Глава 31

Альфред отреагировал на гибель приятеля с тем же холодным спокойствием, с каким до этого смотрел на два первых трупа. Все, что он сделал, так это вытер кровь убитого, которая попала ему на лицо. Положив перед собой жилистые руки, он смотрел в одну точку и молчал.

– Ну, что молчишь? – подходя к столу и садясь напротив, проговорил Володя. – Как говорил персонаж одного из фильмов, «скидавай сапоги, власть переменилась». Теперь нам никто не помешает спокойно поговорить…

– О чем же мы будем говорить? – равнодушно спросил «нацист», не повышая голоса.

Бузько, который уже выбрался из своего укрытия под лестницей, сидел за спиной пленника, держа винтовку наготове и, не моргая, рассматривал его затылок, словно прикидывая, куда именно, в случае чего, удобнее «положить» пулю.

– Для начала ты мне расскажешь, кто ты такой, – твердо ответил Володя и добавил: – И какого черта вы за нами гоняетесь…

Альфред равнодушно пожал плечами.

– Мы те, за кем будущее Литвы, – сказал он. – А гоняемся за вами потому, что вы мешаете строить…

– Так, – не дал ему договорить Локис, – ты эту пропаганду оставишь для мальчишек. А мне скажешь все, как на исповеди… Надеюсь, ты прекрасно понимаешь, что мы с тобой оба вне всех местных законов? А значит, люди свои и стесняться нам нечего.

– А что вы мне можете сделать? – насмешливо поинтересовался тот. – Убить? Так я уже и так приговорен. Одним из представителей нашей новой, так сказать, демократической власти. Два раза, знаете ли, не убивают…

– Это верно, – кивнул головой Локис. – Вот только, в отличие от твоих хозяев, убивать мы тебя будем очень-очень медленно. Примерно так же, как твои предшественники убивали вот его друзей…

Володя кивнул на Бузько. Тот растянул рот в одобрительной улыбке. В глазах старика читалась веселая решимость, хотя он плохо понял, что имел в виду Локис, когда предсказывал Альфреду медленную смерть. Но высокопарный стиль ему понравился, и он был полностью согласен со своим молодым спутником, к которому проникался все большей симпатией.

– Это точно, – солидно проговорил он. – Легко помереть мы тебе не дадим…

Альфред несколько секунд смотрел на Локиса, словно пытаясь понять, шутит тот или говорит серьезно. Володя выдержал этот холодный, как у змеи, неморгающий взгляд.

– Ладно, что вы хотите знать? – нехотя выдавил из себя «нацист».

– Я же сказал уже, – повторил Локис, – что для начала хочу знать, кто вы такой и зачем ловили нас под Ионишкисами?

– Я – командир боевого отряда национал-патриотов Литвы Альфред Краузе, – с каким-то особенным пафосом проговорил пленник. – Нам было дано задание уничтожить вашу группу…

– Слушай, ты, – Бузько решил тоже внести свою лепту в допрос, – альфред-хренальфред, ты прекращай свою ахинею-то пороть. У тебя дело спрашивают, а не в бирюльки играть зовут.

Чтобы придать вес своим словам, Макар Капитонович больно ткнул Краузе стволом винтовки под ребра. Краузе дернулся, и впервые за все это время на его лице промелькнуло что-то вроде гримасы.

– Слушай, ты, хрыч старый! – повышая голос, возмутился он. – Убери свой ствол!

– Я тебе сейчас такого хрыча покажу! – Бузько даже подпрыгнул на лавке, но, взглянув на Володю, замолчал. Локис тоже не торопился останавливать гневное выступление Краузе, понимая, что тому просто необходимо выговориться. Несколько минут он и Макар Капитонович слушали речь, полную националистической ахинеи вперемешку с личными обидами на власть и людей. Когда же Альфред выдохся, Локис устало вздохнул.

– Может, хватит сопли-то распускать? – спросил он. – Времени у нас мало, нервы на пределе, так что…

Володя многозначительно умолк.

– Хорошо, я все расскажу, – медленно проговорил «наци». – Меня зовут Альберт Ройтман…

…Алик Ройтман родился во вполне обеспеченной и интеллигентной семье. Папа-профессор преподавал научный коммунизм в пединституте, мама там же – литературу. Для единственного сына родители ничего не жалели. Алик попеременно занимался то музыкой, то рисованием, то спортом. Но добиться высоких результатов нигде не смог. Не потому, что был бесталанным, а потому, что не хватало терпения долго заниматься одним и тем же. Не надоедало Алику только одно – отдыхать. Он мог сутками валяться на диване или бесцельно шляться с такими же лоботрясами по улице. Благо родительских денег до поры до времени на это хватало.

Перестройка в СССР и объявленная Литвой независимость лишили родителей Алика работы, а значит, и достатка. Алик попробовал найти какое-нибудь занятие, но за что бы он ни брался, это оказывалось скучным и малоперспективным, а главное, почти не приносило денег. Случайная встреча с одним из бывших одноклассников решила дальнейшую судьбу Ройтмана. Его интеллект и физическая сила на какое-то время понадобились профессиональным преступникам. Правда, тогда Алик не знал, что добиться авторитета среди уголовников можно, только отсидев хотя бы один срок. В том мире это было обязательным условием.

В тюрьму Ройтман не хотел, но его мнения не спрашивали. Подвели под статью так, что никто, даже нанятый адвокат, не усомнился в его виновности. Приговор суда не отличался мягкостью – восемь лет усиленного режима. В зоне Ройтмана не поддерживали, посылки, которые он получал только от родителей, авторитетные зэки попросту отнимали. Они словно проверяли новичка на излом.

Освободившись, Ройтман с досадой и раздражением обнаружил, что опять оказался не у дел. Никто из бывших друзей не собирался ни помогать ему, ни тем паче делиться доходами. Родители тоже едва сводили концы с концами. В этот-то критический момент, когда Алику оставалось только выходить на большую дорогу, он и столкнулся с национал-патриотическим движением. Человек неглупый, Ройтман быстро сообразил, что идеи «наци» – весьма удобная штука для запудривания незрелых умов. Но самое главное, эти идеи приносят неплохой доход, если правильно их использовать.

Довольно быстро он достиг определенных высот на иерархической лестнице полуфашистской организации. Для этого пришлось взять псевдоним. Так еврей Альберт Ройтман стал немцем Альфредом Краузе. Возглавив одно из отделений организации, он тут же угодил под колпак правоохранительных органов. Его куратором стал Касперас Дзиманкавичус. Когда несколько дней назад тот приказал собрать самых боеспособных и проверенных бойцов, чтобы ликвидировать некую группу, Алик заподозрил неладное. Куратор от полиции нервничал, говорил торопливо, часто вертел головой и старался не смотреть в глаза собеседнику. Ройтман понял, что Дзиманкавичус задумал что-то нехорошее.

«Скорее всего, – рассуждал Алик, – этот козел уберет неугодных ему людей, потом быстро раскроет это жестокое убийство и получит повышение, а я поеду отбывать максимальный срок. И здорово повезет, если этот срок будет не пожизненный».

Опасения Ройтмана сбылись целиком и полностью. Как только стало известно о большой бойне под Ионишкисами, Дзиманкавичус устроил на Алика самую настоящую охоту. Ройтман-Краузе рассказывал об этом с поразительным равнодушием, как будто говорил не о себе, а о ком-то постороннем.

– Ну, ты на жалость-то сильно не дави, – посоветовал Ройтману Локис. – Слезу из меня не выдавишь, и сопли тебе подтирать я тоже не собираюсь. Но есть деловое предложение. Ты помогаешь нам добраться до российской границы, а я тебя отпускаю на все четыре стороны…

Алик посмотрел на Володю диковатым взглядом.

– Ты что, не понимаешь? – с нажимом проговорил Альфред. – Меня в любом случае убьют, и мне глубоко наплевать, кто это сделает! Какой у меня резон помогать вам?

– Самый что ни на есть прямой. – Локис поднялся с табурета и прошелся по бункеру, перешагивая через трупы. – «Потеряешься» где-нибудь в Латвии или Белоруссии, осядешь там, появится шанс начать жизнь заново…

Говоря эти, в общем-то, банальные вещи, Локис провернулся к Ройтману спиной. Сделал он это неумышленно, хотя прекрасно знал, что делать этого ни в коем случае нельзя.

Локис не сразу сообразил, что случилось. Звук выстрела из немецкого карабина на этот раз был глухим. Володя резко обернулся. Ройтман с перекошенным от боли лицом заваливался на стол. В руке он сжимал пистолет «парабеллум».

– Подставляешься, сынок, – как всегда ехидно проговорил Бузько, передергивая затвор…