Часа за три до перестрелки на Московской Кольцевой дороге Дарья Угланова покинула кабинет главного редактора. Совещание проводилось по пустяковому поводу и было посвящено в основном внутриколлективным склокам. Наругавшись всласть, коллеги разбрелись по своим углам пить кофе и обсуждать гнилую политику начальства, привыкшего стравливать сотрудников между собой.

Дарье в здании редакции делать было нечего. Совещание оставило в душе неприятный осадок, который быстро улетучился после рюмки коньяка, выпитой в кабинете приятельницы, заведовавшей отделом светской хроники. Дама, собиравшая сплетни об известных людях, настроилась на долгий разговор с детальным перемыванием косточек всех участников совещания. Но Углановой было недосуг заниматься болтовней. Поблагодарив за угощение (а у хроникерши в нижнем ящике стола всегда водился отменный коньяк), она стрельнула у подруги длинную ментоловую сигарету и, прикурив, направилась к выходу.

– Как наш фотограф поживает? – спросила дама, давно положившая глаз на Святого. – Что-то этот симпатюля отлынивает от работы. Может, одолжишь мужика? Мой фотограф заболел, а тут скоро грандиозная тусовка намечается.

Двусмысленный намек покоробил Дарью. Свободная в нравах, она тем не менее ни с кем не собиралась делить любимого человека. Остановившись в дверном проеме, журналистка обернулась:

– Он фуфлом не занимается. Найди другого.

– То есть? – скорчив невинную физиономию, спросила хроникерша.

– С объективом заползать под юбки попсовым звездочкам, чтобы заснять нижнее белье или отсутствие оного, мой друг не станет. И трахать тебя не будет. Лучше купи своему мужу «Виагры», чтобы наслаждаться спокойной семейной жизнью, дорогая.

Смяв белый длинный цилиндрик с золотым ободком у фильтра, журналистка затушила сигарету о дверной косяк и, подарив подруге ядовитую улыбку, вышла, громко хлопнув дверью.

– Язва! – выкрикнула дама вдогонку.

Коньяк придал журналистке необычайное чувство легкости. Это была доза необходимого организму допинга. Ночью Дарью мучили кошмары, и на совещание она отправилась абсолютно не выспавшейся. Ей снилась разная гадость. Какие-то твари, будто скопированные из фильмов ужасов, мылись вместе с ней под душем, заползали под одеяло, прикасаясь к телу липкими конечностями, насильно раздвигали ноги, пытаясь совокупиться.

Днем, после коньяка и пикировки с подругой, ночные ужастики воспринимались Дарьей с юмором. В вещие сны журналистка не верила с детства.

Решив неотложные дела, Угланова позвонила из редакции домой. Ей никто не ответил.

– Куда все запропастились? – Она раздраженно бросила трубку на рычажки.

Пожилой коллега, писавший о спорте, поправил телефон, придав скособочившейся трубке идеально ровное положение.

– Мужиков без присмотра оставлять нельзя, – с видом философа произнес спортивный обозреватель. – Но и телефоны ради нас ломать не стоит.

– Это с какой стороны посмотреть, – так же туманно, с намеком на глубокий смысл, ответила Дарья.

На этом ее обход редакции завершился. Подкрасив губы перед зеркальной стеной в вестибюле редакции, Дарья вышла на улицу.

Летний день был в разгаре. Ослепительно рыжее солнце вставало в зенит, обжигая крыши домов. Надев черные очки, Дарья направилась к охраняемой автостоянке, где ее дожидалась бирюзовая малолитражка, которую она любовно называла «моя малышка».

Усесться в «малышку» не удалось. Какой-то слабоумный или чрезмерно наглый владелец сигарообразного корыта заблокировал выезд. Прочитав охраннику длинную нотацию с применением непарламентских выражений, Угланова пнула четырехколесного монстра по колесу.

– Я схожу за покупками и, когда вернусь, разнесу эту лайбу по болтикам. А ты, Юрочка, перестанешь дрыхнуть на службе.

Охранник, конопатый парнишка с лицом, не обремененным интеллектом, влюбленно пялился на эффектную журналистку, так не похожую на его сверстниц.

– Нет проблем. Оформим по высшему разряду, – невпопад, бессмысленно талдычил охранник.

Такая преданность растрогала Угланову. Потрепав парня по щеке, она покинула стоянку и отправилась посетить ряды муниципального рынка, расположенного через квартал от здания редакции.

Пешая прогулка благотворно подействовала на Дарью. Мужчины оборачивались ей вслед. Какой-то носатый тип, удивительно похожий на общипанного грача, восхищенно поцокал языком и отпустил неуклюжий комплимент, на который Угланова не захотела отвечать. Ей хватало морального удовлетворения осознавать себя действительно привлекательной женщиной. Ничто так не стимулирует настроения особам слабого пола, как знаки внимания представителей сильной половины.

Дарья шла, цокая каблучками, гордо приподняв подбородок и чуть выгнув корпус, шествуя, как модель на подиуме. У нее не было оснований вести себя иначе. Дома журналистку ждал любимый мужчина. В проекте намечался сенсационный репортаж, за который можно было отхватить престижную, возможно, международную премию. Синоптики обещали снижение температуры и проливные дожди. Даже прогноз гидрометеоцентра радовал Дарью.

До рынка было рукой подать. Желтый рекламный щит с надписью «Выставка-продажа памятников» всегда бесил журналистку своей несуразностью. Реклама возвышалась над арочным входом вместе с лозунгом кофейной компании «Нескафе» – «Все к лучшему».

Но сейчас, ступая на зебру пешеходного перехода, Даша засмеялась идиотскому сочетанию рекламы надгробий и дарующего бодрость напитка.

В уме она составляла список покупок, когда со стороны автобусной остановки вырулила белая «девятка». Будь девушка понаблюдательнее, она давно приметила бы машину, похожую на зубило, следовавшую за ней параллельным курсом достаточно долго. Водитель «девятки» пас журналистку почти в открытую, не пользуясь элементарными методами скрытой слежки.

Интенсивного движения на этом переходе никогда не было. Поэтому Угланова шла, уверенно глядя перед собой. До бордюра, через который надо было переступать, высоко поднимая ноги, оставалось полметра.

«Жигули», прибавив скорости, неслись прямиком на девушку. Женщина в цветастом платье, стоявшая под рекламой надгробий и, видимо, ждавшая потерявшуюся среди торговых рядов подругу, дико закричала.

Дарья отпрянула назад, заметив, что передние колеса «девятки» поворачиваются вслед за ней. Разогнавшись, водитель ударил по тормозам. Синий дымок горящих протекторов шлейфом протянулся за автомобилем. Противный скрежещущий звук резанул по барабанным перепонкам. К крику посетительницы базара приплюсовался басовитый мужской голос:

– Мудаки, куда прете!

Ничего этого Даша не слышала. Она онемела и оглохла от страха, и только зрение услужливо фиксировало надвигающийся перед «Жигулей» и удивительно хладнокровную рожу с нехорошей ухмылкой за лобовым стеклом.

Удар был несильный, но чувствительный. Пластиковый бампер подсек ноги Даши, и она упала на капот лицом вперед. Водила, дернувшись, сдал назад. Беспомощно взмахнув руками, Даша скатилась с капота и шлепнулась на воняющий гудроном асфальт.

Выскочивший из машины здоровяк помог девушке подняться. Встав, Даша осмотрела ноги. Сбитые колени кровоточили. Сильная боль атаковала с нескольких сторон. Попробовав пошевелить правой рукой, Даша ойкнула и схватилась за плечо, в которое словно вонзили раскаленную иглу. Так же разламывалась поясница.

– Ну, парни, вы и козлы, – Угланова приготовилась выдать горе-водителю по полной программе с применением нецензурных выражений.

– Извини, дорогая. Сейчас мы тебя в больничку мигом доставим. Компенсация за нами. Отстегнем в пределах разумного. Садись в тачку, куколка. Раз виноваты, то виноваты! – Здоровяк сгибался в полупоклоне, прикладывал руки к груди.

Его спутники не выходили из машины. Медленно, но верно начала собираться толпа. Однако ничего интересного, кроме девушки с разбитыми коленями и взлохмаченными волосами, люди не замечали. Зрелище не отвечало запросам взыскательной уличной публики, которую могли заинтересовать лишь серьезные вещи вроде моря крови на мостовой да обезображенных трупов. Поэтому, не успев собраться, толпа стала рассасываться. На месте происшествия оставались лишь самые стойкие и непосредственные свидетели.

– Дебилы! Кто так гоняет? Тебе, сволочуга, на велике трехколесном кататься надо, – активничала, не переступая через бордюр, тетка в цветастом платье.

Ее поддерживал пенсионер, смахивающий на пивную бочку:

– В ментовку, девка, в ментовку водилу тащи.

Признав повреждения несерьезными, Даша подбоченилась и приготовилась к дальнейшим разборкам с водителем. Ни в какую больницу она ехать не собиралась и денег от здоровяка взыскивать не хотела. Но ее уложили на асфальт, испортили загар на ногах, испачкали одежду и повредили плечо. Все это не могло пройти совершенно безнаказанным.

Амбалистый водила с серебряной цепью на бычьей шее, сравнимой по толщине с собачьим ошейником, настаивал, не позволяя пострадавшей открыть рта:

– Лапонька, поедемте скорее к врачу! У меня отличные медики схвачены. Сделают компрессик, и все дела. Я отвечаю, вернетесь домой как новенькая… А может, в рестик замахнем, отметим, так сказать, неожиданное знакомство.

Что-то липкое было в верзиле, сыпавшем предложениями. Липкое, как у монстров из ночных кошмаров. Гордо тряхнув копной темных волос, Даша дунула, убирая челку, упавшую на глаза, и достала блокнот.

– Что ты делаешь? – заискивающе улыбаясь, спросил верзила.

– Номер твой записываю, – Дарья намеревалась лишь припугнуть, не собираясь давать делу ход.

Водитель беспомощно оглянулся и развел руками. Дверцы «девятки» распахнулись. Насупленный громила с родимым пятном на лбу, приближаясь к девушке, бросил напарнику:

– Хорош, Моня, канителиться. Заводи тачку, и отваливаем. Сразу суку надо было заломать, а не представление разыгрывать… Ну ты, шалава, метнулась в тачку!

Последнюю фразу он прорычал, подойдя вплотную. Что-то твердое и холодное уперлось в диафрагму живота журналистки. Даша опустила глаза и увидела вороненую сталь пистолета. В груди Углановой бешено заколотилось сердце.

– Не рыпайся, писака! Прибью голыми руками, – прошипел Лишай, брызгая слюной.

Западня захлопнулась. Находясь почти в центре Москвы, Даша чувствовала себя беспомощным ребенком, к которому никто не мог прийти на помощь.

Безжалостная мужская рука толкнула девушку в машину. Она буквально закатилась в салон, как бильярдный шар в лузу стола. Присоединившийся верзила придавил Дашу своей тушей. Она оттолкнула бандита и тут же схлопотала пощечину.

– Сиди смирно, крошка, – пробасил Лишай.

Еле сдерживая рыдания, Даша пробормотала:

– А ты не лапай своими клешнями погаными.

Верзила подвинулся и без всяких эмоций добавил:

– Будь паинькой, и с тобой ничего не произойдет.

– Не указывай, – строптивость была у журналистки в крови.

– Иначе на хор пустим. Прямо на капоте по очереди поимеем. Врубилась, козочка? – без намека на шутку произнес меченый громила, заталкивая в пасть пластину жевательной резинки.

Добычу доставили на явочную квартиру, приобретенную Ястребом для любовницы. Наскучившую любовницу он отправил в отставку, приказав убраться из столицы подальше, а квартира осталась и использовалась в служебных целях банды.

Дарье отвели отдельные апартаменты с окнами, закрытыми стальными роллетами, не пропускающими солнечный свет. Сидя в полумраке, она анализировала ситуацию и находила свое положение безвыходным. Ее единственной надеждой был Святой.

– Только не раскисай, – твердила Даша, сидя на краешке тахты. – Все образуется.

Время тянулось медленно. Ее уединение никто не нарушал. Иногда она, свернувшись калачиком, ложилась, впадая в странное забытье. Перенапряженная нервная система девушки отключала сознание, даруя передышку. Затем Даша приходила в себя и мерила комнату шагами, маршируя от угла к углу.

Между тем обстановка вне импровизированной камеры была не лучше. Справившийся с заданием Лишай ждал дальнейших указаний, а они не поступали. Что-то срывалось у шефа, хотя безукоризненно выстроенные планы Ястреба никогда раньше не давали сбоев.

Расположившись за круглым столом, Лишай делился сомнениями с раскачивающимся на стуле Моней:

– Зря Боярина за америкашкой отправили! Влетит, блин, как пить дать влетит.

– Накаркаешь, – подперев рукой щеку, предупредил скучающий напарник.

Бандиты прождали достаточно долго, чтобы почувствовать себя забытыми. Склонный к обжорству Моня успел съесть даже крошки из пакета с картофельными чипсами и понуро бродил по комнате.

– Чего бы пожрать… Лишай, давай за хавалкой слетаю. Уши от голода пухнут.

– Терпи, терпило. Ястреб сказал не отлучаться с хазы, – вяло отбрехивался Лишай.

Нет ничего хуже ожидания и неопределенности. Выполнившие свою миссию бандиты не отваживались самостоятельно выходить на связь. Распоряжение шефа гласило – не заниматься самодеятельностью и, затихарившись на явочной квартире, стеречь журналистку, оберегая ее как зеницу ока. Ястреб обещал прибыть собственной персоной и забрать пленницу.

Посиделки закончились внезапно. Забытая на подоконнике трубка мобильника истерически заверещала раскатистой трелью. Очнувшись от полуденной дремки, Лишай протопал через зал и не спеша поднес мобильник к уху, поросшему клокастыми кустиками волос:

– Алло.

– Опухли от сна. Почему вошкаетесь и не отвечаете сразу? – Ястреб был вне себя от ярости.

Бандит слушал шефа с сосредоточенным лицом. Чем дольше говорил вожак, тем больше сходились к переносице густые брови Лишая. Следивший за реакцией напарника Моня без указаний нацепил наплечную кобуру и, проверив затвор пистолета марки «ТТ» китайского производства, затолкал оружие в кожаный футляр, расположенный у смердящей потом подмышки.

– Работа намечается? – спросил Моня, когда напарник положил трубку мобильника.

– Боярин американца просрал, – в адрес покойника Лишай отпустил ряд нелестных эпитетов.

– Я задницей чуял, что длинный облажается, – торжествовал водитель «девятки», ощущая внутреннюю тревогу.

Исправлять ошибки других – неблагодарное занятие.

– Хватит трендеть! Вытаскивай журналюгу и быстро в машину. Ястреб уже в городе нас дожидается, – выпрямив левую руку, Лишай надевал кожаную, поскрипывающую сбрую.

Команда меченого снова была в игре. Взяв в плотное кольцо, бандиты вывели Дашу из подъезда. Ей предстояло стать разменной монетой и приманкой одновременно. Но Угланова не знала об уготованной участи. Поднятая грубым окриком с тахты и вытолкнутая из полутемной комнаты, она задержала шаг, чтобы насладиться дневным светом, подставить лицо под знойную волну летнего ветра. Но довольно болезненный удар между лопаток швырнул Угланову к бежевой «девятке», подогнанной впритык к подъезду.

Иногда окружающая действительность кажется одной большой зловонной лужей, из которой нет сил выбраться.

Святой никогда не позволял себе размышлять подобным образом, потому что слишком хорошо знал цену жизни, за которую умел сражаться. Но на свете большинство людей страдают малодушием, и они готовы идти на попятную, как только их прижмут к стенке. Драться за право быть самим собой до потери пульса способны лишь избранные.

Стивен Хоукс принадлежал к большинству. После перестрелки на шоссе он преимущественно молчал, очумело хлопая белесыми ресницами. Вообще американец был похож на подтаявшее мороженое: влажную, расплывающуюся субстанцию, раскисающую на глазах.

– У вас страшная страна, – бормотал инженер, пробираясь сквозь кустарник вслед за Святым.

– Не курорт, – еле сдерживаясь, чтобы не закатить оплеуху, отвечал он.

Святой не переносил, когда иностранцы критикуют его страну, выстоявшую в нечеловеческих испытаниях мировых войн, революций, социальных экспериментов и прочих потрясений, не обошедших Россию. Он был патриотом, хотя никогда не выпячивал своих убеждений. Святой предпочитал действовать, а не драть глотку на митингах, под какими бы партийными знаменами они ни собирались.

Оказавшись вне закона, Святой с удивлением обнаружил, что можно служить Родине, будучи свободным от условностей общества, понапридумывавшего несовершенных законов, посадившего себе на шею продажных следователей, лживых прокуроров, нечистых на руку судей.

Его тошнило от глупых разглагольствований толстяка, которого он не имел права бросить. Стиснув зубы, Святой терпел, понимая, что лишняя нервотрепка ни к чему. Положение и так было, что называется, аховым. Противник нанес серию упреждающих ударов, и было ясно – следующий не заставит себя ждать.

У воняющего тиной и почему-то соляркой небольшого озерца они привели себя в порядок. Остудив водой пыл схватки, Святой быстро сориентировался на местности и вывел инженера на боковое шоссе, примыкавшее с юго-востока к Кольцевой автостраде. На главной магистрали появляться было опасно. А здесь ездили дачники, молоковозы, рефрижераторы с подмосковных мясокомбинатов и колхозные машины, обеспечивающие столицу дарами природы.

Народ по шоссе колесил простой. Попутку они поймали быстро. Загорелый парень в полинявшем тельнике гнал бортовой грузовик под тентом, заполненный картошкой прошлогоднего урожая. Скоро на базарах должны были упасть цены на свежую продукцию, и привередливые покупатели откажутся покупать теряющее товарный вид старье, поэтому подмосковный фермер спешил с реализацией.

Всю исчерпывающую информацию Святой получил, помогая американцу забраться в кузов. Сам он отказался ехать в кабине с симпатичным водителем, горящим желанием поболтать с попутчиком. Из вежливости Святой поинтересовался:

– Чего так поздно пилишь в Первопрестольную? На рынки продавцы ранехонько собираются, с рассветом.

– Перекупщику клубни сбагрю. Самому торговать дороже обойдется. То менты наедут, то рэкетиры за «бабками» притащатся. И не поймешь, кто хуже, – пожаловался почерневший от солнца фермер.

Устроившись в кузове, Святой посмотрел на забившегося в угол инженера, похожего на прибитый оттепелью сугроб.

– Расслабься, Стивен! Мчимся на русском дилижансе. Пусть комфорт минимальный, зато спокойно.

Американец, не разделявший оптимизма спутника, тяжело заворочался, принимая полулежачее положение. В полном молчании они перекурили, а когда дым от «Мальборо» из пачки Хоукса рассеялся, Святой глубоко вздохнул.

– Землей пахнет, – задумчиво произнес он.

– Ну и что? – недоуменно спросил инженер.

– В окопах на войне такие ароматы…

– Скорее в могиле, – пессимистично заметил Стив, отодвигаясь от борта поближе к центру.

– Не знаю. Не бывал и пока не собираюсь, – засмеялся Святой, пытаясь приободрить скисшего напарника.

Шутка возымела обратный эффект. Инженер всхлипнул и уткнулся лицом в капроновые сетки с рассортированным картофелем:

– Они от меня не отстанут.

– Сомнению не подлежит, – Святому осточертело утешать толстяка, бывшего законченным эгоистом.

«Думает только о собственной шкуре и о карьере. Впутался в грязную историю. Людей под пули подставляет и трясется, как студень на тарелке. Нет, уважаемый, так не годится. Пора завершать эти игры в казаков-разбойников», – размышлял Святой, скатывая в шарик фильтр потушенной сигареты.

– Что делать?

Вопрос, заданный Хоуксом, относился к разряду риторических.

– Обращаться к официальным властям. Резать матку-правду ребятам из ФСБ. Сдаваться надо, мистер Хоукс, и не изображать из себя героя-одиночку.

Святой умел быть безжалостным. Череда нападений на близких ему людей должна была завершиться трагедией, а он этого не хотел.

– Теракт с применением ядерного оружия – очень серьезная проблема. Хватит оттягивать. Надо принимать решение и подключать власти. У нас еще не все развалилось, а спецслужбы менее всего.

Скорчившись в позе внутриутробного эмбриона, инженер лежал на сетках с клубнями как медуза, выброшенная морской волной на крупную гальку.

– А если Ястреб блефует? – с робкой надеждой в голосе спросил Хоукс.

– То есть?

– Если нет никакого ядерного оружия…

– Он что, программу для «Томагочи» просил написать? Девочку подложил из спортивного интереса? Шантажировал ради развлечения? Брось, Стивен, не дури. Не будь страусом, прячущим голову в песок. Нам одним эту кашу не расхлебать. Тут крепкий узел завязан и концов не найти.

Святой был полностью убежден в своей правоте.

На инженера было жалко смотреть. Перестрелка, трупы в порыжевшей траве и осознание собственной ничтожности окончательно добили Хоукса. Перепачканный пылью, неприспособленный к путешествию на подстилке из картофеля, страшащийся перспективы объяснений со строгими представителями некогда всесильной спецслужбы, олицетворявшей главного врага Соединенных Штатов, американец корчился между сетчатыми мешками, как земляной червяк, и надрывно кашлял.

Святому стало противно наблюдать за телодвижениями толстяка, не способного принять окончательное решение. Подложив под голову сумку, он сделал вид, что задремал…

Они вернулись домой, когда конторские служащие допивают последнюю чашку кофе, прежде чем покинуть опостылевшие помещения. Был удивительный час, отделяющий рабочий день от заслуженного вечернего отдыха – еще нельзя уйти, не вызвав гнева начальства, но и трудиться уже невмоготу. В такое время подъезды пустынны, а продавщицы в магазинах готовятся к наплыву покупателей. Даша шутливо называла это время часом дневного равноденствия.

Поднимаясь по лестнице, стены которой напоминали стены пещеры – стоянки первобытного человека, украшенные наскальной живописью, Святой думал о девушке.

«Даша может стать следующей мишенью. Двух мнений быть не может. Если они вычислили деда, настигли американца, то вполне могут взяться и за Дарью. Сволочи действуют хаотически, наезжают, по сути, на случайных людей, но в их действиях есть определенная логика. Эта стая отсекает ненужных, чтобы запугать и вцепиться в глотку главной жертве – Стивену Хоуксу. Будь начеку, Святой!» – рассуждал он, стараясь не оглядываться.

Сзади пыхтел, обливаясь потом, инженер. Цепляясь за перила, Хоукс брел, словно совершая альпинистское восхождение на высочайшую вершину мира и у него закончился кислород в баллонах дыхательного аппарата.

– Бодрее, старина! Сейчас примешь ванну, выпьешь хорошего алкоголя, поспишь и тогда поймешь, как прекрасна жизнь без тайн, страха и неопределенности. Самое чудесное в твоем положении – это определенность. Когда не надо шарахаться от каждой тени, от любого телефонного звонка. Расставь все по своим местам, Стивен, и тебе станет легче, – жизнерадостно говорил Святой.

Инженер лишь сопел и шаркал подошвами ног, точно немощный старик.

Дойдя до двери, Святой порылся в карманах, доставая связку ключей. Дарья должна была находиться в квартире, но он не хотел пугать хозяйку видом двух не очень чистых мужиков, обсыпанных пылью, как мельник мукой.

Ключ, вставленный в замочную скважину, не поворачивался. Дверь оказалась не запертой. Подобная расхлябанность была в стиле журналистки, но после того как однажды в квартиру ввалился алкаш, живший этажом выше, и заблевал всю прихожую, Дарья, отличавшаяся повышенной брезгливостью, стала закрывать входную дверь на все замки и цепочки.

Заподозрив неладное, Святой подал сигнал остановиться. Однако продолжая по инерции двигаться, Хоукс вкатился в квартиру и остолбенел.

Начиная с прихожей, по жилищу журналистки пронесся ураган. Все вещи из встроенных стенных шкафов были разбросаны: куртки, зимние сапоги, вешалки, одежные щетки. Поверх этого хаоса белели листы бумаги, разбросанные повсюду. Дарья хранила запасы писчей бумаги на полке ближнего к двери шкафа.

– Господи, что произошло? – беззвучно, шевеля одними губами, спросил Стивен, делая шаг вперед.

– Назад, – Святой едва успел поймать американца и, схватив за ворот рубашки, вернул Стивена на прежнее место.

Жестом он приказал спрятаться за стену.

– Не высовывай носа, – встревоженно произнес Святой, доставая оружие.

Звук вставляемого в замок ключа могли услышать, а инстинкт разведчика, это седьмое чувство, развитое до чрезвычайности у большинства представителей рискованных профессий, подсказывал, что непрошеные гости еще не ушли. В другой ситуации Святой отступил бы. Но Даша наверняка угодила в западню, и это обстоятельство отменяло все правила.

Ступая тигриным шагом, ставя ногу не на носок, а на пятку, Святой бесшумно проследовал по коридору. Он миновал основательно разгромленный зал. Из нетронутых вещей оставалась, пожалуй, только люстра. Даже ящик телевизора зиял разбитым кинескопом. На ковре возвышался курган из магнитофонных кассет с выпотрошенными лентами. Коричневые нити переплелись между собой, словно клубок змей. Журналы, книги валялись везде, и на некоторых, раскрывшихся на середине, явственно просматривались отпечатки подошв грязной обуви. Эта деталь моментально привела Святого в ярость.

Впрочем, предаваться эмоциям было некогда. Со стороны спальни донесся писк переключателя портативного переговорного устройства.

Взяв оружие наперевес, Святой ринулся вперед. Подняв на ходу руку, он резко взмахнул. Деревянное цевье скользнуло вниз, приводя в движение затвор. Через долю секунды патрон был дослан в патронник и, как оказалось, весьма вовремя.

Приземистый субъект с физиономией, вытянутой, словно морда бультерьера, выскочил в коридор, доставая из-за брючного ремня пистолет очень серьезного калибра. Святой определил оружие по удлиненному стволу, усиливающему убойную мощь.

«Сучонок… „Смит-энд-вессон“ раздобыл… Не поможет, брателло…»

Вжавшись спиной в стену, Святой выстрелил одновременно с приземистым «бультерьером». Пуля сорок пятого калибра прошла мимо и, срикошетив, заметалась среди стен Дашиной квартиры. А стальное облако, состоящее из одинаковых шариков, выпустило потроха из нападавшего. Заряд вошел на два пальца ниже подбородка бандита, размолотив в мгновение ока жизненно важные органы.

Фонтанируя алой артериальной кровью, хлещущей из развороченных легких, бандит упал, уступая дорогу следующему.

– Стоять, руки за голову… Стоять, падла! – орал выступающий вторым номером тип, неуловимо похожий на своего предшественника.

Святой успел разглядеть только широкий разворот плеч, тупой оловянный взгляд и взъерошенную прическу с осветленным по последней моде чубчиком.

Зацепившись за успокоившегося навсегда приятеля, бандит потерял равновесие и, наклонившись, полетел вперед с растопыренными руками. Мысленно Святой поблагодарил советских архитекторов, придумавших узкие, темные коридоры, так чудно спланированные для рукопашного боя.

Перехватив ружье, он двинул чубатого по макушке. Но то ли приклад скользнул по касательной, то ли черепная коробка бандита не уступала по прочности стальному шлему, чубатый только крякнул и присел, разводя руки.

– Крепкий орешек?! – констатировал Святой, отступая на шаг.

Теснота теперь играла против него, мешая размахнуться. Набрав дистанцию, Святой подпрыгнул, схватившись за пристроенный под потолком турник. Нехитрое спортивное сооружение он смастерил сам по просьбе хозяйки, которой врачи для разгрузки позвоночника, деформирующегося от долгого сидения за письменным столом, рекомендовали расслабляться, болтаясь, словно повешенная преступница.

Не уловив маневра врага, чубатый задрал голову, очарованный зрелищем зависшего под потолком Святого. А тот, сгруппировавшись, качнулся на манер маятника старинных часов и, вложив в ноги всю мощь натренированного тела, помноженную на инерцию движения, саданул по вытянутой шее бандита.

Хруст от сломанных шейных позвонков чубатого был отвратителен. Закатив глаза, он запрокинулся на спину. На губах бандита выступила белая пена, постепенно менявшая цвет на розовую. Прикушенный язык, уже не помещавшийся в глотке, трепетал кумачовым лоскутом. Чубатый подгибал под себя ноги, выполняя странное гимнастическое упражнение в состоянии смертельной агонии.

Спрыгнув, Святой нагнулся и подобрал пистолет. Затем он обернулся. Хоукс стоял у дверного косяка, неподвижный, точно библейский соляной столб.

– Скройся! Я же сказал не высовываться! – во всю мощь крикнул Святой. – Спрячься, остолоп!

Предупреждение было не напрасным. Внушительная фигура Мони, руководившего обыском в квартире журналистки, выплыла из спальни, точно выходящий на рейд броненосец. Он, не раздумывая, вскинул пистолет и, слегка согнув ноги в коленях, принялся жать на курок, опустошая обойму автоматического пистолета.

Пули раз за разом не находили цели. Заполненный едкими пороховыми газами коридор был скверным местом для прицельной стрельбы. К тому же Святой вовремя залег за чубатым, продолжавшим отбивать смертельную чечетку.

Моня шел вперед, крича, словно раненый буйвол. Он знал, что его подставили. Несколькими секундами раньше шеф предупредил по рации, что в квартиру пожалуют гости. Но предупреждение дошло до адресата слишком поздно, чтобы приготовить первоклассную ловушку. Он, передав пленницу, вообще не желал подниматься в квартиру с двумя олухами, отданными под его командование.

Где-то внизу, спрятав машины за гаражами-ракушками, прохлаждались в безопасности Ястреб и Лишай, а здесь происходило побоище.

– Вставай, падаль! – вопил Моня, зыркая слезящимися глазами.

Внезапно прямо перед его физиономией возникла перекошенная рожа чубатого. Мертвец был ужасен. Пена белой бородой свисала с его подбородка. Один глаз с открытым веком свинцово блестел, а посиневший рот кривился в сардонической улыбке Мефистофеля, приглашающего в ад. Посередине лба мертвеца зияла черная дыра с каплями серого вещества по краям.

Использовавший труп вместо щита Святой был невидим. Потрясенный зрелищем скалившегося в усмешке мертвеца, Моня отпрянул назад и выстрелил в последний раз.

Пистолет замолчал, сухо клацнув спусковым механизмом.

В следующую секунду останки чубатого летели в руки бандита. Моня механически принял груз, подхватив мертвеца под мышки.

– Твою мать… – выдохнул бандит, брезгливо отталкивая покойника.

Возникший перед ним противник осуждающе покачал головой:

– Повежливее надо с усопшими.

Кулак Святого протаранил подбородок гориллоподобного ублюдка. Передние зубы Мони превратились в крошево. Отхаркивая осколки костей, он подался вперед, надеясь всей массой тела смять противника. На каком-то этапе намеченное удалось осуществить.

Поскользнувшись – нога Святого оказалась посередине лужи из крови и пены, оставленной чубатым, – он чуть не упал. Но, схватившись за стену, Святой устоял, однако потерял инициативу.

Нанеся косой удар в челюсть, Моня активизировал атаку, пробуя пустить в ход ноги. Но мастером кунг-фу он явно не был. Задирая слоноподобные ноги, он напоминал скорее бегемота, выскочившего на лед, чем лихого мастера восточных единоборств.

Поймав пятку противника, Святой крутанул ногу бандита, синхронно нанося удар внутренней стороной подошвы по мужскому достоинству нападавшего. От пушечного удара лопнула даже «молния» черных джинсов, в которые был одет бандит.

– О-о, – трубно завыл Моня и завертелся волчком.

Он встал на четвереньки, затем перекатился на спину и повторил кульбиты в обратном порядке. Катаясь, бандит бился всем туловищем о стены.

– Верю, это очень больно, – тяжело дыша, произнес Святой.

Тайм-аут получился непродолжительным. Когда боль чуточку отпустила, громила вскочил на ноги, да так резво, что Святой едва уклонился от ножа, описавшего дугу перед его лицом. Моня, извлекший из бокового кармана джинсов свое излюбленное оружие, продолжал отчаянно сопротивляться. Он делал стремительные выпады, но противник был чуточку быстрее. Святой уходил от разящих ударов стали с грацией хищника.

Он мог запросто пристрелить бандита, наделенного природой крупными габаритами, несдержанным нравом и горсткой серого вещества под черепной коробкой. Моня шел напролом, напрочь утратив инстинкт самосохранения. Но Святой не спешил нашпиговать противника свинцом. От мертвеца мало прока.

– Эй, шкаф, тормозни! У меня пушка, – увернувшись в очередной раз, крикнул Святой, продемонстрировав оружие.

Они медленно перемещались к входной двери, за которой притаился инженер. Изредка Хоукс, вытягивая шею, глазел из своего укрытия на схватку, но, будучи человеком впечатлительным, быстро прятался, зажимая нос пальцами. Его тошнило от запаха и вида крови. Не выдержав, Стивен пробежал по лестничной площадке и, перегнувшись через перила, облегчил желудок.

На хлюпающие, утробные звуки, сопровождающие исторжение рвотных масс, Святой оглянулся, предоставляя врагу неплохой шанс.

– Хоукс, что стряслось?

– Нормально, – полузадушенно ответил инженер, опиравшийся обеими руками на перепачканные перила.

Воспользовавшись ослабленной бдительностью противника, Моня попробовал нанести коронный удар. Он целился в живот, собираясь полоснуть снизу вверх, чтобы распороть брюшину от пупка до диафрагмы. Но глазомер подвел бандита. Кончик ножа, вместо того чтобы раскроить мягкую человеческую плоть, уперся в цельнометаллическую пряжку брючного ремня. Эта часть гардероба, кожаный ремень с плоской, без рисунка, отполированной пряжкой из белого металла, спасла Святому жизнь.

Перехватив запястье, он завернул руку громилы до хруста в суставах. Сцепив зубы, Моня не кричал, а лишь натужно сипел и не выпускал из руки нож. Оттолкнув пыхтящего, точно маневровый паровоз верзилу, Святой вскинул пистолет.

Из ствола вырвался язычок пламени, а уж затем раздался раскатистый гром выстрела. Он стрелял в упор, наставив пистолет на багровую, точно глаз семафора, рожу бандита. Пуля, проделав аккуратное отверстие над переносицей Мони, прошла навылет, увлекая с собой серое вещество громилы. Мозг вылетел вместе с задней частью черепа, расколошмаченной на сотни мелких осколков. Кровавая масса забрызгала светлые обои, которыми так гордилась Даша. Отброшенный чудовищной силой, бандит захрипел и улегся под пятном, напоминавшим бредовую картину абстрактного художника, не пожалевшего красной и серой краски.

– Кончено! – произнес Святой, опуская оружие с еще дымящимся стволом.

Коридор некогда уютной квартиры представлял собой страшное зрелище. Задымленный пороховыми газами, заляпанный кровью, с бесформенными телами, отданными во власть смерти, он походил на отделение скотобойни.

– Стивен, пойдем отсюда, – Святой с трудом оторвал американца от перил.

Инженер пребывал в шоке. События, ускорявшиеся с каждым прожитым днем, накладывались чудовищной перегрузкой на привыкшую к комфорту нервную систему гражданина страны, в которой вызывают полицию, заметив раздавленного автомобилем кота.

– Куда? – парализованный случившимся, промычал мистер Хоукс.

– В надежное место…

– Разве остались еще надежные места? – Казалось, инженер готов разрыдаться.

Стивен двигался, точно спеленутая бинтами мумия. Он переставлял одеревенелые, негнущиеся ноги и смотрел перед собой незрячими глазами, в которых поселился ужас. Его губы шевелились, как если бы инженер читал про себя похабные надписи, выцарапанные на стенах.

Где-то на верхних этажах раздался истерический крик, перебитый скороговоркой:

– Вызовите милицию! В кого-то стреляли…

– Тебе, дура, дело? Вернись в квартиру, к детям, идиотка безмозглая… Без нас разберутся.

Дискуссия закончилась пушечным хлопком закрытой с размаха двери.

Никогда столь короткий путь не казался Святому таким долгим. Лестничные пролеты они преодолевали со скоростью черепахи. Виной тому был американец, замедлявший шаг по мере приближения к двери подъезда. Словно какая-то невидимая сила отталкивала Хоукса от выхода.

– Прекрати истерику, ковбой! Некогда изображать кисейную барышню, – рассерженно говорил Святой, тащивший за собой на буксире обмякшую, как тесто, тушу инженера.

Пронзительно взвизгнула ржавая дверная пружина. Фанерная плоскость отошла в сторону. День ударил в глаза всеми красками лета. Святой вышел первым и остановился. Он глубоко вдохнул, очищая легкие от пороховой вони и приторного запаха крови. За его спиной раздался тихий стон, похожий на последний выдох умирающего.

Святой не стал оборачиваться и в очередной раз успокаивать впечатлительного американца. Он, не отрываясь, смотрел на человека, сидевшего у подъезда.

Подтянутый господин, одетый с неброским лоском джентльмена, предпочитающего неяркие тона и дорогие вещи, мирно покуривал, аккуратно стряхивая пепел за скамейку, на которой он восседал. Погладив белую нить шрама, рассекающую лоб, мужчина снял черные очки и внимательно посмотрел на Святого желтыми, круглыми, как у птицы, глазами.

Взгляд сухопарого господина был холодным и бесстрастным. Так смотрят крокодилы из-под толщи воды перед броском к горлу жертвы.

Помимо воли Святой сунул руку в карман и снял с предохранителя пистолет, доставшийся в качестве трофея. Уголки губ желтоглазого презрительно опустились вниз. Он ни на сантиметр не изменил позы, только глубоко затянулся сигаретой, мизинцем стряхнув столбик пепла.

– Привет, Стивен. Я заждался, – с ненатуральной вежливостью произнес человек со шрамом.

В ответ за спиной Святого прозвучало невразумительное мычание, словно инженеру в рот натолкали ваты, которую он постарался выплюнуть. По подробному словесному портрету Святой узнал главного противника, развязавшего против него невидимую войну.

– Ястреб?! – Его рука грела рифленую рукоять писто-лета.

Святой ничего не предпринимал, понимая, что самоуверенность желтоглазого имеет под собой основание. Козырные карты на сей раз были в руках противника, иначе Ястреб не курил бы, беспечно сидя на скамейке.

– Легендарный Святой?! Человек, которого не существует в природе… Мифический защитник униженных и оскорбленных?! Твоя подруга вкратце поведала о тебе, самые общие сведения, фрагменты богатой биографии, – Ястреб откровенно бравировал своим бесстрашием и одновременно гипнотизировал взглядом американца. – Я потрясен! Впечатляющая судьба. Но у всего есть начало и конец. Не так ли?

– У нас философский диспут? – спросил Святой, осматривая двор.

От гаражей вереницей двигались машины во главе с сигарообразным «Плимутом». Синхронно с автомобилями двигались люди, выходившие из укрытий. Их колючие, недружелюбные взгляды были нацелены на пару, стоявшую у подъезда. Несколько людей из оцепления имели оливковую кожу, свойственную жителям южных широт.

Дистанция сокращалась. Кольцо сужалось. Глазомер бывшего спецназовца машинально определил первые мишени для стрельбы: желтоглазого главаря и смуглого типа с зачесанными назад волосами.

– Святой, ты допустил ошибку, отказавшись от «стрелки». Вопросы надо решать цивилизованным способом, – Ястреб встал, одернув полы темного двубортного пиджака. – Вторую ошибку я прощать не намерен.

Он выразительно посмотрел в сторону поворачивающего лимузина. Взгляд Святого послушно последовал туда же. Увиденное заставило его вздрогнуть. За задним стеклом машины угадывался профиль девушки.

– Даша! – выдохнул Святой, поставив ногу на первую ступень лестницы подъезда.

– Миленькое создание и очень нежное, – ядовито ухмыляясь, произнес Ястреб, поднимаясь навстречу.

Сказанное с трудом доходило до сознания Святого. Он всматривался в дорогие черты лица Дарьи, размытые солнечными бликами, плясавшими на автомобильном стекле.

– Берегись, сволочь! Если с девушкой что-нибудь произойдет…

У Святого перехватило дыхание от ненависти.

Враг находился на расстоянии вытянутой руки и был неуязвим. Святой не мог разменивать жизнь любимого человека на жизнь коварного мерзавца, ловко раскинувшего свои сети. Первый выстрел означал смерть Углановой. Никто такого условия Святому не выдвигал, но и без комментариев все было яснее ясного.

Этот раунд Ястреб выиграл. Он протянул открытую ладонь:

– Отдай «ствол»!

Святой выполнил приказ. Согретое теплом руки оружие теперь принадлежало врагу.

– Что с моими людьми наверху? – Ястреб задал вопрос, сверля пленника взглядом желтых глаз, в которых полыхал холодный адский огонь.

– Сходи. Попробуй разговорить, – со злой язвительностью заметил Святой.

Намек на печальное завершение жизненного пути троих бандитов не подействовал на Ястреба. Он равнодушно пожал плечами, не проявляя никаких эмоций. Люди были для него только инструментом для достижения цели и не более.

Подошедшие терпеливо ждали распоряжений. Не поворачивая головы, Ястреб распределил пленников:

– Американца ко мне в тачку, второго в наручники и под охрану Лишая. Он научен бдительности, нарвавшись один раз, и не станет ртом мух ловить.

Подхватив под локоть фиолетового от ужаса мистера Хоукса, предводитель банды поволок жертву к серебристому «Плимуту», затормозившему на повороте.

Стивен брел, не оглядываясь. Святой смотрел на сгорбленную спину американца, а на запястьях его рук смыкались жесткие кольца стальных наручников.

Одиночество порой худшая из пыток. Святого определили в полуподвальное помещение с оконцем под потолком, наглухо задраенным железным листом.

Его привезли на виллу, не предпринимая особых мер предосторожности. Пленнику не завязывали глаза, не напяливали на голову мешок. Деланной беспечностью Святому давали понять – ты обречен!

Однако, прежде чем отправить пленника в камеру, Ястреб учинил доскональный осмотр помещения. Он скрупулезно обследовал решетки вентиляционной системы, проверил швы приваренного к окну листа, чуть ли не обнюхал каждый угол помещения.

Опасного пленника, спутанного по рукам и ногам импортными кандалами, соединенными длинной цепью, охраняли два угрюмых албанца. При каждом движении Святого боевики пялили на него глаза и делали угрожающие жесты. Они находились в комнате на первом этаже около полутора часов, пока шли приготовления камеры. За это время Святой, прислушиваясь к шагам в коридоре и стуку дверей, смог составить приблизительный план расположения помещений. Он сконцентрировал внимание, стараясь запомнить каждую мелочь. Только единожды Святой изменил себе. Возмущенная речь Даши заставила его напрячься.

– Свиньи, грязные подонки… Вы за все ответите! – не стесняясь в выражениях, кричала девушка, которую, судя по голосу, уводили наверх.

– Заткнись, шалава! А то устрою пресс-конференцию, – эхом откликался низкий бас, принадлежащий бандиту с родимым пятном на голове.

Американец оказался более покладистым. Он не возмущался и не митинговал. Во всяком случае, звуковых сигналов от толстяка не поступало.

«Сломается Стивен. Без боя сдастся. Выполнит все, что прикажут», – вспомнив деморализованного подопечного, определил Святой.

Когда его конвоировали в место заключения, он приметил дверь в дальнем, тупиковом конце коридора. В приоткрытый проем высунулся лохматый субъект, похожий на лешего. Внутри комнаты разноцветными бликами светились экраны компьютеров.

– Зенон, скройся, – рявкнул один из конвоиров, – это не твой клиент.

Неопрятный бородач исчез, будто его корова языком слизнула.

Из череды суровых испытаний, выпавших на долю Святого, заключение было не самым тяжелым. Условия в камере оказались вполне сносными. Помещение хорошо вентилировалось, а расположение под землей имело свои преимущества. Летняя жара не донимала пленника. Стены камеры всегда оставались прохладными и чуточку влажными.

Довольно обширная комната позволяла пленнику заниматься физическими упражнениями. Часами Святой тренировался до изнеможения: отжимался, выполнял растяжки, проделывал иные несложные на первый взгляд движения, помогающие сохранить гибкость и упругость мышц.

Кормили тоже неплохо. Хозяин виллы питал пристрастие к морепродуктам. В меню часто присутствовали рыбные блюда, салаты из морской капусты и водорослей, залитых маслянистым соусом с пряным вкусом. Святому доставались остатки с барского стола. Но он не брезговал пищей и демонстративно, с явным удовольствием, предназначенным для охранников, крошил зубами хитиновый панцирь какого-нибудь морского членистоногого вроде лобстера. При этом Святой приговаривал как заправский гурмэ, набивающий желудок за столиком в эксклюзивном ресторане:

– Ах, как вкусно! Балуете, блин, деликатесами…

Пленник играл на публику. Кусок не лез в горло Святому, но он не позволял себе физически ослабнуть.

Наблюдение за ним велось почти круглосуточно, а вот посещения были редкими. Только молчаливый Лишай с двумя гориллами за плечами входил в камеру и ставил пластиковый поднос с одноразовой посудой и пластиковыми приборами.

– Снова рыбный день, – пытаясь установить контакт, шутил Святой.

Скрестив руки на груди, меченый созерцал, как пленник расправляется с пищей. Затем собирал приборы и посуду, передавал поднос подручному и, не проронив ни слова, удалялся.

Заговор молчания был своего рода психологическим испытанием. Неизвестность страшит многих больше, чем прямые угрозы, когда становится понятным, чего от тебя хотят.

«Почему меня сразу не ликвидировали? Пуля в лоб, и все дела… Я же абсолютно бесполезен для желтоглазого ублюдка. Только лишняя головная боль. Кормят как на убой. Не бьют… Фантастика, – мысли вертелись по кругу, мешая Святому заснуть. Он ворочался на поролоновом матраце или рассматривал трещины на бетонном потолке. – Что с Дашей происходит?»

Наверху Ястреб развернул бурную деятельность. Операция вступала в завершающую стадию, финал которой должен был потрясти весь мир. Вилла постепенно пустела. Люди албанца и бывшего наемника выдвигались на исходные позиции, перемещаясь в один из восточных регионов России. Они готовили плацдарм, с которого намеревались нанести удар.

Дело продвигалось без особых сбоев. А главное, накачанный легкими наркотиками мистер Стивен Хоукс резво стучал пухлыми пальцами по кнопкам компьютерной клавиатуры, выгоняя на экран дисплея ряды цифр, вычерчивал линии парабол, выстраивал сложные многоколонные таблицы. Необходимые исходные материалы предоставлял пропахший табаком и потом Зенон. Он же контролировал результаты, записывая блоки программы на обыкновенные с виду диски, не отличимые от дисков с компьютерными играми. Программа приобретала завершенные формы ключа управления баллистической ракеты с разделяющимися ядерными боеголовками. Иногда американец пытался выбросить какой-нибудь финт, вставляя бредовую формулу или цифру, грозящую разрушением программы.

Но бдительный бородатый соглядатай, наделенный природой недюжинным талантом программиста, вычислял виртуальные ловушки инженера и уничтожал их. Передав Хоукса охранникам, компьютерщик мчался с доносом к Ястребу. Экзекуция следовала незамедлительно. Ястреб появлялся с рулоном одноразовых шприцев и маленькой картонной коробкой, в ячейках которой лежали ампулы, наполненные бурой жидкостью. Отхлестав толстяка по щекам, он разламывал ампулу, закачивал в шприц жидкость и делал укол. Часа два Хоукс корчился в страшных судорогах, от которых разламывалось все тело, а душа вылетала наружу. После этого он вставал, чувствуя себя раздавленным клопом.

– Труд делает человека свободным, – ободряюще говорил Ястреб, помогая инженеру усесться в кресло перед компьютером.

От монитора шел жар, как от топки ядерного реактора. Хоукс, сопротивляясь остатками парализованной воли, закрывал глаза ладонями.

«„Труд делает человека свободным“ – это надпись на воротах фашистского концлагеря, в котором никогда не переставала дымить труба крематория», – с тупым равнодушием анализировал двусмысленную шутку своего мучителя инженер.

Посидев с минуту, он брался за работу. Стивену ничего не предлагали и ничего не обещали. Его мозги, знания и способности просто высасывали.

Так прошла неделя. Примерное поведение Святого притупило бдительность конвоиров. Лишай стал допускать вольности, являясь в нарушение данных шефом инструкций без сопровождения. Правда, наручники, стершие до крови запястья и лодыжки, со Святого не снимали.

Сегодня ужин задержался. Принимая поднос, пленник втянул ноздрями воздух, якобы вбирая в легкие ароматы пищи. От меченого разило спиртным. Лишай явно был навеселе. Его глаза блестели.

– Хавалка подана, – слегка заплетающимся языком произнес Лишай.

В центре подноса стояла прямоугольная коробочка с густым коричневым соусом, на поверхности которого плавали дольки жгучего красного перца. Ложка, воткнутая в остро пахнущую жижицу, стояла торчком.

– Немой заговорил. Сегодня особенный день? – сказал Святой, сосредоточиваясь на пище.

– Лопай без базара и не вякай, – буркнул меченый, опускаясь на корточки.

Привередливо перепробовав набор блюд, Святой сморщился:

– Принес бы просто картошечки вареной и сальца с зеленым лучком! Что пичкаете меня всякой дрянью?

Рожа бандита просияла жестокой улыбкой. Он придвинулся, обдавая пленника водочным перегаром:

– Может, тебе пузырь поставить?

– Не возражаю…

– А не подавишься? Столько народа покрошил в капусту, козел! Если б не Ястреб, я бы с тобой не цацкался. Повесил бы на собственных кишках, – Лишай не говорил, а урчал, точно разъяренный хряк.

Обстоятельно обработав рыбий хребет, Святой сложил останки то ли осетра, то ли белуги аккуратной горкой на край подноса. Зачерпнув соуса, он попробовал густую жижицу и мгновенно сплюнул:

– Ну и дрянь! В рот взять нельзя.

Плевок шлепнулся рядом со щегольским ботинком бандита. Взглянув на микроскопическую лужицу, Лишай набычился:

– Хавай!

– Да пошел ты… – Святой отвернулся к стене, проигнорировав приказ.

Он специально заводил подвыпившего громилу. Незакрытая дверь манила его, звала вырваться из опостылевшего помещения. Схватив за плечо, Лишай повернул пленника лицом к себе:

– Я в натуре два раза повторять не буду. Вылижешь все до зеркального блеска.

Размахнувшись, он вкатил Святому пощечину. Тот, потрогав челюсть, взял пластиковую коробочку и разболтал соус ложкой. Потом Святой поднял глаза. Кольца наручников сползли чуть ниже запястий, открывая красные рубцы со струпьями засохшей кожи и крови. Взгляд бандита задержался на ранах пленника.

– Любуешься? – тихо спросил Святой, отрывая посуду от подноса.

Не расслышав вопроса, меченый удивленно воззрился на заключенного:

– Что?

Вместо повтора Святой плеснул экзотическим, переперченным соусом в рожу верзилы. Раззявив пасть, Лишай ринулся к пленнику. Но тот, увернувшись, законопатил глотку бандита пластиковой посудой, которую невозможно было разжевать, хотя меченый попытался это сделать.

Лишай завертелся юлой, размазывая по лицу жгучую субстанцию. Перец выедал глаза, и тюремщик хотел завопить благим матом. Но смятая коробка проваливалась все глубже в глотку.

Врезав ногой под дых, Святой свалил бандита с ног. Он быстро обыскал громилу, размалывающего челюстями пластмассу. Опорожнив карманы, пленник рассмотрел добычу. Ничего значимого Лишай с собой не таскал: ни оружия, ни ключей от наручников.

Разочарованный неудачным уловом, Святой рубанул врага ребром ладони по подвернувшемуся затылку. Подавившийся Лишай зашелся в туберкулезном кашле, грозящем разорвать легкие.

– Заглохни, сволочь, – без лишней деликатности посоветовал Святой, еще разок хорошенько приложившись к бычьей шее громилы.

От напряжения ряха Лишая стала пунцовой, а затем лиловой. Но Святой уже не видел игры цветов кожного покрова бандита.

Стараясь не греметь цепями, он выбирался из подвала. Маршрут был коротким. Прямо перед дверью находилась лестница, по которой он вышел на первый этаж.

Мягко и бесшумно, насколько позволяли оковы, Святой преодолел узкую горловину коридора. У двери, которой завершался тупик, склонив голову на грудь, сидя на стуле, дремал черноволосый охранник. Разбуженный позвякиванием цепи, он вскочил, опрокинув стул, но было уже поздно. Распрямив металлические сочленения своих пут, Святой шарахнул стража натянутой, словно струна цепью по зубам.

Гулко ударившись затылком о стену, албанец – у компьютерного центра дежурил один из личных телохранителей Ибрагима Хаги – рухнул как подкошенный, разинув ставший в одночасье щербатым рот.

Переступив через поверженного, Святой оглянулся. Коридор был пуст. Приободренный удачей, он осторожно открыл дверь и проник внутрь. Сразу сориентироваться в комнате, заставленной техникой и затемненной дымовой завесой сигаретного чада, было сложно. Спертый воздух ударил в нос. Святой чихнул, но стрекот аппарата, выплевывавшего из своих недр длинную перфорированную ленту, заглушил звук.

У стола, освещенного светом трехрожковой лампы, спущенной с потолка на гибком шнуре, сидели двое. Инженера Святой узнал по проплешине, сиявшей, словно маяк в тумане табачного дыма. Второй, бородатый чудик, расположившийся в позе мыслителя, глазел на семнадцатидюймовый монитор, испещреный загогулинами кодировочных знаков.

– Хоукс, – позвал Святой, быстро продвигаясь между столами.

Американец втянул голову в плечи, став похожим на обрубок. Его лохматый напарник, одетый в растянутую спортивную майку, перепачканную пятнами от кофе, развернулся, сидя в офисном кресле с высокой спинкой. Уставившись на Святого, он моргнул подслеповатыми, воспаленно-красными глазами.

– Кто ты? – спросил Зенон и, уловив неуместность вопроса, подскочил, словно распрямившаяся пружина.

Кандалы на руках вошедшего говорили сами за себя.

– Охрана… Ястреб… – заголосил компьютерщик, бросая в приближающегося непрошеного гостя разные предметы.

Инженер оставался неподвижен.

Тщедушный гений виртуального мира был плохо приспособлен для борьбы в условиях осязаемой реальности. Снайпер из Зенона также был никудышный. Ни один из предметов, в том числе и достаточно увесистые штуки, не попал по назначению. Святому не пришлось предпринимать особенных усилий, чтобы уклониться от шквала, устроенного бородачом.

– Ну что ты раздухарился, патлатый? – почти ласково произнес Святой, подойдя вплотную к хозяину компьютерного центра.

Проявив неожиданную прыть, Зенон согнулся и прыгнул, стараясь головой протаранить противника. Схлопотав удар в челюсть, он отпрянул, чтобы через секунду повторить попытку.

Сделав шажок, Святой пропустил мимо себя прыткого бородача и ловкой подсечкой сбил того с ног. Одновременно он обвил цепью тонкую шею Зенона и вздернул его вверх. Ноги компьютерщика оторвались от пола. Бородач захрипел, а его глаза выкатились из орбит. Потерявшего сознание, обмочившегося хозяина комнаты Святой небрежно швырнул на пол, как отжатую половую тряпку.

Справившись с компьютерщиком, Святой подошел к инженеру. Хоукс, словно очнувшись от летаргического сна, слабо улыбнулся бескровными губами:

– Ты жив?

– Как видишь, – не придумав ничего лучшего, Святой потряс цепями. – Стивен, что происходит?

Времени для разглагольствований не было.

– Они действительно хотят нанести ядерный удар, – с железной уверенностью, но едва разлепляя губы, произнес инженер.

– Ты не бредишь? – спросил Святой, которого смутил сомнамбулический, безжизненный взгляд инженера.

Но здравый рассудок не оставил Хоукса. Он отвечал связно и четко, как на экзамене в военном колледже:

– От меня потребовали создание ключа запуска и написание базовой программы ввода данных. Остается внести координаты. Цели где-то на Балканах и в Адриатическом море. Возможно, это американский или французский авианосцы. По другим кораблям стрелять ядерными ракетами все равно что давить блох кузнечным прессом.

Святой оторопел. Он придвинул кресло, не остывшее от задницы бородатого компьютерщика. Слова инженера совпадали с действительностью. Лазурные воды Адриатики бороздили два плавающих монстра с сотнями самолетов на борту и экипажами, исчислявшимися тысячами моряков. Гордость французского флота авианосец «Фош» и американский «Эйзенхауэр» составляли ударный кулак группировки натовских сил, раскатывающих непокорную Югославию. Каждый дредноут был оснащен ядерным оружием, представляя тем не менее идеальную мишень для атаки.

– Не может быть! – Святого хватило только на лаконичное восклицание. С готовящимся преступлением такого ранга он никогда не сталкивался. – Полный бред!

На лице толстяка не дрогнул ни один мускул.

– Сожалею, но это правда, – ровным, лишенным эмоций голосом произнес Хоукс.

По его лицу струились градины пота. Переплетая в замок пальцы, инженер выпрямился, стараясь не смотреть на экран монитора, отражающего плоды его труда.

– Доступ к ядерным базам практически невозможен. Взять штурмом ракетную шахту толпой ублюдков равнозначно самоубийству, – сжимая ладонями виски, рассуждал вслух Святой.

Услышанное не укладывалось в голове.

– Пуск произведут не из шахты. Выстрелят ракетой, установленной на мобильной платформе. Есть в программе технические нюансы, подтверждающие это, – Стивен ткнул пальцем в клавиатуру, меняя картинку экрана.

Под столом раздался шелест, словно забарабанил дождь по железной крыше. По экрану поплыли диаграммы и таблицы, ничего не говорившие Святому.

– Оставь, – он дотронулся до плеча инженера. – Попробуем вырваться, а там посмотрим. Скоро поднимут тревогу. Надо спешить.

Толстяк отрицательно покачал головой:

– Мне не уйти отсюда.

В голосе инженера сквозила такая обреченность, что у Святого перехватило дыхание. Он не привык обвинять в слабости и малодушии людей, которых жизнь переломила через колено.

Где-то в коридоре раздался топот шагов. Затем последовали возбужденные крики и отрывистые команды. Охрана обнаружила побег узника.

– Зря меченого не замочил, – с искренним сожалением пробормотал Святой, подыскивая глазами путь к отступлению.

Через коридор прорываться было бессмысленно. У входной двери располагалась комната охраны, набитая вооруженными до зубов людьми Ястреба.

– Окно, – заметив растерянность друга, подсказал инженер.

Не мешкая, Святой подбежал к квадратному проему с опущенными роллетами. Найдя рычажок подъемного механизма, он поднял стальную занавеску и распахнул правую половину. Перебросив ногу, Святой ободряюще улыбнулся сникшему толстяку:

– Не дрейфь, морячок! У вас так говорили на флоте?

Стивен изобразил подобие улыбки.

– Я товарищей в заложниках не оставляю, – с показным энтузиазмом произнес Святой, выбираясь наружу.

Стреноженный цепями, бывший спецназовец играл ва-банк. Шел на прорыв, рассчитывая на сотую долю процента везения, которую судьба всегда предоставляет в самом безвыходном положении. Спрыгнув на гладкую брусчатку, Святой едва не поскользнулся. Позади, среди стен компьютерного центра, вопил петушиным фальцетом кудлатый Зенон, прекративший ломать комедию и изображать из себя повешенного:

– Он сматывается… Скорее, мудак во двор выпрыгнул…

Фиолетовая ночь приняла беглеца в свои объятия. Святой шел вдоль стены, пытаясь держаться вне желтой дороги света, выстроенной яркими фонарями. Шансы на побег были мизерными. Бетонный забор для спутанного по рукам и ногам беглеца был непреодолимым препятствием.

Преследователи почему-то медлили. Они сновали по дому, перекликаясь между собой короткими восклицаниями. Предупрежденные охранники у ворот утроили бдительность, взяв оружие на изготовку.

«Какого хрена тянут? Забавляются точно кошка с мышкой. Меня можно взять голыми руками. Зачем дают фору?» – терялся в догадках Святой, не оставляя попыток найти путь к свободе.

Он кружил вокруг виллы, не приближаясь к фасаду здания, отлично просматривающемуся со стороны ворот. Камеры, установленные по углам дома, следили за беглецом бесстрастными, холодными объективами.

Оповещенный о чрезвычайном происшествии Ястреб, успевший влепить пару болезненных тумаков очухавшемуся тюремщику, прошляпившему заключенного, спустился в комнату охраны. Он смотрел на монитор, принимавший видеоизображение камер слежения.

– Лишай, – шеф поманил пальцем меченого.

Не успевший умыться бандит, обляпанный острым соусом, разъедавшим глаза, двинувшись вперед, налетел на стул. Оплошность не вызвала у Ястреба приступа раздражения. Он был слишком увлечен наблюдением.

– Выпусти Клинтона! Пускай малыш порезвится, – распоряжение, отданное хозяином виллы, сопровождалось недобрым смешком, похожим на шипение гадюки, поднявшей голову из травы.

Громила угодливо хихикнул, закрыв на мгновение слезящиеся глаза, и опрометью бросился к двери черного хода, возле которого находились вольеры. Добравшись до клетки, он открыл замок и позвал собаку.

Поджарый любимец Ястреба вздыбил шерсть и лязгнул клыками, пытаясь поймать руку, взявшую его за ошейник. Но, наученный горьким опытом быть предельно осторожным при общении с любыми недружелюбными живыми существами, верзила отпрянул, отпуская пинчера на все четыре стороны.

– Фас, Клинтон, фас… – вполголоса произнес Лишай, доверяя свершить акт мести свирепому четвероногому слуге с белоснежными клыками.

Предупрежденные по рации стражи ворот спрятались в деревянной будке, служившей укрытием от непогоды. Когти собаки зацокали по глади идеально уложенной брусчатки.

Пес настиг беглеца у северной стены. Пинчер восторженно гавкнул, увидав добычу. Подобравшись, он приготовился к прыжку, приседая на задние лапы.

И тут глаза пса встретились с глазами человека. С такой уверенной силой во взгляде противника Клинтон никогда не встречался. Это обескуражило четвероногого убийцу. Пес вытянул морду, вбирая мокрым черным носом воздух. Он пытался уловить хоть какие-нибудь флюиды страха, исходящие от врага, поймать влажные испарения его тела, пропитанные ужасом перед его клыками. Но человек смотрел на него с превосходством сильнейшего существа, наделенного высшим разумом.

– Тихо… Хороший мальчик, – Святой говорил медленно, приседая на корточки, чтобы общаться на равных с псом бойцовской породы. Он как бы оказывал доверие младшему брату, забывшему о единокровном родстве.

Оскаленная пасть Клинтона сомкнулась. Пес осторожно вильнул культяпкой купированного хвоста.

– За мной прислали? – подбирая звенья цепи, неспешно продолжал Святой.

Пинчер скорбно тявкнул, давая понять, сколь противно порученное ему задание. Совершенно не по-собачьи подвернув под себя лапы, Клинтон улегся на землю и пригнул голову. Однако искорки настороженности не погасли в карих глазах любимца хозяина особняка. Он продолжал следить за незнакомцем, готовый в любую минуту отыграть назад и принять атакующую стойку.

Святой угадал настроение собаки, превращенной жестокосердыми людьми в идеальную машину для убийства. Он сел, прислонившись к стене, и отвел взгляд от узких зрачков пинчера.

– Не выпустишь? – улыбнулся беглец.

Словно извиняясь, Клинтон вновь вильнул обрубком хвоста. Это был последний жест в его собачьей жизни. У угла раздался негромкий хлопок, точно кто-то откупорил бутылку с шампанским. Длинное, коричневое тело Клинтона перекатилось на спину, увлекаемое силой раскаленного свинца. Смертельно раненная собака душераздирающе завыла, пытаясь встать. Но задние лапы пса с перебитым пулей позвоночником не слушались. Сдирая о камень когти передних лап, Клинтон полз к приближающемуся хозяину. Он жалобно скулил, оставляя позади себя кровавый след.

Подошедший Ястреб навел на продолговатую голову собаки пистолет с привинченной трубкой глушителя:

– Предатель…

Повторный выстрел стал актом милосердия. Клинтон дернулся и, вытянув все четыре лапы, затих…

Мерно отбивал ритм маятник напольных часов, украшавших кабинет Ястреба. Золоченые стрелки ползли по кругу белого циферблата с черным клеймом фирмы в нижнем полушарии. Святой сидел напротив старинного прибора, отмерявшего время. Его ладони согревали холодные грани хрустального стакана, на четверть наполненного коньяком. Пить угощение, предоставленное желтоглазым, он не спешил, хотя атмосфера в кабинете располагала расслабиться.

Не такой беседы ждал Святой после сорвавшегося побега. Он был готов к истязаниям, побоям, оскорблениям и другим испытаниям, связанным с физическим воздействием. Но фантазия Ястреба, бодро разгуливающего по кабинету, простиралась гораздо дальше банального мордобоя. На мелочи перед решающим броском желтоглазый не разменивался.

– У тебя потрясающая способность создавать проблемы, – в промежутках между глотками произнес хозяин виллы.

Святой многозначительно хмыкнул, не торопясь отвечать. За фальшивой любезностью главаря банды скрывалось что-то зловещее.

– Да ты пей! Коньяк не отравлен. Рывок на побег был, конечно, сумасбродством, но и за глупое геройство полагается награда, – наслаждаясь собственным великодушием, сказал Ястреб и опустился в любимое кресло, отодвинутое от письменного стола. – Жаль, что мы раньше не встретились. Еще до твоих подвигов… Но сейчас, как говорится, поезд ушел.

Бессодержательная, пересыпанная намеками болтовня самовлюбленного главаря с лицом патологического садиста надоела Святому после первых предложений. Умея находить в любых ситуациях хоть что-то приятное, он со смаком выпил коньяк. Взвесив на ладони стакан, Святой поймал себя на шальной мысли: «А не размозжить ли хрусталь о башку этой сволочи? Шарахнуть так, чтобы его совиные глаза вылезли на лоб».

Поставив стакан, он отогнал бесполезную идею. За дверью дежурили молодцы, доставившие пленника в кабинет, а наручники, соединенные цепью, оставались неотъемлемым аксессуаром, дополняющим гардероб Святого.

Ястреба обуял приступ красноречия, бывшего следствием бодрого расположения духа. Видимо, намеченное дело продвигалось без сучка и задоринки. А может, сказывалось нервное возбуждение преступника, разогретого предвкушением злодеяния, равного которому не было в анналах истории человечества. Святой плевал на эмоции поджарого ублюдка, распинающегося точно древнеримский оратор. Но благостная болтливость Ястреба предоставляла возможность узнать хоть что-нибудь о любимом человеке.

– Где Даша? – прервал словесный поток Святой.

– Девушка в порядке…

Фраза, произнесенная на ломаном русском языке, заставила Святого обернуться. Плотный коротышка вошел в комнату незаметно. Мягкие туфли на тонкой подошве тонули в длинном ворсе ковра, гасящем звук шагов.

– Я уважаю достойных противников, но не переношу помешанных на справедливости глупцов, – медленно, стараясь правильно выстраивать предложения, произнес коротышка, располагаясь рядом с Ястребом.

Теперь Святого изучали две пары внимательных глаз.

– Потрясающее совпадение мнений, Ибрагим, – зычно расхохотался компаньон албанца. – Как видишь, наш призрак состоит из крови и плоти. Он довольно агрессивен и чуточку любопытен. Много разболтал разжиревший на гамбургерах американец?

– Достаточно, – не стал отпираться Святой.

– У тебя есть шанс войти в историю. Причем не одному, а на пару с очаровательной журналисткой, – повел издалека Ястреб. – Мы с господином Ибрагимом Хаги забронируем вам почетные места. Потомки никогда не забудут ваши имена.

Святой насторожился. Патетическое вступление предваряло какую-то сатанинскую гнусность, приготовленную этим преступным тандемом. Принадлежность вальяжно развалившегося коротышки с трубкой в зубах к клану отбросов человечества сомнений не вызывала. Он одобрительно ухмылялся каждому слову Ястреба.

– Понимаешь, Святой, мы бизнесмены, деловые люди, и за славой не гонимся. Наши лица не годятся для обложек журналов. А вот твое подойдет… Репортаж Дарьи Углановой о сложной судьбе офицера войск специального назначения будет иметь достойное продолжение.

Ястреб достал из ящика стола потрепанный журнал двухгодичной давности, развернул и показал фотографию: Святой в пятнистой камуфлированной форме докуривал сигарету, всматриваясь в неровную, изломанную кромку вершины горного хребта, к которому устремлялась цепочка солдат его отряда.

– Трогательный репортаж. Печальная доля русского офицера, потерявшего бойцов, угодившего под трибунал и вычеркнутого из жизни. Но он продолжает служить Родине, как и положено патриоту. Правда, на свой манер. Самостоятельно выбирая врагов и способ возмездия, – возбужденный собственным рассказом, Ястреб смочил горло глотком коньяка.

Воспользовавшись паузой, Святой докончил за него:

– Умно задумано. Вы намереваетесь совершить преступление, а вину переложить на меня. Достаточно потертая идея.

– Но вполне осуществимая, – вернул себе инициативу Ястреб. – Человеческий материал надо использовать без остатка. Ты подвернулся весьма кстати. Я и Ибрагим не хотим, чтобы нас разыскивал Интерпол, судьи международного трибунала или другие служители закона. Мы получим свой гонорар, а тебе оставим славу.

– Посмертную славу террориста? – уточнил Святой.

– Скорее всего… Милашка запечатлеет тебя профессиональной видеокамерой. Мы не поскупились на оборудование, – Ястреб стрельнул своими круглыми глазами в сторону журнального столика, на котором стояла еще не распакованная аппаратура. – Ты очень фотогеничный. Главное, подобрать надлежащий фон. Но об этом побеспокоимся мы!

Ястреб и албанец обменялись торжествующими улыбками никогда не проигрывающих триумфаторов.