Глава 6

Андрей шел по незнакомым улицам, с любопытством озирая причудливые архитектурные изыски зданий, построенных еще в прошлые века. Гданьск, как и всякий портовый город, был шумным и кипучим, живущим, в отличие от своих сухопутных собратьев, с их размеренно-сонливистым бытием, бурно и весело. Архитектура его старых кварталов существенно отличалась от виданного Лавровым в Варшаве, в ее Старом городе. Здесь чувствовалось сильное влияние старинного немецкого зодчества. Впрочем, что тут удивительного? Как-никак в прошлом этот город входил в Ганзу – мощное купеческое объединение, некогда контролировавшее торговлю на изрядной части Европы.

Сюда Лавров со своими новыми знакомыми прибыл уже глубокой ночью. Назвав случайно застрявшее в памяти название улицы и придумав номер дома, в котором якобы проживала его несуществующая родственница, он вышел на старой улице, застроенной домами, очень похожими на пятиэтажки советской эпохи. Распростившись с доставившей его сюда супружеской четой, он уверенно направился к одному из подъездов.

Но едва машина скрылась за углом, Андрей тут же свернул влево и зашагал к замеченному им невдалеке скверику, где можно было избавиться от личины Майкла Ринненгана и вновь стать или Хмелиным или даже Гавриловым. А почему бы нет? С точки зрения классической шпионистики, отработав свой изначальный псевдоним, Лавров должен был немедленно уничтожить паспорт на имя Гаврилова Анатолия Петровича. А в том, что ксива гарантированно уничтожена и данный логотип можно исключить из своих разыскных ориентировок, его оппоненты, скорее всего, были уверены на все сто. Поэтому, исходя из нешаблонного подхода к проблеме ухода от погони, возвращение к уже засвеченному имени было вполне неглупым ходом.

«Вот и замечательно! – шагая по малолюдной улице, на ходу размышлял Лавров. – Пусть для них Гаврилов ушел в небытие, а я снова стану им. Хотя бы ненадолго. Дня на три – максимум. А потом… Потом, если Майкла Ринненгана под каким-нибудь «соусом» не объявят в открытый розыск, можно будет снова заделаться англичанином…»

Выбрав тенистый закуток в гуще аккуратно постриженных кустарников и по-европейски безукоризненно-стандартных декоративных деревьев, он быстро поменял костюм, снял парик и прочие маскировочные причандалы, вернув себе молодую стать и походку. Теперь на тот случай, если кто-то надумает проверить его документы, он снова был Анатолием Гавриловым, мелким коммерсантом, который прибыл в Гданьск из Подольска для заключения торговых договоров с местными поставщиками товаров.

Вновь зашагав по ночной улице, подсвеченной фонарями и разноцветными сполохами реклам, Андрей направился в сторону порта. Осенняя ночь североевропейского приморского города едва ли могла оказаться безветренной и теплой. Но эта, как нарочно, была куда более студеной и сырой, нежели можно было ожидать. Даже имея железную закалку на уровне моржа с многолетним стажем, Лавров на ходу знобко передернул плечами. Эх, в жарко истопленную баньку бы сейчас – настоящую, русскую, с березовым веником и облаками целебного пара, взлетающего с раскаленных глыб печки-каменки! Но откуда ей быть здесь, на берегу польской Балтики, куда его занесли пронзительные ветры причудливой судьбы спецназовца?..

Несмотря на глухую ночь, злачные заведения Гданьска, которых было намного больше, чем даже в Варшаве, работали вовсю. Из ярко освещенных окон стриптиз-баров, ночных клубов и массажных салонов, которые почему-то продолжали напряженно трудиться и в столь поздний час, доносились звуки музыки, нарочито громкий женский смех, всевозможный шум и гвалт. Здешние обыватели, проживающие рядом с подобными вертепами, скорее всего, могли уснуть, лишь приняв внутрь добрую пригоршню снотворного.

Когда Андрей проходил мимо растянувшегося во весь первый этаж жилого дома некоего заведения, с сияющей неоном вывеской «Klub bilardowy niegrzeczny», что в вольном переводе можно было понять как «Клуб озорных бильярдистов», из его стеклянных дверей, изукрашенных силуэтами обнаженных девиц с бильярдными киями, вывалили двое пьяных в стельку парней в форме военно-морского флота США.

«А вот это уже интересно! – мысленно резюмировал Лавров, наблюдая за мычащими что-то невразумительное заморскими морячками. – У поляков же сейчас гостит американский крейсер «Вайоминг». И его экипаж, судя по всему, оттягивается – всяк на свой лад. Черт подери! Просто грешно не воспользоваться таким удачным случаем. А загляну-ка я сюда… Вдруг удастся найти что-то стоящее? Кстати! А не на этом ли кораблике америкосы собираются вывезти из Польши нашего изобретателя? Не за ним ли сюда и прибыл «Вайоминг»?..»

Обойдя американцев, что-то малоразборчиво обсуждающих – Андрей только и смог уловить нечто наподобие «Ду ю респект ми?..» (Ты меня уважаешь?), столь же шаткой походкой он вошел в вестибюль клуба. Двое двухметровых верзил-охранников тут же подозрительно воззрились на его дорожную сумку. По их жестикуляции и интонации он понял, что паны-секьюрити просят предъявить им ее содержимое.

– Битте! Ихь хабе алль ди штрасе штуф… (Пожалуйста! Тут у меня всякое дорожное барахло…) – заплетающимся языком сказал Лавров по-немецки, небрежно бросая сумку на стол у турникета. – Кстати, это, случайно, не Гамбург?

Ошарашенно переглянувшись, охранники на ломаном немецком пояснили перебравшему тевтону (а кем еще он мог быть, этот чокнутый, если не немцем?), что находится герр-чудила не у себя, в своей пиво-сосисочной фрицляндии, а в великой Польше. Ферштеен, блин?..

– О, йа, йа… – закивав в ответ, Андрей сдал сумку в небольшую камеру хранения при гардеробе и проследовал в зал, из которого вырывались звуки множества голосов и буханье какой-то отвязной музыки.

Судя по всему, это помещение служило чем-то наподобие большой гостиной. На диванах, расставленных вдоль стен, в бликах разноцветных прожекторов сидели и полулежали расслабленные спиртным посетители самых разных возрастов и оттенков кожи обоего пола. Помимо здешних, блондинистых аборигенов, среди посетителей желтели лица дальневосточников, коричневели латиноамериканцы. Уроженцы знойной Африки являли собой целую палитру самого разного колера – от темно-коричневого до иссиня-черного.

Но Андрея интересовали исключительно англосаксы американского разлива. Причем начальственного ранга. Продолжая изображать из себя пьяного чудака, который забрел, сам не зная куда, Лавров, пошатываясь, проследовал к шесту, в обнимку с которым извивалась дебелая рыжеволосая стриптизерша. Немного понаблюдав за ее более чем вызывающими па в стиле супер-ню, он двинулся в сторону бара, где смаковали алкогольные коктейли несколько джентльменов от тридцати до пятидесяти со своими спутницами, одетыми необычайно броско по части открытости различных частей тела.

Внимание Лаврова привлек мужчина средних лет с резкими, угловатыми чертами лица и военной выправкой, заметной и под штатским костюмом, с лица которого не сходила яркая голливудская улыбка. Почему-то именно этот тип показался Андрею безусловным янки, причем вовсе не из рядовых. Интуиция подсказывала, что тот наверняка какая-то «шишка», имеющая отношение к военному флоту.

То и дело прикладываясь к соломинке, джентльмен в штатском о чем-то оживленно беседовал с двумя полуодетыми (вернее было бы сказать, условно одетыми) девицами, хохочущими над каждым его словом.

«Та-а-а-к… – подходя к стойке, мысленно отметил Лавров. – Надо бы найти какой-то способ, чтобы пришвартоваться к этой компашке. Ладно, сейчас попробуем что-нибудь из самого простого…»

Заказав коктейль и получив высокий стакан с торчащей из него соломинкой, он направился обратно, как бы нечаянно задев локтем одну из девиц, картинно приложил руку к груди и заговорил по-английски:

– Леди, примите мои глубочайшие извинения! Надеюсь, я могу чем-то искупить свою вину?

– Извинения принимаются, – чуть жеманно, с характерным польским акцентом тоже по-английски ответила та. – А почему пан пребывает в столь грустном одиночестве? Здесь столько интересных женщин…

– Увы, леди, но двух самых красивых дам уже ангажировал этот счастливый джентльмен, – под игривый хохот девиц констатировал Андрей и, подняв стакан, кивнул их кавалеру: – Мое почтение, сэр!

– Взаимно, сэр! – в очередной раз просиял тот на все тридцать два зуба и представился: – Мэтью Дэниэлс.

– Вджеко Франджович, – столь же блистательно улыбнулся и Лавров.

– Вы, я так понимаю, серб? – Хмельной взгляд Дэниэлса озарился каким-то непонятным интересом.

– Нет, я хорват. Но родился в Испании, вырос в Германии, а с недавних пор живу в Финляндии… – Андрей разразился ироничным, пьяным смехом. – Поэтому от хорвата у меня осталось одно лишь имя. А вы, мистер Дэниэлс, видимо, американец? О-о, американцев я узнаю везде и всегда – и по осанке, и по походке, и по интонации. Хозяева этого грешного мира – что тут еще скажешь? Я всегда жалел, что не родился американцем… – сокрушенно добавил он.

– Ничего, американцем стать никогда не поздно! – с некоторым даже пафосом провозгласил его визави. – И вообще, к чему вся эта помпезность? Зови меня просто – Мэт.

– Жеко! – коротко бросил Лавров. – Мэт, а ты не мог бы представить мне этих двух красавиц?

– С удовольствием, Жеко! Знакомься, это – Линда, – указал он на девицу, которую задел Андрей. – А это – Фанни.

Завязавшийся непринужденный разговор, сопровождаемый смехом красоток, пошел под аккомпанемент звона бокалов сначала с коктейлями, а потом и с виски. Часа два спустя, когда изрядно набравшийся «квартет» уже с трудом выходил потанцевать (Линда на правах той, что первая завязала разговор с необычайно обаятельным незнакомцем, не уступила Фанни ни одного танца с «Жеко») и едва понимал смысл сказанного другими, Дэниэлсу внезапно вздумалось провести небольшой матч по бильярду.

– Жеко, играем три партии! Кто проиграет, тот оплачивает вечер. Идет? – пьяно подмигнул он.

– Идет! – изображая из себя совершенно «не вяжущего лыка», охотно согласился «хорват».

Вчетвером они прошли в соседний зал, где стояли бильярдные столы, между которыми дефилировала полуобнаженная обслуга зала, почему-то наряженная плейбоевскими розовыми кроликами. Лавров, несмотря на выпитое, чувствовал себя вполне сносно. Безусловно, он мог бы в один момент обштопать своего нового знакомого по части забивания шаров в бильярдные лузы, но заранее решил свести этот матч к ничьей.

Поддавшись Мэтью и проиграв ему вчистую, он рисковал уронить свой имидж некоего «зачарованного принца» ниже плинтуса, что означало бы только одно – покровительственно-снисходительное к себе отношение. Выиграв, он вызвал бы внутреннее раздражение Дэниэлса, и дальнейшие контакты с ним могли оказаться под вопросом. Поэтому самый разумный вариант в данной ситуации – ничья.

Покачиваясь на подгибающихся ногах и опираясь локтями о бильярдный стол, первую партию он сдал своему сопернику безоговорочно. Тот, ликуя, на радостях расцеловал стоявших подле стола Линду и Фанни. А вот вторую партию неожиданно для себя он проиграл. Было совершенно непонятно, как вдрызг пьяный «Жеко», неуклюже ширяя концом кия, ухитряется забивать шары. Лишь третья партия, закончившаяся ничьей, вернула ему душевное спокойствие.

Еще с полчаса покутив, новые знакомые вчетвером отправились в какое-то, как расписали Линда и Фанни, «уютное гнездышко», которое оказалось в квартале от бильярдного клуба. Шагая по ночному Гданьску, Мэт и «Жеко», едва ворочая языками, обсуждали мировые проблемы. Причем, «хорват» оказался куда большим американистом, нежели сам Дэниэлс.

– …Америка всегда права! – ударяя себя в грудь кулаком, митинговал «Жеко». – Вот, надо было размазать прокубинскую Гренаду – она ее размазала. Надо было смести наркопрезидента Норьегу – смела. Надо было приструнить сербов, Хусейна, талибов – разделала и их. Меня всегда раздражали слюнтяйские режимы, которые увиливают от того, чтобы поддержать Америку. Если бы не эти трусы, уже давно во всем мире царил бы «пакс американа»!

– Да, ты прав, друг мой! – еле переставляя ноги и опираясь на Фанни, соглашался Мэтью. – Если бы все понимали благородство и искренность наших намерений, мир действительно был бы совсем иным.

– И особенно этому мешают всякие там кретины-пацифисты, – придерживаясь за Линду и ежесекундно рискуя растянуться на тротуаре, продолжал рассуждать «Жеко». – Им, видите ли, Гуантанамо поперек горла встало. Теперь вот еще начали закрывать объекты НАТО в Европе по депонированию террористов. И Польша, между прочим, тоже в этом преуспела. Нет, я уважаю поляков. Но разве можно так поступать в отношении своего главного союзника?!

– А вот в этом, Жеко, ты кат… кат-рего-рически неправ… – еле ворочая языком, с трудом выдавил Дэниэлс. – Польша всегда верна своим обязательствам. Да! И их она выполняет должным образом.

– Мэт, о чем ты говоришь? Майор Велльтайм лично мне рассказывал, что единственный объект такого рода у Варшавы уже года два как прихлопнули. Кстати, ты с ним не знаком? Он такой лысоватый, со шрамом на правой щеке.

– Велльтайм? – с явным пренебрежением рассмеялся Мэтью. – Нашел кого слушать! Что он знает, этот майоришка? Объект, который был у Варшавы, – временная перевалочная база. А основной пункт депонирования террористов – здесь, у Гданьска. Вернее, у аэропорта, невдалеке от деревни Густец.

– Не может быть! – едва не грохнувшись, «Жеко» запальчиво махнул рукой. – Мэт, ты что-то путаешь. Я не раз там был и могу сказать абсолютно авторитетно: там ничего нет!

– Е-е-е-е-сть! Есть! – тоже распалившись, Дэниэлс даже попытался топнуть ногой. – В километре от деревни военная метеостанция. Это сверху. А снизу… Но об этом – т-с-с-с! Никому ни звука!

– Никому! – с пафосом выпалил «Жеко». – Враги Америки узнать этого не должны. Да здравствует Америка! Мы сейчас придем… Девочки, мы сейчас придем? А-а, уже пришли… Так вот, в первую очередь сейчас выпьем за Америку, – пьяно провозгласил он, с трудом поднимаясь по лестнице на второй этаж какого-то здания.

Когда Фанни, достав из кармана ключи, начала открывать замок, Лавров пришел к выводу, что пора бы уже и «сваливать». Ложиться в постель с этими красотками (а дело шло именно к этому – их спутницы явно были настроены срубить по сотне баксов) он не собирался. То, что его интересовало, он уже узнал. А скоротать время, оставшееся до рассвета, можно и на лавочке в ближайшем парке. Нужен только хороший повод, чтобы бесследно исчезнуть.

Когда Фанни, щелкнув замком, открыла дверь, «Жеко», хлопнув себя по лбу, сокрушенно охнул:

– Какая досада! Мои вещи, деньги и документы остались в камере хранения клуба.

– Ну и что? – обнимая его, с многообещающей улыбкой промурлыкала Линда. – Оттуда они никуда не денутся. Днем зайдешь и заберешь.

– А на что мы будем кутить сейчас? С собой у меня только полсотни злотых, – хлопнув себя по карману, горемычно вздохнул «хорват».

– А дорогу ты найдешь? Не заблудишься? Может, тебя проводить? – обеспокоенно спросила Линда.

– Жди, и через десять минут я буду стоять у этого порога! – чмокнув ее в щечку, пообещал «Жеко» и тяжело, то и дело спотыкаясь, зашагал вниз по лестнице.

– Жеко! Мы тебя ждем! – помахав рукой, крикнул ему вслед Мэт, направляясь за Фанни в апартаменты гостиничного типа.

А Лавров, едва за Линдой закрылась дверь, тут же ускорил свой спуск по лестнице и быстро зашагал по улице, словно до этого и не «квасил» несколько часов подряд. Забрав сумку из камеры хранения клуба и около получаса побродив по городу, он нашел подходящий скверик, где можно было бы дождаться конца этой затянувшейся ночи. Забрался в гущу кустарника и, обнаружив пенек от когда-то росшего там дерева, сел на гладкий спил с концентрическими годичными кольцами. Опершись локтями в колени, попытался задремать, но уже понял, что на таком холоде уснуть будет непросто. Поэтому, достав из сумки толстый шерстяной свитер и надев его под куртку своего дорожного костюма, Лавров наконец-то смог погрузиться в дрему.