14

Несмотря на жесткий режим в островной тюрьме, который расправлялся с любым проявлением характера и напрочь убивал у заключенных чувство собственного достоинства, в переполненных бараках сложились группировки со своими «уважаемыми людьми» и лидерами. Вьетнамцы держались отдельно и враждовали с китайцами: причина была в недавнем пограничном конфликте этих стран. То к тем, то к другим примыкала местная филиппинская мафия. А они все враждовали с небольшой бандой «белых людей». Только индусы, которых, впрочем, было не так много, оставались всегда как бы «не при делах». Кроме того, в самих группировках постоянно шла борьба за верховодство. После того как Иоганна Шварценбергера, потомка немецких колонистов Папуа – Новой Гвинеи, Дмитрий Харлампиев мощнейшим апперкотом отправил в долго не проходящий нокаут, россиянина без всяких выборов и уговоров признали «бугром» у «белых». Китайцев, вьетнамцев и филиппинцев это не очень устраивало. Статус Шварценбергера был на порядок выше, чем у у Харлампиева. Немец на воле крышевал наркоторговцев в регионе, а Дмитрий – обыкновенный смутьян, отправивший на больничную койку официанта, вышибалу и парочку блюстителей порядка, при этом на круглую сумму в долларах разгромил частное питейное заведение. Поэтому свое право быть одним из главных в этих сырых бараках Дмитрию постоянно надо было доказывать делами, то бишь кулаками. В интеллигенте Рождественском Харлампиев видел то, чего не хватало его «братству», а именно проницательного ума и несгибаемой воли, наличие которых чувствовалось в Карле Свенссоне. А чтобы выживать в этом богом забытом месте, физухи, духа и сплоченности «семьи» недостаточно. Нужно уметь быть дипломатом. Тем более каждому азиату за счастье было насолить европейцу. В основном спасало от глумления над «белыми» то, что вьетнамцы все-таки поддержали Дмитрия, как выходца из бывшего, как они называли – «Лен-ксо» – СССР. Они помнили рассказы отцов о советской помощи во время вьетнамской войны. Постепенно вьетнамская группировка все чаще становилась союзником «белых».

В общем, Харлампиев не переставал предлагать Рождественскому влиться в ряды «белого братства». Но тот не желал этого делать, полагая, что выживет и в одиночку.

– Ты думаешь, тебя одного оставят? – Дмитрий специально лег на деревянную шконку рядом со шконкой Виталия, чтобы перед сном по душам побазарить. На жуткой смеси русских и английских слов он говорил: – Думаешь, твои индусы, к которым ты липнешь, тебя спасут? Ты же фибл, хиляк, по-нашему. Нет, я тебя уважаю, ай респект ю за то, что ты, как это сказать, вилл ов спирит, за то, что ты мужик, вааще. Но работа тебя дестрой… ухандокает. День-два – и ты уже станешь ливинг дэд, как у нас говорят, доходяга… Понял! А эти азиаты тебя добьют. Ты еще дышишь только благодаря мне.

– Пожалуйста, не мешайте мне спать, – тихим, но настойчивым голосом на чистом английском отвечал Рождественский.

Конечно же, обо всех войнах между группировками начальнику тюрьмы было хорошо известно. И о положении дел в бараках он подробно известил капитан-командера флотской разведки США Генри Грина. Мистер Грин учел это в своей «работе» с резидентом российской разведки.

В кабинете начальника тюрьмы вяло вертел лопастями вентилятор. Мистер Грин развалился на кожаном кресле, закинув ноги на журнальный столик. Рядом, подражая ему, в той же позе в таком же кресле собственной персоной сидел Фернандес Чуймончо. Американец и филиппинец молча курили сигары. Дым прозрачными клубами собирался под потолком.

В дверь постучали.

– Разрешите, – заглянул рядовой охранник.

– Вводи, – кивнул сеньор Фернандес.

– Давай, – крикнул солдат-конвоир.

В кабинет вошел подгоняемый дубинкой человек в оранжевой тюремной робе. Заключенный был ниже среднего роста, коренастый. На безбровном лице прочерчивались, словно две прорези, узкие злые глаза. Перебитый на переносице нос свидетельствовал о старой жуткой травме. Чтобы дышать, человек держал рот открытым, при этом выставлял вперед нижнюю челюсть. От этого его лицо приобретало бульдожье выражение.

– Познакомьтесь, мистер Грин. – Начальник тюрьмы выдохнул струю дыма. – Нукулпрадат Нааратит. Таиландец, который здесь, у нас, под нашим носом, заведует нашими же осужденными согражданами.

– То есть филиппинцами? Интересно. Они сами его выбрали? – Мистер Генри потянулся, размял руки.

– Сами, – проговорил Нукулпрадат.

– Молчать! – заорал охранник и отработанным приемом сверху вниз ударил таиландца дубинкой по спине.

Тот вжал голову в плечи, молча стерпел боль.

– Ногами машется хорошо. Да и руками тоже, – сказал начальник тюрьмы. – Видите, какой нос. На ринге получил ногой. Говорит, после этого поклялся, что больше никто ему нос не разобьет… Как-то мы устраивали чемпионат тюрьмы по таиландскому боксу – он победил. И точно – нос сохранил таким, каким и был.

Сеньор Фернандес хрипло засмеялся, его узкие плечи мелко задрожали.

– А без официальных соревнований он тоже ногами и руками размахивает? – спросил Генри.

– Частенько, – не задумываясь, ответил начальник тюрьмы.

– Значит, непорядок здесь у вас творится. Надо рапорт вашему начальству написать.

– Рапорт? – Лицо сеньор Чуймончо вытянулось, приобрело выражение крайнего удивления. – Какой еще рапорт?

– Что дисциплина у вас расшатана, – серьезно проговорил мистер Грин. – Вот перед нами злостный нарушитель. А к нему меры дисциплинарного взыскания не применяются.

– Примем. Обязательно примем, – заверил американца начальник тюрьмы и качнул в воздухе ребром ладони.

Охранник тут же ударил Нукулпрадата дубинкой.

– Может, с ним надо было бы индивидуально поработать… – начал рассуждать вслух американец.

– Индивидуально. Конечно, – поддержал это предложение начальник тюрьмы.

– Что вы от меня хотите? – с затаенной злобой произнес таиландец.

– Чтобы ты вел себя как надо, – не дал ему договорить сеньор Фернандес.

– И твои выродки, – добавил мистер Грин.

– Я и они будут себя вести как надо. Поверьте… – сказал Нукулпрадат.

– Значит, слушай, как надо себя вести. – Генри поднялся из кресла, подошел к таиландцу поближе, наклонился прямо к его лицу. – Как мне рассказал сеньор Фернандес, твои молодчики обворовывали жилища после случившегося урагана? Так? Не слышу?

– Так.

– А не помнишь ли ты, что Карл Свенссон, как специалист по ландшафтному дизайну, был привлечен к осмотру и описи разрушений…

– Нет, – честно признался Нукулпрадат.

– Тогда я напомню. – Мистер Грин кивнул начальнику тюрьмы, тот махнул рукой в сторону охранника.

Охранник снова ударил дубинкой по спине таиландца.

– Кажется, припоминаю, – процедил сквозь зубы Нукулпрадат.

– Так вот… Припомни, что один твой человек, который сейчас осужден за мародерство, рассказал тебе, что, когда он собирался обчистить очередной разрушенный дом, заметил ужасную картину. Ты слушаешь?

– Да, мистер, – кивнул таиландец.

– Просто ужасающую картину… Так вот, этот мистер Свенссон… Карл Свенссон, осматривая разрушения, нашел под завалами девушку лет пятнадцати. На ней были только оборванные тряпки. Свенссон, конечно, вытащил ее, но вот беда: не совладал со своей похотью… Ослабленную девушку в полусознательном состоянии этот мерзавец… Что он с ней сделал?

– Что он с ней сделал? – повторил Нукулпрадат.

– Вот я тебе спрашиваю, что он с ней сделал… Ты не помнишь?

– Я… помню… – Таиландец догадался, к чему клонил американец. – Он ее изнасиловал.

– Правильно, – расплылся в ехидной улыбке мистер Грин. – И тебе это рассказал твой подельник. Он это видел своими собственными глазами. Правда, потом этот мерзавец Свенссон в полиции рассказывал, что приводил девочку в чувство, делал ей искусственное дыхание, а на самом деле ты же все знаешь. Карл Свенссон заплатил полиции большие деньги, чтобы они не проводили экспертизу. – Генри сделал паузу, чтобы заключенный «переварил» все сказанное им. – В общем, этот негодяй Свенссон отмазался, но теперь ты все вспомнил и не можешь молчать. Правильно?

– Правильно, – тихо сказал Нукулпрадат.

– Громче! – вмешался начальник тюрьмы.

– Правильно, – повышая голос, повторил таиландец.

– И чтобы сейчас же об этом узнали все твои ублюдки. Другим пока это не сообщать, – продолжал Фернандес.

– Но только не убивать его, – предупредил мистер Грин.

Расчет американца был предельно ясен. Доведенный до отчаяния и совершенно беззащитный Карл Свенссон, он же российский резидент, сдаст наехавших на него заключенных охране. После чего жизнь «насильника и стукача» на зоне станет невыносимой.

– Вот здесь надо постараться, – скривился Нукулпрадат.

– А ты вспомни учения древневосточных палачей: чтобы хорошо убить, надо убивать долго. Вот и растяните это как можно дольше, – посоветовал сеньор Фернандес.

– Хорошо. – Нукулпрадат потупил взгляд.

– Уведи, – зевнул начальник тюрьмы. – Теперь этому шведу, или кто он там, лучше самому удавиться.

– А вот за этим будете следить вы, сеньор Фернандес, – растягивая каждое слово, проговорил мистер Грин, – и не дай бог, если он на себя руки наложит… Тогда рапорты, о которых я недавно припоминал, станут реальными.

– Сделаем… – подхватился начальник тюрьмы. – За это будет отвечать наш главный медик – Пеллегрино.

– Для дела лучше, если вы оба будете за этим следить, – сказал американец.

Когда в свете прожекторов последняя железобетонная балка была уложена в штабель, объявили конец рабочего дня. Все заключенные после построения понуро потащились в барак. Несколько филиппинцев тихо подкрались к Рождественскому, двое сзади заломили ему руки, а чтобы не кричал, в рот ему засунули обрывок робы. Быстро вывели в тень за барак и ткнули головой во влажную землю.

Над лежащим навзничь Виталием возникла фигура Нукулпрадата.

– Ты, урод, девушку из филиппинской деревни помнишь? – проговорил ему на ухо таиландец.

Рождественский замотал головой. За это он тут же получил от Нукулпрадата ногой в живот.

– Вспоминай, ублюдок! – Таиландец еще раз ударил стонущего Виталия носком ботинка точно в печень.

– Ты ее изнасиловал!

Теперь удар пришелся по ребрам.

– Диего, давай снимай с него штаны, – скомандовал Нукулпрадат. – Сейчас его причиндалы отобью… Чтобы ублюдка никогда больше не тянуло на девочек. Держите крепко, а то эта свинья завизжит! А потом, Диего, готовься. На сегодня это твоя Кончита.

Руки филиппинцев начали стаскивать с Рождественского штаны, чуть ли не разрывая их по швам.

– Стоп! А ну стоять! – из темноты вынырнула огромная фигура. – Разбежались, крысы!

– Ты, Хар-Ламп, не встревай… – К Дмитрию вышел Нукулпрадат. Таилиндец принял боевую позу. – Этот урод филиппинскую девушку изнасиловал.

– Кто тебе это сказал? «Хозяин»… Или тот американец, что прохлаждался на террасе? – ровным тоном проговорил Харлампиев.

– Нет, я сам это знаю.

– Знаешь… Интересно откуда?

– Мой хороший знакомый рассказал. Он тоже в тюрьме сейчас парится.

– А ты можешь поклясться своим змеиным языком? – не отступал Дмитрий. Харлампиев перешел на манеру разговора, более понятную для местных урок.

Нукулпрадат замялся. Филиппинцы, что держали Рождественского, ослабили хватку.

– Ну, расскажи нам, Нукул, кто тебе напомнил о Карле Свенссоне. Говори, – продолжал Дмитрий.

– Мне передали сообщение, – сказал Нукулпрадат.

– Где? Когда? И где ты сегодня был в то время, когда мы таскали чертовы балки? – резко спрсил Дмитрий.

– Я… В карцере… – растерялся филиппинец и сразу же весь напрягся.

– И тебя выпустили? Так скоро? Может быть, тебя там покормили, напоили? – с издевкой произнес Харлампиев. – А ты, случайно, не стучишь ли сам?

Нукулпрадат попытался ударить ногой в челюсть Дмитрию, тот успел поставить блок и на шаг отступил.

Рядом с Нукулпрадатом встали еще двое из филиппинской «семьи». А из-за спины Харлампиева вышли двое из «белого братства».

– Карл, или как тебя там! – по-русски закричал Дмитрий… – Я могу тебя спасти. Только отзовись. Ты живой?

– Живой… – на чистом русском ответил Рождественский.

Филиппинцы от неожиданности отпустили Виталия, тот вырвался, отполз за Харлампиева, натягивая при этом штаны.

– Ну что, шакалы, вы поняли, что это не тот, о котором говорит ваша макака! – грозно проговорил Дмитрий.

Филиппинцы отступили.

В это время со всех сторон глаза и «белых», и филиппинцев ослепили лучи фонариков. На заключенных посыпались удары резиновых дубинок. Зэки бросились врассыпную. Один мощный удар вырубил Рождественского.

Очнулся Виталий лежащим на полу карцера в луже крови. Над ним хлопотал начальник тюремной медслужбы Пеллегрино Родригес.

– Сеньор Фернандес, заключенный пришел в себя, – сообщил он.

– Карл… Вы ожили! Это хорошо и для вас, и для нас, – натянуто улыбаясь, произнес начальник тюрьмы. – Слушайте, это просто негодяи! Кто посмел вас так избить? Помогите мистеру Свенссону сесть!

Сеньор Фернандес указал на грубосколоченную табуретку, поставленную посреди маленькой камеры. Охранники затащили Рождественского на нее и стали придерживать руками, чтобы тот не упал на пол.

– Эти преступники усугубили свое и так незавидное положение… Вы мне расскажите, кто вас избил. Уверяю, они получат дополнительный срок. А если они покушались на вашу жизнь, срок у них может быть пожизненный. Итак… Все по порядку.

– Я вас не понимаю, – тихо сказал Виталий.

– Еще раз. Я спрашиваю, кто вас избил? – повторил вопрос начальник тюрьмы.

– Меня избили солдаты… Ваши люди, – ответил Рождественский.

– Мои люди… Ах, ну да. Вам досталось, когда мы вас спасали. Извините. Солдаты не разобрались, – деланым добродушным тоном проговорил сеньор Фернандес. – А до этого кто?

– До этого никто меня не трогал, – вытирая лицо от крови, сказал Виталий.

– Это точно?

– Точно.

– А вы вспомните, – предложил Пеллегрино.

– Мне нечего вспоминать, – упорствовал Виталий.

– Я вас, мистер Свенссон, осмотрел. У вас свежие следы от ударов ног в районе живота и ушиб ребер. Скорее всего, в одном из них трещина…

– Наши солдаты ногами заключенных не бьют, – сказал начальник тюрьмы. – Откуда, как изволил сообщить нам сеньор Родригес, эти следы от ударов?

– Я не помню. Ваши солдаты били меня по голове, – произнес Виталий, превозмогая боль.

– Значит, так, мы оставим вас здесь, – сказал Фернандес, – а вы попробуйте вспомнить. Пошли отсюда.

Он и Пеллегрино первыми вышли из карцера. Перед дверью начальник тюрьмы взглядом показал охраннику на Рождественского. Солдат с размаху ударил кулаком в челюсть Виталию, и тот грохнулся с табуретки, в очередной раз потеряв сознание.