32
Воины Мустафы-Шурави, стоявшие в селении Селаб, увидев вертолет, крайне удивились. Спокойствие неба над этими дикими горами и ущельями уже давно не нарушала авиационная техника. Боевая машина, казалось, мирно пролетела у них над головами и направилась к кишлаку Хаск Сартор.
– Это американский. И всего лишь один, – сказал Рахам Диль.
– Наверное, хотят о чем-нибудь потолковать с Мустафой-Шурави, – предположил долговязый Абдулхакк.
– Командир ничего такого нам не говорил насчет натовцев, – сказал Майранай.
– Не нравятся мне такие визиты крестоносцев, – проговорил старик Хайрулла и прищурился, провожая взглядом «железную стрекозу».
– Тем более визиты без предупреждения.
И словно в подтверждение его слов, вертолет, который уже был недалеко от кишлака Хаск Сартор, начал выпускать дымные «стрелы». Вершина горы покрылась огненными вспышками, над ней появились серые и черные клубы дыма.
– Все в укрытие! – резко скомандовал Фаридун.
Однако несколько воинов, схватив «калашниковы», начали быстро подниматься по склону, поближе к базе.
– Назад! – крикнул им Фаридун. – Всем прижаться к земле!
Он понимал, что у американцев полное преимущество. Отсюда, из низины, до вертолета около полутора километров, и ни из автомата, ни из РПГ его не достать. А вот сам вертолет, ракеты которого могут бить до девяти километров, вполне может обрушить огневую мощь прямо на них. Это только по доброй воле Аллаха на базе сейчас не оказалось людей, и самым разумным теперь было бы сохранить им жизни.
– Там командир! – крикнул Сабавун.
Этот ловкий воин, казалось, совсем не боялся высоты. Он выхватил из-под седла замотанную в серо-коричневые, под цвет гор, тряпки снайперскую винтовку и побежал по выступу над обрывом. Эта опасная тропа вела резко вверх.
Все происходило стремительно. Вертолет быстро расстрелял свой боевой запас и ушел подальше от гор, прячась в лучах заходящего солнца.
Вдруг над головой у Сабавуна, словно рой огромных пчел, пролетели ракеты. Он видел, как они вонзаются в уже горящие дома кишлака на горе, как рассыпались от страшного взрыва каменные ворота, как вздыбился черный конь и вместе со своим наездником упал с горы.
– Мохамбар!
Сабавун обернулся – ракеты летели из-за остроконечной скалы. Но теперь он видел, что рядом с ней показался еще один американский вертолет, зависнув в воздухе. Снайпер быстро вскинул свою винтовку и выстрелил. Он целился не в вертолет, а в ближайшую скалу.
Пик взорвался с такой мощью, словно Сабавун стрелял не из винтовки, а из гаубицы. Вертолет Рэдкида сильно тряхануло, машина потеряла управление, ударилась о скалу и взорвалась.
Две месяцеподобные скалы возвышались над долиной. Чтобы спуститься в нее с юго-востока, путнику или верховому непременно приходилось пройти между этими скалами. Так же и вертолету или низколетящему самолету не было другого пути. Поэтому вершины этих скал еще в 90-е годы прошлого столетия в целях обороны были заминированы. И Сабавун это прекрасно знал.
* * *
Джеймс Маккрайтон боковым зрением увидел, как взорвался вертолет Джекоба Рэдкида.
– Ты заметил, что произошло? – спросил он у стрелка.
– Рэдкид сам направил машину вправо, ближе к скале. Ему всегда нравилось смотреть на огонь.
– Значит, ты тоже слышал его дурацкий крик?
Стрелок кивнул.
– Командир, мы потеряли Рыжего, – доложил Маккрайтон, назвав Рэдкида по его прозвищу.
– Сбит? – отозвался Маноган.
– Похоже, не справился с управлением. Или с нервами.
– Черт, – выругался Маноган.
– И Брайана угробил, и машину, – продолжал Маккрайтон. – Спасать некого.
– Ладно, берем обратный курс. Задание выполнено. А за ними прилетят другие.
– Есть, сэр!
Вертолет Джеймса Маккрайтона вскоре догнал командирскую машину, и только два ударных многоцелевика «Апач» вернулись с задания на свою базу.
В сводках потерь американской армии сообщалось, что в горах на западе Афганистана из-за технической неисправности потерпел крушение военный вертолет «Апач AH-64D Лонгбоу». Погибли два человека – пилот Джекоб Рэдкид и стрелок Брайан Малковски.
* * *
Мулла Ходжа Ахмад, щупленький старец с жиденькой седой бородкой, мелкими шажками вышел за порог мечети. Приставив к белоснежной чалме руку, он посмотрел на солнце – до заката оставалось минут пятнадцать.
Мулла в кишлаке Хаск Сартор был имамом – «заведующим» местной религиозной общины. Он следил за порядком, вел общественные молитвы.
Старец благодушно вздохнул и засеменил зелеными туфлями с загнутыми вверх носами к ближайшему маленькому дому.
– Торджан, поднимайся, мой мальчик, – тихим голосом проговорил он.
На ковре в темном покое спал юноша. Сквозь сон он услышал, как его зовет мулла. Юноша открыл глаза и не мешкая встал.
– Давай руку, – сказал мулла.
Юноша от рождения был слепой. У его пожилых отца и матери долго не было детей. Они молили Аллаха, чтобы он хоть на склоне лет подарил им ребенка. Торджан стал тем желанным подарком. Вот только родился он совершенно слепым. Мать и отец отдавали ему всю свою ласку и заботу, хотя слепой мальчик в действительности был огромной обузой для бедной семьи.
Однажды Ходжа Ахмад услышал, как, будучи уже юношей, Торджан пропел азан, который «позаимствовал» у муэдзина одной из джелалабадских мечетей. За неделю до этого его родители на двуколке, запряженной ишаком, возили Торджана к доктору в Джелалабад. К их большому огорчению, доктор ничем не смог помочь их сыну. Они вернулись домой, утратив всякую надежду на излечение Торджана. И тогда Ходжа Ахмад попросил родителей отдать юношу ему на попечение. На следующий день над долиной уже звучал зычный звонкий азан – приглашение для мусульман совершить намаз. Так Торджан стал муэдзином мечети в кишлаке Хаск Сартор.
– Вот моя рука, – старец коснулся ладони юноши.
Мулла подвел Торджана к источнику, который струился во дворе маленького домика, и юноша совершил омовение.
– Пора.
Ходжа Ахмад маленькими шажками направился к минарету; вместе с ним, держа старца под локоть, пошел и Торджан.
Внутри минарета вилась узкая винтовая лестница. Первым начал подниматься мулла, за ним, ведя ладонью по стене, следовал Торджан. Это восхождение старик и юноша совершали пять раз в день, в любую погоду – и во время урагана, и во время подземных толчков.
– Что это? – вдруг спросил Торджан. Они были примерно на полпути к балкону минарета.
– Я ничего не слышу, сынок, – ответил Ходжа Ахмад.
– Что-то в небе стучит.
Вдруг за стеной начали раздаваться глухие раскаты. Потом над минаретом ухнуло, через пару секунд что-то ударило несколько раз в стену. Минарет задрожал. Затем послышался крик.
– А теперь слышишь?
– Это Аллах гонит тучи и сотрясает свои владения, – спокойно сказал мулла, – поднимайся, сынок.
* * *
Не успело эхо взрывов, что уничтожили кишлак Хаск Сартор, улечься в далеких ущельях, как над головами воинов Мустафы-Шурави раздались выстрелы. С высоты горного хребта по ним открыл огонь не видимый из-за валунов и скал противник. Это был коварный «удар в спину». Взрывы накрывали тех, кто успел укрыться в складках местности среди скал. Автоматные пули беспощадно прошивали тех, кто припал к склону горы и еще минуту назад следил за американским вертолетом.
– Отходим в кишлак! – кричал Фаридун.
Туда во весь опор, припав к шеям коней, проскакали братья Кхандавар и Бахтавар. Над их головами свистели пули.
Отходить не получалось. Те, кто остались в живых, отползали, хоронясь за валунами. Не получалось и организовать ответный огонь.
– Это натовцы! – крикнул сверху, со своей позиции, Сабавун. – Солдаты в форме!
Только ему удалось произвести несколько точных выстрелов, а затем пришлось вжаться в ближайший каменный выступ – по снайперу открыли шквальный огонь.
– О всемогущий Аллах! Посади сегодня солнце раньше! Пускай землю окутает мрак! – взмолился Хайрулла.
Старик остался сидеть там, где и сидел, скрестив ноги, только схватился руками за свою зеленую чалму. В него никто не попал, словно по нему и вовсе не стреляли. Однако рядом со старцем опустил голову в колючие кусты Майранай – пуля вошла ему в затылок. Захрипел, схватившись за горло, Абдулхакк. Через минуту хрип оборвался, и долговязый горец замер.
Рахам Диль зигзагами побежал в сторону кишлака Селаб. Внезапно под ногой у него вырос ярко-желтый бутон взрыва, как будто воин наступил на мину. Это взорвалась граната, удачно выпущенная гранатометчиком – он правильно вычислил, куда двинется его жертва.
Со стороны кишлака Селаб в сторону гор начали вести ответный огонь. Это немного умерило пыл нападавших и фактически спасло жизнь многим воинам Мустафы-Шурави.
«Начали стрелять братья», – подумал Фаридун.
Огонь усиливался. Это могло означать, что к братьям присоединился еще кто-то.
«Наверное, ополченцы», – эта мысль обнадежила Фаридуна.
Бой явно затягивался. Преимущество, которое давал фактор неожиданности, нападавшие уже исчерпали. Хотя положение воинов Мустафы-Шурави все еще оставалось чрезвычайно опасным.
Солнце уже скрылось за гору, и розовые лучи освещали только пик минарета. Вдруг сквозь звуки выстрелов отчетливо послышался азан – призыв правоверных к молитве.
Это Ходжа Ахмад на балконе минарета шепнул Торджану, что солнце село. Мулла видел, что в долине идет бой, и Аллах мог его остановить. Но молиться во время заката солнца – великий грех, и Ходжа Ахмад с нетерпением ждал, когда угаснет последний зеленоватый луч.
– Начинай, сын, – сказал мулла.
Торджан уже взялся руками за мочки своих ушей, набрал в грудь воздух, но немного замешкался. Ведь даже будучи слепым, он и сам прекрасно знал, когда садится солнце. За несколько лет ежедневного исполнения азана он уже научился кожей век чувствовать прохладу тени горы, за которой полностью скрывалось солнце. Мулла ненароком поторопился, и юноша его поправил.
– А-а-ал-ла-а-аху а-а-акба-а-а-ар, – растягивая гласные, запел Торджан.
Началось время магриба – от захода солнца до наступления темноты.
На этих широтах темнело быстро, и молитву нужно было начинать сразу же после икамата – второго призыва на молитву. Поэтому в этой местности все мусульмане совершали магриб одновременно.
Воины Мустафы повернулись в сторону Мекки – они хорошо знали киблу в этом районе Афганистана – и отложили автоматы…
* * *
– Это мое Торо-Боро, – сказал Мустафа-Шурави.
Вместе с русскими десантниками и своим телохранителем он спустился в подвал своего дома, где размещался склад провианта. Под подвалом оказался еще один подвал поменьше – здесь был склад боеприпасов для стрелкового оружия и медикаментов. Мустафа-Шурави подарил десантникам по два рожка для «калашниковых» и дал им в руки по фонарю.
– Держите, экскурсия будет интересной.
– Спасибо, – поблагодарил капитан Столяров. – А гранаты для гранатомета есть?
– Мины и гранаты под колодцем, это намного глубже.
– А наркота есть? – зачем-то спросил Батяня.
– Хочешь уколоться? – то ли пошутил, то ли серьезно сказал Мустафа-Шурави. – Есть, конечно, но только для медицинских целей. Обезболивающее для раненых.
– И кто у вас доктор? – поинтересовался капитан Столяров.
– Да я и есть доктор, – ответил Мустафа-Шурави. – Наша с вами медподготовка делает нас в глазах местного населения чуть ли не профессорами медицины.
– Вот почему тебя так здесь уважают, – сделал вывод капитан.
– Отчасти – да. Ну что, идем к гранатам? Только предупреждаю – у меня советские – «ВОГ-25» для «Костров». И не прыгают, как ваши.
– Если для «Костров», то подойдет, – уверил Батяня. – Честно говоря, наша «Обувка» – классная вещь. Лучше не найдешь. И америкосы тужатся, а повторить не могут. Намного удобнее «Костров».
– Да, как вывели войска из Афганистана, так «Обувку» на вооружение и приняли, – сказал капитан Столяров. – Учли недостатки, что выявились в боевых условиях.
Мустафа-Шурави попросил автомат у Батяни, осмотрел новый для него гранатомет.
– Подарите нам свои «Обувки»?
– Если захочешь – подарим, – ответил Батяня. – Спишем на то, что нужно было облегчить автоматы. А ты сам-то с нами не полетишь?
Мустафа-Шурави как будто не услышал вопрос.
– Дам вам только по три. Гранаты мне самому нужны, – сказал он и замолчал, словно задумавшись.
– И то хлеб, – поспешил заполнить возникшую паузу Столяров.
Во втором подвале был довольно широкий лаз.
– По этому лазу мы спустимся к подземному ручью, который питает колодцы домов, – рассказывал Мустафа-Шурави, – вдоль него можно идти. Мы сделали боковую штольню – храним там взрывоопасные боеприпасы.
– Умно. Поглубже и подальше от построек, – констатировал Столяров.
Первым начал спускаться Абу-Бакр, следом за ним – Мустафа-Шурави и капитан ВДВ. Вдруг вверху, прямо над головой у Батяни, дрогнула земля, и ему за воротник посыпался песок.
– Черт! Что это такое! – выругался десантник.
– Что там? – спросил Мустафа-Шурави.
– Дороги назад нет, – сказал Батяня. – Лаз рухнул. У тебя точно нет наземных складов со снарядами?
– Нет, – ответил Мустафа-Шурави.
Он посмотрел на своего телохранителя и по его широко раскрытым глазам понял, что тот в полном недоумении.
Земля вверху снова содрогнулась.
– Может, землетрясение? – предположил капитан Столяров.
– Нет, – сказал Мустафа-Шурави, – тогда бы нас и здесь трясло. Короче, идем вниз.
Вскоре все четверо спустились к штольне с опасными боеприпасами. Здесь содрогание земли совсем не чувствовалось. Мустафа-Шурави, как и обещал, дал десантникам по три советских «ВОГ-25».
– Теперь пойдем вдоль ручья и выйдем прямо к кишлаку Селаб, – сказал он.
Перед выходом из подземной галереи русские десантники прошли вперед.
– Ты, командир, погоди, мы глянем, что там, – у Батяни было нехорошее предчувствие.
Они с капитаном Столяровым с автоматами наперевес выглянули из-за скалы. Батяня – направо, Валера – налево.
– Там идет бой, – сообщил капитан Столяров. – Кажись, натовцы напали. На горе – парни в форме.
– Да, похоже, – сказал Батяня, – я заметил тень от вертолета. Это «Апач». Теперь понятно, почему над головой земля дрожала. – Он повернулся к Мустафе-Шурави и спросил: – Ты точно дружишь с натовцами?
– До сего момента у меня с ними был мир, – сказал побледневший командир. – Абу-Бакр!
Мустафа-Шурави и его телохранитель поползли к ближайшим домам кишлака Селаб.
– Прости, Мустафа, – начал оправдываться Батяня, – нам натовцы не враги. Мы не можем…
Командир махнул рукой, поднялся и перебежал к углу дома.
– …тебе помочь, – договорил Батяня.
Абу-Бакр, пригнувшись, перебежал к другому дому.
– Америкосы сверху так всех горцев перебьют, – сказал капитан Столяров.
К кишлаку скакали два всадника. С гор по ним вели огонь. Мустафа-Шурави засек, откуда стреляли, и сам открыл огонь из своего «калашникова». Вскоре застрочил и Абу-Бакр.
Всадники благополучно добрались до кишлака, соскочили со своих коней – это были два брата – Кхандавар и Бахтавар.
– Занять позицию, открыть огонь! – скомандовал им Шурави.
Уже четыре воина вели огонь по противнику. Присоединились к ним и те, кому удалось отступить к кишлаку. Достали свои старые ружья и местные дехкане. Они стреляли одиночными с крыш.
И вдруг русские десантники заметили, что воины Мустафы-Шурави и дехкане перестали стрелять. Они все обернулись в одну сторону.
– Слышишь? Это азан! – воскликнул Батяня. – Натовцы их сейчас всех перестреляют.
Удивительно, как только в воздухе послышались напевные звуки, выстрелы нападавших тоже прекратились.
– Натовцы тоже мусульмане? – удивился Столяров.
– За мной! – крикнул Батяня.
Со всех ног русские десантники бросились к противоположному склону. Благо на горный хребет вела не очень крутая тропа.
Торджан любил петь азан. Он красиво растягивал слова. Получалась целая ария примерно на семь минут. После азана юноша пел икамат, немного меняя мелодику. Это занимало столько же времени. Магриб – довольно продолжительная молитва с обязательными поклонами и челобитием, поэтому марш-бросок русских десантников вышел удачным – никто по ним не стрелял, и они успели как раз вовремя.
Запыхавшимся Батяне и капитану Столярову представилось удивительное зрелище. Человек двадцать пять, одетых в новенькую натовскую форму, сидели тремя сплошными рядами на коленках и читали вслух молитву, касаясь головой земли. Кто-то специально отобрал молодых и безбородых, чтобы издали они больше походили на европейцев. Перед ними, наверное, их командир вел молитву, то есть был им вместо имама. Оружие у всех лежало на земле, что изрядно порадовало русских десантников.
Батяня и капитан Столяров, спрятавшись за валуном, следили за боевиками.
– Валера, как ты думаешь, – прошептал Батяня, – что люди Мустафы с ними сделают?
Капитан Столяров провел большим пальцем правой руки у себя по горлу.
– Да, вот и я так думаю. Что-то не хочется мне быть причастным к массовому убийству.
– Мне тоже.
Десантники подождали, пока боевики закончат очередное «челобитие», и с автоматами наперевес вышли из своего укрытия. Немного выше по горе, чтобы оказаться как раз над этим скопищем молящихся. Они включили фонари, и яркий свет ослепил боевиков.
– А теперь, – по-английски сказал Батяня, – все встали и руки за голову! Оружие не трогать!
Однако боевики и ухом не повели, пока не закончили молитву. Они, казалось, вообще не обращали внимания на стволы русских «калашей», которые в любую секунду могли их всех здесь «покосить».
Батяне пришлось подождать.
– Всем встать! – повторил он. – Сопротивляться бесполезно. Вы окружены. Оружие не поднимать – убью!
И чтобы дошло до всех, он повторил все это на пушту. Боевики начали медленно подниматься с колен. Капитан Столяров, орудуя прикладом и кулаками, выстроил боевиков в колонну по двое. Те особенно и не сопротивлялись; скорее всего, у них был приказ не воевать с натовцами, за которых они и приняли русских десантников.
– Домой марш. Бегом! – отрывисто приказал Батяня. – Кто обернется – получит пулю в лоб!
Колонна псевдонатовских солдат в полной тишине побежала по горной тропе и скрылась во мраке ночи.
