Глава 9
Более часа Андрей лавировал меж глыб, после чего вышел на очередной склон, круто уходивший вниз. Когда они несколько дней назад в этом месте шли за Дмитрием, тот сделал большой крюк вправо, чтобы обогнуть узкие расщелины, которые, словно трещины в гигантском, ссохшемся куске глины, разделили склон причудливыми зигзагами провалов, забитых снегом.
Припомнив все детали маршрута, Лавров тоже свернул вправо, но пошел не по самой удобной тропе, словно специально проложенной среди скал, а взял гораздо дальше, выбрав более трудный и опасный путь. Выйдя к каменистому косогору, уходящему в белую бездну, которую внизу размывала и скрадывала снежная дымка, он двинулся дальше, ступая на красноватые валуны, чудом удержавшиеся на таком склоне, придерживаясь руками за неровности и выступы.
Теперь Батяня даже не шел, а перемещался, скользя ногами по обледенелому камню, продуваемый ледяным ветром, словно вырвавшимся из аэродинамической трубы. Когда он наконец-то выбрался на более пологую площадку, то мысленно определил, что несколько сот метров по крутому склону стоили десятка километров по недавнему маршруту со всеми его спусками и подъемами. Руки и ноги дрожали от крайнего напряжения, а к телу липло промокшее от пота белье.
Взобравшись на вершину пологого каменного зубца, возвышающегося над окружающими его глыбами у подножия огромной горы, заснеженной вершиной упирающейся в небо, он внимательно огляделся. Ничего, даже признаков присутствия людей или что они где-то есть поблизости, с этого места не наблюдалось. Сориентировавшись, Андрей определил, в какой именно стороне может быть нужная ему котловина. Уйдя западнее прежнего маршрута, он теперь должен был идти на юго-восток. Но как узнать, где он тут, этот юго-восток, если ни солнца, ни компаса?
Еще раз оглядев окрестности, Лавров припомнил, что котловина начиналась за циклопической величины каменным завалом, который примыкал к отвесному боку соседнего с ним пика, и решил идти в том направлении, чтобы, обойдя завал, иметь возможность как можно незаметнее подобраться к возможному месту стоянки неизвестных. Андрей посмотрел на небо и с удовлетворением отметил, что плотное облачное покрывало понемногу начало редеть. И хотя ветер по-прежнему своими резкими порывами грозил сбить с ног, а снегопад стал еще гуще, по всему чувствовалось, что очень скоро циклон уйдет, унося с собой и тучи, и пургу.
Лавров спустился с зубца и, то пробираясь меж валунами, то балансируя на узких карнизах, начал продвигаться в сторону котловины. Примерно через полчаса он вышел к тому самому завалу, который увидел с вершины зубца. Здесь, между почти отвесной стеной, уходящей на немыслимую высоту, и обрывом, чье дно оскалилось клыками острых камней, снизу виднелась на глубине более чем несколько сотен метров неровная, бугристая терраса, покрытая заснеженными валунами. Пробравшись между ними, Батяня имел возможность обогнуть завал и почти незаметно выйти к скрытой им лощине.
Протискиваясь между валунами у самого края обрыва – ближе к горе он идти не рискнул, поскольку там мог околачиваться кто-то из чужаков, – майор вдруг почувствовал, как хлипенькая алюминиевая пряжка подсумка внезапно щелкнула, переломившись пополам. Он и ахнуть не успел, как с громким стуком, кувыркаясь по камням, подсумок с запасными магазинами к автомату улетел в пропасть. Теперь у него остался лишь один неполный «рожок», примкнутый к автомату. Сколько там патронов? С десяток, не больше… А если его обнаружат раньше времени, тогда ему не выдержать и пятиминутного боя.
«Ладно, – решил Лавров, – если удастся пробраться к месту их расположения, можно будет попробовать сбить из автомата вертолет, когда они поднимутся в воздух. А иначе как? Других вариантов не предвидится…»
Он снова двинулся в сторону завала, стараясь теперь соблюдать особую осторожность, поскольку, по сути, оказался почти безоружным. Не принимать же всерьез горсть патронов, тогда как у противника в этом явный перевес?
«Вот и сбывается предсказание деда… – мелькнула не совсем оптимистичная мысль. – Если он был прав во всем до конца, то тогда меня сейчас должны будут ранить? Ну и хрен с ним! Лишь бы не смылись. А то столько мучений – и все зря?»
Он вышел из-за валуна, преградившего ему дорогу, и тут же быстро отпрянул назад – неподалеку послышались приглушенные мужские голоса. Лавров прислушался. Говорили на смеси английского с арабским.
– …Они где-то здесь! – доказывал кто-то хриплым тенорком с сильным акцентом. – По меньшей мере один есть – точно. Я сам его видел в бинокль, когда он взбирался вон на тот каменный зуб.
– Что будем делать, Румпель? – спросил еще один на чистом английском.
– Искать! – зло прорычал по-английски еще один. – Буря вот-вот закончится – я только что получил прогноз погоды. Скоро должен прибыть транспорт. А у нас на хвосте сидят какие-то служивые! С кучкой сопляков не можем справиться… Алло! Что там у вас? Хорошо, иду… Так, я пошел, а вы тут все прочешите! – судя по всему, переговорив с кем-то по телефону, распорядился названный Румпелем.
«Спасибо за своевременную, очень ценную информацию… – мысленно поблагодарил Лавров. – Вот только что мне теперь делать? Патронов в обрез, и если я сейчас ввяжусь в перестрелку, даже при «ничьей», те запросто успеют смыться. Что ж, блин, делать-то?»
С какого-то мгновения Батяня ощутил, как ветер полностью стих и установилась звенящая тишина. Снег тоже поредел, и в разрывах облаков показались синие просветы неба. Где-то совсем неподалеку от него похрустывал снег под ногами крадущихся в его сторону чужаков. Мысленно чертыхнувшись, Андрей поспешил, не поднимая лишнего шума, отступить к огромной глыбе метрах в пятидесяти, похожей на морскую раковину, лежащей на самом краю обрыва. Взглянув вниз, Лавров понял, что уловка Шерлока Холмса, который обманул своих врагов, скрывшись под карнизом у Рейхенбахского водопада, у него не пройдет – и спрятаться-то внизу было негде, и следы его выдавали с головой.
Посмотрев наверх, Андрей вдруг разглядел то, чего раньше не было видно из-за плотной снежной завесы. Как раз над тем местом, где он совсем недавно стоял за валуном, на склоне горы угрожающе нависал огромный снежный козырек. Это означало, что прозвучи хоть один выстрел, тонны снега обрушатся вниз, похоронив под собой всех и вся. Можно было предположить, что разыскивавшие его чужаки уже возле того камня. Если они заметят его следы, то легко смогут вычислить, где он сейчас скрывается. Почему бы не устроить им сход снежной лавины? Батяня снял автомат с предохранителя, но вовремя остановился. Выстрел обязательно услышат те, кто ждет вертолета. И наверняка в таком случае примут какие-то меры безопасности.
Как тогда вызвать сход снега со склона горы? Лавров не раз слышал, что лавина иногда срывается от хлопка в ладоши или громкого крика. Но вдруг здесь это не сработает? Тогда этим он выдаст свое местонахождение, и чужаки, рванув к нему, выйдут на безопасную сторону террасы. А что, если…
Он внезапно вспомнил про темир-комуз. Достав его из кармана и взяв в зубы, Андрей дернул за язычок инструмента. Многоголосо отражаясь от скал, совершенно непонятно откуда для чужаков, в воздухе разнесся странный, почти мистический голос древнего инструмента.
– Что это? – через некоторое время раздался чей-то недоуменный вскрик. – Что это такое?!
– Это духи гор! Мы их разгневали, и надо отсюда скорее уходить! – испуганно ответил другой, говоривший с арабским акцентом.
– Дьявольщина! – рявкнул первый. – Духи это или не духи, но пусть попробуют заглушить вот это!
Почти сразу же невдалеке от Лаврова оглушительно грянул взрыв гранаты. И менее чем за пару секунд преодолев свою дистанцию, на узкую террасу с тяжким уханьем обрушился поток огромной массы снега, похоронив под собой все, что там могло находиться. Лавина была столь мощной, что, сорвавшись вниз в пропасть, она увлекла за собой с карниза несколько огромных глыб.
«Ну, вот и все! – констатировал про себя Андрей, выбираясь из-под целого сугроба, свалившегося на него, – лавина растеклась вдоль и вширь. – Теперь их там осталось наверняка, трое-четверо».
Он вышел из-за каменной «раковины» и вдруг увидел метрах в пятнадцати от себя человеческую руку, торчащую из снега сбоку от одной из гранитных глыбищ. Насколько это можно было понять, один из чужаков пытался спастись бегством, но волна снега, спрессованного падением, с размаху припечатала его к стене. «А не откопать ли этого «подснежника»? – доставая десантный нож, подумал Лавров. – Вдруг живой? Тогда хотя бы узнаю, сколько там человек, да и вообще, кто они и откуда…»
Пока он разрыхлял лезвием ножа довольно-таки плотно спрессовавшийся снег, тучи разошлись, и в небе блеснуло яркое, жизнерадостное солнце. Понимая, что с минуты на минуту может появиться вертолет, Андрей работал в диком темпе. Но когда он наконец-то смог вытащить погребенного под снегом человека, то понял, что чужак мертв.
Неожиданно где-то вдалеке раздался чуть дребезжащий гул вертолета. Андрей оглянулся, намереваясь схватить свой автомат, чтобы спешно бежать по сугробам к каменному завалу, но тут его взгляд упал на автомат чужака. Мгновение спустя в его голове созрел весьма рискованный план.
…Трое боевиков разноплеменной международной террористической организации «Очищающее пламя» с нетерпением ждали прибытия специального авиаборта. Они успешно выполнили поручение своего Учителя, и теперь их ждала заслуженная награда. Впрочем, ложкой дегтя в безмерной бочке меда их счастливых предвкушений была группа каких-то юнцов-срочников, едва умеющих держать в руках автомат, которые осмелились их преследовать. Само по себе было совершенно непонятно, как те смогли их вычислить и найти. Не меньшее удивление вызывало и то, что эти юнцы успешно обошли ловушки, мастерски поставленные у них на пути. Да и бой, который те, по сути, выиграли, уложив бóльшую часть поджидавших их в засаде, тоже наводил на тревожные мысли. Поэтому главарь боевиков, которого его подельник назвал Румпелем, учитывая, что из-за непогоды авиаборт задерживался, планировал в крайнем случае надежно спрятать добытые с русского полигона части торпеды, а самим рассредоточиться по горам, чтобы потом вернуться сюда и довершить начатое.
Но затем оказалось, что опасения Румпеля были напрасны. Отследив обстановку, он пришел к выводу, что большинство служивых во время стычки тоже были убиты или ранены, и в дальнейшую погоню за ними отправился, вполне возможно, всего лишь один человек. Во всяком случае, ничто не указывало на присутствие кого-то еще. Правда, и здесь не обошлось без «ложки дегтя». Те, кто был послан на поиски преследователя, попали под лавину. Впрочем, в чем Румпель был уверен, тот и сам был погребен под снегом. Когда он после схода лавины осмотрел террасу, заваленную снегом, через бинокль, никакого движения в той стороне им замечено не было.
Теперь оставалось дождаться вертолета. Тучи, рассеянные в небе буйными ветрами, разошлись к краям горизонта, открыв синий купол высокогорного неба во всем его великолепии. Когда вдали раздался гул вертолетного двигателя, воспрянувший духом Румпель приказал своим оставшимся в живых помощникам приготовиться к прибытию борта. Те, сноровисто подхватив похищенные части торпеды, вынесли их на заранее присмотренную площадку, простиравшуюся над низинкой, в которой до этого скрывались.
Вертолет, поблескивая полупрозрачным диском бешено вращающегося несущего винта, появился внезапно, вынырнув из-за края широкого ущелья. Один из подручных Румпеля тут же зажег специальный факел, который, выбросив длинную струю белого дыма, показал пилоту направление ветра на месте приземления. Сделав круг, вертолет завис над центром площадки и опустился на ее середину, трепеща замедлившими бег лопастями.
Помощники Румпеля спешно подняли головную часть торпеды и, открыв дверь кабины, поставили свой груз внутрь. Затем загрузили и двигатель. Запрыгнув следом, они подали руку своему главарю. Однако едва тот оказался в не очень просторной кабине легкой модели вертолета, со стороны выглядевшего красиво сработанной игрушкой, как из-за снежного холма неожиданно показался человек, махавший им рукой. Другой он двигал как-то скованно и неуверенно, что говорило о ее вероятной травме. На его шее болтался на ремешке бельгийский автомат, а лицо было кое-как замотано окровавленными бинтами.
Даже издалека было видно, что его лицо – сплошная кровавая маска. Румпель, невзирая на появление одного из своих, чудом выживших подручных, был готов отдать приказ на взлет, но все же поостерегся это делать. И причина тому была весьма прозаичной. У главаря возникло опасение: а вдруг оскорбленный тем, что его бросают здесь на произвол судьбы, сообщник шмальнет из автомата по винтокрылой машине, не имеющей бронезащиты? Поэтому, высунувшись из кабины, он сердито проорал:
– Быстро, быстро сюда!
Понять его недовольство было нетрудно. Из почти двух десятков «рейнджеров», которые могли претендовать помимо наград Учителя на солидное денежное вознаграждение, их осталось только трое. Но теперь, похоже, сумму придется делить на четверых…
Подстанывая и тяжело дыша, сильно хромая на левую ногу, пострадавший от лавины боевик приблизился к вертолету и, забросив автомат, с помощью сидевших в кабине забрался внутрь. Его глаза были зажмурены, лицо перекошено гримасой боли. Еще раз взглянув на спасшегося из-под лавины, Румпель внезапно ощутил смутное сомнение.
– Джафар, ты, что ли? – неуверенно спросил он, потянувшись к кобуре.
Но достать пистолет он не успел. Новый пассажир внезапно открыл глаза и в упор посмотрел на отшатнувшегося от неожиданности главаря. Это были не хорошо знакомые маслянисто-черные глаза навыкате, принадлежащие боевику Джафару, а глаза европейца. Русский! Почти в то же мгновение незнакомец нанес Румпелю сокрушительный удар кулаком в переносицу и, ловко подхватив с пола автомат, жестко скомандовал по-английски:
– Сидеть! Не двигаться! Эй, ты, на взлет! – двинул он локтем словно окаменевшего от испуга пилота. – Курс на Иссык-Куль!
Ошеломленные столь неожиданным превращением своего сообщника в некое подобие вражеского «ниндзя», подручные Румпеля сидели смирно, не помышляя ни о каком сопротивлении. Незнакомец с окровавленным лицом внушал им подсознательный страх сродни животному ужасу. Сам главарь, все еще не отойдя от удара в голову, лишь временами слабо ворочался на полу, издавая маловразумительное мычание.
Вертолет взмыл над горами и, словно после некоторых колебаний, развернулся на северо-восток, огибая гору, кажущуюся исполинской снежной пирамидой, подпирающей небо. В кабине вертолета царило молчание, нарушаемое лишь монотонным гулом двигателей. Внизу плыли, медленно уходя назад, каменистые холмы, покрывающиеся первой весенней зеленью, ленточки рек и нитки ручьев, лужицы озер, спичечные коробки домов, встречающихся по пути поселков и серовато-черные полоски дорог, по которым ползли подобные букашкам легковые и грузовые машины…
Когда Румпель наконец-то пришел в себя и с трудом сел рядом со своими подручными, незнакомец жестко поинтересовался, пристально глядя на него:
– Мне нужно знать имя вашего сообщника на полигоне. Что молчим? Говори, а то сейчас отправлю в свободный полет без парашюта.
– Лейтенант Саакадзе… – нехотя процедил тот.
– Вот это другой разговор, – усмехнулся Андрей.
По его прикидкам, долететь до полигона они могли максимум часа за полтора. Если считать, что по прямой путь от той части Тянь-Шаня, где они поднялись в воздух, до северной оконечности Иссык-Куля составлял километров двести с гаком, то при крейсерской скорости такого типа вертолета под две сотни верст в час они могли прибыть даже раньше. Но по мере приближения к Караколу на небе вновь начала усиливаться облачность.
И без того не самым радужным образом настроенный пилот угрюмо посматривал на завитушки тяжелых, темных туч, ползущих из-за горизонта откуда-то слева. «Видимо, циклон сделал круг и теперь движется к Иссык-Кулю… – мысленно отметил Лавров. – Успеем ли проскочить?» Как бы отвечая на его вопрос, пилот оглянулся.
– Сэр, погода с каждой минутой все хуже, – сообщил он. – Мы можем попасть в зону штормового ветра, и тогда нам придется очень туго. Может быть, нам лучше сесть?
– Пока еще можем лететь – летим, – лаконично отрезал Андрей. – Вон уже и озеро. Держитесь ближе к земле. Если ситуация станет угрожающей, садитесь без команды.
– Понял, сэр… – пилот неопределенно пожал плечами.
Он снизил высоту полета, и теперь они в деталях могли видеть все, что проносилось прямо под ними.
…Задрав голову, вертолет проводил взглядом гаишник, уже начавший процесс взимания своего трудового «чай-пая» с очередного «среднеудойного» автомобилиста – молодого киргиза на потрепанной «семерке». Возможно, в этот момент гаишник размечтался о том, как здорово было бы стать сотрудником пока еще не созданной воздушной авиаинспекции. Уж там-то «чай-пай» мог бы быть на порядок выше.
…У околицы киргизского селения старик вел на веревке козу, которая при появлении вертолета стала дичиться и рваться из стороны в сторону, едва не сбив с ног своего хозяина.
…На площади какого-то райцентра стояла толпа митингующих, которая размахивала флагами и потрясала транспарантами перед лицом растерянных чиновников в черных костюмах с галстуками. При появлении вертолета те с какой-то затаенной надеждой и чуть ли не мольбой устремили свои взоры в сторону воздушной машины. Может быть, в этот момент они вспомнили мультяшную детскую песенку про волшебника на голубом вертолете, который подарит им надежду на избавление…
Когда вертолет миновал небольшую горную гряду, поросшую лесом, ветер, словно смирившись с настырностью людей, летящих вопреки его угрозам, несколько стих. В просвете между тучами вновь блеснуло солнце. Сразу же повеселевший пилот заметно расслабился и утер ладонью лоб. Он понимал, что летит не в гости к старому приятелю и что ему теперь придется объясняться с киргизскими властями, давая отчет о том, почему и как он оказался на территории суверенного государства, не имея на то абсолютно никаких соответствующих разрешений и допусков. Но он надеялся на заступничество великой и всемогущей Америки, гражданином которой являлся. Ведь лично он никакого ущерба Киргизии не нанес. Он даже не знал (хотя на самом деле прекрасно знал), куда и зачем летит. Его наняли внешне респектабельные, сугубо позитивные джентльмены, которые попросили забрать попавших в беду альпинистов. Поэтому никакой он не пособник диверсантов и террористов, а добрый спасатель, можно даже сказать, в некотором роде Бэтмен…
Мысли зажавшихся в зад салона вертолета троих «альпинистов», в отличие от пилота, были далеки от оптимизма. Эти знали точно, что им придется иметь дело с русскими, а именно с ФСБ, которая, по сути, ничем не отличалась от былого кошмарного КГБ, о котором им много чего страшного рассказывал Учитель. Они уже заранее видели себя сидящими в пыточных креслах, с запястьями и щиколотками, закованными в кандалы, по которым троглодиты-русские пускают высоковольтные разряды тока. Еще им виделись раскаленные шампуры, терзающие тело, и острые иглы, вонзаемые под ногти. О-о-о!.. Учитель прямо говорил, что нет на свете людей более жестоких, чем эти русские.
Вот он, сидит перед ними, один из этих свирепых варваров. Лицо сплошь измазано уже засохшей кровью. Взгляд предельно жесткий и пронизывающий… Такой перехватит горло ножом, не моргнув и глазом! У-у-у, зверюга! Ведь это он командовал горсткой салаг-срочников, которая сумела одолеть хорошо подготовленных вояк. Это он уничтожил посланных на его поимку четверых высококлассных рэйнджеров, сумев организовать сход снежной лавины. Как же им сейчас не хватает мудрых наставлений и указаний Учителя!
А вот уже и территория полигона… Вон он, тот ангар, из которого они раздобыли части торпеды по приказу своего Учителя. Вон, со всех сторон к тому месту, куда начал садиться вертолет, сбегаются эти страшные русские, и все с оружием. Велики боги, что теперь с ними будет?..
Словно прочитав их мысли, Лавров внимательно окинул взглядом своих пленников и по-английски предупредил:
– Попрошу без глупостей! Что, «супермены», в штаны наделали? Не надо паники. И не вздумайте делать резких движений. Автомат изготовлен к бою, и если даже кто-то уцелеет от выстрелов, машина в любом случае будет выведена из строя. Погибнем все вместе. Ясно?
Разумеется, его подневольным спутникам это было ясно. Но они с маниакальной убежденностью помнили ежесекундно и другое, внушенное им Учителем: они никогда, ни при каких обстоятельствах не должны попасть в руки злодеев-русских. Лучше стать жертвой каннибалов с Борнео, убеждал Учитель, нежели оказаться в русском плену.
В какой-то момент, подстегнутые животным ужасом, трое боевиков, переглянувшись меж собой, с отчаянным воем ринулись на ненавистного им человека, который вез их в плен, подобный аду, в чем они были абсолютно убеждены. В тот же миг, словно вбивая в уши гвозди, в тесноватой кабине вертолета раздался оглушительный треск автоматной очереди. Двое – боевик, сидевший справа, и Румпель – получив свою порцию свинца, тут же мешками повалились на пол. Третий успел рукой подбить ствол автомата, и Лавров, в горячке этой внезапной схватки не ослабивший нажим на спусковой крючок, в последнюю секунду понял, что остаток пуль ушел в потолок вертолета.
Словно поперхнувшись, двигатель несколько раз чихнул и заглох окончательно. Последнее, что помнил Лавров, был отчаянный, душераздирающий крик пилота и падение в кабине, пол и потолок которой внезапно поменялись местами…
…Майор спецназа Российской армии Андрей Лавров шел по дороге, которая была проложена по какой-то очень странной местности, совершенно ему незнакомой. С обеих ее сторон клубился вязкий туман. Сама дорога была посыпана необычным, белесым песком, на котором не оставалось его следов. Не чувствовалось и малейшего дуновения ветра. При этом с левой стороны дороги, где туман был более темный и скорее напоминал дым, веяло затхлым холодком, тогда как справа, где туман был легкий и светлый, исходило свежее, приятное тепло.
Сколько времени длился его путь, Андрей не помнил. Не знал он и того, куда именно сейчас направляется. Себя он ощущал как обычно. На нем была новенькая летняя форма – защитного цвета рубашка и брюки, ботинки, твердыми дощечками слегка давили на плечи еще не обмявшиеся майорские погоны, на голове была форменная, почему-то невесомая фуражка. Вся та данность, которую удерживала его память, ограничивалась немногим. Он знал, что он – это он. Понимал, что идет по дороге и что не идти по ней он не может. Еще твердо знал, что сворачивать со своего пути не должен ни в коем случае. Ему об этом вроде бы никто не говорил, но он об этом просто знал и помнил.
С какого-то момента туман по обеим сторонам дороги постепенно начал редеть, и Лавров наконец-то смог разглядеть то, что скрывалось за непроглядной пеленой. Сквозь чистую, полупрозрачную, молочно-белую дымку справа он увидел в некотором отдалении от себя дивный, цветущий сад. Еле ощутимый ветерок донес до него пьянящий аромат цветущих яблонь с примесью горьковатого запаха черемухи. А еще от сада веяло терпковатой сладостью роз и свежестью ландыша…
А вот слева… Сквозь грязновато-неопрятные клочья серого тумана виднелись, словно опаленные безжалостным огнем, груды черных камней и барханы черного песка, из которого лишь кое-где торчали обугленные сучья повалившихся, полузасыпанных песком деревьев. Оттуда доносился запах гари и тлена. А еще – это Андрей ощутил, пройдя по дороге дальше, может быть, шагов сто (или тысячу, сто тысяч, миллион?) – из сада доносилась приятная, тихая музыка. Ее чарующие звуки будили в душе неописуемый восторг, отчего у него перехватывало дыхание и замирало сердце.
Опять слева… Боже!.. Стоило ему посмотреть в ту сторону, как в уши ударяла какая-то непонятная какофония, представлявшая собой странную смесь металлического лязга и скрежета с глухим костяным перестуком, к которому временами примешивался визг, напоминающий царапанье железной вилкой по стеклу. А еще в эти малоприятные звуки вплетались еле различимые вздохи скорби с нотками безутешного плача.
А еще Андрея поразило небо, раскинувшееся над опаленной пустыней. Если над садом оно было безмятежно-чистым, сияющим безупречной синевой, то слева его сплошь покрывали тяжелые, угрюмо клубящиеся свинцовые тучи.
Содрогнувшись от увиденного, Лавров вдруг ощутил нестерпимое желание, нарушив непонятно чей запрет, пойти к саду. Побродить среди цветущих яблонь, вдыхать их аромат и без конца внимать прекраснейшей музыке, создать которую могло только само совершенство. И он уже приблизился к краю дороги, как внезапно слева до него донесся чей-то голос.
– Тебе туда нельзя! – каким-то звенящим, металлическим голосом сказал невесть откуда взявшийся сгусток черного тумана, который появился у левого края дороги, внезапно начав принимать очертания человеческого тела.
– Почему нельзя и кто ты такой? – вглядываясь в эту загадочную тень, с плеч которой спадало некое подобие плаща, сотканного все из того же черного тумана, спросил Андрей.
Интуитивно он ощутил, что доверять тени никак нельзя.
– Я – тот, кто забирает к себе таких, как ты, – сказал неизвестный. – Ко мне приходят все те, кто отнимал жизнь у себя подобных.
– Я не только отнимал, но и спасал жизни других, – твердо возразил Лавров. – А уж если я и отнял чью-то жизнь, то только для того, чтобы потом не были отняты тысячи и миллионы человеческих жизней. Я тебе не верю! Ты врешь!
– Тебе некуда деваться, – с равнодушием робота возразила тень, не явив в голосе ни злобы, ни угрозы, ни недовольства. – Ты все равно придешь сюда… – разрастаясь до самых туч, проскрежетала тень, ставшая необъятной и будто всемогущей.
На какое-то мгновение Андрею показалось, что она смогла придать мрачный оттенок даже цветущему саду и сияющей над ним небесной синеве. Но только всего лишь на мгновение. Почти тут же откуда-то донеслись хорошо знакомые звуки темир-комуза. Тень съежилась и стала удаляться куда-то далеко-далеко, вместе со всем своим гнетущим, мрачным миром. Теперь все небо было чистым, и сверху лился ясный солнечный свет.
Теперь сама дорога вела прямо к саду. Обрадованный тем, как все здорово обернулось и теперь на его пути нет никаких препятствий, Андрей решил сразу шагнуть в сад, однако его остановил уже другой голос:
– Тебе сюда нельзя, потому что ты еще жив!
Лавров с удивлением вдруг увидел перед собой того самого деда-костоправа из селения Джурд. Старик по-восточному сидел на траве под яблоней и, держа в руке темир-комуз, с непонятной улыбкой смотрел на него.
– Я жив… А ты?
– А я уже умер, – спокойно, как о чем-то совершенно малозначащем, сообщил старик. – Но ты не бойся, солдата, раненного в голову, я успел спасти. Он будет жить.
– Но почему же ты умер? – испытав в душе непонятную горечь, спросил Андрей.
– Мой срок был уже близок. И когда за тем юношей пришла смерть, я попросил, чтобы вместо него она забрала меня, – все так же спокойно пояснил старик.
– Но почему мы с тобой встретились? Ведь говорят, что люди из разных народов и вер там… то есть здесь, встретиться не могут.
– Много они знают, все те, кто это говорит!.. – тихо рассмеялся старый костоправ. – Творец для всех един, так же как для всех едины добро и свет, как, увы, точно так же едины зло и тьма, с которыми ты только что столкнулся. Иди, сынок, возвращайся назад. Тебя там ждут!
…Открыв глаза, все еще полный фантасмагорических впечатлений от только что увиденного, то ли в болезненном бреду, то ли и в самом деле побывав там, куда живым доступа нет, Лавров молча смотрел в никуда. Он лежал на спине в каком-то просторном помещении с белым высоким потолком. Неожиданно совсем рядом раздались чьи-то голоса:
– Смотрите! Он пришел в себя!
Андрей с трудом повернул голову и увидел спешащих к нему двух девушек в белых халатах. Откуда-то сбоку подошел пожилой мужчина в зеленом операционном костюме и шапочке.
– Та-а-а-к… – внимательно оглядев Лаврова, протянул он. – Значит, уже пришел в себя. Отлично! Смотри-ка, три дня отвалялся в коме… Ну, что ж, все у нас идет по плану. Завтра еще денек в интенсивной терапии, потом – в общее отделение. Организм молодой, крепкий, долго в больных залежаться не даст. Ну а пока – общие процедуры. Приступайте! – приказал он двум росленьким медсестрам.
– Где я? – с трудом двигая губами, спросил Лавров.
– В центральном госпитале Бишкека, – удаляясь, сообщил доктор.
На следующий день, когда Андрей чувствовал себя уже более-менее удовлетворительно, к нему приехали Роднин и Аскарбаев с Токтогуловым.
– …Идем на поправку? – после приветствий резюмировал Роднин, глядя на него. – Как самочувствие, герой?
– Терпимо… – Лавров чуть заметно пожал плечами.
– Ну, я, как и обещал, направил в минобороны ходатайство о твоем награждении и повышении в звании, – сообщил генерал, поправляя халат.
– Мы тоже поддержали это ходатайство, – добавил Аскарбаев. – Надеюсь, скоро услышим о новом Герое России в чине подполковника как минимум.
– «Барсы» шлют тебе привет и пожелания скорейшего выздоровления, – улыбнулся Токтогулов.
– Да, повезло тебе, майор! – положив на тумбочку пакет с традиционными апельсинами, отметил Роднин. – Можно сказать, в сорочке родился. Когда этот вертолет грохнулся на землю и загорелся, солдаты только одного тебя и успели вытащить. Остальные все сгорели. Да и на тебе одежда занялась – пришлось срочно тушить. Но это не беда! Новую форму справим. Переломов у тебя врачи не нашли, серьезных ран тоже нет. Просто общая контузия. Скоро будешь на ногах. Сегодня же сообщим родным, чтобы приехали проведать.
– Не надо… – Андрей чуть заметно покачал головой из стороны в сторону.
– Почему? – удивился Роднин.
– Зачем волновать? Будет отпуск – сам приеду…
– Хм… Ну, как знаешь… – генерал пожал плечами. – Кстати, все ребята живы. Парень, которого ранили в голову, тоже.
– Да, я знаю. Мне уже сказали… – сообщил Андрей.
– Кто? Когда? – генерал и его спутники переглянулись.
– Не помню… Где-то я был… – Лавров напряг память, пытаясь припомнить что-то смутное, почему-то из нее стершееся. – А может, мне это приснилось? Какой-то старик… Постойте, а тот костоправ из Джурда… жив?
– Нет… Он умер тем же днем, – лицо Роднина удивленно вытянулось. – Вообще, это была странная история. Юрова принесли к старику, когда парень был уже при смерти. Часа через два из райцентра пришла «Скорая». Юров вдруг начал оживать, а старику сделалось плохо, и врачи не смогли ему помочь. Гм-гм… Ну, ладно, выздоравливай!
Попрощавшись с ним, гости направились к выходу, что-то озадаченно обсуждая меж собой. А Андрей, задумавшись, глядел им вслед, пытаясь объединить в памяти в одно целое обрывки каких-то странных видений, еще вчера таких четких и ясных, а сегодня совсем размытых.
…И началось у Лаврова госпитальное житье-бытье. Хоть и не надрывное – не мешки таскать, – но нудное, хоть вой. Андрей и раньше был нечастым постояльцем больничных палат. Попадал он в основном после каких-либо травм и ранений, полученных во время тех или иных спецопераций. В шутку он обычно именовал подобные отлежки «издержками профессиональной деятельности». Последний раз Лавров имел дело с медициной после операции на пароме «Королева Балтики». В обычное же время никакие радикулиты-гастриты-тромбофлебиты не смели приблизиться к нему и на пушечный выстрел. Не говоря уже о какой-нибудь банальной простуде.
Как и прогнозировал главврач отделения, через день Андрея перевели в общую трехместную палату. Два места в ней занимали капитан киргизской армии, который получил серьезную травму после стычки с подвыпившими отморозками во время беспорядков, и майор с иссык-кульского полигона, который попал в госпиталь минувшим днем из-за черепно-мозговой травмы, после того как на складе на него рухнула полка с автозапчастями.
Быстро сойдясь с соседями «на короткой ноге», Лавров рассказал им о своей погоне за налетчиками на полигон. Майор, который присутствовал при падении вертолета, в деталях рассказал о событиях того дня. По его словам, появление легкого вертолета иностранного производства без опознавательных знаков на полигоне вызвало нешуточный переполох. Мало того что ночью со склада были похищены части торпеды, так теперь как бы не пришлось столкнуться с террористами-камикадзе, собравшимися устроить взрыв главного ангара. Начальник охраны вначале даже отдал приказ сбить вертолет при заходе на посадку.
Но начальник полигона, сообразив, что террористы, скорее всего, тут совсем ни при чем, его приказ отменил и приказал дождаться приземления. Все были буквально ошарашены, когда внутри вертолета вдруг началась стрельба, после чего мотор заглох, и машина, перевернувшись вверх шасси, с высоты минимум третьего этажа шмякнулась на землю.
Почти сразу же мотор охватило пламя, которое тут же начало пожирать и кабину. Несколько солдат из охраны и сам начальник полигона с майором кинулись к вертолету. Они с трудом смогли открыть искореженную дверцу и обнаружили, что все, кто находился в кабине, лежат без движения. Кто есть кто – разобраться было практически невозможно. Да и некогда – ежесекундно мог грянуть взрыв, и поэтому, схватив первого попавшегося, солдаты выволокли из кабины человека в белом натовском маскировочном комбинезоне, с лицом в бинтах и засохшей крови. Комбинезон и оказавшийся под ним бушлат российского образца с майорскими звездочками уже загорелся.
Едва его оттащили подальше от вертолета, как рванули закипевшие в баках остатки горючего. Все, что осталось от воздушной машины, проверили эксперты, и помимо четырех обгоревших трупов неизвестных мужчин, двое из которых имели множественные огнестрельные ранения, они нашли пропавшие части торпеды.
– …Я так и не понял, почему у тебя лицо было в крови? Для чего бинты? Наш доктор осмотрел тебя сразу – на голове были только мелкие царапины и ссадины.
– Я сам измазался кровью и обмотался бинтами, чтобы попасть в кабину вертолета, – усмехнувшись, пояснил Андрей. – Откуда кровь? Да, ладонь себе ножом надрезал, вот и хватило для маскировки. Кстати, а одежду куда дели? Там у меня…
– Да все цело! – усаживаясь поудобнее на своей койке, уведомил майор. – И нож, и документы, и всякие мелочи… Даже какая-то дзынькалка – не знаю, как ее правильно и назвать-то. Все сложили в пакет и отдали сестре-хозяйке.
– Это не «дзынькалка», а темир-комуз, или варган, – рассмеявшись, пояснил Лавров. – Это у меня как бы талисман. Он меня уже дважды выручал в трудных ситуациях.
– Темир-комуз? – капитан приподнялся на локте. – У моего дедушки был когда-то. Вообще, занятная вещь. Слушай, Андрей, а можно поподробнее о тех случаях, когда он тебе помог?..
…Железный организм майора Лаврова не терпел долгого бездействия. Он властно требовал движения, бунтуя против малоподвижности и унылого вылеживания на больничной кровати. Отбыв пять дней в стенах госпиталя, Андрей начал проситься на выписку, хотя врачи обнаружили у него трещину правой локтевой кости и сильные ушибы ребер. Убедив его пролечиться хотя бы недели полторы (до этого предполагалось, что он останется в госпитале на месяц), доктор наконец-то дал свое согласие. К той поре у Лаврова уже дважды сменились соседи. Капитана выписали на третий день, майора – на четвертый.
Но вот настал тот час, когда и Андрей, сопровождаемый завистливыми взглядами госпитальных соседей, сменил больничную пижаму на доставленную ему с авиабазы новенькую летнюю форму. Надев рубашку, Андрей ощутил на плечах жестковатые дощечки новых погон. И тут краем памяти он зацепил свое тогдашнее видение… Он повел плечами – ощущение было тем же самым. Ему вдруг припомнилась и та страшная тень, и старик-костоправ под яблоней…
Получив у сестры-хозяйки пакет с вещами, Лавров вышел из своего корпуса и направился к соседнему, где, как он уже узнал, лежит Юров. Парень уже был на ногах и в пижаме прогуливался по коридору с нашлепкой на голове. Увидев Андрея, он очень обрадовался и в ходе разговора сообщил, что после срочной службы собирается определиться в спецназ.
– А к вам в батальон можно? – с надеждой в голосе поинтересовался он.
– В принципе – да, – кивнул Лавров. – Но это не так-то просто. Там у нас к претендентам очень серьезные требования по физической подготовке. И подтянуться надо раз пятнадцать, и отжаться хотя бы раз пятьдесят… Так что – дерзай! Кстати, хочу, чтобы ты знал… Ты его, конечно, не видел, потому что был без сознания. Я говорю об одном старике, который помог тебе выжить. Возможно, это был всего лишь сон. И все же…
Он рассказал Юрову свой сон про деда-костоправа, который ради того, чтобы парень остался жить, вместо него решил уйти сам. Они медленно шли по коридору, и у одной из палат до них долетел отрывок разговора нескольких медсестер.
– …Прямо не знаю, что с ним и делать! – сетовала одна. – Ничего не ест, ничего не хочет видеть и знать. Он хочет к маме!
– Жалко мальчонку… – завздыхали другие.
– Вон, пацана на днях сюда привезли, лет десяти, – кивнув головой в их сторону, пояснил Ленька. – Шли с матерью по городу, а какой-то урод на иномарке вылетел на тротуар и сбил обоих. Мать умерла на месте, прямо на его глазах, а его с переломами привезли в военный госпиталь – в городской больнице не хватает нужных специалистов. Он сейчас в гипсе, но это полбеды. Пацан не хочет жить. Он только лежит и смотрит в потолок. Есть и пить отказывается наотрез… Мы его тут все уж и так и этак уговаривали, и растормошить пытались. Но он вообще ни на что не реагирует.
Оглянувшись, Андрей дотронулся до нагрудного кармана и, как будто что-то вспомнив, решительно зашагал назад. Юров последовал за ним, пытаясь понять, куда именно направился майор. А тот, пройдя мимо удивленных медсестер, вошел в палату.
В углу у окна Лавров увидел на больничной кровати укутанного до подбородка смуглого мальчишку с коротким ежиком черных волос. С лицом, напоминающим застывшую восковую маску, тот недвижно смотрел перед собой, и трудно было сказать, видит он что-нибудь или нет.
– Здравствуй, – подходя к нему, тихо сказал Лавров. – Знаешь, я сам недавно чуть не умер. Остаться в живых мне помогла вот эта вещь. Посмотри! Ты знаешь, что это такое? Когда-нибудь видел?
Он достал из кармана темир-комуз и, тронув пальцем язычок иструмента, отчего тот издал негромкое гудение, похожее на умиротворенное жужжание шмеля, показал ребенку. На мальчишеском лице внезапно появилось какое-то оживление, и, скосив глаза, тот чуть заметно утвердительно кивнул.
– Вот и хорошо! – улыбнулся Андрей. – Возьми его себе. Он тебе обязательно поможет. Бери!
Одеяло неуверенно зашевелилось, и мальчик, выпростав из-под него здоровую руку, взял металлическую вещицу, приятно холодящую ладонь. На его лице мелькнула слабая улыбка.
– Ну, выздоравливай! – проведя по его макушке кончиками пальцев, Лавров вышел из палаты, сопровождаемый взглядом ошеломленных медсестер.
…На базе подготовки спецназа шли обычные занятия, когда со скоростью смерча по части пронеслась новость, никого не оставившая равнодушным, – Батяня вернулся! Андрей прибыл в свою «вотчину» на следующий же день после возвращения из Киргизии. С удовлетворением отметив, что за время его более чем трехмесячного отсутствия батальон ни на йоту не утратил своих былых позиций по всем видам подготовки, он с ходу включился в его напряженную, кипучую жизнь, хотя недавние болячки все еще давали о себе знать.
Тем же днем на базу прибыл генерал Федин. Поздравив Лаврова с возвращением, он сообщил, что все претензии к нему со стороны чинуш в генеральских погонах свой вес утратили окончательно. Состряпанное судебное дело благополучно издохло, и его без шума и помпы похоронили в архивах. Ресторанных громил объявили в федеральный розыск – Эвелине удалось-таки доказать, что она и в самом деле стала жертвой насилия с их стороны. Но, как следовало из чрезмерно вяло ведущихся поисков, шансы найти их были мизерными.
Тем не менее оба эти события все равно не самым позитивным образом отразились на служебной карьере Лаврова. Визит в Москву спецпредставителя правительства Китая, который привез по-восточному метафоричную ноту, стал солидным черпаком дегтя, который перечеркнул блестящие отзывы командования авиабазы в Канте и полигона на Иссык-Куле, не говоря уже о запросе минобороны Киргизии, которое обратилось с просьбой о продлении командировки «специалиста высочайшего класса майора Лаврова» для подготовки частей спецназначения Республики Кыргызстан.
– Роднин рассказывал, что о тебе, того гляди, акыны начнут слагать эпические баллады, – ухмыляясь, заметил генерал. – Жаль, наши бюрократы так и не научились ценить своих героев.
Однако известие о том, что бумаги о присвоении ему высокой награды и повышении в звании остались лежать где-то «под сукном», Андрея ничуть не огорчило. Услышав об этом, он лишь чуть заметно усмехнулся, поскольку уже знал, что там, куда рано или поздно предстоит уйти всем без исключения, ни громкие титулы, ни побрякушки, даруемые чиновниками, не имеют абсолютно никого значения. Главное не то, кем ты был, а как и ради чего жил на свете.
Проводив генерала, майор Лавров не спеша направился к штабу базы, обдумывая на ходу подготовку своего батальона к намеченным на осень большим войсковым учениям. Шел обычный день обычной армейской службы…
notes