сил.

– Сорок два года, – тихо произнес кто-то за спиной Батяни. Майор обернулся – говорил, ни к кому конкретно не обращаясь, пожилой, уже весь поседевший мужчина, который, видимо, пришел проводить товарища в последний путь. Заметив взгляд Лаврова, пояснил: – Я тоже из Красноярска. Мы вместе на ГЭС работали, вместе и сюда поехали. Хорошо, что он семью свою решил не дергать – дети в школе учатся, жена в районной администрации работает, вот он один и поехал. Любил он сильно Разгуляева, на концерт с радостью пошел. А я старый уже, у меня от громкой музыки только голова болит. А теперь вон как вышло: я, старый, жив-здоров, а Колька...

Спасатели, переложив погибшего в цинк, включили паяльные лампы и, накрыв гроб крышкой, стали аккуратно, миллиметр за миллиметром, его запаивать. Смотреть на это зрелище у пожилого специалиста больше не было сил. Вытерев кулаком навернувшиеся на глаза слезы, он побрел из ангара. Батяня, почувствовав, что человеку сейчас очень нужна поддержка, вышел следом.

– Вы тоже электротехник? – спросил Лавров, не зная толком, с чего начать разговор.

– Нет, я инженер по гидросооружениям. В общем, если попроще объяснять, все, что под водой, – мое... Закурите?

– Нет, спасибо.

– А я закурю. Я бы даже и сто граммов поднял бы, – покачал старик головой, – да нельзя, после обеда заступаю на смену. Бенгальцы ведь этой нашей привычки вообще очень не любят. А теперь, после аварии, вообще на выпивших волками смотрят – кто-то упорно пускает слухи, что во всем именно русское разгильдяйство виновато. Мол, только из-за того, что русские вечно пьяные, вечно радостные, плотина и прорвала. Не так проектировали, не так строили, не тот цемент заливали...

– А на самом деле?

Старик вдруг пристально взглянул Лаврову в глаза:

– А ты-то, парень, кто будешь?

– Я спасатель, из МЧС. Мы вчера только прилетели, еще ничего толком и не знаем, – соврал Батяня. Человек долга, он не мог сказать правды даже этому старику. – Мы, как только будем готовы, пойдем на реку искать наших. Что-то многовато пока в списках без вести пропавших числится.

– Вам и оружие разрешили взять? Я заметил, ваши ребята автоматы чистили, – хитро прищурился старик.

– Говорят, мародеры совсем страх потеряли.

– Ясно, – покачал головой пожилой инженер. – Я видел по телевизору, что полиция все время с кем-то на реке воюет. Они вроде даже войска ввели в район затопления, а толку мало. Впрочем, я мало что понял – у меня только английский технический, а в бенгальском говоре вообще разобраться не могу.

– Так вы гидротехник? Можно сказать, плотина – как раз ваша забота?

– Точно.

– И вы не согласны с тем, что плотину прорвало из-за неких, скажем так, дефектов строительства?

Старый инженер сплюнул в сердцах:

– Какие, на хрен, дефекты строительства? Ты на наши, советские, плотины посмотри. По пятьдесят и более лет некоторые стоят – и хоть бы хны! Думаешь, в тридцатые годы, при Сталине, лучше строили? Думаешь, были у них те технологии, что сегодня применяются? Думаешь, цемент был лучше? Или арматура крепче? Фигня все это. Дело совсем в другом. Но как доказать?

– А что доказывать надо? – Батяня всерьез заинтересовался информацией, которую сообщал ему собеседник. – Я слышал, здесь комиссию какую-то создали, в нее и наши специалисты вошли. Может, комиссия и разберется во всем?

– Да я сам, парень, член этой комиссии, – махнул рукой инженер. – Да только пользы от этих заседаний... Никто даже слушать ничего не желает. Только и глядят в рот китайцам. А те и рады стараться – всех собак на нас навешать, а самим контракты подгрести.

Батяня помотал головой:

– Что-то я совсем запутался. Вас, извините, как зовут?

– Владимир Макарович. Запольский.

– Очень приятно. Майор Лавров, извините, Андрей Лавров, – представился Батяня, прекрасно понимая, что их клички пожилому инженеру ни к чему. – Владимир Макарович, я вас попрошу, расскажите мне подробнее, что здесь происходит. Вы извините, но мне надо найти людей, а с чего начинать, в какую сторону рыть, понять не могу. А я, знаете, привык работать системно. Лишней информации в нашем деле не бывает.

– Да я уже рассказывал все. И комиссии докладывал. Но разве кто меня, старого, послушает?

– Я послушаю. И с интересом.

– Ну, смотри, – вздохнул старик. – В общем, в момент аварии как раз моя смена была. Проверил контрольные точки, все посмотрел как надо, – никаких проблем. А вот потом, когда уже концерт начался, и стали странные вещи происходить.

– Странные?

– Да плотина вдруг стала подрагивать. Сначала потихоньку, но постепенно колебания усиливались. Их никто не почувствовал, ни в диспетчерской, ни на пункте управления. Да я и сам, наверное, их ни за что не заметил бы, но, во-первых, у меня с вестибулярным аппаратом что-то не так, любые перемещения в пространстве чувствую, что называется, кожей. Сюда в самолете еле-еле долетел, думал, кончусь по дороге. А во-вторых, я как раз сел в комнате отдыха чай пить. И смотрю, по поверхности стакана волны пошли. Ну, представляете, такие круги концентрические, в разные стороны разбегаются.

– Конечно.

– Что меня удивило: частота колебаний абсолютно равномерная, сила их не увеличивается, а круги все явственнее получались.

– То есть...

– То и есть, что плотина подрагивала все сильнее с каждым новым толчком.

– Если я правильно понимаю, это были резонансные колебания? – Батяня был заинтригован. – Как в школьном учебнике по физике – если амплитуда внешних толчков совпадет с собственной частотой колебания сооружения, то сила воздействия возрастает в разы? И пример еще приводился, что рота солдат, идущая через мост в ногу, при совпадении частоты шага с частотой колебания моста, может его полностью разрушить...

– Правильно понимаешь! – схватил Батяню за рукав старый инженер. – Это были они, резонансные колебания. На сто процентов. И только они могли разрушить эту махину.

– Но откуда они могли взяться? По плотине шли солдаты? – неудачно пошутил Батяня. – Или техника тяжелая проезжала? Что стало причиной?

– Кабы знать, – с сожалением развел руками инженер. – Я комиссии доложил, но те только рукой махнули – такого не может быть, потому что быть не может. А я думаю, что невозможного не бывает. Если предположить, что это была диверсия, то получается, что группа аквалангистов вполне могла установить у основания плотины, под водой, некий генератор колебаний, настроенный на частоту колебаний плотины. Технически это сделать несложно. А практически, если повозиться прямо под водой, то подобрать точную частоту воздействия можно и вручную. И тогда пройдет всего несколько минут, амплитуда волн возрастет – и никакой бетон, никакая арматура не выдержит.

– А почему комиссия вашу версию не приняла?

– Во-первых, они заявили, что монолит плотины выдержит любые резонансные колебания без трагических разрушений, потому что это монолит, и у него нет кризисных точек.

– Это правда?

– Это чушь собачья. Геометрия доказывает, что равноудаленная от берегов точка по любому несет максимальную нагрузку. А кроме того, монолит монолитом, но заливался он не мгновенно. Разница всего в один процент в составе бетона приведет к его различной плотности, на глаз совершенно незаметной, но от того не менее реальной. Разная плотность – и на стыках получаем еще целый набор кризисных точек. А вторая причина, почему они меня даже слушать не стали, – не поверили в возможность внешнего воздействия на сооружение. Мол, никто ничего не видел, никто ничего не заметил, один инженер Запольский панику поднимает...

– Послушайте, Владимир Макарович, но ведь очевидно даже мне, не специалисту, что логика в ваших рассуждениях есть. Почему же комиссия, авторитетный орган, этого не понимает?

Инженер усмехнулся:

– Да потому, мил-человек, что комиссию эту бенгальцы созвали не столько для выяснения причин происшедшего, сколько для выбора проектировщиков и подрядчиков второй очереди строительства станции. А потому и пригласили в нее гидротехников со всего мира. Лиц, так сказать, непосредственно заинтересованных. И если канадцы или те же юаровцы – ребята достойные и основательные, ничего не скажу, то китайцы... Ох, опасное это племя! Весь мир бы под себя подмяли, только дай волю...

– Да уж, – согласился Батяня. – Быть агрессивными в бизнесе они умеют.

– Если бы только в бизнесе... – задумчиво покачал головой инженер.

– Ну, а вообще, каково российской компании работать с такими непростыми странами, как эта, да еще и получать прибыль? – поинтересовался майор. – Ведь, насколько я знаю, Бангладеш не может платить живыми деньгами?

– Безусловно, – кивнул инженер, – деньги в стране – только из США и Европы. Да и те – под конкретные программы, в число которых российская станция, понятное дело, не входит. Поэтому Бангладеш рассчитывается с нами, например, джутом.

– Джутом?

– Именно так. Джутовая ткань идет или на основу для ковров, или для мешков, причем мешки получаются из джута превосходные: например, хороший кофе можно возить только в джутовых мешках. Хотя, по правде сказать, я даже не знаю, как этот самый джут выглядит, – признался инженер, – да это и неважно.

Лавров подумал о том, что ведь и для него самого многие немаловажные стороны его собственной работы остаются неизвестными.

– Важнее, что джут – отличный биржевой товар. А с его реализацией наша сторона, в общем-то, не испытывает особых проблем, – продолжал инженер. – Если бы в ходе стройки не возникали тут и там типичные для третьих стран особые ситуации, на преодоление которых подчас приходится бросать лучшие силы российского менеджмента, было бы совсем здорово.

– Согласен.

– Ладно, пойду я потихоньку, – сказал инженер, – удачи вам на реке. И будьте поосторожнее, майор.

Батяня уже входил в ангар, когда прямо по взлетной полосе к ним на полной скорости с воем сирен и миганием проблесковых маячков подлетела полицейская машина. Из нее выскочил полицейский с каким-то портфелем в руках и со всех ног бросился к старшему офицеру, присутствовавшему в ангаре. Что-то быстро отрапортовав, он передал высокому чину портфель, козырнул – и исчез за дверью ангара. А чиновник полицейского департамента с улыбкой направился к Беляеву, сосредоточенно протиравшему забрало боевого шлема.

– Это ваш портфель? – перевел посольский толмач вопрос полицейского. – Вы можете опознать свое имущество?

У профессора даже тряпочка выпала из рук от неожиданности:

– Мой. Могу опознать. Это мой компьютер!

Он вырвал из рук чиновника портфель, судорожными движениями расстегнул «молнии» и вытащил ноутбук:

– Мой! По крайней мере, очень похож.

Ученый положил ноутбук на ближайший ящик, открыл крышку и быстро набрал код. «Виндоуз» загрузился, и разработчик невиданной оборонной системы издал победный крик:

– Мой! Сто процентов – мой! И все программы мои, в целости и сохранности!

Он бросился к чиновнику и схватил его за руки:

– Спасибо, дорогой! Вы – лучшая полиция в мире! Вы просто спасли меня! Вы даже не представляете, как многое вы для меня сделали. И для России тоже... – зачем-то добавил Беляев и покраснел.

Чиновник попросил ученого расписаться на каком-то бланке, подтверждающем, что у русских больше нет претензий к местной полиции, и с гордостью удалился, оставив за себя присутствовать на погрузке погибших полицейского чином пониже. А профессор снова бросился к компьютеру, радуясь, как ребенок, и с явным удовольствием щелкая по его клавишам.

– Ты смотри, нашли, – подошел к Батяне Саныч. – Это надо же – отыскать ноутбук в таком огромном городе!

– Да уж, – процедил Лавров, – что правда, то правда – нашли иголку в стоге сена...