Глава 9
Полковник Дуглас Козловски уже в течение получаса разговаривал по телефону с представителем Агентства национальной безопасности. Беседа проходила на повышенных тонах. Точнее сказать, нервничал сам Козловски, а его собеседник проявлял удивительное хладнокровие. Начальник безопасности военной базы Карабаши напрямую никак не подчинялся спецслужбам Соединенных Штатов. Впрочем, сейчас иного способа решить создавшуюся проблему не существовало.
Комитет начальников штабов, а тем более штаб-квартира НАТО в Брюсселе переложили всю ответственность за ликвидацию очередного террористического очага на само руководство военной базы. Но начальник базы, бригадный генерал Томас Макферсон, что называется, решил «умыть руки». Он говорил истерические фразы о том, что раз безопасность важного объекта находится в руках Козловски, то ему и надлежит нести всю подобающую случаю ответственность. Ничего другого не оставалось, как вести ненужный и нелепый разговор по телефону с представителем агентства.
Сидящий в далеком Вашингтоне человек со странной фамилией Туерс упрямо твердил ледяным тоном одно и то же:
– В случае возникновения опасной ситуации для стратегических объектов вы, полковник, отвечаете за безопасность лично.
А ситуация развивалась по самому крутому сценарию, как в голливудском фильме. Отряд смертников, захвативший аэродром, несколько часов кряду держал в напряжении не только натовское руководство.
Главарь фидаинов – Али Фархан, личность которого быстро установили, смог направить остатки своего поредевшего отряда на захват двух самолетов «F-14D Tomсаt», готовых к вылету. Сейчас обе боевые машины, что называется, стояли «под парами», дожидаясь последней команды эмира. Но Али Фархан ждал. В его руках оказалось слишком грозное оружие, а сам характер операции пока не позволял говорить о ее результатах хоть с какой-то степенью надежности.
Час назад, в два ночи по стамбульскому времени, полковник Козловски имел очень неприятный разговор с генералом турецких ВВС. Генерал прямо заявил следующее: «В случае если террористы поднимут самолеты в воздух, я отдам приказ сбить их силами ПВО».
А это означало, что к прочим неприятностям прибавится еще одна: в воздух взлетят миллионы долларов, а крайним в этой ситуации окажется опять же он, полковник Козловски, который вовремя не озадачился созданием надлежащего режима безопасности на вверенной его попечению военной базе.
– Мистер Туерс, – в который раз сказал Козловски, вкладывая в это обращение все свое презрение к этим кабинетным крысам, не способным даже на мгновение влезть в шкуру руководителя реального стратегического объекта, – террористы не поднимут самолеты до тех пор, пока не убедятся, что здесь их не станут уничтожать. Нам необходимо усыпить их бдительность. Бригадный генерал готов пойти на фиктивные переговоры. Требуется только карт-бланш на любые действия со стороны руководства. Иначе я вынужден буду напрямую связаться с министром...
– Связывайтесь.
– Мы только что имели беседу с министерством, – ледяной тон Туерса окончательно вывел полковника из себя, и он сорвался на крик, – и там потребовали!.. Вы слышите, мистер Туерс?! Там потребовали решить эту проблему с вашей помощью, ослиные головы!
– Сожалею, но наши части специального назначения не готовы немедленно начать операцию.
– Чтоб ты провалился! – Полковник с дикой силой бросил трубку радиотелефона в угол. Если бы сейчас там находился сам мистер Туерс собственной персоной, можно было смело утверждать, что трубка проломила бы ему голову.
Сама трубка, впрочем, оказалась весьма прочной. Она не разлетелась на части, более того, спустя всего несколько секунд после падения издала трель на мотив «Yеllow submаrinе» – полковник был старым поклонником «Битлз».
Он мгновенно, как и подобает старому спецназовцу, привел себя в чувство. Только тяжелое дыхание напоминало о том, что абонент только что имел весьма резкую беседу.
– Да, Козловски слушает.
– Господин полковник! Первый самолет начал движение. Пилот выруливает к взлетной полосе. – Дрожащий голос своего заместителя, майора Фриттена, полковнику трудно было узнать. Но трубка тут же перекочевала в руки начальника базы:
– Козловски! Вы меня слышите? Террористы начали движение. Вы должны отдать приказ к атаке.
В эти мгновения полковник как-то не задумывался над тем, что вообще-то отдавать такой ответственный приказ может только лично командующий базой бригадный генерал Макферсон. Козловски, автоматически удерживая трубку в руке, бросился вон из комнаты, еще не зная, что предпримет в следующую минуту...
* * *
У Али Фархана осталось мало людей. Та группа, с которой он прорвался на аэродром и захватил самолеты, заметно поредела. В живых были только два летчика-фидаина, он сам и один из боевиков по имени Ахмед. Тем не менее он не терял надежды. Если бы только удалось довести хоть одну боевую машину до нефтяных хранилищ в Ираке, это значило бы, что весь затеянный труд и все жертвы не являются напрасными.
Двигаясь около бортов захватываемого самолета под градом спецназовских пуль, Али Фархан уже приготовился к смерти. Но Аллах смилостивился над ним и дал возможность довести великое дело до конца.
Эмир Али Фархан торжествовал. Его план успешно реализовался – может быть, и не так, как это было изначально задумано, но тем не менее главное-то сделано – два самолета захвачены, и летчики-фидаины ведут их на штурм неприятельских скважин. Взорвать их в воздухе врагам не хватит духу – это Али Фархан рассчитал еще раньше, задолго до начала самой операции.
Единственное, на что он не мог сейчас ответить, – как поступить ему самому. Летчики в два счета способны создать условия для успешного прыжка с парашютом и не будут в этом препятствовать – мало того, они будут только рады сохранить жизнь эмиру для дальнейшей борьбы. Вопрос в другом – нужно ли это ему? У эмира осталось не более пары часов времени для ответа на этот вопрос.
Сидеть и ждать, когда их возьмут в кольцо, блокируют и расстреляют, он не собирался. Поэтому после нелепых переговоров с бригадным генералом, который обещал сохранить жизнь боевикам в случае сдачи, Али Фархан понял, что больше нельзя ждать. Рано или поздно янки постараются взять самолеты штурмом.
В самом начале третьего по стамбульскому времени эмир дал команду летчику взлетать. В конце концов, если не удастся долететь до Ирака, есть возможность погибнуть и здесь с пользой для их общей борьбы. Надо только довести начатое до победного конца!
– Поднимай машину и держи курс на юг! – приказал Али Фархан фидаину. Тот в ответ лишь слегка наклонил голову. Фидаины всегда немногословны.
Спустя несколько минут боевая машина, управляемая пилотом-смертником, медленно развернулась и покатила по взлетной полосе аэродрома военной базы Карабаши. Второй фидаин последовал примеру старшего товарища.
Пользуясь растерянностью натовского командования, оба самолета постепенно увеличивали скорость, следуя параллельным курсом на двух свободных взлетно-посадочных полосах. В момент, когда они оторвались от асфальта, первый самолет опережал своего собрата буквально на несколько метров.
А команды открыть огонь все не было...
Слаженно и легко самолеты, взревев моторами, резко пошли вверх, мгновенно уходя из долины Карабаши в глубь Турции. Перехватить самолеты руководство базы так и не решилось...
* * *
Бабаджанов сел на камень у самого входа в пещеру и после короткого поиска в компьютере нашел информацию, пришедшую из штаба. Ответ был молниеносным – создавалось ощущение, что куратор неотрывно следил за сообщениями, ожидая письма от группы Ястреба. Тон письма был сухим и сдержанным, хотя полковник Песков приводил исчерпывающую информацию о характере тех событий, которые фактически привели к провалу операции. Между строк недвусмысленно читалась следующая мысль: «Задание должно быть выполнено при любых условиях, а необходимые материалы доставлены в Россию». Полковник Песков предлагал Ястребу самостоятельно решить этот вопрос, приводя два возможных варианта выхода из создавшегося положения:
«Подтверждаю информацию о крупном ЧП на военной базе Карабаши. Она поступала из разных закрытых источников в течение дня, а полчаса назад была озвучена в новостной программе CNN. Тогда же материалы попали на интернет-сайты. Вкратце сообщается следующее.
Вчера во второй половине дня группа арабских террористов-смертников проникла на территорию военной базы и после довольно продолжительного боя сумела прорваться на аэродром и захватить два стратегических самолета «F-14D Tomсаt». Большая часть отряда была уничтожена, но результат боестолкновения явно не в пользу руководства американской военной базы. В настоящий момент два самолета поднялись в воздух и движутся по направлению к южной границе Турции. Сбить два своих самолета – непростое решение для натовских военных.
Вооруженное нападение на ваш отряд практически полностью исключает возможность успешно выполнить задание по прежнему плану. Все пути передвижения вашей ДРГ будут блокированы натовским спецназом. Уничтожение двух вертолетов полностью исключает какой-либо торг с натовской стороной. Теперь их задача – найти и уничтожить ваш отряд, что фактически ставит ДРГ на один уровень с террористами, захватившими самолеты.
Для того чтобы уйти от неминуемого боестолкновения с натовским спецназом, вам надлежит действовать исходя из двух резервных вариантов операции «Картотека»:
1) полностью рассредоточиться, ликвидировать десантный камуфляж, оружие, боеприпасы и снаряжение и в гражданской одежде российских туристов выходить к поселку Геюк-Икчедал. В этом случае задачей отряда будет захват Чироева (это легче осуществить, чем изъять всю картотеку);
2) сохранить единство группы, но при этом передвигаться парами. Каждая пара должна рассчитывать на самостоятельный захват картотеки. Но при этом должна быть досконально продумана система условных сигналов и определено место встречи.
И тот и другой планы имеют свои минусы и плюсы. Но, учитывая сложившуюся обстановку, я считаю более приемлемым первый вариант. Однако окончательное решение оставляю за командиром ДРГ.
Напоминаю, что штаб будет ждать от вас постоянных сообщений по этому же адресу. Периодичность сообщений – не более двух-трех часов. Желаю успеха».
* * *
Ястреб специально, грубо нарушая дисциплину, не сообщил ничего о ранении Борца. В этом случае точно было бы рекомендовано действовать по первому варианту. Нужно было срочно придумать какой-то план исходя из реалий создавшейся обстановки.
Уходить сейчас из защищенного схрона – самоубийственное решение. Даже если попытаться, как советует Песков, развернуть группу на пары. Но какие могут быть пары, если с ними раненый? Так можно голову сломать. Ястреб ощущал совсем не свойственное ему чувство абсолютной безысходности. Как поступить в той ситуации, как говорится, когда куда ни кинь, всюду клин?
– Ты исследовал, куда дальше ведет этот карстовый тоннель? – спросил Дьяк. Он внимательно следил за манипуляциями Бабая, который аккуратно вывел на экран карту местности.
– Кто же его знает, полость уходит под небольшим уклоном вниз, постепенно сужаясь. Я думаю, что у нас нет никаких шансов, если мы попытаемся следовать в этом направлении. – Ястреб поймал себя на мысли, что говорит неоправданно резко. По идее, именно он должен приводить в чувство подчиненных, а не наоборот! Это совершенно никуда не годится! Не хватало еще расклеиться на глазах у подчиненных!
– Я просто обратил внимание на одну деталь. Бабай, дай на секунду. – Дьяк осторожно взял в руки дисплей, повел курсором, возвращая картину в прежнее положение. – Сейчас, секунду... Вот, видишь? Эта картинка показывает степень трещиноватости карстовых пород по мере удаления в глубину скального массива. Если бы мы смогли передвинуться хотя бы метров на пятьсот к юго-востоку, то, несомненно, попали бы в зону, где интенсивность карстовых процессов существенно выше. Я думаю, что этот подземный тоннель имеет какое-то сообщение с другими подземными пустотами. Это очевидно из данной схемы. Ты видишь, Ястреб?
Ястреб видел. Более того – этот момент уже давно занимал его внимание. Но ему не приходило в голову, что серый фон карты, показывающей всего лишь степень радиосвязи под землей, может стать инструментом для поиска оптимальных путей отхода. Да, Дьяк молодец! Котелок у него варит будь здоров! Только как это все использовать?
Сейчас они не могут двигаться в глубь скального массива, но направить на разведку пару бойцов Ястреб может совершенно спокойно.
– Вот что, ребята. – Он поднялся, повернулся к Дьяку, Боксу и Бабаю. – Сейчас вы как раз и проверите, куда дальше идет этот ход. Из схрона уходить мы не будем еще неопределенно долгое время, поэтому ищите основательно, не торопясь.
Дьяк кивнул, негласно принимая на себя функции старшего в этой тройке. «Спецы» молча собрались и, прихватив два фонаря, выбрались в тоннель. Освещенный всего лишь одним фонарем и гаснущим светом очага, невысокий свод пещеры погрузился в красноватый полумрак.
Ястреб подошел к Оксане, которая сидела около раненого.
– Он сейчас в забытьи, но вообще дело плохо. – Фея взглянула на Ястреба, как ему казалось, с некоторым укором. – Как мы с ним будем дальше? Он же...
Она недоговорила. Ястреб присел на каменный пол, сложил руки на груди:
– Будем бороться до последнего. Вариантов все равно других нет. Куратор, правда, оставил мне адрес одного врача из Гиресуна, к которому можно обратиться в крайнем случае за помощью. Он, как я понял, входит в состав действующей агентуры. Но как мы сейчас будем туда добираться? Мы же не можем летать как птицы... Так что, – он помолчал и повторил: – других вариантов у нас нет. Будем действовать по обстановке.
– Ты знаешь, – Оксана внимательно всмотрелась в лицо командира, на котором красноватые отсветы гаснущего костра упорно боролись с наползающими тенями, – давно хотела тебя спросить. А это правда, что ты... сидел?
Ястреб не шелохнулся, не сдвинулся с места, не произнес ни одного слова, но Оксана почувствовала, что случайно коснулась запрещенной темы. Видимо, спрашивать об этом не стоило.
– Правда, – наконец произнес Ястреб. – Только сейчас не время для воспоминаний.
– Извини, – коротко ответила Оксана и опять повернулась к раненому. В этот момент Борец застонал, приоткрыл глаза.
– Где мы? – Он произносил слова еле слышно. Ястреб и Фея скорее догадались о сути вопроса, чем действительно различили слова раненого.
– Мы в надежном месте, – негромко произнесла Оксана, вытирая ему пот со лба. – Лежи тихо. Тебе сейчас нельзя двигаться. Потерпи. Слышишь?
Борец в знак согласия прикрыл глаза. Потом сделал попытку что-то сказать, но не смог. Слова буквально замерли у него на губах, но Ястреб и Фея поняли смысл непроизнесенной фразы – Борец собирался повторить то, что уже говорил несколько раз: «Идите без меня, мне все равно не выжить».
Ястреб резко повел головой из стороны в сторону – мол, это не дело, парень, будем бороться. Но Борец его уже не видел – он опять впал в забытье.
Минут пять Ястреб и Оксана сидели молча. Капитан смотрел в одну точку, о чем-то размышлял.
– Там не жизнь, Оксана, – наконец произнес он, подняв голову. – Там существование. Ты просто очерчиваешь для самого себя, что можно делать, а что нет. И с этим знанием коптишь небо. Но поверь мне, что в рейдах бывало гораздо хуже...
– Я в этом не сомневаюсь.
– И еще одно. Это правда, что там человека видят насквозь. Действительно, светят рентгеном. Но есть тут одна хитрость, один нюанс. Ты не только должен это внутренне принять, ты обязан постоянно бороться, отслеживать реакцию противника. Ведь там нет друзей. И не может быть. Борьба идет каждый день. Почти каждый час. Ты должен быть всегда начеку. Только тогда у тебя есть шансы выжить.
– Как же ты выжил? – Оксана произнесла эти слова едва слышно и тут же пожалела, что их произнесла.
– Молча. – Ястреб усмехнулся. – В буквальном смысле молча. Я молчал и делал свое дело. А потом ко мне с воли приехали посыльные. Честно сказать, я их совсем не ждал.
– Можешь рассказать, зачем? – Оксана взглянула на Борца, потом кинула взгляд на часы. Было очевидно, что, пока не придут разведчики, командир не будет принимать никаких решений. Пусть он лучше хоть на короткие минуты забудет о сегодняшних проблемах. Так будет лучше. Оксана не отдавала себе отчет в том, что завела этот разговор не просто так...
– Это было в марте, – Ястреб откинулся назад, оперся спиной о стену пещеры. – Да, именно в марте... Их никто не ждал. Они появились неожиданно. В то утро...
* * *
Зона строгого режима. Пермская область. 1998 год.
* * *
Март в тайге. И хоть уже ярко светит днем солнце, ночью еще бывает сильный мороз. Снег глубокий, лежит ровным белым слоем. У оснований стволов он слегка обтаял, а сверху наст стал ноздреватым и пористым. На его поверхности под густым пологом леса разбросаны еловые иголки и кора, выдолбленная дятлами. Еще спит медведь. Еще не зазвучали в этой дикой глуши птичьи голоса. Только ворон черным силуэтом на фоне синего неба движется над верхушками деревьев – далеко разносится его громкий зловещий крик. Скрипят старые деревья да, шумно хлопая крыльями, глухари слетают с пихт, наевшись хвои.
Редко встретится волчий или лисий след. Там, где снега поменьше, в осинник ходят питаться корой лоси, оставляя после себя глубокие оплывающие лунки. Им наперерез тянутся под пологом леса цепочки заячьих следов, вычерчивая замысловатые стежки и петли. Не боятся беляки ни глухой еловой чащи, ни могучих пихтачей на водоразделах, ни густых молодых березняков по берегам небольших таежных речек. А иногда их следы выводят на опушку, туда, где за тройным периметром колючей проволоки располагается зона строгого режима.
«Колючка» окружает огромную территорию площадью в несколько десятков гектаров. Тянули ее давно, еще в сталинские времена. Да и сам лагерь имеет солидную историю. Здесь есть много объектов: лесопильный завод, деревообделочный цех, несколько столярных цехов, котельная, кузнечный цех, автомастерская, гаражи, гигантский склад леса. Тут лежат тысячи стволов, ожидая своего часа, когда отправятся на лесопилку или к ближайшей товарной станции. Близко это, впрочем, только по местным меркам – от «строгача» до железнодорожного разъезда Усть-Прохоровка без малого двести километров...
А еще на территории зоны есть бараки. Много бараков, стоящих по краю и в центре, старых и относительно новых, деревянных и сложенных из белого силикатного кирпича. В них, разделенные на отряды, живут осужденные – у большинства, как пел Высоцкий, «срока огромные».
А жизнь тут тяжелая. На то она и зона строгого режима. Работа самая что ни на есть потогонная, еда скудная, возможностей получить посылку с воли раз-два и обчелся. А если добавить сюда еще и тот факт, что в последнее время настоящий блатной закон по сути превратился в пустой звук и на многих зонах держат банк самые настоящие отморозки, тогда становится понятно, в каких условиях приходится обитать обычному зэку.
На этой зоне, правда, есть какой-никакой смотрящий, не в законе, но вполне авторитетный блатарь Трифон, однако реальной власти он почти не имеет. Так, отвоевал своему бараку право работать на льготных условиях, с молчаливого согласия «хозяина» получает с воли продукты и водку, держит около себя обслугу – «шнырей» и двух мрачного вида телохранителей, разводит мелкие «непонятки» в своем отряде, да вот, пожалуй, что и все. Остальные права смотрящего здорово усечены. В других отрядах и бараках власть Трифона чисто номинальная. Там правят свои князьки и «калифы на час», для которых не существует вообще никаких установлений и законов, кроме одного-единственного права – права сильного.
В одном из таких бараков отбывает заключение Михаил Родных, осужденный на восемь лет лишения свободы за убийство двух мирных чеченцев. Правда, на самом деле эти чеченцы были совсем не мирные – Ястреб знал, как в свое время они воевали с нашими федеральными войсками. А вот после Хасавюрта бывшие бородатые боевики сразу превратились в мирных граждан независимой Ичкерии. Попробуй только тронь такого гражданина – сразу сядешь на много лет. Как это и произошло с Родных.
Он встретил их в Пятигорске, в обычном баре. Они подошли к нему сами, сытые и довольные жизнью. Нагло улыбаясь, без разрешения сели за столик, где сидел Родных со своей девушкой. «Здравствуй, командир. Узнаешь?» Ястреб кивнул. Как не узнать этих двух уродов, которых он лично захватывал полтора года назад во время рейда под Ачхой-Мартаном? Их передали в местную комендатуру – у «спецов» не было времени валандаться со всяким сбродом. Они еще должны были быть благодарны Родных за то, что он не приказал расстрелять их на месте. Уроды вполне это заслужили – позволили себе жахнуть из гранатомета по федеральной колонне. И хоть никого не убили, но повредили один грузовик. «Видим, что ты хорошо живешь. Ешь, пьешь, красивую девушку имеешь. А про войну и не думаешь? Про тех, кого убил, искалечил? Так, командир?» Родных невозмутимо доел порцию салата оливье, допил пиво из высокого бокала, вытер губы салфеткой, закурил. Выдохнул дым в лицо ближнему чеченцу, сказал: «Я все помню». – «Мы тоже память не потеряли. А потому поговорить с тобой хотим. Как у нас принято». Тут только Родных заметил, что и справа, и слева за столиками вольготно расположились лица кавказской национальности. Точнее сказать, чеченской – их Родных научился мгновенно отличать от других здешних народов по ряду внешних признаков. Обложили, так сказать... «Мы сейчас тебя убьем, – задушевно говорил один из чеченцев, ковыряясь спичкой в зубах. – А потом твою девушку поимеем». Родных никак не реагировал. Ситуация была не очень серьезной – Родных мог, что называется, одной левой разбросать в сторону всю эту сволочь и гордо, обнимая за талию свою красавицу, пройти к выходу, как ковбой из вестерна. Но мешало другое – ощущение, что если он сейчас начнет ответную акцию, то не выдержит и может забить этих уродов, безжалостно раздавить, как каких-нибудь омерзительных гадов. Есть и еще один нюанс – сектор обзора у него не очень широкий, то, что происходит сзади, он не видит. Нельзя исключить, что там притаилось еще с полдюжины этих гавриков, вооруженных до зубов. Родных медленно поднялся из-за стола, стараясь не провоцировать чеченцев на немедленную агрессию. Нужно было хотя бы приблизительно оценить опасность. Но ему не дали этого сделать. Справа и слева к его столику метнулись чеченцы, девушка вскочила, но ее тут же повалили на пол, стали пинать. И вот именно в этот момент Родных потерял контроль над собой... Когда он пришел в себя, то увидел вокруг поверженные, скрюченные тела. Кто-то лежал без движения, кто-то еле-еле шевелил руками и ногами, пытаясь подняться. В результате оказалось, что двоим из всей банды Родных «нанес увечья, несовместимые с жизнью». Бар, как выяснилось, держала пятигорская чеченская группировка. Поэтому сразу нашлись свидетели, утверждающие, что именно Родных напал и собственноручно искалечил нескольких мирных жителей, чинно отдыхающих в баре. Поскольку Михаил Родных был известен как крутой спецназовец, лично взявший в плен несколько десятков «чехов», никто и не подумал усомниться в правдивости показаний свидетелей. И Родных получил на полную катушку...
В бараке, где поселился Родных, властвует Чухонец – крепкий тридцатилетний бандит с тупым лицом, звериной жестокостью и самыми примитивными представлениями о жизни. Чухонец сел на пятнадцать лет, как главарь вооруженной банды рэкетиров, на счету которой числилось семь трупов. Все они были жертвами вымогательств.
Чухонец терпеть не может бывшего спецназовца, которого тут прозвали Десантом. Впрочем, какой же лидер смирится с существованием в своей вотчине сильного независимого человека, потенциального конкурента? А если этот конкурент отказывается признавать все тюремное общежитие, на сегодняшний день лишенное даже призрачного подобия воровского закона? Тогда такой человек вдвойне опасен.
С первого же дня, когда Родных только появился в бараке, где властвовал Чухонец, десантника постарались сломать. Но он не купился на примитивные уловки, сразу же продемонстрировал несколько крутых приемов, чуть не забив на месте одного из подчиненных Чухонца. Это подействовало. От него отстали. И Родных сохранил полную независимость. Благо на зонах такой стиль поведения вполне приемлем – была раньше даже такая (правда, весьма редкая) масть – «один на льдине».
Родных прилежно соблюдает правила этой масти: ни с кем почти не общается, не играет в карты, зато выполняет свою работу (а валить лес – это не пол подметать) очень качественно – так, что их бригаде проставляют зачеты в основном благодаря Десанту. Зэки его уважают. Кажется, так можно существовать и дальше. Одно плохо. Чухонец – человек мстительный. Он затаил ненависть и при первой возможности попытается свалить ненавистного Десанта...
То утро начинается как обычно. Зэков выводят на утренний шмон. Потом строем они идут на завтрак. Столовая здесь – гордость начальника лагеря. Построена всего три года назад, стены еще блестят лакированным деревом, на светлом линолеуме можно даже поскользнуться – так его вымывает кухонная бригада. Трапеза проходит очень быстро – голодные зэки едят стремительно, тем более что в зимние дни нужно по максимуму снабдить организм калориями.
Строем отряд возвращается обратно. Когда все курят у барака, вдали появляется фигура бегущего «шныря». Он приближается к Чухонцу, передает ему новую информацию. Чухонец внимательно слушает, поворачивает голову в сторону Десанта. Тот сидит, как и другие, на корточках, спокойно курит. Но проходит всего лишь пара минут – мгновенно, как электрический ток, распространяется лагерная «почта», – и на него нацеливаются несколько десятков пар зэковских глаз. И вот уже бежит гонец в барак к смотрящему – оповестить блатаря сейчас надо обязательно. Это понимает даже такой отморозок, как Чухонец.
Дело может показаться неосведомленному человеку совершенно пустяковым. Подумаешь, экая беда – приехали на зону какие-то «мутные люди» – то ли из Конторы, то ли из Минюста, не разберешь, – и требуют к себе для серьезного разговора не кого-нибудь, а Десанта. Да не просто так – есть распоряжение «кума» снять Десанта со всех работ на два дня. Что же это значит? Только одно – может разъяснить постороннему Чухонец: стучал конкретно Десант, вот к нему на выручку и явились «мутные люди». Переведут на УДО – условно-досрочное, а там вообще могут амнистировать (хотя прекрасно знает Чухонец, что по таким статьям, как у Десанта, на УДО не переводят, а тем более амнистию не объявляют). Но сейчас главное – быстро оповестить весь лагерь о произошедших событиях, а там видно будет. Чухонцу представляется редкий случай «чисто конкретно» отомстить ненавистному Десанту, который позволил себе жить чересчур самостоятельно. Мы, мол, из-под тебя вышибем льдину, одиночка!
Спустя десять минут весточку получает Трифон. В это время он сидит у себя в каптерке, курит «Cаmеl» и смотрит по маленькому телевизору какой-то местный телеканал – все прочие здесь очень плохо показывают.
Новость для него не является неожиданной. Он уже осведомлен, что в лагерь пожаловали «мутные люди» из Москвы. И знает уже, что никакой это не Минюст и даже не ФСБ. Какие-то очень крутые «спецы». Откуда они – даже Трифону пока неизвестно.
Он давно обратил внимание на Десанта. Знаком с его историей, составил о ней свое мнение, в глубине души даже уважает этого вояку. Трифону самому не по душе кавказцы, даже здесь, на зоне, есть один «черный барак», куда определили несколько десятков кавказцев. Но воля есть воля, Чечня есть Чечня, «строгач» есть «строгач»...
Если из Москвы приехали специальные люди к Десанту, значит, у них есть свой пиковый интерес. Какой? Наверное, хотят что-то узнать или предложить. Но Десант сидит уже больше года, свежими данными не богат. Из его прошлой жизни больше вытягивать нечего. Видимо, тут другой случай.
Трифон закуривает очередную сигарету и ложится спиной на кушетку – так лучше думается. А что могут предложить бывшему «спецу» «мутные люди»? Вопрос, похоже, имеет только один ответ. «Спецам» нужен «спец». Для их работы требуется хороший работник. А что из этого следует? Поскольку Десанту еще сидеть и сидеть, москвичи попробуют его отсюда выцепить. Но официально это невозможно. Остается лишь одно – организовать побег.
Хорошенькое дело! Трифон резко поднимается со своей кушетки. А что получит братва от такого расклада? Нужно думать. Пока сплошные непонятки...
Если позволить Десанту ускользнуть, то поневоле подыграешь «хозяину», ведь лагерное начальство тоже в этом завязано. Плохо? Это как посмотреть... Ведь, с другой стороны, Трифон получает в руки хороший козырь – компромат на «кума». Афишировать это пока не стоит, но при случае можно воспользоваться ценными сведениями, которые поступили, кстати сказать, совершенно бесплатно. И какой смысл Трифону мешать спецназовцу уйти на волю? Никакого. Тем более что «вертухаи» сами все сделают. И потом – Десант, кажется, действительно стоящий мужик. Да и этому отморозку Чухонцу будет урок. Нашел что сообщать!
Приняв решение, Трифон успокаивается. Он садится за стол и зовет «шныря» отправить «маляву» в барак Чухонца. Быстрый гонец через несколько минут прибывает на место, где уже строится бригада для отправки на работу. Но Десанта среди них нет – его только что увели к начальнику лагеря. «Малява» смотрящего для всех неожиданна. Там написано коротко, но не совсем ясно: «Не мешайте Десанту». Как это понимать? Впрочем, пара опытных зэков быстро соображает, что к чему, и коротко объясняет ситуацию Чухонцу. Тот только скрипит зубами от злости. Но не все еще потеряно. Остаются ведь и другие способы...
Михаил Родных разговаривает с гостями несколько часов. Их двое – один в форме майора внутренних войск, второй одет в цивильный костюм. Прибывшие не играют в загадки, а прямо заявляют, кто они и для чего сюда прибыли.
– Мы представляем Главное разведывательное управление Генерального штаба, – с ходу говорит майор и с улыбкой добавляет, видя, что Родных с недоверием смотрит на его «вэвэшные» погоны: – Не обращайте внимания на этот камуфляж.
Они ведут себя очень естественно. Это нравится Родных. По всему выходит, что подставлять его никто не собирается. Грушники играют в открытую.
– Очень многие считают ваш приговор несправедливым, – убеждает штатский. – Тем более что сейчас ситуация начинает меняться. Недалек тот час, когда этот «бандустан» мы разотрем к едреной матери. Собственно, приготовления уже начались. Руководство очень заинтересовано в том, чтобы вы опять встали в строй. Если, конечно, вы не держите на власти зла и готовы нам помочь.
Родных готов помочь. Но не понимает, зачем устраивать какой-то дурацкий побег. Ведь это все шито белыми нитками. Мало того, что руководство лагеря открыто участвует в «проекте спасения» Родных, так еще и весь лагерь сразу догадается, куда исчез заключенный с погонялом Десант. Не проще ли пересмотреть дело и добиться освобождения?
– Нет, не проще, – убежденно заявляет майор. – Тут очень много всяких подводных камней. Ведь не все согласны с нашими взглядами. Даже наверху. Чеченское лобби в правительственных структурах имеет очень сильные позиции. Вряд ли процесс вашей реабилитации получился бы успешным. Я уж не говорю о том, что быстро такие дела не делаются.
Когда Родных возвращается в барак, ему очень трудно скрыть хорошее настроение. Зэки встречают его недоброй холодной тишиной. Родных быстро понимает, что его завтрашний побег для всех в лагере – секрет Полишинеля. И хоть многие относятся к этому с пониманием, согласиться с тем, что один из твоих собратьев по несчастью с помощью «кума» уйдет на волю, рядовому заключенному очень трудно.
Родных не может заснуть. После ужина долго сидит у входа в барак, курит и думает. Ему не мешают – до поры до времени Чухонец соглашается с распоряжением Трифона. Утро вечера мудренее...
Утром колючий снег, летящий прямо в лицо, не позволяет видеть больше чем на несколько метров впереди себя. Поэтому развод на работы проходит очень быстро. Ничего себе весеннее утро в тайге!
С Родных никто не разговаривает. Он стоит чуть в стороне, весь обметенный снегом, словно действительно являет собой скульптуру с названием «Один на льдине».
– З/к 45673, з/к 45675, з/к 45643, – хрипло командует «вертухай». – В распоряжение прапорщика Симоненко. Пойдете на удаленный участок. Шагом марш!
У Родных номер – 45643. Кажется, все вокруг понимают, почему Десант попал в это трио, где его попутчики – пара доходяг, не способных работать с полной выкладкой. Удаленный участок – место блатное. Там разрешается работать медленно, не с полной выкладкой.
Когда Родных и двое других зэков отправляются на означенное место, в сопровождении всего двух конвоиров, Чухонец делает неординарный ход. Он просит старшего конвойного взять на лесосеку еще пару рабочих. Объясняя это тем, что при рубке на удаленном участке часто случаются травмы.
Это верно – бывает и так. Но не больше, чем на центральной лесосеке. К тому же просьба поражает своей нелепостью – какой заключенный, даже авторитет, будет просить у «вертухаев» разрешения провести на участок еще пару людей?! Но старший конвойный – свой человек. Раз в месяц ему полагаются довольно щедрые подношения. Поэтому спорить с зэком он не станет. Себе дороже. Послушав спокойную речь Чухонца, офицер соглашается с его доводами.
Так в группе Родных появляются еще двое персонажей – молчаливый Скокарь и любитель анекдотов Хохмач. Хохмач – один из верных подручных Чухонца. Счастливо избежав тотального шмона, в правом рукаве телогрейки он надежно укрывает заточку. И у него есть руководящие указания, как тихо и грамотно совершить покушение...
Пять зэков медленным шагом отправляются к бортовому «ЗИЛу», залезают в кузов с искореженным бортом, садятся на смерзшуюся ветошь около кабины. Водитель, не дожидаясь, пока все устроятся, резко срывает машину с места. Один из зэков скользит на обледенелом полу, сильно ударяется боком о стенку кузова. Но молчит, только крепко стискивает зубы. Ругаться на зоне, особенно матом, не принято. Заняв себе место у борта, прячет лицо, как и все, за поднятым воротником телогрейки, защищаясь от режущей снежной крупы и холодного ветра.
Через полчаса тряской езды «ЗИЛ» останавливается на краю широкой вырубки. Здесь уже вовсю поработала метель – сваленные накануне стволы сосен щедро засыпаны свежим снегом. Пара работяг с воли копается около бульдозера, тоже занесенного высокими сугробами. Один из мужиков очищает гусеничные скаты, второй залез в кабину, пытается завести дизельный движок.
– Вылезаем! – командует «вертухай». Они с напарником стоят сбоку от борта, держат оружие на изготовку, как это и положено по всем инструкциям.
Зэки неспешно спрыгивают вниз, строятся.
– Вперед!
Пять человек тяжело бредут, проваливаясь в рыхлую снежную массу, с трудом переставляя ноги. Им предстоит обогнуть по краю запорошенную широкую яму, где торчат одинокие пни между кучами срубленных стволов.
Эта дорога занимает минут пятнадцать. Наконец двое доходяг, идущих впереди, останавливаются у самого дальнего края. Здесь, в маленьком вагончике, тоже наполовину занесенном снегом, лежит инструментарий – бензопила, веревки, двуручные пилы, топоры.
«Вертухаи» отходят к опушке, начинают собирать сучья для костра. Им тоже не позавидуешь – предстоит долго терпеть снег и ветер. Огонь разжигается очень плохо – только через десять минут, когда зэки уже разобрали свои орудия и двинулись к нескольким соснам, обреченным на гибель (они помечены затесами), конвойным удается разжечь небольшой костер. Смоляные лапы вспыхивают с шипением – и вот огонь уже весело пляшет под аккомпанемент воя ветра.
Родных помнит все, что ему сказали грушники. Через час работы он отойдет в сторону, якобы по нужде, и у сваленной огромной пихты (он сам предложил это дерево как надежный ориентир) найдет лыжи и палки. Оттуда же в глубь леса должна быть проложена лыжня. Только сейчас дело плохо – свежий след, наверное, полностью занесен снегом.
Две сосны, спиленные «Дружбой», с тяжелым стуком падают вниз. Пара доходяг-сучкорубов начинает очищать стволы от веток. Можно перекурить.
Когда через двадцать минут падает еще пара сосен, приходит время для рывка. Родных незаметно передвигается к краю леса, демонстративно расстегивает телогрейку, идет к густым зарослям молоденьких елей, как будто действительно собирается справить свои естественные надобности. Конвойные почти не обращают на зэков внимания – они «не при делах», убеждены, что никакой заключенный не решится на побег в этом месте и в это время. Уйти в такое время в тайгу – почти верная смерть. А, по их мнению, зэки все-таки ценят свою никчемную жизнь...
Зато Скокарь внимательно следит за поведением Десанта. Он тоже, осмотревшись, идет в сторону леса.
– Что, Десант, пронесло? «Кум» несвежей хавкой угощал? – Скокарь останавливается метрах в десяти, пристально, с усмешкой, глядя на Родных. Он сидит на корточках, из-за пушистых еловых лап видно только его лицо. – Долго же ты сидишь. – Скокарь притворяется, что заинтересовался тем, что происходит на вырубке. Даже поворачивается боком и делает незаметный знак Хохмачу. Но тот уже и так приближается: обходит двух зэков, сосредоточенно очищающих стволы от сучьев, медленно входит в лес метрах в ста от Десанта, положив руку за обшлаг телогрейки, где скрыт убийственный предмет.
Для опытного «спеца» маневры зоновских киллеров просчитать несложно. Родных поднимается и делает два шага в глубь леса.
– Эй, ты куда? – Скокарь должен отвлечь его внимание, пока Хохмач не подойдет к жертве на близкое расстояние.
Родных делает вид, что купился на примитивную уловку Скокаря. Спокойно достает сигареты, неспешно разворачивается, будто собираясь возвращаться назад, даже делает два шага в сторону Скокаря, стараясь ставить ноги в сапогах в свои же собственные следы.
– Закурить хочешь? – Родных смотрит в ухмыляющуюся рожу Скокаря.
От конвойных их отделяют добрых две сотни метров. Это «спецу» с такого расстояния легко попасть в живую мишень. А «тормозные вэвэшники» на это не способны. К тому же их прикрывают несколько сосен и пушистые молоденькие елочки. Момент для рывка настал.
– А «вертухаев» не хочешь угостить? Они же твои братаны, стукачок ссученный. – Скокарь сознательно оскорбляет Десанта.
Сейчас его задача – отвлечь все внимание жертвы на себя. Он тоже идет навстречу Родных, провоцирует его на ответную агрессию. Родных делает вид, что страшно разозлен. Он кидается на Скокаря, до которого осталось меньше десяти метров. Однако и Хохмач тут как тут. И его руки уже вытянули заточку. Убийце осталось сделать всего несколько шагов, чтобы нанести поражающий удар.
Но Родных поступает совершенно неожиданно – стремительно развернувшись, коротким ударом в переносицу «гасит» киллера, опрокидывая его в снег. Удар такой силы, что можно не сомневаться – противник «выключен» по крайней мере на несколько минут. Несостоявшееся орудие убийства падает вниз и быстро исчезает под слоем прилетевшей пороши.
Три шага вперед, размах, удар – и Скокарь повторяет судьбу своего собрата. Вся операция занимает у Родных несколько секунд...
Доходяги замечают разборку у края леса, но делают вид, что ничего не видят. Ниже склоняют головы, продолжают мерно рубить сучья. Конвойные по-прежнему заняты обогревом. Один тащит сучья в костер, второй курит, глядя на огонь. Самое время, чтобы рвать в тайгу!
Родных не останавливается ни на мгновение. Он летит, насколько это возможно по глубокому снегу, в сторону густой еловой чащи. Бежать тяжело, сил не очень много. Но сейчас, сжав зубы, нужно сделать невозможное!
Через пять минут Родных находит свой ориентир – поваленную столетнюю пихту. Она вся засыпана снегом, но у основания ствола, под корневым выворотом, есть защищенное место. Огромные корни образовали хороший естественный навес. Родных приближается, учащенно дыша, заглядывает за корневую завесу. Все как надо – там лежат лыжи, палки и вещмешок. Внутри его лежат компас, пистолет Макарова с полной обоймой, спички, теплый свитер, аптечка, складной нож, пачка сигарет, банка сгущенки, плитка шоколада, сигнальная ракетница.
С другой стороны поваленного ствола проложена лыжня. Она почти полностью занесена снегом, но кое-где внешние ее очертания сохранились. Родных надевает лыжи, обитые по-таежному оленьим мехом – камусом, хватает палки и молниеносно уходит вперед. Сейчас самое главное – скрыться подальше от вырубки. Вырубка – хорошее слово! Место, где бывший спецназовец «вырубил» двух тупых киллеров Чухонца. В том, что именно этот подонок намеревался провести его ликвидацию, Родных не сомневается!
Время от времени он останавливается, тяжело дыша, всматривается в едва различимый контур лыжни, идущий по краю ельника вдоль берега заросшей таежной речки. Достает компас, сверяет направление. Вроде все правильно...
Как ему и говорили грушники, через час быстрого хода лыжня выводит к таежной избушке. Она стоит на небольшом мыске, в устье ручья, впадающего в таежную речку. Крыша и нижние венцы бревен сильно занесены снегом, но у входа его кто-то тщательно расчистил.
Родных снимает лыжи, проходит внутрь. В избушке тепло – маленькая печка хорошо натоплена. На деревянном столике – буханка хлеба, нарезанная сырокопченая колбаса, немного водки в жестяной фляге. Меньше ста граммов – только чтобы согреться...
Наедаться сразу нельзя. И хоть рот наполняется слюной, нужно терпеть. Родных отламывает кусочек хлеба, берет колбасу, медленно ест.
Внезапно таежную тишину нарушает шум вертолетного мотора. Родных выходит на свежий воздух. Прямо над избушкой зависает продолговатый корпус «Ми-6», мощные лопасти рассекают белую пургу, с удвоенной скоростью засыпающую окружающий лес, берега и русло небольшой речки.
Сесть здесь вертолету некуда. Открывается дверца, пилот сбрасывает вниз веревочную лестницу. Родных цепко хватается за нижнюю перекладину, осторожно поднимается вверх. Внизу остается не только его прежняя жизнь. Но и старая фамилия. Отныне он официально – Михаил Ястребов...