Олег не потерял сознание, хотя имел к тому все объективные предпосылки. Поднялся на колени – состояние затуманенное, словно облопался этих самых поганок. Вялость необычная, круги перед глазами. Он провел рукавом по лбу – рука чуть не приклеилась. Стал усиленно наводить резкость. Деревья выплясывали кадриль, небо отскакивало от земли, словно мячик. Илзе догнала террористку – в какой-то неимоверной, практически необозримой дали катались между деревьями два тела, доносились сдавленные крики.

Олег поднялся, валко куда-то побежал. Кровь заливала лицо. Метнулся наперерез дендроид с голым стволом, он оттолкнулся от него и дальше побежал увереннее, ускоряясь. Распались два тела, одно пустилось наутек, второе проделало великолепный скачок, схватило беглянку за щиколотку. Убегающая клацнула зубами о землю, выбросила руку, дотянулась до увесистой коряги с острыми сучьями, извернулась, ударила… Илзе выпустила ногу злоумышленницы, изогнулась от боли, оказавшись на спине, – и на нее обрушился второй удар. Олег уже не чувствовал усталости и боли, проделал не менее великолепный прыжок, схватил встающую женщину за шиворот. Она шипела, как гадюка, глаза палили молниями. Он безжалостно треснул ее кулаком промеж глаз, затем треснул вторично, не замечая, что и у самого разрывается кожа на костяшках. Джоанна обрушилась на землю, потеряв сознание. Он повернулся, чувствуя, как нарастает дрожь, – сначала ноги, потом остальное туловище, застучали зубы, зашевелились волосы на голове…

*censored*к коряги пропорол Илзе горло, нанес ранение, не совместимое с жизнью. Он не верил своим глазам. Ее трясли конвульсии, девушка смотрела на Олега распахнутыми глазами, царапала землю, тужилась, чтобы приподняться. Из жуткой раны в горле толчками выходила кровь. Олег проорал что-то страшное, непереводимое, рухнул на колени – весь оглохший, тупеющий. Стряхивал с себя рюкзак, вышвыривал оттуда упаковки с бинтами, какие-то ненужные мази, тюбики. Скулил, как подстреленная собака, обуянный вселенским горем. Еще вчера он знать не знал эту женщину, а сегодня весь свет сошелся на ней клином… «Потерпи, милая… – бормотал он садящимся голосом, пристраивал ее голову себе на колени. – Потерпи, все образуется, сейчас я тебя перевяжу, ты только не дергайся и ничего не говори…»

Но она хотела что-то сказать, вот только на выдохе выходили хрипы и протяжный свист. Капитан бинтовал ей шею, пока не иссякли все бинты. Что еще можно сделать? Илзе была еще жива, глаза затягивала мутная пленка. Он выл от безысходности. Застонала Джоанна. Олег бережно пристроил голову Илзе на кочку, подбежал к этой стерве, пытающейся приподняться, отправил кулаком в беспробудную спячку. Хотел добить, не смог, заскрежетал зубами, кляня себя за мягкотелость, оторвал лямки от рюкзака, принялся связывать ей руки и ноги, стягивая так, что конечности посинели. Отволок ее за ноги в ближайшую ложбину, бросил. Бережно поднял безжизненное тело Илзе, куда-то понес…

Остатки божьей милости еще не иссякли. Капитан шел наудачу, куда глаза глядят, ни разу не задумался… И вскоре выбрался на грунтовую дорогу, озаренную бликами заходящего солнца. День промчался, даже оглянуться не успели. Проехал грузовой фургон, водитель мельком глянул на страшноватого мужика, прибавил газу. Он брел к обочине, стараясь не упасть, всхлипывал не по-мужски. А когда с востока показалась дребезжащая колымага, похожая на советский «газик», он встал посреди дороги с девушкой на руках, расставил ноги, застыл. Объехать препятствие машина не могла – водосточные канавы были слишком глубоки. Колымага завиляла, заскрипели тормоза, встала.

– Женщина ранена, она работает в полиции! – проорал он во всю мощь посаженных легких. – Если не поможете доставить ее в больницу, будете нести ответственность!

Вылез худосочный мужичонка, вдвоем они стали укладывать потерпевшую на заднее сиденье. Он суетился, подпрыгивал, потел от волнения.

– Где ближайшая больница? – чуть не истерил Олег.

Мужичонка что-то тарахтел, энергично жестикулировал.

– А ну, отставить! – Он схватил его за грудки, встряхнул. – По-русски говори, я как тебя понимать должен?!

– Больница в Такспилсе… – забубнил в страхе водитель. – Ближе нет, только поликлиника в Догне… А в Такспилсе хорошее хирургическое отделение, у меня жене там делали операцию на селезенке… Лечебница почти в центре, за православной церковью, ее сразу видно, у нее две башни… – У местного жителя был вполне приличный русский, и чего было придуриваться?!

Он полез было в машину, но Олег оттащил его за шиворот, швырнул в канаву.

– Машина конфискована полицией! Если желаете, можете дождаться ее на этом самом месте!

Тот чертыхался, попятился. Задираться на демона в человеческом обличье у мирного сельского жителя не было желания… Капитан Веренеев, стиснув зубы, гнал машину в глубь латвийской территории. Гремела подвеска, болтались борта. Его трясло, словно эпилептика. Кончился лес, мелькнула развилка. Дорога расширилась, и пронесся указатель: «Такспилс, 8 км». В считаные минуты он проскочил казавшийся бесконечным лес, в котором десантники завязли на двое суток. Потянулись поля, разбавленные перелесками. Солнце практически село, длинные тени укладывались на тускнеющую природу. Мелькали какие-то хутора, деревеньки, автозаправки, на которых загорались огни. До него не доходило, что он едет по какой-то объездной дороге, по местам, где еще ни разу не был… Он прибавил скорость, теперь от рычащего рыдвана шарахались встречные и попутные машины. Он бросал отчаянные взгляды за спину, с надеждой гипнотизировал бесчувственное тело. Еще недавно оно шевелилось, он точно видел, дрожали пальцы, она пыталась проглотить слюну, вздрагивали ресницы. Толстая повязка на шее пропиталась кровью, становилась багровой… Боже правый, она уже не шевелилась. Спина похолодела, палящая тоска вцепилась в горло. Он резко съехал к обочине, дал по тормозам, и идущая сзади машина пронзительно загудела, вылетела на встречную полосу, избегая столкновения. Он полез через сиденье, припал к девушке. Гладил ее по голове, шептал какие-то слова, твердил их как заклинание, всматривался в помертвевшее личико, выискивал признаки жизни. Задрожали густые ресницы, перекатилось что-то под щекой – болезненная попытка сглотнуть… Илзе была жива! Олег хрустнул передачей, помчался дальше, всматриваясь в темнеющую дорогу – только не растрясти эти хрупкие косточки…

До заветной больницы оставалось километра два, промелькнул крупный поселок. За спиной надрывно взревела сирена, и с примыкающей дороги вывернула полицейская машина, пристроилась ему в хвост. Он со злостью ударил по баранке. Олег не стал останавливаться, до упора утопил педаль газа. У этой древней каракатицы еще имелся порох в пороховницах! Полицейская машина едва не царапала ему задний бампер. Сместилась в сторону, чтобы обойти, но и он отправил машину туда же, перекрыл дорогу. Вцепился в руль, подался вперед…

Капитан влетел на парковку перед двухэтажным зданием больницы, подкатил к крыльцу. Полицейская машина была уже тут как тут. Проехала чуть дальше, из нее выпрыгивали двое копов с суровыми физиономиями, бросились на перехват, отцепляя от пояса наручники.

– Идите к черту! – зарычал на них Олег. – Ранен офицер полиции! Помогите вытащить, олухи! Живо поднимайте на ноги персонал! Вызывайте капитана Зандерса! Оперировать – немедленно!

Полицейские растерялись. Как славно, что они знали о существовании русского языка. Один из них заглянул в салон, ахнул, что-то быстро заговорил второму. Тот помчался в больницу, придерживая болтающуюся кобуру. Илзе была еще жива. Она стонала, когда ее вытаскивали из машины, искала кого-то мутными глазами…

Вязкий туман царил в больной голове. Он смутно помнил, как девушку перегружали на каталку, везли по длинному коридору. Он семенил рядом, хватался за тележку, жадно всматривался в ее обострившиеся черты. Санитары что-то жевали, особо не спешили, их лица были равнодушны. Хотелось гнать их сокрушающими пинками.

– Не накрывай, – по-русски буркнул первый, когда коллега пытался прикрыть окровавленное тело свисающей простыней.

– Почему? – не понял тот.

– Чтобы не накрылась. – Санитар цинично гоготнул и заткнулся, когда Олег посмотрел на него так, что лучше бы ударил.

Туман заглатывал, не позволял оценивать ситуацию. Заступивший на смену хирург тоже оказался русским. Его скуластое нахмуренное лицо плясало перед глазами. Олег умолял его спасти жизнь пациентке, жестикулировал, как сурдопереводчик, вытаскивал из карманов какие-то мятые отсыревшие латы, совал их доктору. Тот делал страшное лицо, пятился, деньги сыпались на пол. Кто же дает взятку, когда кругом люди? Врач кричал, что он должен немедленно уйти, здесь стерильная больница, а не приют для бродяг, с которых килограммами отваливается грязь. Мелькали озадаченные лица – медсестры в белых халатах, полицейские, разглядывающие его очень даже пристально…

Капитан не помнил, как выбрался из больницы. Похоже, никто не препятствовал. На улице стемнело, но городок не спал – бродили люди, тащились автомобили. Очнулся он уже в машине, когда пытался завести двигатель и обнаружил, что его никто и не выключал. Инстинкт самосохранения напомнил о себе: он вывел дребезжащую колымагу задним ходом с парковки, переехал на другую сторону дороги и встал под липовой аллеей, вдали от фонаря. Вход в больницу хорошо просматривался. Двое полицейских вышли на крыльцо, осмотрелись, синхронно почесали затылки под форменными кепками. Подъехали еще две машины с включенными мигалками. Высадилась целая делегация. Комитет по встрече представляли те же копы из дорожной полиции. Они о чем-то докладывали новоприбывшим, а те мрачно слушали. Потом всей компанией стали озираться, один из типов спустился со ступеней, начал обходить припаркованные машины, выискивая ту, что обладала характерными приметами, но потерпел фиаско. Часть людей вернулась к машинам, расселась и покатила в город. Испарились «гаишники». Остались трое, среди которых выделялся долговязый субъект с неторопливыми манерами. Троица вернулась в больницу. Минут через пятнадцать они опять возникли на крыльце. Двое нервно курили, третий был свободен от пагубной привычки, мялся рядом. Возникла фигура в расстегнутом больничном халате, примкнула к курильщикам, стрельнула сигарету. Работник больницы что-то говорил. Олег напрягся, начал всматриваться, сердце суматошно колотилось. Такое ощущение, что не жизнь девушки, а его собственная жизнь висела на волоске…

Коллеги Илзе понятливо покивали, понурились. Долговязый тип с ожесточением швырнул окурок в урну. Медицинский работник глубоко вздохнул, помялся и побрел в свою больницу. Олег начал задыхаться. Он уже ничего не видел, липкий пот заливал лицо, в ушах гремели православные колокола. Слезы наворачивались на глаза. Он не слышал, как в стекло поцарапалась местная *censored*тка – на вид вполне приличная. Сообщила по-латышски, что сегодня скидки на все виды услуг. Разве двадцать лат – это деньги? Продублировала то же самое по-русски. Подождала, еще раз поцарапалась. Ну, хорошо, она согласна поступиться своей профессиональной гордостью и порадовать добропорядочного фермера за какие-то пятнадцать лат… Он завел машину и резко тронулся с места. Путана отпрыгнула с испуганным возгласом.

Олег мчался по трассе, обгоняя попутные машины, бездумно рисковал жизнью. Несколько раз едва не хлопнулся в водосточную канаву. Никто за ним не гнался, не визжали полицейские сирены. Кончились населенные пункты, потянулись леса. Машина запрыгала по грунтовке. Память работала независимо от сознания – она прекрасно знала, куда ехать. Визжали тормоза, колеса, идущие юзом, волокли за собой глинистую пыль и обрывки придорожной флоры. Он уходил от машины, волоча ноги, шатался, словно пьяный. Без интереса глянул через плечо: дождался, родимый. Тряслись кусты на обратной стороне дороги, выбежал рахитный мужичонка, прыгая от счастья, бросился к своей заветной собственности. Тут же стал ее разворачивать, пока «господин полицейский» не передумал…

Ноги подкосились, едва он вошел в лес. Схватился за дерево, сполз к корням. Передохнул в нелепой позе, потащился дальше. Встроенный автопилот работал без ошибок. Он включил миниатюрный фонарик, осветил поросшую разнотравьем выемку в земле. Связанная Джоанна безуспешно пыталась развязаться и окучила всю землю в округе, вертясь со спины на живот. Она обессилела, лицо распухло от укусов насекомых, на что Олегу было глубоко и искренне плевать. Она извивалась, щурилась, когда он направил на нее фонарь. Он подобрал роковую корягу, испачканную кровью, рухнул перед женщиной на колени. Занес над головой.

– Ну, все, сучка, сейчас ты познаешь существование иного мира…

Женщина сжалась, замычала. Не хочет в свой любезный мусульманский рай? Он никогда не задумывался, а что прельщает в означенном раю мусульманских женщин. Что им там обещано? Те же семьдесят девственниц? А на хрена они им? Он опомнился, перенес смертельный удар, коряга вонзилась в землю у женщины за головой. Она мычала, дергалась, а он сидел, окаменевший, оглохший, раздавленный. Потом нашел в организме силы, взвалил ее поперек плеча и куда-то побрел. Он снова пересек пустынную дорогу, углубился в лес по диагонали к проезжей части. Волокся через кустарники, упругие ветки хлестали по голове, проваливался в податливую землю. Тяжелая ноша лишилась чувств, и сам он был на грани. Уже и не верилось, что весь этот маразм когда-нибудь кончится…

Капитан очнулся на крохотном пятачке между трех сосен, с неохотой разлепил глаза. Уже светало, ветер раздувал рваные облака, в прорехах просматривалось голубое небо. Кто-то будил его «нежными» покачиваниями и при этом бубнил скрипучим голосом:

– Товарищ капитан, товарищ капитан… Признайтесь, вы живы или как?

«Или как», – подумал он и стал настраивать фокус. В колышущейся рамочке возникли смазанные очертания рядового Загадкина – чумазого, с ввалившимися глазами, но не побежденного.

– Живой, представляете, товарищ лейтенант? – возликовал боец.

– Да неужели? – раздался знакомый насмешливый голос, и у склонившегося дракона выросла вторая голова – командира первого взвода Григория Оленича. Он был ничуть не краше: грязен, как трубочист, одежда в клочья, под глазом распухал великолепный бланш. Но Григорий улыбался – без преувеличения от уха до уха. Олег поднялся на колени, обнял их обоих, как самых близких родственников, сжал до боли.

– Раздавите, товарищ капитан, – заныл Загадкин.

Веренеев осмотрелся, повсюду был лес. У этих двоих по автомату южноафриканского производства. Больше никого, не считая Джоанны – она валялась на отшибе без чувств. Он подполз к ближайшему дереву, прижался затылком к бугристой коре. Не хотелось ни думать, ни шевелиться. Тишина в лесу давила на уши. Подчиненные подтащили к себе автоматы и уставились на него с большим вопросительным знаком.

– Тихо тут… – прошептал Олег, закрывая глаза.

– Ага, – согласился Оленич. – Район у нас тихий. Все с глушителями ходят.

– Пить есть?

– Ни пить, ни выпить, товарищ капитан, – отчитался Загадкин. – И пожрать, кстати, тоже.

– Плохо… А как с патронами?

– Патронов – кот наплакал, – сконфуженно поведал Григорий. – Но парочка-другая найдется. Воевать собрался, Олег Петрович? Не навоевался еще? Граница рядом, перейдем – и капут войне. А это что такое? – кивнул он на Джоанну. – Поссорились?

– Вроде того. Долгая история. Тварь она…

– Бывает… – протянул Оленич. Он внимательно всмотрелся в неподвижного командира, переглянулся с Загадкиным, тот пожал плечами. – Послушай, командир… – Григорий замялся. – С тобой происходят тревожные пертурбации… – Он опять переглянулся с солдатом, как-то оробел. – В последний раз, когда мы лицезрели твою светлую личность, ты бежал спасать какую-то смазливую бабенку из местной полиции… Мы о чем-то догадываемся?

Олег все рассказал короткими, рублеными фразами, насилу сдерживая слезы.

– Ничего себе расклад, – немного побледнев, протянул Оленич. – Послушай, командир, нам, в натуре, очень жаль… Вот ведь судьба, падла…

– А вот у нас в Нижнекамске тоже случай был, – брякнул Загадкин. – У одного моего приятеля девчонку под гребной винт затяну… – И резко заткнулся, перехватив убийственный взгляд командира взвода.

– Ладно, за работу, – очнулся Олег и обвел окружающих оживающим взглядом. – Вы что тут делаете? Надеюсь, еще не провели кадровую революцию?

– Обходим владения, тебя ищем, – доложил Оленич. – Замаялись уже искать. Позавчера мы храбро отступали от превосходящих сил «Омеги», сбили противника со следа и сами потерялись. И эту телку потеряли. Загадкин меня нашел, когда я задумчиво сидел на пеньке и строил планы на дальнейшую жизнь. Обсудив ситуацию, стали выдвигаться в озвученный тобой квадрат.

– Где остальные? Только не говори, что они уже на Гавайях…

– Все здесь, – с довольной улыбкой сообщил потрясающую новость Оленич. – В трехстах метрах на восток имеется заброшенный хлев, там они и сидят, держат, так сказать, оборону. Крутасов висок пропорол, когда сцепился со спецназовцем – борьба у них была за обладание боеприпасами. Забавно смотрится с обвязанной головой. Я бы даже сказал – кинематографично.

– Максим в каком состоянии?

– В эрегированном, – крякнул Григорий. – Нет, серьезно, еле ковыляет, зол, как сто чертей. Ты бы слышал, как он крыл весь свет матом, ни разу не повторился. Интеллигент недоделанный… Его, представляешь, снова пуля зацепила! Шальная, по лесу летела, правда, рикошетом, от дерева, бронежилет он еще не снял, но все равно обидно, да? В общем, все в сборе, командир, можем выдвигаться.

И все трое, не сговариваясь, повернули головы и хмуро уставились на особо ценный груз, лежащий под сосной. Джоанна приходила в чувство, смотрела тусклыми глазами, в которых просыпалась злость. Перевернулась на живот, запыхтела. Руки, связанные в запястьях за спиной, посинели – кровь через них почти не циркулировала.

– Может, развяжем ей хотя бы ноги? – поколебавшись, предложил Оленич. – Не волочь же ее на себе, пусть сама идет. Да и руки тоже… А то неловко как-то, мужики. Мы такие крутые парни – и со связанной бабой, словно боимся ее. Не по-пацански как-то…

– Да делай что хочешь, – раздраженно поморщился Олег, отводя глаза. – Хоть целуйся с этой террористкой-бессмертницей…

Упомянутый хлев был давно и безнадежно заброшен. Лес вплотную подползал к прогнившей сельскохозяйственной постройке. Неистовый бурьян колосился по стенам, украшал дырявые оконные глазницы, сползал с ввалившейся шиферной крыши. Внутри, невзирая на долгие годы безвременья, все еще пахло навозом. Переломанные дощатые загоны, канавы в полу, из которых тоже выбиралась сорная трава. У глухой торцовой стены на охапках пахучего сена расположились пострадавшие сослуживцы. Западней этот дальний угол хлева вроде не являлся – с двух сторон находились низко расположенные окна, за ними колосился бурьян, и до леса было рукой подать.

– Салют Мальчишу… – потряс кулаком бледный Максим. – Ну, наконец-то…

– О, к нам явился сам Господь Бог, – восхитился осунувшийся Крутасов. С повязкой на черепе, он действительно смотрелся крайне мужественно. – Посмотрите на него, не человек, а шпала.

Оленич что-то зашептал им. У товарищей от изумления вытянулись лица – мол, нормально зажигает командир, прошло чуть более суток, а уже влюбился и все потерял… Потом они дружно уставились на Джоанну. Женщина передвигалась самостоятельно, но руки у нее были связаны в запястьях рюкзачной лямкой, а другой ее конец был привязан к Загадкину, что ему особо не нравилось.

– Сучка, – компетентно изрек Максим. – Тварь поганая.

– Зря вы ее не прикончили, – вздохнул Крутасов.

– Да пошли вы все… – прошептала Джоанна.

Соблазн действительно был велик. Но если она не соврала и располагала информацией, способной спасти множество жизней, то ей действительно стоит поговорить с агентами ФСБ. Уж те имеют опыт, как заставить человека говорить. А он переживет, смерть врага – не самое суровое для него наказание…

– Группа, выходи строиться, – проворчал Олег. – Зуб даю, мы доведем эту *censored*у до места назначения, и пусть только кто-нибудь попробует остановить…

Группа, напоминающая травмированную гусеницу, тянулась к выходу из сомнительного убежища. Олег возглавлял колонну. И хорошо, что не вышел, уловил боковым зрением НЕЧТО в окне. Зашипел, приказал всем присесть, метнулся к окну, перепрыгнув через разломанную загородку.

– Ну, все, – обреченно пробормотал в спину Оленич. – Наш кризис становится стабильным…

Из леса на северной стороне выбрались двое «гражданских» – в утепленных коротких куртках, злые и трезвые мужики, имеющие опыт ведения боевых действий. Знакомые персоналии! Олег заскрипел зубами от жгучей ярости. Качнулись ветки, и проявились еще двое: знакомая бритая морда главаря и приземистый субъект с окладистой бородкой и равнодушным взором. Оба пытливо таращились на утопающее в сорняках строение. Похоже, бандиты не были уверены, что внутри находится то, что им нужно. Но как-то ведь оказались в этом квадрате. «Да ты же сам их, умник, и привел!» – прозрел Олег. Появилась информация о женщине – работнице полиции, поступившей в больницу, возбудились заинтересованные лица, стали копать. Прослеживали путь каракатицы, возможно, вышли на его владельца – а значит, и на место, где конфисковали его собственность. Обнаружили следы – человек волок на себе тяжелую ношу… Потому и не сразу примчались, потребовалось время, чтобы собраться в нужном квадрате.

Их явно было больше, чем четверо. Шуршала листва – теперь уже справа, вылезло дуло, любопытный глаз. Сколько их там осталось? Не больше десятка? И какова вероятность, что, потянув резину, они потащатся осматривать хлев? Олег помчался обратно.

– Остатки банды, мужики, – зашипел он. – Их осталось с гулькин нос, мы можем вырваться, но они ведь потащатся за нами и будут капать на мозги… Их нужно ликвидировать всех и разом. Видеть их больше не могу. Джоанна, ты понимаешь, что кричать не стоит? Мы тебя не убьем, как бы этого ни хотелось, а эти парни прикончат тебя мгновенно и радостно… Надеюсь, они еще не окружили хибару. И вряд ли будут. Просто зайдут посмотреть. Бегите назад, вываливайтесь из окна на южной стороне. Загадкин, на тебе Джоанна. – Он отобрал у парня автомат, и тот уставился на комроты с обидой. – Тащи ее в лес, и чтобы без сюрпризов. Справишься? Мужики, соберемся в последний раз? Вылезайте в то же окно, огибайте хлев и заходите с тыла. Мы захлопнем им мышеловку. Живо, живо…

– Злой ты какой-то, – задумчиво подметил Оленич.

Капитан гнал их пинками, смотрел, как те переваливаются в бурьян. Потом опять помчался к окну, и очень вовремя. Банда выходила из леса, держа автоматы на изготовку. Вразброд, поглядывая по сторонам, давили жухлые ромашки. Он насчитал девятерых. Трое или четверо присели в высокой траве, остальные побрели к хлеву. Олег начал пятиться, выбрался в центральную канаву, припустил к дальней стене. Заметался, ища укрытие. Рухнул за какой-то бугор, заваленный заплесневелыми досками. Ну, давайте, господа, заходите, заждались уже… Олег был спокоен и собран, приладил автомат, отыскал в прорези прицела дверной проем, с которого давно отвалилась дверь. Закачались колосья бурьяна, кто-то привалился к косяку. Затем подался вперед, сунул в напоенную ароматами постройку краешек носа. Поколебавшись, вышел весь, держа автомат у пуза. Он был как на ладони. Прицельная дальность двадцать пять метров – тютелька в тютельку. Он мог бы повалить этого претендента одиночной пулей, но Олег терпел. Боевик, вкрадчиво ступая, вошел внутрь, присел на корточки, начал всматриваться, щуря глаза. Просочился второй, присел напротив первого. С улицы что-то спросили, боевик ответил. В проеме возникла новая фигура – долговязая, в длинном балахоне, с поблескивающим черепом. Главарь хотел пригнуться и шмыгнуть внутрь, но не успел. Как это мило – обезглавить банду. Олег плавненько оттянул спусковой крючок. Автомат затрясся, исторгнув несколько пуль. Главаря словно краном подняло и опустило. Он изумленно уставился на пробитую пулями грудь и повалился ничком.

Воцарилась форменная вакханалия. Орали люди, вбегая в хлев, разбегались, кто куда, открывали ураганную пальбу. Трещали доски, щепки вылетали из стены, фонтаном разлетелась земля, остатки сгнившей древесины, фрагменты засохшего навоза. Олег перекатился, создавая иллюзию, что он здесь не один, ударил, не целясь – целиться в этом хаосе было невозможно. А в хлев вбегали новые люди – возбужденные, плохо дружащие с головой, понимающие лишь одно – они у цели. Лишь один из них, похоже, что-то соображал – пустился вдоль северной стены, подпрыгнул, чтобы перевалиться через окно – и оказался четко напротив единственного защитника. Сделал страшные глаза, орал, пока в него летели пули…

Кажется, все собрались. Накал стрельбы нарастал, бандиты перебегали по одному, осваивая пространство, падали в грязь, переползали. Они приближались все ближе, а Олег уже устал кататься взад-вперед, изображая то, чего не было. Пыль висела столбом, ор стоял. Кончились патроны в автомате, он перевернулся на спину и лениво думал, глядя, как по стене долдонят пули: «А не поспешить ли вам, друзья-однополчане? Надеюсь, вы там не бросаете жребий, кому идти первым?»

Храбрая десантура полезла в хлев, поливая спины противника из автоматов. Набросились, как собаки на голодную кость. Даже Максим ловко прыгал на одной ноге, гогоча сатанинским смехом. Олег привстал, он уже был никому не интересен. Двое пали под губительным огнем, остальные горланили, не вникая в пыли и гари в ситуацию. На них набрасывались демоны с ревущими глотками, месили, колошматили, выбивали дух. Олег помчался в гущу схватки, схватил за ворот какого-то упыря, судорожно рвущего затвор, вывел из равновесия, коленом перебросил через себя. Максим методично разбивал кому-то челюсть и смачно приговаривал: «Вы признаете свою вину? Вы признаете свою вину?» Крутасов лупил своего спарринг-партнера лбом о загородку, предпочитая при этом помалкивать, чтобы не растрачивать попусту силы. Оленич отодрал от ограды загона широкую доску, утыканную гвоздями, врезал по челюсти приземистому крепышу с окладистой бородкой, засмеялся мелко и гаденько:

– Кому еще вылечить здоровые зубы?! – И швырнул доску в крадущегося по стеночке бандита с перекошенной окровавленной харей, прыгнул сам, растопыривая пальцы…

– Увы, дружок, наша встреча подходит к концу… – хрипел Олег, седлая своего противника.

Он бил, распаляясь, по глазам, исполненным ярости, по зубам, проеденным кариесом. Но противник был силен, изогнулся, сбросил его с себя. Олег снова бросился на штурм, подставил колено и, когда тот начал изворачиваться, схватил его за бедра и грудину, натужился, как никогда еще не тужился… и переломил позвоночник.

– Силе-ен, командир… – восхищенно протянул Оленич – он уже освободился. – А шоколадный батончик слабо на восемь частей разломить?

– О, нет… – стонал Максим Болдин, валясь замертво в груду засохшего навоза. – Мне уже хватит, не трогайте меня… Я устал, я отдыхаю…

– Встаем, мужики, встаем… – бормотал Олег, воюя с собственными конечностями. – Нужно уходить, пока еще кому-нибудь не приспичило. Фигня осталась…

– А теперь-то точно все? – неуверенно спросил Крутасов, озирая заваленное телами пространство. Это были уже не люди, а сборище неопрятных биологических отходов. Ничего, в похоронном бюро почистят и причешут…

Группа измученных десантников с «попутным грузом» выбралась из леса, обогнула холм, поросший чахлым репейником, спустилась в низину, всплыла на поверхность. Кто бы сомневался: они уже в России. Здесь дышится по-другому, ощущения иные. Не лучше, не хуже, просто все ДРУГОЕ. Солнышко выбралось из-за туч, озарило дальний лес, заросли ивняка в болотистых ложбинах, колдобистую проселочную дорогу по курсу. А также два мощных джипа, прыгающих по ухабам. Они затормозили напротив группы людей, и с подножек посыпалась публика с автоматами, в черных комбинезонах, в масках-балаклавах. Открывать огонь они не стали, но дружно всей ватагой бросились вперед.

– А это еще кто такие? – вяло пробормотал Оленич. – Более совершенные существа?

– Командир, мы можем принять еще один бой, – стиснув зубы, процедил Крутасов и поднял автомат. Уходя из хлева, десантники не забыли собрать оружие и немного боеприпасов.

– Только не это… – сплюнул под ноги Максим. – Ну, мы же не стальные, ей-богу…

– Не стреляйте! Не стреляйте, все в порядке! – кричал человек, бегущий во главе ватаги, размахивая пистолетом. Он отличался от других – главным образом тем, что был без маски, а верхнюю одежду заменял бронежилет, надетый на рубашку. Физиономия его отчасти показалась знакомой.

Стрелять не стали. Могли бы, но уже не хотелось.

– Все в порядке, Олег Петрович, вы у своих… – запыхавшись, вымолвил работник ФСБ Зиновьев, подбегая к компании. Он был изрядно взбудоражен, физиономия горела, как маков цвет. Он плотоядно таращился на понурую Джоанну и, казалось, еле сдерживался, чтобы не пуститься в пляс.

– Что-то я сомневаюсь, Алексей Михайлович, – скептически сказал Олег, стараясь не делать резких движений. А люди в комбинезонах с надписью «Спецназ ФСБ» уже рассредоточивались по периметру, каждый занимал свой сектор обстрела. Двое дюжих молодцов схватили под локти Джоанну, поволокли к джипам.

– Нет, серьезно, Олег Петрович, – сказал Зиновьев, пряча пистолет. – Мой коллега Каменецкий уже арестован. Шкурой оказался. Каюсь, просмотрел предателя, работая с ним на пару, готов понести заслуженное наказание… Прошу простить, что ввели вас в заблуждение касательно личности… вернее, пола объекта, – Зиновьев понизил голос: – Руководство наводило тень на плетень: считалось, что имя Джоанна Андерсон раньше времени всплыть не должно. Последний уровень секретности. Пришлось глупить. Но вы же прекрасно во всем разобрались, верно? Давайте быстрее по машинам, что вы тащитесь, как мертвецы?

– Но мы в России, нет? – смутился Олег.

– В России, в России, – бормотал Зиновьев, хватая его за рукав. – Псковская область, Кулаковский район, сорок метров от границы… Фу, и запашок от вас, Олег Петрович…

– Вы как нас нашли?

– Стреляли, Олег Петрович, стреляли…

– Подождите… – Замороченная голова наотрез отказывалась соображать. – Мы сделали все, что от нас требовалось – ну, с небольшим переполохом в приграничных районах… Меня и моих людей репрессии не коснутся?

– Как знать? – засмеялся Зиновьев. У секретного агента было превосходное настроение. Жар чужими руками спецслужбы благополучно загребли. – Если нас всех за этот, как вы выразились, переполох не привлекут, то и вас тоже… Не волнуйтесь, Олег Петрович, все договоренности остаются в силе. Ваши люди молодцы. Последствий не будет, обещаю. Вас устроит честное слово агента федеральной спецслужбы?

Да уж, нечего сказать. Честное слово агента федеральной спецслужбы – это, конечно, гранит. Люди семенили к машинам, отдувались, оборачивались через каждые десять шагов.

– А вы уверены, что мы все туда войдем? – засомневался Оленич.

– Войдете, машины резиновые, – хихикал Зиновьев. – Поднажмите, господа десантники, негоже здесь торчать…

– Твою-то мать… – шумно выдохнул Крутасов, хватаясь за дверную ручку и переводя дыхание. – Неужели это все?

– Да кто ж его знает? – еле слышно проговорил Олег.

Уже вечерело. Становилось прохладно. Девушка отложила книгу и поднялась с кровати, чтобы закрыть окно. Батареи жарили немилосердно, приходилось постоянно проветривать, ходить туда-обратно. Закружилась голова, она схватилась за дужку кровати, подождала, пока успокоится карусель в голове. Запахнула полы больничного халата и побрела на другой конец опрятной одиночной палаты. Остановилась возле зеркала, тоскливо посмотрела на себя. Она практически ничего не весила, хотя и начала в последнее время что-то есть, а не глотать «клейстер» через трубочку. Бледное, почти прозрачное лицо, волосы, стянутые на затылке, нереально большие глаза – единственное, чем она еще могла похвастаться. На горле красовалась тугая повязка – дополнительный удручающий фактор. Она вздохнула и побрела к окну. Ветки дуба произрастали вплотную к зданию, листьев на них с каждым днем оставалось меньше. Она протянула руку, чтобы закрыть фрамугу, и отпрянула, когда снаружи раздался треск, затряслась листва, попятилась, а на подоконник, подтянувшись, взгромоздился подвижный субъект мужского пола – у него загадочно блестели глаза и улыбка расплывалась до ушей.

– Охренеть… – пробормотал он. – Ей-богу, с дуба рухнул. Я считал, что ты выше.

– Мама дорогая… – Женщина прижала руки к сердцу. – Что это? Ты в третий раз незаконно пересек границу?

– Если бы в третий, – хмыкнул Олег. – Эта больница давно уже обзавелась собственным призраком. Просто раньше он не выходил на тропу войны.

Он спрыгнул с подоконника и заключил женщину в объятия. Сжимал ее несильно, но очень нежно, он так долго ждал этого момента… Женщина застонала, приоткрыла рот, дожидаясь поцелуя. Олег был сегодня выбрит и пах суровым мужским одеколоном. Они стояли целую вечность, не могли насладиться. Потом он отстранился, стал с улыбкой ее разглядывать.

– Ты так смотришь… – прошептала она. – Ну, прямо как… – И не смогла найти сравнения.

– Как медведь на малину, – подсказал он.

– Да, наверное… Тебя не посадили?

– Пытались. Но в тюрьме отказались сдавать мне помещение на длительный срок… – Голос дрогнул, он снова ее обнял, начал целовать. Кружились головы, начиналась качка. Олег довел ее до кровати, усадил. – Ты ждала меня?

– Каждую минуту… Святой Иисус, не понимаю, что со мной происходит… Ведь любовь – это временная иллюзия…

– Какие мы ученые, – засмеялся он.

Девушка приложила палец к его губам:

– Тише, дорогой, меня охраняет полиция…

– Вот это меня и беспокоит, – признался мужчина. – Судя по тому, что я сижу здесь, твои коллеги не очень старательно несут службу. Лучше бы тебя охраняли парни из моей разведывательно-диверсионной роты. Хотя бы один. Хотя бы я. И, вообще, признайся, зачем ты бросилась за той тварью? Ведь это моя работа.

– Но у меня же получилось ее задержать…

– Да уж, у тебя отлично получилось. Но лучше бы ты этого не делала. Поедешь со мной?

– Сейчас? – Она напряглась, неровно задышала.

– Да хоть и сейчас. Хоть завтра, послезавтра, когда тебе удобнее? Сделаем паспорт с мордовской пропиской, – пошутил он. – Учредим общество российско-латвийской дружбы где-нибудь в дремучей тайге… Я люблю тебя, Илзе…

– И долго у тебя продлится такое состояние? – Она положила голову ему на грудь, зажмурилась.

– Долго, до белых тапочек, не сомневайся…

– Но нас же столько всего разделяет… – засомневалась девушка.

– На самом деле не так уж много. Просто женщины склонны все драматизировать и усложнять.

– Ты уйдешь из армии?

– Не знаю, – смутился Олег. – Вопрос решается в верхах.

– В каких?

– В этих. – Он постучал себя по голове.

– Понятно, – вздохнула девушка. – Ты же ничего обо мне не знаешь. У меня множество недостатков. Шрам на шее останется…

– Переживу, – уверил Олег. – Это не твой шрам, а мой. Ты еще про мои недостатки не знаешь. Там есть и экзотические.

– Правда? – насторожилась Илзе. – Боже, я догадывалась… Ты панически боишься пылесоса?

Олег засмеялся, она зажала ему рот рукой, поцеловала, прижалась к нему, обняла за шею слабыми руками, и сладкая истома побежала по натруженным членам…