Глава 11
Единственный шанс

Вампиры – не люди, хоть когда-то и были людьми. В них, бесспорно, еще сохранилось что-то из прошлой жизни, но такое незначительное и убогое, что, когда речь заходит о серьезных вещах, не стоит принимать это в расчет.

Под ноги Тальберта только что рухнул тяжело раненный соратник. Любой человек на его месте тут же бросился бы к умирающему, если не оказать помощь, так хотя бы облегчить муки товарища, принять его последний вздох… Вампир же поступил совсем по-иному, как совершенно безразличное к страданиям других существо, руководствующееся лишь соображениями целесообразности. Едва не наступив на голову надсадно хрипевшего и обильно орошавшего пол кровавой слюной шеварийца, Арканс кинулся к окну, однако тут же отпрянул, даже не коснувшись заранее вытянутыми вперед руками задвижек закрытых створок.

Наполняя комнату неприятным жужжанием, холодным ветром и множеством мелких осколков битого стекла, внутрь ворвались сразу три арбалетных болта, нашедших свое последнее пристанище и в без того покрытой трещинами стене. Выстрелы были сделаны точно: один болт летел в голову цели, а два других пущены по бокам, на случай, если подвижной мишени удастся увернуться. Одна лишь прекрасная реакция при таком плачевном раскладе не спасла бы вампира, но, к счастью, он обладал хорошим чутьем и отменным зрением, позволившим заметить стрелков еще до того, как те одновременно нажали на спусковые механизмы.

Кучность и точность стрельбы невидимых врагов навеяли моррону печальные мысли. Так метко и дружно ни стражники, ни вампиры не стреляли, значит, дело придется иметь с противниками, куда более опытными во владении навыками дальнего боя. К тому же стрелки среагировали мгновенно, как будто заранее знали, в каком окне покажется нужная им голова. По всему выходило, что речь не идет об обычной облаве. Кто-то пришел за их жизнями, но, поскольку рассказ Тальберта так и остался незавершенными, приходилось только догадываться, кто. Выкрик умирающего гонца «Боевые монахи!» не говорил моррону ровным счетом ничего. Воинствующее духовенство было лишь послушным инструментом в чьих-то руках, и Дарк не знал, в чьих.

Быстро отпрянув от окна, Арканс ненадолго опешил, но его замешательство не продлилось долее пары секунд.

– Вниз! Живо глянь, что внизу творится! – властно отдал приказ самовольно принявший на себя роль командира вампир и, наконец-то, вспомнив о корчившемся в муках на полу шеварийце, склонился над его телом.

Аламезу жутко захотелось сказать раскомандовавшемуся наглецу пару ласковых… но момент был уж больно неподходящим. Выяснение, кто главный и кто кому деньги за службу платит, а точнее, не платит, следовало оставить на потом. Сейчас же главным было побыстрее убраться из таверны, ставшей для моррона и его собеседника западней. Выбежав в коридор, Дарк тут же поспешил к лестнице, но, не добежав до нее шагов пять, застыл. Его изумленным глазам предстала не пьяная драка, не дебош дорвавшейся до свободы матросни, а настоящее сражение, в котором участвовало как минимум три пылавших друг к другу лютой ненавистью стороны и две-три сотни людей, озверевших, доведших себя до состояния боевого безумия.

Бесспорно, численное превосходство как было изначально, так и оставалось в данный момент на стороне пировавших в таверне матросов. Однако инициатива в схватке не принадлежала им, и тому имелись три веские причины. Сборище пьяных матросов было разобщено, плохо организовано и вооружено всего лишь кинжалами да табуретами. Не помогали посетителям заведения и столы, которые они время от времени не очень удачно переворачивали на ворвавшихся в зал монахов. К тому же большинство из самозабвенно орудующих кулаками, ногами, зубами и всеми возможными подручными средствами властелинов морей и более мелких водоемов просто не понимали, что происходит, и за что они, собственно, сражаются.

Второе войско было самым малочисленным, и оно никак не влияло на ход сражения, хоть и билось в общем и целом весьма и весьма неплохо. Несколько все еще держащихся на ногах охранников быстро орудовали дубинками, расчищая путь к выходу какому-то неуклюжему толстяку, видимо, хозяину заведения, и парочке прилепившихся к нему состоятельных постояльцев. Подобно утлой рыбацкой лодчонке, попавшей в бурный шторм, небольшая группка лиц в ярко-зеленой униформе пробивалась к спасительному выходу, благоразумно обходя стороной опасные места скопления грозных рифов, то бишь тех самых странных бойцов, которых Фегустин окрестил «боевыми монахами».

Служащих святому Индорию молитвой и посохом воителей было не так уж и много, всего десятка три-четыре, но они бились умело, в плотном строю, и уже отвоевали себе весь центр зала. Стальные пластины, которыми были обшиты темно-коричневые робы воинствующих служителей святого Индория, были необычайно легки и прочны. Монахи двигались в них быстро и метко разили врагов, то круговыми, то тычковыми ударами выглядевших весьма устрашающе посохов с огромными набалдашниками, напоминающими орлиные клювы. Дарк собственными глазами видел, как один из покорителей волн нанес сокрушительный удар топором-колуном в верхнюю часть груди за секунду до этого выронившего при неудачной атаке посох монаха. Защитная пластина лишь звякнула, но не раскололась, а тот, кто должен был оказаться разрубленным почти пополам, хоть и повалился на спину, но уже через миг вновь вскочил на ноги и быстрым, едва уловимым взглядом движением вырвал смертоносное оружие из рук матроса.

Аламезу хоть и было интересно увидеть, как именно отомстит монах и по какой части тела обидчика пройдется колун, а быть может, в какой части тела окажется, но на удовлетворение праздного любопытства у моррона просто-напросто не оставалось времени. Узрев происходящее, ему следовало срочно возвращаться обратно.

– Внизу бойня, не пробиться! Надо… – выкрикнул Дарк, вбежав в комнату, но не высказал свое предложение, поскольку слушать его было некому.

Вероломство союзника не имело границ. Комната оказалась пустой, лишь огромная лужа крови на полу свидетельствовала о том, что события последней пары минут Аламезу не привиделись. Пока моррон отлучился на разведку, Тальберт бежал, не забыв прихватить с собою раненого вампира. Тот, с кем Дарк всерьез намеревался заключить некое подобие союза, в трудную минуту оставил его умирать, фактически предав еще до выработки устного соглашения.

Видимо, взвалив тело Лата на плечи, Арканс покинул комнату через окно. Выбитая оконная рама, пустой оконный проем и пол возле окна, усеянный еще большим количеством осколков, были лучшим подтверждением тому, каким именно путем прошло бегство предателя.

Понимая, что у него практически нет времени на поиски иного способа побега, ведь передовая группа боевых монахов уже добралась до лестницы, Аламез уже хотел выпрыгнуть в окно, однако вовремя успел остановиться, узрев снаружи то, что сделало бы его участь незавидной. Дело было даже не в том, что именно под этим окном дежурили несколько монахов-стрелков, а в том, что в само окно летело. Дарк не успел разглядеть, чем именно являлся быстро приближавшийся к нему снаряд, но он был большим, устрашающе гудящим и объятым пламенем.

Прыжок Аламез все-таки совершил, но только не в окно, а в обратную сторону, к выходу. Лишь только ноги моррона коснулись скрипучих досок, а тело еще не до конца обрело равновесие, как неведомая сила подняла его в воздух и швырнула на стену. В следующий миг в ушах раздался жуткий гул, от которого голова заболела, а на глаза навернулись слезы. За мощным ударом о каменную поверхность, довольно благополучно принятым морроном на руки, последовал новый бросок. Отпружинив от пошедшего трещинами препятствия, Дарк отлетел назад, немного проехался на спине по скользкому от крови раненого вампира полу и больно ударился затылком о противоположную стенку, точнее то, что от нее к этому моменту осталось.

В следующий миг к головной боли прибавилось и несколько новых, весьма неприятных ощущений. Заныл копчик, которым Дарк ударился о перекрестье собственного меча. Глаза защипало, а нос закололо от клубов пыли и гари, мгновенно окутавших комнату. Но, кроме того, сильная резь пронзила правую руку моррона от плеча вниз до самого локтя.

Стоически превозмогая боль, слезы и одолевший гортань кашель, Аламез кое-как поднялся на ноги и осмотрелся. Он тут же понял, что произошло, и был не только поражен, но и крайне возмущен низким коварством индориан.

«Ничего себе боевая магия! Ничего себе сила святых молитв! Тоже мне разящий гнев Небес! – может, мысленно, а может, и вслух выразил свое возмущение Дарк. – А катапульту зачем было подкатывать?!»

Горящий снаряд размером не меньше, чем в полторы бычьих головы, ворвался в комнату и врезался в довольно прочную перегородку. Старенькая стенка не выдержала сокрушительного удара и развалилась, так что перепланировка комнат для плотских утех была удачно совершена: из двух, всего за секунду, получилась одна, но большая… По всей видимости, снаряд был камнем, который облили горючей смесью. При ударе он раскололся, и один из острых, мелких осколков пропорол руку моррона и застрял в кости чуть выше локтя. Но самое страшное заключалось в другом! Теперь и комната, где находился Дарк, и соседняя с ней были не только завалены грудой обломков, но и объяты огнем. Через минуту, самое позднее – две, запылал бы весь второй этаж, так что Аламезу нужно было срочно выбираться. Но как, он не знал. С одной стороны, была преграда из стены жадно пожиравшего ткани и сухое дерево огня, с другой – все еще продолжалось сражение.

Из двух зол всегда выбирается меньшее! Попавшему в незавидное положение моррону показалось, что проще бороться с многочисленными кулаками да посохами, чем усмирять стихию жаркого пламени и уворачиваться от болтов, которые, несмотря на пожар, охвативший комнату, все продолжали и продолжали влетать в окно.

Выхватив из-под робы меч, пока еще не познавший крови врагов, но зато уже обагренный собственной (при падении крестовина рукояти не только ушибла копчик, но и оставила сзади в области поясницы две глубокие кровоточащие царапины, которые моррон сразу-то и не заметил), Аламез направился в коридор. Несмотря на едкие клубы дыма, быстро заполнявшие воздушное пространство второго этажа и весьма затруднявшие дыхание, моррон не бежал, а шел довольно медлительным, с учетом обстоятельств, шагом. На это имелась весьма и весьма весомая причина. Перед боем, который ему наверняка предстоял, требовалось хоть немного размять пострадавшие при падении мышцы и унять легкое головокружение.

Есть у человеческого организма, пускай и измененного до состояния моррона, такая дурацкая привычка – мстить эгоистичному хозяину, не дающему ему отдыха. Даже самый меткий стрелок может промахнуться в мишень размером с бельевую корзину с комичного расстояния в два десятка шагов, если до этого он немного пробежался по пересеченной местности, например лесу, или всего пару миль проскакал по кочкам верхом. Дарк не хотел, чтобы в самый ответственный момент схватки судорога предательски пронзила слегка поднывавшие и подергивающиеся сейчас мышцы, чтобы в выпаде или при резком развороте у него внезапно закружилась голова. Любая подобная мелочь могла стоить моррону жизни, а он боялся умереть, даже принимая во внимание высокую вероятность последующего воскрешения. Что смерть, что возрождение всегда сопровождались болями, к которым он пока не привык и к которым вряд ли вообще можно привыкнуть.

За время его отсутствия ситуация в превращенном в арену кровавого ристалища обеденном зале разительно изменилась, что в принципе было неудивительно и даже закономерно. Индорианские монахи, хоть и понесли существенные потери, но одержали верх, практически перебив всех посетителей, решивших оказать им сопротивление. Бой еще продолжался всего в двух местах. На лестнице с трудом удерживали позицию семь-восемь самых стойких моряков, вооруженных кинжалами, двумя трофейными посохами и каким-то чудом пронесенной с корабля в порт абордажной саблей. Их участь была предрешена, хоть, признаться, продержались они необычайно долго. Сам бой переместился на кухню, куда отступили жалкие остатки разгромленного морского войска. Почти половина находившихся в таверне монахов выстроилась в три шеренги и теснила жалкие остатки бойцов, бьющихся с отчаянием загнанной в угол крысы. Дарк даже знал, что послужило причиной такого небывалого упорства. По каким-то, известным только им причинам боевые монахи не брали в плен даже тяжело раненных врагов. По залу, заваленному обломками мебели и людскими телами, расхаживали пятеро монахов, добивавшие еще живых моряков острыми клювами на массивных набалдашниках посохов. Они безжалостно дробили череп каждому, в ком еще теплилась жизнь, и вполне понятно, почему проигравшие битву моряки боролись за жизнь до конца, то есть пока их руки были способны держать оружие, а ноги, обессилев, не подгибались.

Не раз побывавшему в подобных сражениях Аламезу потребовалось не более пары секунд, чтобы оценить незавидную ситуацию и, выбрав оптимальную тактику, незамедлительно приступить к действию. Поскольку лестница была блокирована сражавшимися, Дарк перелез через перила и спрыгнул вниз. Хоть высота в три метра не была большой, но приземление прошло не очень удачно: напоровшись на обломок скамьи, моррон немного поранил левое колено, а его правая ступня подвернулась, поскольку ступила не на твердый пол, а на мягкую плоть еще теплого, но уже отошедшего в мир иной тела. В результате возникла небольшая заминка и эффект неожиданности, на который Аламез так рассчитывал, был безвозвратно утерян.

Возможно, добивавшие раненых индориане и удивились неожиданному появлению собрата по вере, однако, поскольку роба на Аламезе была совсем иной, нежели боевые облачения монахов, да и в руке моррона был меч, его тут же причислили к разряду врагов и поспешили уничтожить. Впрочем, иного Дарк и не ожидал.

Всего за секунду Аламез отразил сразу два удара набросившегося на него первым монаха. От острого набалдашника, нацеленного в темя, моррон ушел, присев, а затем ловко парировал мечом тычковый удар в живот тупого конца посоха. Третий удар Дарк не позволил нанести необычайно шустрому монаху. Он удачно полоснул зажатым в левой руке ножом по защищенной лишь черной кожаной перчаткой тыльной стороне кисти противника. По всей видимости, порез оказался глубоким. Враг хоть не вскрикнул от боли, но его рука разжалась, выпустив посох. Возможно, индориане и учили боевых монахов биться двуручным оружием одной рукой, но в бою все решают доли секунды. Не дав противнику опомниться, Дарк ударил его по голове мечом, а затем сильно пнул ногою в живот. Первое действие не возымело успеха, поскольку, судя по раздавшемуся звону, под капюшоном воинствующего служителя святого Индория скрывался шлем, а вот удар тяжелого каблука в узкий просвет между стальными пластинами оказался более эффективным. Монах потерял равновесие и упал, как будто в молитве воздев руки к небесам. Мало того, что его тело сбило с ног подоспевшего на помощь собрата, так вырвавшийся из руки посох взмыл вверх и, описав в воздухе небольшую дугу, приземлился точно на голову третьего монаха.

Капризная госпожа Удача решила принять сторону моррона, она дала ему шанс, которым он не побрезговал воспользоваться. Пока трое из пяти монахов поднимались на ноги, а на это у них, к сожалению, не ушло много времени, Аламез ринулся в атаку на двоих остальных, хоть и умело сражавшихся, но не сумевших сдержать его рьяный напор. Едва успевая отражать быстро сыпавшиеся то на головы, то на плечи удары меча стальными посохами, индориане отступали, и у них не оставалось возможности заметить или догадаться, что смерть скрывается не только в правой руке непривычно проворного одиночки.

В любых доспехах имеются стыки, нужно только знать, куда бить. Хоть броне боевых монахов мог позавидовать любой пехотинец, но до полного, ужасно дорогого рыцарского облачения ей было далеко. Аламез понадеялся, что под робами, обшитыми стальными пластинами, нет прочных кольчуг или толстых, кожаных курток. Его надежды, как ни странно, полностью оправдались. Бить по головам, защищенным шлемами, не имело смысла. Дарк решил не рисковать и оставил в покое шеи врагов, на которых, скорее всего, надеты глухие кольчужные вороты, иногда называемые «стражами», но зато сами тела монахов представляли отличную мишень для его короткого ножа. Первого врага моррон вывел из строя, разрезав ему мышцу под ключицей. Лезвие охотничьего оружия оказалось довольно широким и чуть не застряло в узком стыке между пластинами. Затем рукоять меча завершила дело. Сильный удар круглым «яблоком» хоть и не пробил скрывавшийся под капюшоном шлем, но наверняка оставил в нем заметную вмятину и оглушил владельца, тут же повалившегося на пол и более не представлявшего опасности. Второй монах не ожидал, что моррон резко присядет, а не отскочит назад от вращательного движения его посоха. Бойцу потребовалось какое-то время на изменение траектории вращения, но хитрый враг оказался быстрее. Ноги монахов были совершенно не защищены, поэтому нож моррона легко перерезал сухожилие под его правой коленкой. Монах упал, а когда попытался, опираясь на посох, подняться, получил сокрушительный удар ногой в голову. Бедолаге не повезло, металл шлема неудачно погнулся, и острая кромка одной из пластин вошла ему в висок. Возможно, он и выжил, но до самого окончания боя не подавал признаков жизни.

Расправиться с подоспевшей троицей оказалось еще проще, ведь к тому времени меч и нож лжемонаха скрылись под робой, а их место в руках занял стальной, грозный не только с виду посох. Довольно легкое, учитывая размеры и боевую мощь, оружие быстро завертелось в руках моррона, удивленного тем, насколько просто было с ним управляться. Несмотря на то что посох был полностью сделан из стали, он весил значительно меньше древка боевой алебарды да и сбалансирован куда лучше. К тому же стальной клюв набалдашника пробивал пластины доспехов так же незатейливо и просто, как деревянная ложка пронзает сметану.

Не прошло и минуты, как все три монаха оказались на полу. Один был убит, а двое других изрядно покалечены и оглушены. Дарк не стремился упокоить воинствующих служителей и в какой-то степени даже сожалел, что прервал жизнь достойно сражавшегося бойца, но, когда бьешься незнакомым оружием в первый раз, не избежать глупых промашек. Кто же мог знать, что удар клюва окажется таким мощным и не только разобьет шлем, скрытый под капюшоном, но и размечет его содержимое по залу, словно мякоть перезревшего арбуза.

Всего за несколько секунд приведя в порядок сбившееся во время боя дыхание, Аламез осмотрел таверну, в которой все еще шло сражение. Положение оставшихся уже только втроем бедолаг на лестнице было незавидно. Моряки сопротивлялись отчаянно, но они были обречены. Пятеро монахов оттеснили их к самому верху лестницы, а за спиной защищавшихся бушевал охвативший весь второй этаж огонь. Даже если бы моррон решился прийти им на помощь, то все равно опоздал бы. К тому же Дарк не видел смысла помогать неизвестно кому. На кухне сражение почти стихло, добивавшие последних врагов монахи должны были вот-вот закончить кровавую жатву и вернуться в зал. И хоть путь ко входной двери был свободен, но на какой-то миг положение все равно показалось моррону безвыходным. Что с того, если он выбежит из горящей таверны? Внутри монахов было довольно много, но еще большее их число поджидало снаружи. Превращаться в бегущую мишень для стрел и арбалетных болтов Аламезу, естественно, не хотелось.

Единственная здравая мысль, которая посетила моррона, состояла в том, чтобы переодеться в одного из индорианских воителей, но, к сожалению, он опоздал. Враги появились одновременно, притом сразу с трех сторон. Загнавшие троицу моряков в огненную ловушку монахи стали спускаться с лестницы. Буквально через пару секунд из кухни вышли шестеро бойцов, надо сказать, весьма удивившихся, увидев одиночку-монаха, одетого в робу не их братства. А на подмогу к ним снаружи пришел еще небольшой отряд… полторы дюжины свежих, не утомленных сражением бойцов.

Теперь моррон познал, что чувствует бедный лис, загнанный в овраг сворой гончих. Численный перевес врагов стал настолько значительным, что нечего было и помышлять о попытке прорыва. Аламез мог лишь драться, прекрасно понимая, что шансов на успех нет; сражаться ради того, чтобы погибнуть в бою, не потеряв к себе уважения; биться, чтобы уйти из жизни красиво и, быть может, когда-нибудь… века через три-четыре снова воскреснуть.

«Эх, жаль, так и не нашел своих! Да и Кабла, жаль, более не увижу… привязался я к недомерку уродцу!» – горевал Аламез, стаскивая с себя рваные остатки пропитавшейся насквозь потом робы. Ему уже незачем было скрывать меч от изумленных взоров окружающих. Лохмотья грубой ткани только стесняли бы движения моррона, не видящего выхода и поэтому собравшегося сделать то, что он был еще в состоянии сделать – дорого продать свою жизнь.

Какое-то время монахи не двигались – то ли ожидали приказа, то ли были просто поражены вызывающим, бесстыдным видом одиночки, осмелившегося бросить им вызов. Затравленно глядевший на врагов Аламез крепко сжимал в руках окровавленный посох. На перевязи болтался меч. Боевое же облачение моррона состояло лишь из старенькой, доходившей всего до паха кольчуги, прорезанной на левом боку, и стоптанных сапог. И хоть Дарк понимал, что сверкает тем, что знать стыдливо величает «достоинством», а моралисты-проповедники презренно называют «срамом», но в данный момент ему было совсем не до приличий и прочих мелочей, на которые люди обычно обращают столько внимания. Он просчитывал комбинации, прикидывал, сколько врагов сможет увести за собой на тот свет. Пессимистичный прогноз – двое, оптимистичный – семеро. С учетом того, что до этого он четверых покалечил, а одного убил, такой расклад моррона вполне устраивал.

Однако схватке не суждено было состояться. Дарк вдруг почувствовал прохладный ветерок, закравшийся ему под кольчугу, и чье-то дыхание за спиной. В следующий миг мир перед глазами моррона внезапно померк. Даже не ощутив боли от удара по затылку, Аламез погрузился в приятное забытье.

– А я те говорю, дурья башка, из бочонка торчащая, перепела надо совсем по-иному на вертел насаживать… не вдоль, а поперек, – прозвучал в голове очнувшегося, но еще не открывшего глаза Аламеза знакомый, гнусавый голосок. – Перепел – дичь особая и особого подходца требует! Тушка вкуснее выходит, когда не прожарена, а вот лапки с грудинкой нужно до хрустящей корки обжечь! Эх, голытьба подземельная, ничо во вкусной и здоровой пище не смыслите!

– Тебе волю дать, так все сырым бы жрал! – ответил писклявому голоску приятный, но очень уставший мужской баритон. – И не потому, что тебе так больше нравится, а потому, что возиться с готовкой лень… Труд человека человеком сделал, а кто трудиться не захотел, так карлом гадким и остался!

– Ой-ой-ой, – мерзко заверещал знакомый голосок. – Щас зеркало принесу, на рожу свою глянешь! Хоть физия твоя еще ничего… терпимо выглядит, по сравненьицу со всем остальным…

Диалог прекратился, точнее, находившиеся где-то поблизости спорщики были настолько возмущены, что отказались от слов и принялись выражать свое отношение друг к другу звуками. Один мерзко хихикал, порой подхрюкивая, как довольный купанием в луже поросенок, а другой то ли рычал, то ли шипел.

«Я умираю, поэтому и слышится всякая белиберда! – подумал Дарк и, собравшись с силами, приподнял отяжелевшие веки. – Нет, все еще хуже! Я уже умер и обречен на вечные муки! За что, Всесильные Небеса, за что?!» – изменил свое мнение моррон, как только увидел, где он лежит и кто находится рядом.

Комнатка была довольно большой, хотя залом, конечно, ее не назовешь. Отсутствие окон, каменный потолок, каменный пол и, само собой разумеется, стены из камня не оставляли сомнений, что он и присутствующие в помещении еще два живых существа находятся в подземелье. Вначале моррон подумал, что в отношении его и двух товарищей по несчастью боевые монахи изменили своим принципам и все-таки взяли их в плен, однако вскоре Дарк понял, что ошибался. Раненых пленных не укладывают на мягкую и чистую кровать, а швыряют, как тюк, на охапку соломы, в лучшем случае не гнилой. Он же лежал на настоящей постели, на мягком ложе с удобными подушками и под теплым одеялом. Прохудившаяся в боях кольчужка, стоптанные сапоги и даже меч с охотничьим ножом покоились на полу рядом с кроватью. Тюремщики не оставили бы узникам оружие и уж тем более не стали бы потчевать их, как дорогих гостей. Краюха черствого хлеба и полкувшина дурно попахивающей воды – это все, на что пленники могли бы рассчитывать, а ведь стол, стоявший посреди комнаты, буквально ломился от яств. К тому же в узилище не бывает камина, а охранники не оставляют открытой дверь.

С трудом приподнявшись на локтях и превозмогая боль, сфокусировав взор, Аламез осмотрелся. Компания, в которой он пребывал, была далеко не из лучших, но могло быть и хуже…

Посреди стола, удобно поджав под себя ноги, восседал в окружении блюд и кувшинов с вином мерзко хихикавший Кабл. Если раньше на уродливой голове потомка карлов имелась хоть какая-то растительность, то теперь она была гладкой, как коленка. Огонь, разбушевавшийся в таверне, отменно исполнил роль брадобрея: все лишнее с головы удалил и не оставил при этом ни единого пореза. Что же касалось рук и кривоватых ножек коротышки, то им изрядно досталось. Аламез не смог определить на глаз степень тяжести ранений карла, поскольку они были скрыты под многочисленными окровавленными повязками, покрывавшими две трети тщедушного тельца, а то и больше…

Если писклявый голосок, без всяких сомнений, принадлежал хоть и израненному, но отменно себя чувствующему малышу, то владельца ласкавшего слух баритона моррон узнал не сразу. Да и как тут можно узнать, если спорщик сидел в бочонке и наружу высовывалась лишь его голова. Почему-то Фегустин Лат вновь поменял личину и опять превратился из красавца-аристократа в того самого неприметного купца, которого Дарк повстречал в придорожном трактире.

– О-о-о, а вот и наш сонливец проснулся! – радостно воскликнул Кабл, хлопая себя обмотанными бинтами руками по перевязанным тряпьем коленкам. – Как спалось вашему морронскому благородию? Винца в постельку не подать?!

Коротышка вел себя более чем странно. Судя по повязкам, он должен был не юродствовать, не веселиться, а лежать где-нибудь в дальнем уголке и лишь жалобно стонать, но, похоже, потомок карлов совсем не чувствовал боли и от скуки донимал остальных. На лице уставшего от глупых реплик и выходок карла вампира застыло выражение мученика. Моррон только что проснулся и пока не пострадал от чрезмерной говорливости малыша, но все еще было впереди, теперь настал его черед…

– Пасть заткни и отвернись! Сейчас одеваться буду, – оповестил о своем намерении подняться с кровати моррон, бывший совсем не в том настроении, чтобы вступать в задорную перепалку.

– Че отворачиваться-то?! – выразил искреннее удивление малыш, разведя руками и покачивая из стороны в сторону еще более уродливой, чем прежде, головой. – А то пока тя досюда тащили, я на твою срамоту не насмотрелся… Кстати, я бы на твоем месте не стеснялся… альмирским девкам…

Неугомонный Кабл не успел досказать явно пошлую мысль, поскольку севший в кровати моррон грубо прервал его трескотню, запустив в гнусно лыбящуюся физиономию сапог. Правда, коротышка оказался не только остер на язык, но и необычайно проворен. Он отбил грязный снаряд на подлете, притом так изловчился, умышленно изменив его траекторию подленьким образом, что сапог угодил точно в голову почему-то сидевшего в бочонке вампира.

«Как всегда… пострадали невинные жертвы!» – с сожалением подумал Дарк, а вслух произнес лишь скупое: «Извини!»

– Ах ты, гаденыш недоношенный, ах ты, мразь носатая! – взревел побагровевший от злости шевариец, забавно морща ушибленный нос и отплевываясь комками грязи. – Вон я как вылезу, как…

Конечно же, угрозы вампира были адресованы не Дарку, а истинному виновнику происшествия, то есть пакостнику Каблу. Однако коротышка отнесся к ним легко, просто-напросто не воспринял всерьез, как будто был абсолютно уверен, что пострадавший от его выходки вампир останется в бочонке еще на долгое время. Малыш резво вскочил на стол, повернулся к Фегустину спиной и, интенсивно вертя бедрами, принялся выделывать непристойные движения, время от времени похлопывая себя обеими ручками по оттопыренному назад седалищу. Танец был тошнотворно мерзким, так что Аламез не удержался и запустил в опустившегося до откровенных непристойностей плясуна второй сапог.

На этот раз танцор оказался не столь внимательным, и ударивший в спину снаряд буквально смел его со стола и чуть ли не столкнул в камин.

– Эй ты, погорелец, давай поосторожней! Шутки шутками, а так и шкуру подпалить дружбану недолго! – обиженно произнес Кабл, вновь забираясь на стол.

От того, что изгалявшийся потомок карлов осмелился назвать его другом, Дарка покоробило, но он сделал вид, что не расслышал этой явно не соответствующей действительности реплики и продолжил подъем с кровати, пока вдруг не понял бессмысленность этого предприятия. Он не знал, где находится, а значит, ему некуда пока идти. Одеться же было не во что: роба в бою героически превратилась в лохмотья, которые спасители не удосужились с собой прихватить, а в одной короткой кольчуге и сапогах по улочкам Альмиры не походишь, даже ночью.

– Ты б не кривлялся понапрасну, а лучше бы рассказал, что да как? Где находимся, как из передряги выбрались и каким таким чудом здесь очутились?! – задал вопрос Дарк, пока решивший не сверкать наготой, а отсидеться в кровати, благо что она была теплой и мягкой.

– А ты за всех не говори! Энто ты в переделку попал да вот этот, – Кабл обиженно кивнул головой на бочонок с вампиром. – Говорил же я ему, что смываться пора, а он…

– Заткнись! – на этот раз приказал не Аламез, а Фегустин, уставший от выходок изобилующего словами, насмешками да обвинениями соседа по подземелью.

– Сиди уж, рыбка моя недосоленная и переперченная! – огрызнулся карл, а затем, демонстративно повернувшись к вампиру той частью тела, которой совсем недавно вилял, принялся подробно отвечать на вопросы Дарка: – Значитца, так, пока ты там с вампирами беседовал, мы вон с энтим занудой, что в бочонке отмачивается… – небрежно махнул ручонкой Кабл в сторону сердито нахмурившего брови Лата, которому пришлось стерпеть очередное оскорбление, – …сидели и, мирно беседуя, пташек откушивали. Он их лишь жареными жрет, я этого, кстати, совсем не одобряю. Сначала все тихо было, а тут монахи набежали, целая толпа. Начали всех наружу выгонять да к рожам присматриваться. Думаю, дело плохо! Уведут всех без разбора на Остров Веры, а оттуда лишь две дороги: одна – на каторгу, другая – на костер. Морячье пьяное, ершистое, но бучу поднять не осмеливались, и тут я подмог! Уж извини, пришлось обещаньице тебе данное не сдержать и зубки чуток осклабить!

– Ты зачем монаху старшему пол-ляжки откусил, дурья башка?! – послышался голос из бочонка, но рассказчик не отвлекся, лишь запустил в беззащитную голову обгрызенный по бокам огурец.

– Выхода иного не было! Выбраться сподручней, когда кутерьма и давка начинается. Вот я ее и учинил, – оправдался Кабл перед морроном. – Я ж и подумать-то не мог, что этот балбес вас предупреждать через самую свалку попрется, вот ему и досталось острым клювом по хребту… Насадили его крюком под лопатки как самую что ни на есть глупую рыбешку!

Такого оскорбления вампир уже стерпеть не мог. Слова с угрозами на карла не действовали, поэтому Фегустин опустился до низкого действия: надул щеки, набрал в рот слюны и плюнул, метко угодив Каблу в самый центр опаленной лысины. В ответ на лицо Лата приземлился капустный лист, обильно смоченный в каком-то пахучем соусе. Однако возмездие не отвлекло Кабла от разговора, он свершил его между делом, но при этом явно получил огромное удовольствие.

– В общем, когда драчка сурьезная зачалась, энтот вон подранок из бочонка к вам наверх поспешил, а я деру дал, – честно признался коротышка, не видящий в своем предательстве ничего зазорного. – Да только выбраться мне вряд ли удалось бы… Монахов в округе тьма-тьмущая, а стража весь порт оцепила. Спрятался я за сарайчиками, а тут вижу, Арканс подранка шеварийского на себе волочет… Как приметил меня, тут же подозвал, раненого на меня перевалил и приказал ко входу тайному в подземелье вампирское отволочь да его там дожидаться, поскольку дверцу только он открыть смог бы. Сам же за тобой возвратился… Вон приволок, без штанов и без робы… как так оно получилось, даже не знаю…

Рассказчик замолк, хитро прищурившись. Наверное, в его голове зрел грязный намек, который он, однако, поостерегся облечь в форму слов.

– Что дальше? – спросил Дарк, вдруг поняв, что именно Тальберт его оглушил и не дал погибнуть в неравном бою.

– А что дальше? – пожал плечами карл. – Дальше мы сюда вас приволокли… в самое сердце подземелья вампирского. Энтого в бочонок с кровью отмокать посадили, чтоб раны лучше лечились да чтоб силы быстрей к кровососушке возвертались, а ты продрых всего пару часов, и уже свеж как огурчик… Я ж, бедолажка, умучился совсем с занудой из бочонка! Про пташек он говорить не хочет, секретами делиться, как девок обольщать, тоже не собирается… Скучный он, неправильный какой-то…

– Будь любезен, Тальберта позови, – скорее не попросил, а приказал моррон, понимая, что большего от Кабла не добиться.

На интересующие Аламеза вопросы мог ответить только Тальберт Арканс или Каталина, если, конечно, красавица уже сменила гнев на милость.

– Звать меня не надо, я уже здесь, – вначале прозвучал голос вампира, а затем тот появился и сам; возник из ниоткуда, прямо рядом с камином. – Одевайся и пошли, завершим прерванный разговор в более подходящей обстановке, – произнес Тальберт и швырнул Дарку в руки ворох новой одежды. – Меч здесь оставь, я, так уж и быть, позволю из нашей оружейной более достойный выбрать…

Дарку не оставалось ничего иного, как только принять приглашение и начать одеваться. Впрочем, делал он это с радостью, поскольку Тальберт Арканс был куда более интересным собеседником, нежели уже утомивший своими пошлыми выходками да плоскими остротами Кабл.

Новая одежда понравилась Дарку. Костюм сидел ладно, как будто был сшит на него, и нисколько не стеснял движений. Дорогая ткань кафтана и замысловатые узоры вшитых в него золотых нитей, бесспорно, сделали бы моррона неотразимым в глазах столичных красавиц. Но только что-то подсказывало Аламезу, что в ближайшее время о томных вздохах под луной, а также о простеньком, прямолинейном и даже грубоватом флирте с падкими на мужчин придворными красавицами не стоило помышлять. Обстоятельства зачастую сильнее людей, они делают их своими рабами и заставляют дружно маршировать по заранее намеченному пути, жестоко карая за малейшее отклонение от проторенного маршрута. Свободный человек не тот, кто богат и имеет возможность упиваться властью. Что вельможи, что горожане, что обреченные на ежедневный, изнурительный труд простолюдины – все они являются безвольными рабами своего образа жизни, диктующего стереотипы их положения и соответствующие нормы поведения. Свободным человеком может считать себя лишь тот счастливчик, кто волен выбирать, что ему делать и какой дорогой пойти; тот, кто руководствуется словом «хочу» и уже позабыл, как звучит приговор «должен».

Пока еще Дарк был независим и свободен, но уже был вынужден от кое-чего отказываться. Облачившись в красивую одежду, Аламез вдруг захотел отправиться на бал, а вместо этого он был вынужден принять из рук Тальберта факел и пойти вслед за ним блуждать по темному подземелью, бывшему своеобразным замком, крепостью и одновременно домом альмирских вампиров. Огорченному невозможностью следовать собственным желаниям моррону оставалось лишь утешать себя мечтами, что вскоре он «свое возьмет», и выискивать недостатки в изысканной одежде, милостиво подаренной ему вампиром. Как известно, идеала не существует, и при желании даже за святым можно обнаружить грешки. Дарк хотел найти изъяны в своем новом одеянии, и он их довольно быстро нашел, хотя и не стал сообщать об этом Аркансу, боясь показаться неблагодарным и мелочным. Во-первых, тот, кто дарит дорогой костюм, мог бы позаботиться и о подобающей обуви. Стоптанные, местами потрескавшиеся сапоги пехотинца смотрелись весьма нелепо с дорогой одеждой. Аламез же походил не на состоятельного человека благородных кровей, а на низкого разбойника, ограбившего посреди леса карету вельможи и не сумевшего найти в многочисленных сундуках пары сапог, которые были бы ему впору. Во-вторых, Дарку уже изрядно надоел черный цвет: истосковавшаяся по прелестям жизни душа моррона требовала более светлых, более радостных расцветок, например он с радостью оделся бы в светло-коричневое, нежно-зеленое и даже в вызывающе желтое. Однако, как известно, дареному коню в зубы не смотрят. Лучше расхаживать в мрачно черном, чем щеголять голышом, задорно позвякивая звеньями непристойно короткой кольчуги.

Мысли о недостатках щедрого подарка немного скрасили долгий путь по узкому, темному коридору, стены которого не были украшены ни простенькими картинами, ни гобеленами, ни даже декоративными доспехами. Тальберт шел впереди на пару шагов, и складывалось впечатление, что факел вовсе ему не нужен, хотя на самом деле Дарк знал, что это совсем не так, хоть и не помнил, кто и когда просветил его по этому вопросу. Вампиры, как кошки иль иные ночные существа, прекрасно видят в темноте, однако мрак на поверхности и темень подземелья разительно отличаются друг от друга, правда, зрение человека настолько несовершенно, что эта разница совсем неуловима. Даже самой темной и пасмурной ночью, когда небо затянуто тучами, глаз вампира способен уловить слабенькие лучи луны, пробивающиеся на землю сквозь затянутое тучами небо и затем отражающиеся от различных объектов. В подземелье же свету неоткуда взяться, здесь царит абсолютная темнота, и огонь также должен освещать путь кровососа, как и дорогу человека. Другое дело, что глаз вампира более чувствителен и может довольствоваться малым. Арканс шел впереди и хорошо видел путь благодаря факелу в руках Дарка, но стоило лишь моррону его загасить, как оба тут же потерялись бы во тьме. Впрочем, Аламезу было не до экспериментов. Его более волновало, куда они идут и где находится то самое «удобное» место, в котором провожатый был готов продолжить прерванный разговор. От беседы в пути Тальберт отказался, хоть Дарк в самом начале прогулки и пытался ее завести.

Наверное, с четверть часа путники молча шли по не блещущему разнообразием коридору. Почему-то Дарку казалось, что вампир ведет его обходным и не самым кратким путем, так сказать, задворками подземного замка. То ли Тальберт боялся, что моррон запомнит расположение комнат и помещений, то ли помощник Каталины не хотел, чтобы легионера увидели немногочисленные приверженцы Форквут, последние члены альмирского клана, чей боевой дух наверняка и без того был не очень высок. Основательно поразмыслить над тем, какая же из этих причин была главной, Дарк, к сожалению, не успел. Стоило лишь туманным предположениям моррона более-менее обрести четкую форму и чуть-чуть приблизиться к разумному ответу, впереди возникла развилка с доброй полудюжиной ответвлений. Арканс повел моррона по второму справа проходу, и примерно через двадцать шагов путники оказались у плотно закрытой, но не запертой двери, на которой четкими, красиво изогнутыми буквами было выведено мгновенно согревшее душу Аламеза слово «арсенал».

– Выбирай, что хочешь! – милостиво предложил Тальберт, по-хозяйски распахнув дверь и пропуская Дарка вперед. – Только давай не затягивай, время сейчас дороже, чем золото… по крайней мере для нас.

Есть у вампиров дурная привычка – изъясняться загадками да намеками, когда обстоятельства, наоборот, требуют четкости и ясности. Аламез так и не понял, кого же спутник имел в виду, сказав «нас», то ли всех альмирских вампиров, то ли их двоих, не то чтобы союзников, но и не врагов. Уточнять же он не стал, поскольку, как только его нога ступила за порог, произошло настоящее чудо. Совершенно темная комната внезапно озарилась светом целой дюжины мгновенно загоревшихся факелов. Наверное, под каменной плитой пола скрывался рычаг, надавив на который Дарк привел в действие хитрый механизм, заставивший факелы одновременно вспыхнуть.

В огромном помещении арсенала хранилось столько добра, что все это великолепие и разнообразие просто не удалось бы сразу охватить взглядом. Щиты, кирасы, шлемы, алебарды, мечи, булавы, арбалеты со связками болтов и прочее вооружение, наверняка отобранное за несколько столетий у городской стражи, аккуратно развесили по стенам, разложили по многочисленным полкам и закрепили в пирамидах. В арсенале имелось и оружие, которое нельзя считать боевым. Десяток парадных, чересчур тонких и ломких для настоящей рубки, но зато обильно украшенных драгоценными камнями мечей скромно лежали на отдельной полке возле самого входа, а с противоположной стороны от входной двери в огромную кучу небрежно свалили воровское оружие. Сразу было понятно, что вампиры брезгуют пользоваться кинжалами, стилетами, фомками, наручными арбалетами и связками отмычек, но зачем-то их хранят.

– Дай-ка я тебе подскажу! – пришел на помощь Аламезу Тальберт, видя, что моррон растерялся и не может сразу сориентироваться во всем этом великолепии. – Кольчуг здесь нет, можешь и не искать. Доспехи со щитами тебе тоже вряд ли понадобятся: и ходить тяжеловато, и уж больно приметно… А вот если меч добротный нужен, тебе вон туда! – указал Тальберт пальцем на полку в дальнем углу помещения. – Мы сами тем оружием дорожим и лишь за особые заслуги…

– Трогательно… польщен, – кивнул Аламез, уже понявший, куда вампир клонит.

Хоть до указанного вампиром места оказалось не так-то и просто добраться, но усилия Дарка вознаградились сторицей. Глазам моррона предстало не просто хорошее оружие, а отличные образцы работы мастеров древности, которые теперь уже вряд ли где-нибудь найдешь. Из трех десятков старинных мечей примерно двадцать клинков были эльфийскими: с виду слишком тонкие, изящные, но на самом деле необычайно прочные и острые, они почти не тупились в бою, при правильном ударе могли разрезать даже хорошие доспехи и практически не ржавели даже после долгого пребывания под водой; но что самое главное, ими было легко управлять – они словно становились продолжением руки. С таким оружием и зеленый новичок, слабенький, как изнеженная девица, сможет противостоять опытному бойцу, если, конечно, от природы обладает отменной реакцией. Вот только почему-то рукояти клинков из прошлой, почти забытой эпохи были чересчур простыми и даже, можно сказать, уродливыми.

– Вижу, понравилось, – широко улыбнулся Арканс, по себе знающий, что вид отличного оружия пленит сердце настоящего воина гораздо сильнее, чем вид обнаженной красавицы или породистого скакуна. – На рукояти внимания не обращай! Мы их заменили. Да, я знаю, это кощунство, но безопасность превыше всего! Не те времена, эльфийское оружие редкость, и если нарвешься на знатока, неприятностей не оберешься. А так по городу хоть днем, хоть ночью спокойно ходить можно… никто ведь в ножны не заглядывает, никто и не догадается, какое сокровище в них хранится…

Аламез разделял мнение вампира и за любой из лежавших перед ним грациозных и легких эльфийских мечей, не задумываясь, отдал бы целый ларь драгоценных каменьев, если бы, конечно, таковой у него имелся. Однако еще больше моррону понравился лежащий у самого края полки короткий и чуть широковатый меч, идеально ровное лезвие которого было испещрено узорами диковинных рун.

– А-а-а, это гномий обрубок, – небрежно махнул рукой вампир. – Кто спорит, гномы, конечно, были знатными оружейниками, но вот мечи делать не умели. Топоры, секиры, доспехи, спору нет, лучше их мастеров мир не знал. Мы этот меч так уж, как экспонат редкий держим, но проку от него….

– Ошибаешься, – покачал головой моррон, беря нелепый с виду и немного тяжеловатый меч. – Не спорю, биться им не совсем удобно, горные мастера под гномью, а не человеческую руку его делали, поэтому и тяжеловатым клинок вышел, но зато сталь отменная, даже эльфийским с ним не сравниться.

– Не пробовал, врать не буду, – пожал плечами Арканс, – но лучше уж не рискуй, эльфийский возьми… вернее будет.

Самыми лучшими доказательствами в любом споре испокон веков являлись поступки, поэтому Дарк и не принялся переубеждать вампира словами, а решил на деле доказать свою правоту. Не прилагая особых усилий, Аламез быстро взмахнул не совсем удачно сбалансированным клинком и всего одним ударом раскроил пополам висевший рядышком на стене стальной щит. Срез на толстой стали получился идеально ровным, а когда удивленный вампир подошел к упавшим на пол половинкам щита и, нагнувшись, осторожно провел по кромке, то на кончике его пальца появилась кровь…

– М-да… – только и смог вымолвить пораженный вампир, слизывая кровь.

– Его я возьму, – огласил свое решение Дарк, присев и копаясь под полкой в поисках ножен. – Сперва чуть неудобно будет, но привыкну… Добротная сталь, ради нее и неудобства потерпеть не грех!

– Как знаешь, – пожал плечами Тальберт, хоть и впечатленный демонстрацией, но все же отдававший предпочтение эльфийскому оружию, более удобному в обращении, хоть не столь острому и прочному.

На самом деле Аламез полностью разделял мнение вампира и выбрал бы эльфийский клинок, если бы не одно обстоятельство, о котором Тальберт, видимо, не знал, а моррон благоразумно решил не рассказывать. Руны, которых на клинке было целых пять, являлись вовсе не магическими знаками, а клеймами мастеров, обозначавшими специфические качества сплава. Три из пяти Дарк знал, поскольку видел их раньше. Первое обозначало повышенную прочность клинка. Аламез не сомневался, что этим оружием можно не только разрубить щит или доспехи, но и проткнуть насквозь стену любого городского дома, будь она хоть из дерева, хоть из камня. Второй символ обозначал, что металл почти не подвержен воздействию стихий, то есть практически и в огне не горел, и в воде не ржавел. О чем должны были сказать владельцу третий и четвертый символы, моррон не знал, но вот пятый был для него самым важным. В сплаве гномьего клинка содержались особые компоненты, весьма вредные для вампиров, оборотней и прочих подобных им существ, с которыми обитателям махаканских подземелий приходилось встречаться. Рана, нанесенная таким оружием кровососу, и заживала дольше, и к значительной потере сил приводила. Фактически в руки моррона попал меч, отравленный ядом, действующим лишь на нежить. Естественно, о такой промашке Тальберта стоило умолчать, поскольку неизвестно, как жизнь обернется…

– Вижу, выбор сделан! Тогда пошли, – поторопил моррона Тальберт, первым направившись к выходу. – Нам еще разговор до конца довести нужно…

– А здесь что, нельзя? – удивился Дарк, наконец-то найдя подходящие ножны.

– Здесь? Здесь можно, но не стоит… – опять заговорил загадками вампир, то ли что-то скрывавший, то ли куда-то торопившийся. – Да, и советую во время пути особо ничему не удивляться и рот без надобности не раскрывать. Беседу продолжим, когда я скажу. Темнота она… живая!

Уже через несколько минут Аламез понял смысл этих странных слов. Тальберт повел его совсем по иному пути – не по узкому, пустынному коридору, а через огромные залы, погруженные в тишину, пыль и мрак. Свет факела отвоевывал у темноты лишь небольшие кусочки пространства, и Дарк не смог в подробностях разглядеть, как обустроены залы подземного замка, но того, что он увидел, оказалось достаточно, чтобы сделать очень неприятные выводы. Толстый слой пыли на скамьях и столах; паутина не только по углам, но и свисавшая с потолка; и гулкие звуки шагов, разносимые эхом по огромным, пребывавшим в запустении залам, были явными признаками упадка, переживаемого еще недавно могущественным и многочисленным кланом. Наверное, всего лишь какой-нибудь год назад здесь каждый день проходили веселые застольные сборища и балы, звучала музыка, слышался грохот кружек с вином или кровью и собирались вампиры. Но когда число сторонников Королевы Альмирской Ночи стало быстро стремиться к нулю, надобность во многих залах отпала. Лишь изредка следовавший за Аркансом моррон слышал во тьме тихие шорохи и чье-то дыхание, а глаз мельком улавливал какие-то движения. Темнота жила, темнота не была совсем уж пустой, и теперь Аламез понимал, почему Тальберт не хотел разговаривать по дороге.

Во время всего пути Дарк чувствовал себя весьма некомфортно, словно слепец, оказавшийся в незнакомом помещении и не знавший, есть ли кто поблизости или нет. Хоть моррон и понимал, что, пока он находится рядом с Тальбертом, ему ничего не грозит, но все равно опасался, что в любой миг из темноты мог напасть не очень дисциплинированный вампир. Когда же они прошествовали через все залы и вновь оказались в тесноте коридора, моррон, как ни странно, вздохнул с облегчением. Похоже, Арканс решил провести спутника через жилые помещения или некое подобие казармы. По обе стороны коридора находились двери, не запертые, но прикрытые.

– У нас без стука входить не принято, поэтому и нет надобности в задвижках да замках, – пояснил вампир, хоть и шедший впереди, но все равно приглядывавший вполглаза за гостем. – Это очень удобно и практично: и дисциплину укрепляет, и экономить позволяет. К тому же нам нечего скрывать. Здесь жили те, кто знал друг друга десятилетиями…

Слово «жили», естественно, кольнуло слух Дарка. Оно лишь подтвердило его предположение о постигшем клан упадке. Действительно, многие обитатели покинули подземное убежище, а оставшиеся верными Каталине Форквут предпочитали держаться вместе, в чем Аламез вскоре убедился. Уже почти в самом конце пути они прошли мимо комнаты с распахнутой дверью, откуда доносились голоса и струился слабый свет. За накрытым столом трапезничали четыре вампира, как ни странно, и при оружии, и в полной броне, которую они не сняли даже во время застолья. Так поступают воины только в очень опасные времена, когда и спать-то приходится сидя, держа ладонь на рукояти меча. Заметив Тальберта, один из вампиров приподнялся из-за стола и хотел что-то сказать остальным, но как только увидел шедшего за ним моррона, тут же вернулся на прежнее место.

– Слышь, если что, я могу подождать, – обратился к Аркансу Дарк, почему-то испытав стеснение.

– Потом, я поговорю с ними потом, – не оборачиваясь, ответил проводник, прекрасно понимая, о чем шла речь, – нам не так уж и много осталось, как идти, так и разговор вести.

С одной стороны, заявление вампира обрадовало моррона, а с другой – насторожило. Атмосфера подземелья угнетала, и Дарк был рад выбраться наружу, однако он так и не понял, куда же Тальберт его ведет. Обычно важные разговоры происходят в комнатах да еще при закрытых дверях, то помещение, куда вампир его в конце пути завел, более напоминало прихожую. Дверь там имелась, но уж больно массивная, к тому же целиком стальная и запертая сразу на три внушительных засова.

– Вот мы и пришли, – произнес Тальберт, остановившись и жестом предложив моррону присесть на низенькую скамью, на которой, наверное, обычно сидел часовой. – Видишь, какие у нас двери! Гномья работа! – с гордостью заявил Арканс, нежно огладив ладонью стальную поверхность. – Если бы лет двести назад махаканским мастерам таких великолепных дверей не заказали, все бы уже давно погибли! Как предвидели, что настанут тяжкие времена. Нет, конечно, из катапульты или баллисты такую дверь прошибить можно, но, к счастью, еще никто способа не придумал, как осадные орудия под землю затащить. Благодаря этому только и выжили…

– А как же подкоп? – поинтересовался Дарк, по опыту знавший, что если ворота или дверь слишком прочны, то осаждающие проламывают стену или ищут иной путь проникнуть внутрь укрепления.

– Попробуй! – хитро прищурившись, заявил Арканс, не скрывавший гордости за свою выдумку. Видимо, не только Форквут, но и он принял активное участие в строительстве подземного убежища. – Стены подземелья толстые, каменные, а вокруг них по всему контуру такие же стальные листы, скрепленные между собой, практически скованные, будто огромные доспехи. Трудов и деньжат ушло на то ой как много, но результат их оправдал… Мы еще живы, и это главное!

– Зачем сюда привел? В ином-то месте что, не разговаривалось? – спросил Дарк, принимая предложение и садясь на скамью.

– А зачем в иное место идти, когда все равно тебя потом сюда вести? – ответил вампир вопросом на вопрос. – Ты же моррон, существо неуемное, на месте сидеть и ожидать непривычное. Все равно же на поверхность попросишься, не сидится тебе под защитой стен!

– Нет, не сидится, – кивнул Дарк, – поскольку не знаю еще, где ж моих врагов больше: снаружи иль внутри?

– Мне казалось, ты уже догадался, что вреда мы тебе не желаем, – с укором произнес Арканс.

– А кто меня посохом по башке оприходовал? Нельзя было просто сказать, чтоб не дергался?

– Можно было, – кивнул в свою очередь Тальберт, – но очень уж рискованно. У меня тогда каждая секунда на счету была. Монахи же не дураки, и у них в сумках зелья имеются. Стоило лишь им догадаться, что поблизости невидимка, выпили бы по флакончику и меня бы увидели. А ты ведь человек упертый, на слово не веришь! Пока не объяснишь, что, как да куда, с места тебя не сдвинешь…

– Ты доверия еще не заслужил, – резко отрезал моррон. – Мы ведь уговорились: я решение приму, лишь когда историю до конца расскажешь, а пока что я тебя за союзника не считаю…

– Ладно хоть за врага не держишь, – презрительно хмыкнул вампир, – и на том спасибо!

– Так ты будешь рассказывать или нет?

– А говорить-то вообще-то и не о чем больше, – пожал плечами вампир, – так, самая малость осталась. Мы с морронами всегда довольно хорошие отношения поддерживали, но вот лет десять назад к нам с Каталиной дружок твой, Мартин Гентар, за помощью обратился. Просил помочь неких личностей, тогда в Альмире пребывавших, извести, очень настойчиво просил…

– И почему же не помогли? – догадался Аламез, что некроманту было отказано. – Поди, и ответные услуги взамен предлагал…

– Предлагал, – кивнул Тальберт, – да только эти личности нашему клану врагами совсем не были, а даже, наоборот, не раз помощь оказывали… Слово Каталины твердо, да и память у нее хороша! С кем союз заключила, того не предает, да и за помощь всегда добром платит… К тому же для отказа и еще одна причина имелась… очень даже весомая.

– Какая, если не секрет?

– Не секрет, – покачал головою вампир, – просто те личности, персоны, особы, называй, как хочешь, не были ни вампирами, ни людьми… – говорил Тальберт тихо и медленно, как будто во сне, а затем резко повысил голос, что произвело неизгладимое впечатление на слушателя: – Они были морроны!

На долю секунды Дарк потерял дар речи, а гнев, внезапно овладевший рассудком, чуть ли не толкнул его на опрометчивый поступок. Аламезу захотелось наброситься на низкого лжеца, голыми руками разодрать ему клыкастую пасть и вырвать гнусный язык. Лишь чудом моррону удалось сдержаться и продолжить разговор без применения силы.

– Ты лжешь, – спокойно произнес Дарк, не видевший смысла показывать Тальберту чувства, которые он в этот момент на самом деле испытывал. – Моррон никогда не пойдет против другого моррона, тем более не станет натравливать на собрата вампиров. Что же касается Мартина…

– Послушай, – перебил Арканс, допускавший вспышку гнева со стороны Дарка и поэтому державший ладонь на поясе очень близко от рукояти меча. – Тебя не было двести лет. Мир за это время малость изменился… Я не знаю, какие отношения существуют между морронами, но допускаю, что вы считаете друг друга в своем роде братьями…

– Ты прав, – скупо кивнул Дарк, – так оно и есть.

– Логично сравнить отношения между членами клана, или, как вы сами называете, Легиона, с отношениями в семье, – продолжил объяснение вампир, убрав руку с пояса. – Когда братьев всего двое, они не разлей вода! Когда же в семье становится более десятка детей, родственные связи не столь крепки. Знаешь, мы в дела морронов никогда не вникали, но все же знаем, что за последнюю сотню лет появились новые легионеры. Возможно, они не совсем такие, как ты или морроны, которых ты знаешь; быть может, их жизненные позиции во многом отличаются от видения Гентара и более опытных легионеров. Признаюсь, ни я, ни Каталина не знали и до сих пор не ведаем, в чем кроется суть возникшего в рядах Легиона конфликта, да и размеры его не представляем. Мы видим лишь внешнюю сторону, лишь голые факты, а они таковы, как я уже сказал. Десять лет назад Гентар обратился к нам за помощью в убийстве нескольких морронов, проживавших в то время в Альмире. Мы отказались, в результате сейчас пожинаем гнилые плоды его обиды… Твой дружок Мартин не внял голосу разума и, посчитав наше решение личным оскорблением, принялся мстить. А в чем в чем, в интригах он мастер… нам до него далеко…

– И что же один моррон мог сделать целому клану? – усмехнулся Аламез, не восприняв сказанное всерьез. – В чем ты его обвиняешь?

– А я не обвиняю, – покачал головой Тальберт. – Для обвинения нужны доказательства, а их как раз у нас с Каталиной и нет. Мы лишь сопоставляем факты, увязываем их в единую хронологическую цепочку. Десять лет назад Гентар прекратил с нами всякое общение, и некоторые иные, так сказать, старички-морроны, которых ты не знаешь, неожиданно стали смотреть на нас как на прокаженных, хотя до этого мы успешно сотрудничали и всегда прекрасно ладили. Уже через полгода у нашего клана почти не осталось друзей и в Ложе Лордов– Вампиров. Все от нас отвернулись, а Сиятельная графиня Самбина, давненько смирившаяся со своим поражением, вдруг решила вернуть себе альмирский престол. Вначале мы оказались в изоляции, а три года назад началась открытая война. Наш клан сражается не с приверженцами Самбины, а практически против всех остальных кланов, выступивших единым фронтом. На сегодняшний день в Альмире находится около полутысячи жаждущих нашей крови вампиров, и руководит ими сама Самбина. Морронов же в городе нет…

– Конечно же, за исключением тех самых особ, которых вы с Каталиной не предали, – высказал предположение Аламез и по виду Тальберта понял, что попал в точку. – Можешь устроить с ними встречу?

– Могу, но не буду, – покачал головой Арканс. – Они этого не ходят. Они знают, что ты в городе, но доверяют тебе еще меньше, чем ты доверяешь мне…

– Что так? – недоверчиво произнес Аламез. – Чем же я перед ними провиниться успел?

– Ничем, ровным счетом ничем. Но ты войди и их положение. Оно, конечно, малость получше, чем наше, но все же плачевно. Город находится во власти врагов. Ночью по его улочкам рыщут поисковые отряды Самбины, а за нами охотятся принявшие сторону сильного индориане. Святош даже грех в том винить. За головами небольшой группки морронов идет такая же охота, как за нашими, а силы альмирского клана, увы, на исходе. У нас с Каталиной осталось не более двух дюжин бойцов, в то время как каждую ночь ряды сторонников Самбины пополняются свежими подкреплениями. Мы уже не хозяева города, мы всего лишь пленники его стен. Если бы не крепость нашего подземелья, ты бы со мной сейчас не разговаривал. Меня бы уже давно не было, я был бы мертв. А о тебе они практически ничего не знают, ты для них всего лишь имя из прошлого, притом имя, тесно связанное с Мартином Гентаром. Сам понимаешь, возникает подозрение: а не подослал ли тебя козлобородый колдун?

– Но ты же знаешь, что это не так…

– Я верю твоим словам, – тяжко вздохнул Арканс, – я верю, а они сомневаются и не хотят рисковать, принимая тебя в свою компанию.

– Постой, – перебил моррон, вдруг вспомнив разговор, который они вели еще при Каталине, – но ночью вы вроде бы утверждали, что других морронов в городе нет.

– Мы соврали, – невозмутимо заявил Тальберт. – При данных обстоятельствах и ты бы опустился до лжи, но наше заблуждение насчет тебя и Зова было искренним. Видишь, изгои-морроны и нам-то не до конца доверяют, хотя мы не раз бились с ними бок о бок и сейчас, и в лучшие времена. Кто– то из них слышит Зов Коллективного Разума, но не счел нужным нам в том признаться. Не забывай, союзники всего лишь союзники, и если обстоятельства сложатся неблагоприятным образом, они первыми ударят тебе в тыл. У нас была надежда, но теперь мы уже не знаем, в чем кроется смысл послания Коллективного Разума. Не исключено, что одни морроны смогут найти с другими морронами общий язык, а Каталину с Самбиной уже ничто не примирит.

– Это все, что ты хотел сказать? – спросил Дарк, когда Арканс многозначительно замолчал, видимо, ожидая от него какой-то реакции.

– Нет, я не сказал главного. Я вкратце описал ситуацию, надеюсь, что доступно, но еще не коснулся наших планов, не исключено, что и общих с тобою.

– А я вот такую возможность полностью исключаю! – жестко заявил Аламез. – Во-первых, не вижу смысла встревать в ваши вампирские дрязги, а во-вторых, я не заключаю союза с теми, кто врет, притом не в малом!

– Не торопись, дружок, не торопись! – рассмеялся вампир. – Ты подумай о своем положении, и я уверен, смысл быть с нами заодно у тебя найдется. Не скрою, нам с Каталиной ты выгоден как союзник, поскольку и меч твой в бою пригодится, да и затем ты сможешь замолвить за нас словечко перед легионерами. Что же касается твоих дел, то на данный момент они незавидны. Сторонники Самбины думают, что это ты слышишь Зов, и стараются тебя убить. Да и свидетели им ни к чему: зачем Гентару и остальным легионерам знать, что именно происходило в Альмире? Филанийские власти, как ты уже понял, приняли сторону сильнейшего, то есть не нашу! Подозреваю, что боевые монахи искали в порту не нас с Каталиной, а именно тебя. Мы умеем незаметно перемещаться по городу, а ты такой способностью, увы, не обладаешь… Морроны-изгои тебя не примут. Они сейчас вообще стараются ни во что не встревать и, как мышата, забились в очень глубокие норки. Видимо, они надеются выжить после падения нашего клана. Поверь, они хорошо умеют прятаться, и даже Мартин Гентар не знает всех отступников в лицо. С чем же остаешься ты? Сколько стоит твоя почти бессмертная жизнь при подобных обстоятельствах? Подведем черту! Одни морроны тебя отвергают, другие слишком далеко. Город полон врагами, жаждущими взять тебя в плен на веки веков, и только мы с Каталиной готовы протянуть тебе руку помощи, предоставить место в последней шлюпке с корабля, обреченного на гибель!

– И когда же отправляется эта шлюпка, я даже не смею спросить, куда? – Хоть голос моррона был полон пренебрежения и сарказма, но Дарк все же воздержался от сравнения вампиров с крысами, бегущими с тонущего корабля.

Он готов был рассмотреть предложение Тальберта хотя бы для того, чтобы понять, что же именно вампирам от него нужно, что подразумевалось под весьма обтекаемой, витиеватой формулировкой «замолвить словечко»? Аламез не боялся опасностей, но очень страшился стать безвольной пешкой в чужой игре, смысла которой не понимал.

– Довольно долгое время наше убежище оставалось неприступным для врагов. Сам видишь, какие у нас двери, – проигнорировав неприятную интонацию собеседника, перешел к объяснению своего плана Арканс. – Но вечно мы отсиживаться не сможем, а незаметно покидать подземелье с каждым разом становится все трудней и трудней. Каталина – могущественный вампир, но ее чары требуют много крови, а наши запасы истощены. Об охоте же при данных обстоятельствах, как сам понимаешь, не может быть и речи. Фегустин Лат, которого ты так немилосердно обидел в лесу, привез нам послание от главы шеварийского клана. Его хозяин, единственный Лорд-Вампир, не отвернувшийся от нас в тяжкое время. И хоть против Ложи он открыто пойти не осмеливается, но свое покровительство нам предложил, а мы не нашли иного выхода, как принять его благородное предложение. Так что сегодня, ровно в полночь, остатки нашего клана покинут убежище и пойдут на прорыв.

– А позволь узнать, который сейчас час? – спросил Дарк, совершенно не представлявший, как долго он проспал.

– Всего около полудня, так что у тебя достаточно времени, чтобы принять решение, идешь ли ты с нами или нет, – как будто между прочим сообщил Арканс, а затем продолжил излагать план: – Наша цель проста, но трудновыполнима: покинуть Альмиру, а затем добраться, скорее всего, с боями до шеварийской границы. Там нас уже ждут, там мы будем в безопасности и сможем все начать сначала. Мы отдохнем, наберемся сил, обзаведемся сторонниками, а ты, я надеюсь, не откажешься помочь нам установить добрые отношения с Легионом. Нет, нам не нужен союз или поддержка, мы с Каталиной лишь хотим, чтобы некоторые морроны оставили нас в покое и прекратили плести кружева интриг, настраивая против нас Ложу. С Самбиной же мы разберемся как-нибудь сами…

– А если я не соглашусь? Просто не стану ввязываться в вашу ссору с Гентаром? – спросил Аламез, прекрасно зная, какой ответ получит, и все равно сомневаясь в его искренности.

– Нет, ты не станешь заложником, – довольно убедительно пообещал Арканс, возможно, лукавя, а быть может, и говоря правду, – но мы надеемся, что ты хотя бы попытаешься отплатить добром за добро! Не забывай, в одиночку у тебя нет шансов ни выжить в Альмире, ни покинуть ее пределы. У тебя нет друзей, ты совершенно один, даже уродец Кабл упросил Каталину взять его с собой.

– Зачем? – искренне удивился моррон.

– Затем, что он разумней тебя и понимает, что одному не выжить.

– Нет, я о другом! – замотал головой Дарк. – Вам-то он зачем понадобился?

– Несмотря на невзрачный вид и отнюдь не прекрасные манеры, Кабл боец, а не обуза! – четко ответил Арканс. – Говорю же тебе, нам предстоят серьезные бои, и я очень сомневаюсь, что хотя бы половина нашего отряда сумеет перебраться через городскую стену, до шеварийской же границы доберутся единицы…

Тальберт говорил убедительно, и практически от союза со сторонниками Каталины Дарк ничего не терял, но что-то тем не менее удерживало его от того, чтобы ударить с вампиром по рукам. Моррон не знал, сколько правды в рассказе хитрого кровососа, а сколько лжи, и поэтому не мог принять решение.

– Мы тебя не торопим, до полуночи есть время, чтобы обдумать свое положение, – правильно истолковав причину молчания, изрек Арканс. – Но знай, в полночь мы покидаем Альмиру, уходим с тобой или без тебя. А сейчас ступай, и советую держаться подальше от храмов и людных мест!

Не успел моррон хоть что-то сказать, как Тальберт надавил ладонью на центр стальной двери, приведя в действие хитрый механизм, придуманный горными мастерами. В следующий миг все три массивных засова одновременно поднялись, а затем толстые створки двери стали бесшумно раздвигаться.

– Что ты делаешь?! – испугавшись, выкрикнул Дарк и, вскочив со скамьи, обнажил меч.

– Напрасно тревожишься, – рассмеялся Арканс, ничуть не беспокоясь, что открыл вход в убежище. – Этот тоннель – единственный путь наверх, о котором врагам неизвестно. Мы его берегли для особого случая…

– Если я соглашусь, как вас найти? – с опаской вглядываясь в темноту открывшегося перед ним прохода, спросил Дарк, поверивший словам вампира, но все равно не убравший меч в ножны.

– Это будет несложно. Вот возьми. – Тальберт бросил моррону в руки небольшой флакон из темно-серого стекла, горлышко которого было запечатано сургучом. – Если решишь присоединиться, просто выпей. Не бойся, это не яд. Нам смысла нет тебя травить… Эликсир совершенно безопасен как для нас, так и для людей. Немного подождешь, чувства твои обострятся, и ты узнаешь, где мы находимся.

– По запаху почувствую, что ли? – усомнился моррон.

– Нет, ты увидишь, – возразил Арканс, ничуть не удивленный проявленным недоверием. – Только, будь любезен, постарайся, чтобы флакон не попал в руки врагов. Я не шучу, мы доверяем тебе наши жизни!

Наверное, в этот момент моррон должен был ударить себя рукой в грудь и торжественно поклясться отдать за флакон жизнь или хотя бы пожать в знак благодарности руку Тальберту, который ее уже протянул. Однако Дарк не в силах был сделать ни то, ни другое. Он просто взял факел и пошел; пошел один в глубь простиравшегося впереди прохода. Через пару секунд за его спиной раздался тихий скрежет, стальные створки двери закрылись.