Книга: Песчаная буря
Назад: Пять дней спустя
На главную: Предисловие

Еще пять дней спустя

Москва встретила десантников легким освежающим дождиком. Блестели лужицы, веял прохладный ветерок, никакой жары и пыли, все привычное и родное. Зелень городских насаждений радовала глаз чуть ли не до замирания души. Слышалась русская речь, ощущались привычные запахи, шумели бесконечные маршрутки. Небо закрывали тучи. Десантники не видели их уж пару недель. Сытые, серые, толстобрюхие, долгожданные, они ползли по небу, давая понять, что сомалийская голубизна осталась далеко – там, куда и соваться не стоит русскому человеку без нужды. В тех местах нет таких вот дождей. Они пригодны только для сомалийцев. Что ж, родина у каждого своя.
Десантники немного привыкли к нахлынувшим ощущениям, подышали свежим прохладным воздухом, перекусили в кафе и отправились к начальству с докладом. Настроение у всех было отличным.
Кения запомнилась им суетливыми и горластыми жителями, ночным водолазным рейдом к российскому сухогрузу и прощанием с Олегом. Куда без пьянки?.. Минуло пять дней, и теперь десантники находились на своей земле, которую они защищали от всяких поганцев и недоброжелателей всеми силами и средствами. Да и не только они.
– Товарищ главком, задание выполнено. Лаборатория уничтожена. Потерь личного состава нет.
Генерал улыбнулся, что случалось крайне редко, отошел от окна своего кабинета и пожал руки всем пятерым десантникам.
Он задержался рядом с Лавровым и спросил:
– Как все прошло, Андрей?
– Легче, чем ожидалось, товарищ генерал. – Батяня и сам до сих пор не верил в то, что им удалось так просто выполнить задание. – Думали, что встретим ожесточенное сопротивление американцев и исламистов. Оказалось, что они за неделю перестрелок вымотались и изрядно поистрепались. Нам осталось только под утро успокоить грустных штатовцев да разобраться с остатками исламистов в лаборатории. После этого мы активировали систему самоуничтожения, задымили какую-то страшную химическую оранжевую дрянь и спокойно поднялись на поверхность, пользуясь этим прикрытием.
Главком насторожился и уточнил:
– Какую еще химическую дрянь?
Батяня припомнил топот убегающих американцев и едва удержался от улыбки.
Он ответил, стараясь обойтись без красочных подробностей:
– Какой-то слезоточивый газ, товарищ генерал. Действует даже через кожу. Американцы малость струсили, вот и умотали из лаборатории. Хотя спускались они с твердым намерением не дать нам уничтожить химическое оружие, спрятанное там. Видимо, приспичило им поиграть в героев или мало показалось.
– Мало?
Свешников хмыкнул и пояснил:
– Товарищ генерал, всех штатовцев пришлось угостить прикладом. Некий намек на то, что нам препятствовать не стоит. Однако они не поняли и спустились в лабораторию следом за нами. Пришлось распылить газ.
Генерал строго глянул на капитана.
– Прикладом угостить, твоя идея?
– Общая, товарищ генерал. – Свешников придал своему лицу серьезное выражение. – Я бы предложил что-то более действенное. Штатовцы до самого утра встать не смогли бы.
Генерал прошел к столу и проворчал:
– Знаю я твои предложения. Потом жалобами засыплют. – Возле стола главком ВДВ снял фуражку, повернулся и с нейтральным лицом заявил: – Так ты продолжай, Андрей. Как добрались до места?
Лавров припомнил прятки от толп местных жителей и проговорил:
– Высадка на побережье прошла нормально, ни пограничников, ни пиратов не встретили. В глубине республики пришлось столкнуться с местными. Они искали шестерых сбежавших зэков, прочесывали всю территорию по несколько раз за сутки. Потом мы встретили тех ребят. Оказалось, что они сидели за крамольные статьи в газете, обвиняющие президента в растрате. Поймали мы их, расспросили…
– И куда дели?
– Отпустили, товарищ генерал. Не тащить же их в ближайший полицейский участок!
– Логично. Дальше что?
Батяня решил сократить рассказ:
– За несколько суток добрались до места, товарищ генерал, уничтожили объект и ушли в Кению. Что до подробностей, то и не знаю, какие можно привести. Все прошло на удивление гладко и быстро. Сами такого не ожидали.
Главком дошел до ящика стола, вытащил неизменную черную папочку, положил рядом, нахмурился.
– Чего-то ты не договариваешь, Андрей.
Лавров пытался угадать, какой информацией располагает генерал. Десантники вроде бы и не делали ничего слишком уж страшного, не считая подрыва толпы исламистов. Ну, двоим местным мозг стрясли. Одного из них в челюсть капитан угостил, другого – Андронова прикладом. Американцев помяли. Носорога разбудили…
Майор ответил, не чувствуя за собой никакой вины:
– Чистая правда, товарищ генерал. Все без утайки рассказал.
Главком не переставал хмуриться.
– Американцы выслали в Сомали элитную группу своего морского спецназа. Там каждый все гиблые места прошел, десятки операций успешно завершил, сотни трупов на счету. Более того, подкрепление два раза к ним прибывало, вертолеты, бронетехника. Флот рядом ошивался. А ты, Андрей, говоришь, что вы спокойно подошли к лаборатории, угостили американцев прикладами, раздолбали исламистов и, зевая от скуки, подорвали лабораторию. Быть такого не может!
Батяня облегченно вздохнул. Вот оно что, генерал просто поверить не в состоянии.
Майор переглянулся с товарищами и ответил:
– Да они с исламистами поцапались, товарищ генерал, я же говорю. Неделю перестреливались, выдохлись, почти все получили ранения. К нашему приходу янки были основательно потрепаны. Как и исламисты.
– Элитный морской спецназ истрепался за неделю? Ни в жизнь не поверю.
– Тем не менее это так, товарищ генерал. Мы когда к лаборатории подошли, то первым делом заглянули к американцам. Увиденное потрясло: пьют в своих палатках, спят, часовые не выставлены, лагерь как неживой. В Чечне таких вояк сразу же, еще в первую ночь, всех вырезали бы. Вот мы их и наказали прикладами, проучили, так сказать. А что до бронетехники, то все наземные средства оказались повреждены в ходе боев. Кроме двух танков и такого же числа вертолетов. Вертолеты мы просто заминировали, танки обезвредили, после этого пошли к лаборатории. Владимир испытал свою петарду, и исламистов сразу же не стало…
Генерал перевел взгляд на Кузнецова.
– Петарду?..
– Да, товарищ генерал. – Капитан вытянулся. – Петарду с несколькими особенностями.
Свешников чуть слышно добавил:
– Это скорее атомная бомба, а не петарда!
Главком все прекрасно слышал, но, что удивительно, грозить ничем не стал, даже не одернул.
Он, наоборот, улыбнулся уголком рта и сказал:
– С этим все понятно. – Главком взял со стола папку, потряс в руке. – Судя по свежим разведданным, американцы винят во всех грехах исламистов. Дескать, слишком упорными оказались, дали вам время для уничтожения лаборатории. Но хочу заметить, что они имеют зуб и на вас, товарищи офицеры. Особенно за причинение физических травм средней и тяжелой степени. Говорят, что так поступают только дикари и варвары.
– Жалуются, значит? – Батяня хмыкнул. – Дикари и варвары, значит?
– Значит. – Генерал бросил папку на стол.
Кузнецов заворочался, переступил с ноги на ногу и заявил:
– Я одного забинтованного от смерти спас, товарищ генерал. Вытащил из лаборатории, когда он уже задыхался. А они нас дикарями называют. Эх и вояки!..
Генерал не отреагировал и на эту вольность, подошел к десантникам и опять пожал всем руки.
– Молодцы. – Он задержался возле Андроновой. – Дамочке-то американской ты зачем нос сломала, Наталья Максимовна? Жалуется она на тебя в объяснительной записке.
– Случайно, товарищ генерал. – Наталья напряглась, удерживая улыбку. – Она сама под приклад полезла.
Батяня подивился шустрой работе разведки. Уже и копии объяснительных записок пострадавших американцев раздобыли. Чудеса! Он еще раз посмотрел на черную папку и попытался представить, какая же именно жалоба там имеется на него лично. Впрочем, все были в специальных комбезах, лиц не различить под щитками, следовательно – жалобы безлики. Андронова-то, понятно, телосложением отличается, на нее накатали, а вот остальные…
Генерал тем временем перешел к заключительной части разговора:
– Молодцы! Дали жару хваленым штатовцам. Элиту носом в грязь ткнули.
– Мы только добавили, товарищ генерал, – заговорил Никифоров впервые за все время нахождения в кабинете. – Элиту ткнули носом в грязь исламисты. Они оказались покрепче, чем в Америке принято думать. Да и бывшая советская лаборатория была не по зубам американским ракетам и гранатам, выстояла. Наши строить умеют, товарищ генерал.
– Ты прав, Сергей. Умеют.
Главком немного помолчал, затем сказал, что десантники могут быть свободны. Больше вопросов не имеется.
– Через два часа жду от вас, товарищи офицеры, подробные объяснительные записки. Только слишком уж кровавые действия не рисуйте, скромнее будьте.
– Хорошо, товарищ генерал.
В части их поджидал полковник Лебедев. Десантники выгрузились из автобуса, не успели закурить, как тот уже подъехал к остановке на служебной машине. Он коротко поздоровался со всеми и отозвал майора в сторону.
Батяня сделал знак своим, что подойдет попозже. Те все поняли и направились к гарнизонному кафе «Звездочка», собираясь подождать там.
– День добрый, Василий Игнатьевич.
– Добрый, Андрей. – Полковник закурил. – Ну, рассказывай, куда на этот раз судьба занесла?
– Сомали. Американцам рожу били. Заодно и исламистам.
Полковник понимающе кивнул и перешел к вопросу, который мучил его уже вторую неделю:
– Скажи, Андрей, а чего такого ты детишкам в школе рассказал?
Батяня насторожился. Он тогда говорил одну только лишь правду. Неужели сержант все испортил?
– А что случилось, Василий Игнатьевич?
Полковник пристально посмотрел на майора и ответил:
– Детишки всем классом твердят, что непременно пойдут служить в воздушно-десантные войска. Вот мне и интересно, что такого ты им поведал.
Батяня пожал плечами, решил при случае отловить этого сержанта и узнать, что тот им расписал.
Вслух же он ответил:
– Чистую правду, Василий Игнатьевич. Без прикрас.
– Странно. Я тоже пробовал на днях чистую правду рассказывать, посчитав, что и у меня будет подобный результат. – Лебедев отшвырнул недокуренную сигарету. – Однако школьники поголовно отказались от службы в армии, сказали, что заставят родителей купить им «белые билеты».
Батяня попытался отреагировать на это спокойно. Вроде удалось.
– Быть может, подрастающее поколение не слишком ценит все перспективы службы? – предположил он.
– Но у тебя-то вышло, Андрей, а у меня – нет.
Мимо промаршировала рота солдат-срочников. Они выполнили равнение направо. Полковника и майора абсолютно все знали в лицо. Парни здоровенные, натренированные, достойная смена в будущем. Шаг чеканят, ни единого лишнего движения, на лицах светится решимость защищать родину до последней капли крови, на голубых беретах поблескивают кокарды. Какого хрена в заграничных газетах пишут об упадке российской армии? Всей планете такая армия нос утрет. Это без вопросов.
Лебедев проводил их взглядом, повернулся к Лаврову и сказал:
– Ты, Андрей, как отдохнешь после командировки, приходи. Вместе в школу сходим. Покажешь, как надо рассказывать про службу в ВДВ.
Батяня кивнул. Он мысленно пообещал себе отловить этого сержанта в самое ближайшее время и подробно расспросить.
– Хорошо, Василий Игнатьевич. Приду.
Полковник помолчал немного, потом кивнул в сторону гарнизонного кафе, улыбнулся и спросил:
– Как всегда, Андрей?
– Традиция, Василий Игнатьевич. Тем более повод есть. Американцам нос утерли. Исламистам показали, где раки зимуют. Чего бы и не выпить? – Батяня посмотрел в ту же сторону и предложил: – Может, и вы с нами, а? Про командировку вам расскажу. Веселая была прогулка.
Лебедев развел руками.
– Я бы с радостью, Андрей. Но только вот что про меня подумают? Если бы на природу выехали, на рыбалку да шашлыки, тогда без вопросов.
– Шашлыки с рыбалкой можно организовать завтра, Василий Игнатьевич.
– Ну вот завтра и поговорим, Андрей. Ладно, поеду я, скоро комиссия из Москвы приезжает, дел по горло.
Полковник сел в машину и укатил.
Батяня еще немного постоял, выкурил сигаретку. После этого он поправил сумку на плече и пошел в «Звездочку».
В части все оставалось прежним, пахнуло родным воздухом. Блестел асфальт, отражая лучи солнца. Здоровались встречные сослуживцы, мимо бегом проследовала рота солдат, вдалеке бойцы упражнялись на турниках, ленивый прапорщик неспешно вышагивал в сторону вверенного склада, проехал грузовик, обдав выхлопами солярки, знакомо шумели тополя свежей и яркой листвой, в отдалении, на плацу, глухо били барабаны. Все осталось таким же. Даже памятник Ленину стоял на своем месте. Такие теперь мало где сохранились.
Батяня наслаждался привычным зрелищем. После выполнения заданий у него всегда возникали странные ощущения. Вроде бы порой выть с тоски хочется, когда долго торчишь в части, напиться охота, настолько все осточертело, а вот по возращении чуть на слезу не прошибает. Смотришь на все это и понимаешь, что где-то на Земле есть места, куда хочется возвращаться всегда. Ты так и делаешь, приходишь домой, несмотря ни на что.
Погода разительно отличалась от африканской. Солнце не так жарило, прохладный ветерок ворошил листья на деревьях, пот и вовсе не давал о себе знать. Лето выдалось дождливым, но все равно казалось, будто так даже лучше. Все-таки Россия, а не какая-нибудь там страна Сомали с чужим климатом, зловредными обитателями прокаленных светилом травянистых равнин и всеми прочими неприятностями. Дома всегда лучше. Вместо надоевших пыльных кустов – серебристые ели и тополя. Вместо смуглых сомалийцев и арабов – привычные камуфлированные земляки. Вместо гортанного выговора – вычурный русский мат, летящий из уст какого-то прапорщика.
Группа уже ждала. Свешников и Андронова привычно препирались, спорили возле прилавка, выбирали, с чего начать и что пить ближе к вечеру. Кузнецов сосредоточенно изучал меню, сконцентрировавшись на закусках. Никифоров разговаривал по телефону, обсуждая вечер с подружкой, куда пойдут и чем займутся. Обычные дела, ничего такого.
Батяня зашел в кафе и сразу же натолкнулся на обрадованный взгляд буфетчицы Светланы. Она покраснела, справилась о его самочувствии и посетовала, что бравый майор слишком редко заходит в гости. Следует бывать почаще. Он все в разъездах и командировках, ну и прочее, прочее, прочее.
Столик у окна вскоре уже был накрыт. Оставалось лишь сесть, наполнить рюмки и сказать привычный тост.
Так и произошло. Батяня оглядел всех, взял наполненную рюмку и как бы подвел итог очередного задания:
– За ВДВ!
Голуби были такие же, как и в России. Они так же склевывали кусочки хлеба, которые Петр Степанович кидал им. В России он тоже частенько так делал, сколько себя помнил. Ему просто нравилось наблюдать за птицами. Заодно это занятие приносило успокоение мыслям. Кругом суетились американцы, привыкшие к бешеному ритму жизни, гудели сигналы автомобилей, слышалась чужая речь, шумел город-гигант, а Петр Степанович сидел на скамейке в парке и крошил хлеб голубям.
Он пока не имел никаких известий о том, добрались ли люди, обещавшие ему все и сразу, до лаборатории, нашли ли они там химическое оружие. Аванс позволял ему жить на широкую ногу. Он истратил половину денег, побывал на множестве экскурсий, исследовал мегаполис вдоль и поперек, попробовал самые разные вина и деликатесы. Петр Степанович ощущал себя самым счастливым человеком на свете, а об оставленной родине даже и не вспоминал. Она казалась ему теперь какой-то зыбкой тенью, не более.
На лавочку рядом с ним вдруг уселся молодой человек приятной наружности. Петр Степанович смерил его взглядом, хотел было уже вновь наблюдать за птицами, даже хлеб им кинул, но в этот момент незнакомец заговорил по-русски:
– Что же вы, уважаемый, родину-то продали?
Ученый вздрогнул. Булочка выпала из руки.
Он огляделся по сторонам и заявил:
– Я сейчас позову на помощь!
Незнакомец спокойно пожал плечами, поднял булочку, стал кидать кусочки голубям и поинтересовался:
– А смысл? Я же вас не убиваю и на части не режу. Зачем суетиться и кричать?
Петр Степанович отодвинулся на всякий случай и угрюмо спросил:
– Что вам нужно от меня?
– Просто поговорить хочу. Имею я на это право?
– Имеете. Но только я с вами беседовать не желаю.
– А зря, Петр Степанович. Зря. Мы ведь с вами можем пообщаться и совсем в другой обстановке, не в парке, а в кабинете. При этом на вас окажутся наручники, и вам будет предъявлено обвинение в государственной измене.
Ученый вновь отодвинулся.
– Проклятые спецслужбы! Что вам надо? Хотите опять меня засунуть в нищенские условия существования в России?
Незнакомец раскрошил всю булочку, отряхнул руки.
– Зачем же? Родина вас теперь не примет, живите уж здесь. Вам же хотелось остаться в Америке? – Он немного помолчал, наблюдая за птицами, потом продолжил: – Только не рассчитывайте, что американцы дадут вам гражданство и кучу денег. Той лаборатории уже не существует, и грош цена вашей информации.
Ученый отодвинулся уже на самый край.
– Оставьте меня в покое, проклятые шпионы! Неужели я как человек пожить не могу? Что мне дала родина? Кучу болячек и мизерную пенсию! Хотите, чтобы я умер в нищете? Этого вы желаете? Хрен вам!
– А вот грубить не надо, Петр Степанович. Что же касается родины, то тут вы можете думать что хотите. Родина у каждого своя. Ее не выбирают. Свою страну любить надо и беречь, делать лучше и сильнее. Из-за вашего предательства хорошие люди своими жизнями рисковали, взрывая лабораторию. Они тоже не имеют богатств и роскоши, тем не менее не предают Россию и не бегут в Америку за большими деньгами. Они любят свою родину, в отличие от вас, и жизнь за нее отдадут, каковой бы плохой родина ни была. – Незнакомец поднялся и бросил напоследок: – Мне вас жаль, Петр Степанович. Даже очень.
Молодой человек неспешно двинулся к выходу из парка. Он ни разу не оглянулся.
Петр Степанович Горохов еще долго сидел на лавочке, смотрел перед собой и ничего не видел. Потом он тяжело вздохнул и закрыл глаза.
Кругом суетились американцы, привыкшие к бешеному ритму жизни, гудели сигналы автомобилей, слышалась чужая речь, шумел город-гигант. Но теперь Петру Степановичу уже не казалось, что здесь можно жить беззаботно. Сразу проглянули чужие краски. Далекая Россия прекрасно дала понять, что она предательства не прощает и просто так из жизни своих граждан не уходит.
Через час Петр Степанович поднялся и шаркающей старческой походкой направился к выходу из парка. Ему предстояло объяснить дочери, что никаких богатств и американского гражданства не будет, а потом долго думать, как жить дальше.
Назад: Пять дней спустя
На главную: Предисловие