Глава 11

Заместитель начальника президентской охраны сидел за рабочим столом. Мерно качался золоченый маятник высоких напольных курантов, чуть слышно щелкал механизм старых часов. Куранты достались Ивану Антоновичу от предшественника, хотя наверняка и не он их тут поставил. Часы были еще трофейными, немецкими. В глубине корпуса, если заглянуть сквозь стекло, можно было разобрать серебряную надпись «Breslau» – сегодняшний польский Вроцлав. А на задней стенке красовалась сделанная под трафарет черной краской надпись «SS» в виде двух молний. Когда наступал полный час, куранты отбивали какую-то знакомую мелодию, но что это, откуда она, кто ее написал и где слышал ее раньше, Борейша вспомнить не мог. У кого ни спрашивал, ответа так и не получил. Да и откуда людям, вхожим в президентскую охрану, разбираться в музыке? У них другие цели, другие задачи, другое образование.

Иван Антонович не мог сейчас разгадать «кроссворд» совсем другого рода. Два часа тому назад ему доложили, что GPS-маяк, встроенный в спецтелефон пропавшего Клима Бондарева, подал короткий сигнал в Ираке, а потом снова исчез. Точку засекли с точностью до десяти метров. И вот теперь перед Иваном Антоновичем лежала карта страны, в которой он ни разу не бывал, с жирной точкой у города Неджефа, в котором американцы уже вторую неделю подавляли восстание, и снимок, сделанный из космоса. Коробки складов, еле различимая полоса бетонки и крестик самолета на ней. Специалисты уже определили, что это «Ан-24» в транспортном исполнении. Получалось, что сигнал, исчезнувший в Карелии, пришел теперь прямо из самолета, находящегося в американской оккупационной зоне. И если бы не то, что двое его людей, посланные на поиски, погибли при взрыве в доме владельца «Африкаэротранса», все это могло показаться бредом или идиотским розыгрышем.

На осторожный запрос, что же происходит поблизости от Неджефа, американцы прислали ответ, который можно было легко составить, посмотрев телевизионные новости.

«Что или кто у нас там может быть поблизости?» – задумался Борейша, пробегая глазами еще одну бумагу, в которой шла речь о странном заявлении не известной до этого никому организации боевиков, сопротивляющихся в Неджефе, переданном большинством западных телеканалов.

«Какое-то супероружие… скорая победа… – пробегал глазами строчки перевода Борейша. – Обычный блеф проигрывающих войну. Но почему это пустили в эфир? Если одно странное событие происходит в каком-то месте, это может быть случайностью. Если странные события происходят в разных местах – то же самое. Но если случается несколько странных событий в одном месте – это уже закономерность».

Тяжелый «Хаммер» мчался по пустыне. За сиденьями булькали канистры с бензином. Весь капот машины был покрыт пылью, густой, словно иней морозным утром. Но в герметически закупоренный салон не проникали ни жара, ни пыль. Из решеток на приборной панели стекал приятно-прохладный, пропущенный через фильтры воздух. Чуть слышно шипела пневматическая подвеска сидений. Иса не без помощи Брука уже хорошо разобрался с управлением машиной. Он даже не держал ноги на педалях. Выставил скорость и включил «круиз-контроль». Теперь бортовой компьютер сам поддерживал заданные параметры. Стрелка на спидометре приросла к цифре тридцать миль в час, оставалось только придерживать руль одной рукой.

Брук мысленно пересчитывал показания приборов в привычную метрическую систему. Ведь данные, высвечивающиеся на экране бортового компьютера, были рассчитаны на американцев: мили, галлоны, градусы по Фаренгейту, фунты на квадратный дюйм… Больше всего его волновала строчка «расход горючего». Беззвучно шевеля губами, он переводил «галлоны на сто миль» в «литры на сто километров».

– Машина по бездорожью жрет топливо, как свинья помои, – сказал Брук, – можем не дотянуть до свободной курдской зоны.

Иса окинул взглядом пейзаж:

– Заправки в пустыне не предвидится.

– Может, заехать в какое-нибудь селение?

– Не в каждом найдется топливо.

Брук развернул на коленях карту, отчертил ногтем линию шоссе.

– Придется выехать на дорогу.

Иса повернул руль и опустил козырек, солнце теперь било в глаза, оно бликовало на плоском пыльном лобовом стекле, пейзаж то и дело исчезал, растворялся в его сиянии.

– Если не сегодня, то уже завтра мы сможем помыться в хорошем отеле. Выпить в баре, заснуть в постели. – Брук распрямил затекшие ноги, благо размеры машины это позволяли.

– Я не пью спиртного, – произнес Иса, протирая грязное лицо ладонью.

– Коран запрещает? – ухмыльнулся Брук. – Так Коран и убивать запрещает. Пить мусульманину можно – после захода солнца, тогда Аллах ничего не видит.

– Скоро и мы ничего не увидим. Подай воду.

Ветер усиливался, местами над землей поднимались и опускались фонтанчики пыли, а линия горизонта уже размылась в дымке. Брук перегнулся через сиденье и подал бутылку воды.

– Пей. Воду можно не жалеть. У нас ее много.

Торговец оружием прокручивал настройку рации, выставленной на прием, прослушивал разговоры американских военных. Иса жадно пил прямо из горлышка, пластик бутылки хрустел под его сильными пальцами. Главарь был зол на себя, на Брука, все еще мучила совесть за то, что бросил своих людей, но разум подсказывал ему, что поступает он правильно.

«Скольких друзей, родственников, знакомых я уже потерял. А такая мразь, как Брук, жив и здоров». Иса прибавил скорости. Машина, шедшая до этого достаточно плавно, стала подскакивать, задребезжал автомат, засунутый под сиденье. Брук придерживался рукой за приборную панель. Впереди уже показалась насыпь шоссейной дороги. По ней катил одинокий старый грузовик. Выцветший брезент колыхался на ребрах кузовного каркаса. Через насыпь ветер переносил густую пыль. Брук достал пачку, раскрыл, он помнил, что должна еще остаться одна сигарета, она там и лежала, но когда вытащил ее, то выругался. Сигарета оказалась переломанной пополам. Он подцепил ручку перчаточного ящика, опустил крышку. Вполне могло оказаться, что после американцев в машине осталось курево. Внутри оказался свернутый в трубку журнал, начатая пачка «Кэмела», у самого края ящика лежал небольшой, с ладонь длиной, нож кустарной работы. Такие сотнями продавались на местных рынках, и кто-то из американцев купил себе сувенир на память. Брук вытащил короткую сигарету без фильтра, щелкнул зажигалкой.

Иса сбросил скорость, и машина въехала на насыпь.

– Если верить карте, то ближайший населенный пункт… – начал Брук и тут заметил странное напряжение на лице Исы, перевел взгляд на лобовое стекло.

Далеко впереди ехал грузовик с затянутым брезентом кузовом, а по другую сторону дороги под самой насыпью стояли два армейских «Хаммера» и бронетранспортер. Двое военных в бронежилетах и касках с автоматическими винтовками в руках стояли на обочине.

– Американцы… – произнес Иса и нервно вцепился в руль.

– Все нормально. Мы на армейской машине. Мы просто проедем мимо. Грузовик они пропустили, даже не остановили, – проговорил Брук, – твою бороду никто не рассмотрит сквозь пыльное стекло.

Один военный вышел на середину дороги и показал, чтобы машина остановилась. Сделал это лениво, без опаски, скорее всего хотел о чем-то спросить или предупредить. Иса завертел головой.

– Просто проедешь мимо, – сказал Брук, – чуть сбросишь скорость, посигналишь и… вперед.

Иса пригнулся так, чтобы не сильно возвышаться, посигналил, вроде бы приветственно, и чуть сбросил скорость. Брук замахал руками за стеклом, что могло быть истолковано – спешим. Военный не уходил, уже и его напарник ступил на асфальт. Один из «Хаммеров», стоявших под дорогой, завелся, вздрогнул, пополз вверх. И тут нервы у Исы сдали, он резко прижал педаль газа. Колеса буквально вгрызлись в асфальт. Машину бросило вперед. Он собирался объехать военных по обочине, но сбил одного бампером. Бешено вращающиеся колеса, разбрасывая камешки, не удержались на рыхлой обочине. «Хаммер» боком сполз с насыпи почти под самый бронетранспортер. Машину развернуло.

Размытая линия горизонта прыгала за лобовым стеклом. Что творится сзади, рассмотреть из-за густой пыли было невозможно. Из открытого перчаточного ящика сыпались на пол вещи. Брук ощутил под ногой круглую ручку ножа.

– Что ты делаешь?! – кричал он, но недолго, изменить ход событий было уже невозможно.

Сзади громыхнула очередь из крупнокалиберного пулемета. Слева от машины взметнулись фонтанчики пыли. Глаза Исы зажглись нехорошим, злым огнем. Еще одна очередь, но на этот раз стреляли выше. Какое-то время казалось, что их оставили в покое, выстрелы прекратились. Но потом стало ясно почему. Из пыли справа возник «Хаммер», следом за ним второй. Одна из машин умудрилась обогнать Ису, и теперь они с Бруком видели только пыль впереди. Что-то гремело совсем рядом.

– Бронетранспортер! – выкрикнул Иса, разглядев силуэт, наползавший слева.

Вправо было не уйти. Он каким-то чудом сумел притормозить, вывернуть руль. Брука бросило в лобовое стекло. Машина поднялась на два колеса. Бронетранспортер прогремел, промелькнул перед самым капотом. «Хаммер» вновь опустился на землю всеми четырьмя колесами, двигатель заглох, захлебнулся. Иса лежал на руле грудью, вдыхал хрипло, прерывисто, из уголка рта тонкой струйкой стекала кровь. В широко раскрытых глазах пульсировали от боли – расширялись и сужались – зрачки.

«Ребра сломал, а обломки вошли в легкие», – машинально отметил Брук.

Соображал и ориентировался он всегда быстро. Это умение не раз спасало ему жизнь. Ветер уже отнес к дороге пыль, окружавшую машины. Впереди виднелся бронетранспортер. Брук смотрел на него, но видел только повернутый на него ствол крупнокалиберного пулемета, способного насквозь пробить бронированный «Хаммер». На то, чтобы увидеть все это и принять решение, у него ушло не больше секунды. Рывком он выхватил автомат, передернул затвор и, глядя прямо в глаза, выстрелил в главаря боевиков.

Иса дернулся, его голова опустилась. Брук понимал, что звук выстрела может сработать как взрыватель – нервы у всех на пределе. Прижмет стрелок палец на гашетке пулемета и… Он распахнул дверцу и вышел с поднятыми руками.

– Я заложник! – крикнул он так громко, что чуть не оглох от собственного крика. – Я гражданин Германии. Он мертв! – Ладонью поднятой руки он указывал в салон машины.

– Стоп! – крикнули ему, когда он попытался отойти от машины.

Военные целились в него из-за своих машин. Война в Ираке приучила всех держаться настороже, и если рисковать, то в первую очередь чужой, а не своей жизнью.

– Оставайтесь на месте!

– Он мертв, мертв! – истерично кричал Брук. – Мертв!

Иса медленно поднял голову, сквозь кровавую пелену рассмотрел за распахнутой дверцей Брука. С третьего раза до него дошел смысл того, что он кричал, из темноты забытья всплыла вспышка близкого выстрела и то, как его бросило на руль.

«Я умираю», – на удивление спокойно подумал он.

Иса потянулся к поясу, из последних сил сорвал с него гранату, вырвал зубами чеку. Он даже не успел ее бросить – потерял сознание, – она сама выкатилась из ослабевшей руки. Освобожденная ручка подпрыгнула, как кузнечик, ударила в потолок машины. Брук не успел отскочить от дверцы – взрывом его бросило на землю, изрешетило осколками. Торговец оружием лежал, прижимая к развороченному животу окровавленные ладони, сухая пыль жадно впитывала кровь, хлеставшую из-под его пальцев. Языки пламени выбивались из салона.

– Помогите, помогите. – Брук пытался отталкиваться ногами, но не мог сдвинуться с места. Свет то мерк в его глазах, то вновь через пелену дыма он видел над собой диск солнца.

– Дерьмо… – тихо произнес сержант, запрыгнув в машину, и крикнул: – Отходим!

Машины, а вслед за ними и бронетранспортер отъехали на безопасное расстояние. Над «Хаммером» поднялся столб пламени. Сорванная взрывом крышка верхнего люка, кувыркаясь, мелькнула в огне, вылетела из него и спланировала на песок; дымилась резиновая окантовка уплотнителя.

– Когда догорит, тогда и подойдем. Ему все равно уже было нельзя помочь, – сказал сержант, проводив ее взглядом, и добавил, как бы оправдываясь перед самим собой: – Кажется, он сказал, что немец?

Арабский журналист поманил к себе пальцем Ружану. Женщина, измотанная непониманием, неизвестностью, тут же перебралась поближе к нему. Если раньше часть разговоров велась по-английски, то с отъездом Исы и Брука она вообще перестала понимать, о чем говорят боевики.

– Иса приказал взрывать самолет, если он не вернется до пяти вечера, – прошептал Омар.

Ружана тут же глянула на свои часы, но вспомнила, что не переводила время, и никак не могла сообразить, сколько надо прибавить или отнять. Омар ткнул пальцем в циферблат часов в массивном золотом корпусе на своем запястье.

– Уже без двадцати. Потому они такие мрачные.

– Главарь уехал с Бруком, значит, они не вернутся, – обреченно произнесла Ружана. – Я хорошо его знаю. Был бы шанс спастись здесь, он бы остался. Что с нами будет?

Омару не хотелось пугать женщину, но чем успокоить, он и сам не знал. Все варианты, которые Омар прокрутил в голове в часы ожидания, только разжигали страх. Он вздохнул.

– Не молчите, – попросила Ружана.

– Все будет хорошо, – неуверенно произнес Омар.

Ружана нервно засмеялась:

– Каким образом? Нам даже не сделают больно?

– Я уже думал о том, чтобы попробовать убежать. Но это невозможно. Выбраться со склада – да, это реально, но вокруг пустыня. Они повсюду нас догонят.

– В лучшем случае они заберут нас с собой.

– Или одного из нас, – усмехнулся тележурналист. – У красивой женщины на это больше шансов. Иса не врал, когда говорил, что с женщинами они не воюют.

Тарик, сидевший перед выключенной рацией, услышал шепот и глянул в глубину склада. Омар и Ружана тут же замолчали. Часы лежали перед командиром на раскладном столике. Тарик вновь принялся следить за секундной стрелкой. Трое боевиков стояли рядом с ним и тоже не сводили глаз со стрелок. Никто не решался заговорить первым. Последние десять секунд никто из них и не дышал.

– Если не переставить взрыватель, – наконец глухо произнес Тарик, – бомба взорвется через полчаса. – И замолчал, подперев голову кулаками.

– Что могло случиться? Почему командир и русский не вернулись? – тихо спросил самый старший по возрасту боевик.

– Его рация не отвечает. Или погибли, или… далеко. – Тарик почувствовал, что должен взять себя в руки, поднялся.

Все смотрели на него, ожидая решения. Тарик выпрямил спину.

– Мы взорвем самолет, – веско произнес он.

Воцарилась полная тишина. Ружана, глянув на Омара, и без перевода поняла, что сказал Тарик. Журналист побледнел, нижняя челюсть чуть отвисла и подрагивала.

– Мы взорвем, но не сейчас, – с облегчением продолжил Тарик, – иракский солдат не должен отдавать жизнь за свою родину, он должен воевать так, чтобы его враги отдавали жизни за свою страну. У нас есть «Хаммер» и грузовик, запас топлива, оружие, вода. Мы уйдем в глубь пустыни раньше, чем здесь появятся американцы. Мы уйдем, а они погибнут.

Особого воодушевления речь Тарика не вызвала, но в него снова поверили, как в командира. Он важно взглянул на часы. Пока электронный ключ от взрывателя был у него, его слов никто не мог оспорить.

– Время переустановить таймер. Скажите о моем решении тем, кто охраняет грузовик. – И, не слишком торопясь, чтобы не потерять достоинство, пошел к самолету.

Двое боевиков остались на складе, третий побежал сообщить остальным изнывавшим от неведения соратникам решение Тарика.

– Я поняла, что произошло и что произойдет, – проговорила Ружана, тронув руку Омара, – они уйдут после захода солнца, а нас оставят здесь. Просто закроют на складе. Зачем им лишние люди в дороге? Никто не заплатит за меня выкуп, а журналист «Аль Джазиры» ничем перед ними не виноват, им невыгодно портить отношения с телекомпанией.

– Если так случится, это не так уж и плохо.

– Но мы уцелеем в том случае, – уточнила женщина, – если самолет не взорвется, если американцы успеют его разминировать.

– О другом я не хочу и думать.

– Я тоже, но приходится. Однако после этого, если все пройдет хорошо, нашими врагами станут не боевики, – зашептала Ружана, – а американцы.

– Я с ними договаривался легко. Прессу они уважают.

– Им не нужны свидетели, военные – это одно, спецслужбы – другое. – Ружана смотрела в пол. – И вообще, мы думаем, строим планы, а от нас уже давно ничего не зависит. Все решили за нас и даже не посчитали нужным сказать, что именно решили.

Ветер гнал, пересыпал песок, его уже порядком намело в укрытие под сухими стеблями. Бондарев поднялся к краю углубления, лег рядом с Алексеем, наблюдавшим за складами и самолетом.

– Ну, что ты высмотрел? – спросил он так, словно речь шла о чем-то простом, вроде рыбалки или охоты на уток.

– Я знаю о них все. – Украинский летчик чувствовал себя достаточно уверенно.

Клим слегка улыбнулся.

– Интересно будет послушать…

– Теперь они ставят часовых только по двое.

Бондарев одобрительно кивнул:

– Они стали учитывать наше присутствие. Боятся нас, и это плохо – противника лучше брать не подготовленным к нападению. Дальше.

– Я сосчитал, сколько их осталось, – девять человек.

– Правильно, а заложников?

– Двое или трое.

– Двое, – уточнил Бондарев, – женщина и араб. Это все, что ты понял?

– Достаточно.

– Уверен?

– Не знаю, – слегка растерялся украинский летчик.

– Восемь их, девять или десять – не так существенно. Они все равно вооружены лучше нас, и их значительно больше, – Бондарев говорил мягко, так, чтобы Алексей не потерял веру в себя. – В любом случае, пока они здесь, захватить самолет мы не можем. А это единственное место, куда они потом не сунутся с оружием – побоятся взрыва. На сколько времени выставлен таймер бомбы?

Алексей озабоченно тер виски:

– Откуда мне знать?

– Два часа, – настолько уверенно, будто сам устанавливал отсчет времени, произнес Клим, – именно с таким интервалом стал наведываться в самолет тот боевик, кого Иса оставил вместо себя командиром.

– Об этом я не подумал. Как ты думаешь, что они собираются делать?

– Уйдут, когда совсем стемнеет. Машины у них есть.

– А самолет?

– Оставят заминированным в надежде, что американцы не успеют отыскать бомбу.

Пилот приподнялся на локтях, всмотрелся в родной «Ан-24», к которому шел Тарик.

– Надо засечь время, и мы будем знать, когда взорвется бомба.

– Наверняка она не лежит на виду, а надежно спрятана. Добраться до нее можно не так уж быстро. Засекай время – когда он выйдет из самолета, от него и поведем новый отсчет, прибавив половину от того, что боевик пробудет внутри. Больше чем на пару минут не ошибемся.

– Вот если бы мне оказаться внутри, – сказал Алексей. – Я знаю в самолете каждый уголок.

– Беда в том, что боевик их не знает, и спрячет в таком месте, о котором ты вспомнишь в последнюю очередь.

После того как Тарик вернулся на склад, в лагере боевиков началось движение. По одному иракцы выходили из ворот – они таскали упаковки воды, ящики с провизией к другому зданию, в котором стоял грузовик.

– Ты прав, они готовятся к отходу, – признался Алексей, – но почему им просто не перегнать грузовик поближе?

– А ты подумай. – Бондарев перевел взгляд в небо.

– Опасаются, что за ними следят со спутника.

– И правильно делают.

Тарик стоял у ворот и в бинокль разглядывал небо, он медленно поворачивался, замирал, а затем вновь вел бинокль. Руки его чуть дрогнули, на губах появилась улыбка, он отыскал то, о чем подозревал. Высоко в выцветшей голубизне неба парил беспилотный самолет-наблюдатель. Невооруженным взглядом его можно было принять за птицу.

«Сбить? – подумал он. – Не стоит. Пусть думают, что я его не замечаю».

– Командир, переносную электростанцию тоже грузить? – остановились возле него двое боевиков.

Тарик задумался, а затем распорядился:

– Нет, перед отходом мы заведем ее и включим освещение. Пусть думают, что мы все еще здесь. Поставьте ближе к выходу и подключите прожектора.

Подхватив картонный ящик, боевик пошел к складу, где стоял грузовик. Часовые торчали у самых ворот, тут хоть и было жарче, но зато можно было дышать свежим воздухом. Своих иракцы уже похоронили, а трупы врагов лежали завернутые в пленку под самой стеной, их лишь слегка присыпали землей.

– Когда выступаем? – спросил у боевика часовой.

– Командир не говорит.

– Если не приказал закопать трупы, значит, скоро, – и он с надеждой посмотрел на солнце, клонящееся к западу. – Еще будете носить?

– Нет, это последний ящик.

– Напомни нашим, чтобы со сменой не задерживались, надоело здесь стоять, да и запах тут… – боевик прикрыл нос ладонью.

– Химическое оружие хуже пахнет, – рассмеялся его товарищ. – Радуйся, что до сих пор жив остался.

На юге всегда темнеет быстро. Небо еще оставалось прозрачным, хоть в нем и зажглись первые звезды. Но внизу, у самой земли, уже сгущался сумрак, на фоне неба читался силуэт самолета, чернели низкие прямоугольники складов. Незадолго до этого всякое движение в лагере замерло.

– Пора подобраться поближе. – Клим Бондарев тронул за плечо Алексея.

– Еще светло. – Тот ладонью с сомкнутыми пальцами указал на небо. – Нельзя опоздать, – и он первым выбрался из убежища.

Бондарев не рисковал подниматься в полный рост. Автомат с двумя патронами в рожке и одним в патроннике он сжимал в руках перед собой и полз. Резких движений не делал, чтобы не поднять пыль. Алексей полз за ним следом. Пилоту казалось, что он сам слишком громко дышит, что тихий хруст сухих стеблей долетает до складов. Ведь он слышал негромкие разговоры боевиков. Но потом сообразил, что ветер дует ему в лицо и поэтому сносит звуки в пустыню.

Бондарев замер, приподнял руку. В воротах показался Тарик в сопровождении двух боевиков.

– Ждем? – спросил Алексей.

– Они не подойдут слишком близко, к тому же у них за спинами тарахтит электростанция. – Клим прополз с десяток метров, и тут вспыхнул прожектор, он еле успел прижаться к земле, свет бил прямо на него.

Из-под руки Клим глянул на пилота, тот лежал, распластавшись, неподвижно.

«Хорошо, если успел остановиться раньше, чем заметили…» – Клим глядел на идущего к самолету Тарика.

Свет прожектора слепил, бил в слезящиеся глаза. Наконец световое пятно дрогнуло, поползло по пустыне, осветило участок, прилегающий к тому месту, где стоял «Ан-24». Вновь земля под руками потемнела. Алексей без напоминания пополз вперед. Тарик уже был в самолете. Когда он вышел из него, Клим и украинский пилот подползли к самой бетонке.

– К самолету не подобраться, светло, – с сожалением произнес Алексей.

– Нам туда и не надо. Во всяком случае, сейчас. Их здесь много, а у нас три патрона на двоих. У самолета нас ждут. Нам туда, – Бондарев указал на склад с грузовиком, – там двое часовых.

Алексей растерянно посмотрел на Клима, когда тот сунул ему в руки автомат:

– Ты говорил, что неплохо стреляешь.

– Года два не тренировался.

– Такое умение не проходит со временем. Ровно через три минуты выстрели по прожектору. Максимум два выстрела на то, чтобы его погасить, и тут же уходи в сторону бункера, жди меня точно напротив склада с грузовиком, я тебя подхвачу по дороге.

– Но как…

Алексей замолчал – Клим, пригнувшись, перебежал бетонку, скатился с нее по другую сторону насыпи. Вовремя – свет прожектора вновь пробежал по полосе, вернулся к самолету. Украинский пилот улегся поудобнее, локоть упер в землю, прижался щекой к прикладу автомата. В прорези прицела горел прожектор. Свет расходился лучиками во все стороны. Алексей опустил взгляд на часы. Последние секунды уже отсчитывал про себя, а затем плавно прижал спусковой крючок.

– Есть! – вырвалось у него, когда погас прожектор и до слуха долетел звон стекла, он обрадовался, как ребенок, забыв на мгновение о приказе Клима тут же уходить с места.

Это могло обойтись ему дорого. Автоматная очередь ударила из ворот склада, в котором держали заложников. Два фонтанчика пыли поднялись над бетонкой. Алексей даже не успел сообразить, что делает, но уже откатился в сторону, продолжая сжимать автомат. Две последние пули легли точно в то место, которое он только что покинул. Алексей тут же изготовился выстрелить в ответ, но, подумав, снял палец с крючка и пополз вдоль откоса. Стреляли уже не только от склада. Пули свистели совсем близко.

Бондарев ждал, прижавшись спиной к открытой до половины створке ворот склада. Изнутри веяло сладковатым запахом разлагающейся плоти. Сперва прозвучал один выстрел из-за бетонки, и тут же погас прожектор.

«Молодец, Алексей».

Застучал один автомат, следом второй. Совсем близко захрустел песок под ногами. Из-за створки двери показался ствол автомата. Боевик выстрелил очередью. Клим рванулся к нему и, перехватив горячий ствол, подняв его, резко потянул к себе. Очередь ушла в небо. Боевик справился с ужасом, охватившим его в первые секунды нападения, он бросился вперед, куда и тянул его Клим, оба они оказались на земле. Напарник часового растерянно водил стволом автомата, пытаясь прицелиться. Его палец то был готов прижать спусковой крючок, то ослабевал. Клим и боевик катались по земле, и он не успевал выстрелить во врага, как в прицеле уже возникал свой. Бондарев, оказавшись снизу, не стал сбрасывать противника с себя, хоть и имел прекрасную возможность для этого – стоило только зацепить его ногой за шею. Клим вырвал автомат и с одной руки выстрелил во второго противника. Того отбросило к стене, оружие выпало на бетон – очередь прошила грудь.

Боевик вцепился Климу в горло, сжал пальцы так, что в глазах потемнело. Почти наугад, продолжая сжимать автомат, Клим ударил его в висок, а когда хватка ослабела, вывернулся из-под противника и ударил прикладом в затылок. Враг дернулся и затих. От соседнего склада еще гремели выстрелы. Стреляли и от самолета.

«За стрельбой они даже не поняли, что тут произошло. Пока они еще не спохватились, подыграю им». Клим выпустил пару коротких очередей в открытые ворота склада, подхватил автомат застреленного им боевика и бросился к грузовику, вдавил кнопку стартера. Заурчал мотор, завибрировал в руках у Бондарева руль.

«Алексей, надеюсь, ты успел». Клим, включив фары, выкатил из склада.

Он особо не спешил. Грузовик, сияя всеми огнями, пересекал бетонку. В его сторону не прозвучало ни одного выстрела.

«Дойдет до вас, что я угоняю машину, или нет!» – со злостью подумал Бондарев, съезжая с невысокой насыпи, и посигналил.

– Алексей, сюда! – крикнул он в темноту, распахивая дверку.

Тень метнулась из-под самых колес, пилот вскочил на подножку.

– А я думаю, ты или не ты?

– Знаешь, на этом месте мог быть и не я. Дверцу пока не закрывай. – Клим выпустил короткую очередь по складу.

Грузовик, переваливаясь на неровностях, покатил в пустыню.

– Почему мы едем так медленно? – Алексею хотелось прижать педаль газа самому.

– Потому что иракцы неповоротливые.

Тарик, увидев выезжающий на бетонку грузовик, наконец-то сообразил, в чем дело, понял, что стрельба по прожектору – только отвлекающий маневр. А когда заметил человека, запрыгнувшего в кабину, и всполох автоматной очереди, крикнул, чтобы больше не тратили зря патроны. От досады выстрелил вслед машине и бросился к «Хаммеру».

– Мы их догоним, в машину! Стрелять только по колесам и кабине!

Все, кто был в складе, забрались в «Хаммер». Автомобиль рванул с места, брызгая камнями из-под колес. Омар и Ружана, забившиеся в угол, когда началась стрельба, встретились взглядами.

– Они оставили нас одних? – спросила женщина.

– Кажется, да! – осмотрелся Омар.

– Что случилось?

Омар первым, а следом за ним и Ружана выглянули на улицу. За спинами у них все еще стрекотала переносная электростанция. Рубиновые огни машин двигались по темной пустыне. Двое часовых у самолета продолжили стрелять по удаляющемуся грузовику.

– Надо уходить, – прошептала Ружана.

Омар все еще не решался покинуть склад.

– Хотя бы выйдем и спрячемся где-нибудь рядом. – Ружана потащила его за руку.

– Моя камера осталась. – Омар побежал по пустому, гулкому складу.

Прижимая телекамеру к груди, Омар вслед за Ружаной выскользнул из склада. Они пробежали до полуразрушенной кирпичной трансформаторной будки и присели за ее углом.

– Нас заметили?

Омар выглянул:

– Кажется, нет. … Тарик, не очень хорошо умевший водить машину, еле справлялся с управлением. Если бы не высокая проходимость, он бы уже забуксовал в песке. Мощный двигатель и четыре широких ведущих колеса вытаскивали «Хаммер» из любой ямы.

– У них все наши запасы, – с отчаянием кричал он, вцепившись в руль, – без груза мы через день погибнем!

– Я их достану! – пытался через люк в крыше выставить автомат один из боевиков, и тут же его бросало назад в салон, но он упрямо снова лез вверх.

– По колесам, только по колесам. В кузове боеприпасы, – напоминал Тарик. … Грузовик ехал не прямо, он описывал дугу и вот уже ехал почти параллельно бетонке, но в «Хаммере» этого, увлекшись погоней, не замечали.

Бондарев глянул в зеркальце на приближавшуюся машину боевиков.

– Выпрыгивай и будь поближе к самолету, – сказал он Алексею.

– Есть.

Часовые у «Ан-24» уже оставили пост и залегли на краю бетонки, стреляя по машине. Алексей недолго раздумывал, спрыгнул с подножки и покатился в темноту, распластался, приподнял голову и увидел удаляющиеся огни двух машин. Петляя, пригнувшись, он побежал к видневшемуся на фоне ночного неба самолету. Трассеры очередей часовых ушли вслед за грузовиком, и только шальная пуля могла его достать.

«Хаммер» забрал влево, пытаясь поравняться с грузовиком, но каждый раз почему-то, когда Тарик уже праздновал победу, перед ним вновь появлялся задний борт, еле различимый сквозь пыль. Но вот он стал даже отдаляться.

Бондарев прижал педаль газа прикладом автомата; уперев рожок в край сиденья, снял с нее ногу. Грузовик уже буквально прыгал по неровностям пустыни. Ремнем Клим, как мог, закрепил руль. Теперь машина шла сама, без его участия, не слишком ровно, но сейчас это его не волновало. Он выбрался на подножку, придержавшись за выносное зеркало, и спрыгнул спиной назад. Бондарев пробежал несколько шагов, пока грузовик несся мимо него, и тут же упал на землю. В паре метров от него пролетел «Хаммер».

Поднявшись, прихрамывая на подвернутую ногу, а при такой скорости не сложно было сломать и шею, Клим побежал назад. Свой план Бондарев уже осуществил наполовину – боевиков выманил. Пока они преследовали грузовик, предстояло успеть все, что задумал. Наперерез ему вылетел Алексей. Тяжело дыша, прохрипел:

– Я здесь.

Пробежав почти до самой бетонки, они залегли, самолет отсюда уже казался огромным, нависал над откосом. Клим глянул в небо – ему показалось, что одна из звезд на какую-то долю секунды погасла. Он прислушался. Почти никаких посторонних звуков, он слышал только то, о чем знал: свистел ветер, гудели моторы машин, стрекотала вдали электростанция. И тут еще одна звезда погасла, а потом вспыхнула рядом с ней другая, поярче. На мгновение в небе прорисовались и исчезли силуэты двух вертолетов, идущих со стороны Неджефа.

– Американцы, – сказал Клим, указывая в небо, – два вертолета, идут в бесшумном режиме. Мы должны успеть.

Он вытащил из кармана последнее серьезное оружие, которое у него осталось.

– Еще раз побудь на подхвате, – подмигнул он Алексею, – метнешь ее через бетонку и стреляй в того, кто будет ближе к тебе, а я зайду с той стороны.

Бондарев пополз к дороге. Когда он уже был у самого края откоса, вытащил нож и зажал его в зубах. Часовые у самолета чувствовали себя вполне уверенно – единственные их противники, как им казалось, тряслись в полумиле от них на грузовике, преследуемом «Хаммером». Над ними раздался хлопок, как от пистона, боевики только пригнули головы, и тут по другую сторону бетонки за их спинами громыхнул взрыв гранаты. Он не нанес им никакого вреда, веер осколков срезал откос. Расчет Бондарева был иным – отвлечь внимание в другую сторону. Упавшие на бетон часовые стреляли куда попало, но только не в ту сторону, куда следовало.

Алексей прицелился и выстрелил в голову, возвышавшуюся над бетоном. И в тот же момент Клим взбежал на откос, в прыжке бросился на второго боевика, упал на него, когда автомат был уже наполовину развернут в его сторону. Клим поднялся, бросил окровавленный нож в пыль.

– А теперь в самолет. … На подходе к складам оба американских вертолета набрали высоту. Уэллер сидел у отодвинутого широкого люка, пристегнутый страховкой, сжимая в руках ручной пулемет. На голове – наушники с лингафоном.

Внизу, неподалеку от самолета, полыхнул взрыв гранаты.

– Видите машины справа по курсу? – спросил Томас Уэллер, переключившись на связь со вторым вертолетом. Получив подтверждение, отдал приказ: – Обе уничтожить. По ту сторону полосы уничтожением займемся мы. Не зацепите самолет, даже если от него вас будут обстреливать.

Вертолет наклонился и ушел в сторону пустыни. Огненный след ракеты, выпущенной с него, прочертил небо. Грузовик превратился в огненный шар. От вертолета тут же разлетелись огни тепловой защиты, он нырнул к земле и пошел на второй заход. Маскироваться больше не было смысла, бесшумный режим уже сменился обычным. Затрещали, рассекая воздух, лопасти.

Капитан Уэллер указал стрелку на склад. Ракета со свистом ушла от вертолета. Она влетела прямо в распахнутые ворота. Глухой взрыв. Крыша приподнялась и рухнула на сложившиеся плиты железобетонных стен.

Пилот второго вертолета уже выровнял машину, он даже без прибора ночного видения разглядел брошенный «Хаммер» с распахнутыми дверками и разбегающихся от него в разные стороны боевиков. Ракета ударила в машину, взрыв подбросил ее, перевернул, пустыня осветилась на милю вокруг, теперь в ней пылали два огромных факела: грузовик и «Хаммер». Началась охота. Вертолет, поливая землю из крупнокалиберного многоствольного пулемета, установленного на турели, заходил навстречу разбегающимся боевикам. Тарик в бессильной злобе обернулся, вскинул автомат и прижал спусковой крючок. Пули только чиркали об обшивку бронированной машины, высекая искры. Боевик буквально ощущал, как пульсирует под ногами от впивающихся в нее снарядов земля. Автомат замолчал – кончились патроны. Тарик бросил его, воздел руки к небу, призывая проклятия, но на чьи головы оно падет, командир не успел произнести – его буквально разорвало на клочки пулеметной очередью. … Бондарев стоял у опущенной рампы самолета; не мигая, смотрел на дымящийся сложившийся склад. Его колебания решились без его участия – бежать теперь за Ружаной, как он думал, не имело смысла. Алексей сидел за штурвалом. Он торопливо включал тумблеры целыми блоками, приборная панель оживала, загоралась множеством огоньков.

– Аккумуляторы только на половине емкости. – Он постарался не думать о том, что сейчас происходит вокруг, и, чтобы не видеть горящие в пустыне машины, прикрыл глаза, повернул рычажок.

Провернулись, сдвинулись с места пропеллеры; замигал, слабея, индикатор.

– Ну же… – Алексей пытался вспомнить слова самой простой молитвы, но в памяти не всплывало ничего кроме: «Боже… разгони двигатели».

Сперва правый, затем и левый двигатель ожили, разогнались, заработали сами по себе.

– Быстрей! – крикнул Алексей, обернувшись к грузовому отсеку, хоть и знал, что его крика Бондарев не услышит. …Ружана рванулась из-за угла трансформаторной будки:

– Они в самолете, они там, они разгоняют двигатели.

Омар бежал за ней:

– Это безумие! Туда нельзя!

Женщина вырвала руку, сбросила туфли и побежала к уже дрогнувшему, сдвинувшемуся с места самолету. Ружана кричала, махала руками. Она видела Бондарева, стоявшего на опущенной рампе, пропеллеры гнали ей в лицо пыль, песок, ветер давили в грудь, край рампы медленно пошел вверх.

– Подождите… я с вами… – Ветер забивал рот пылью, буквально пытался сорвать одежду.

Самолет медленно поворачивался носом к полосе бетона. Клим заметил Ружану, когда она буквально вынырнула из пыли, она бежала за медленно катящимся самолетом, вытянув руку, пытаясь ухватиться пальцами за край поднимающейся хвостовой рампы. Опустившись на колени, он перехватил ее запястье. Ружана еще перебирала ногами, но уже над землей. Бондарев, чуть не свалившись за край сам, втащил ее, и оба они скатились по рампе в грузовой отсек. Клим еле успел предупредить удар о ящики, выставив перед собой чуть согнутую руку.

Ружана лежала рядом с ним на спине и, бессмысленно улыбаясь, смотрела в потолок. Блузку расстегнул, вырвал пуговицы ветер. На кружевах черного белья серела пыль. Женщина дышала глубоко и часто. Клим поводил перед ее лицом ладонью, хоть и понимал, что она жива:

– Эй!

Ружана скосила на него глаза:

– Будет жалко, если чулки порвала. Хотелось бы умереть во всем белом и чистом, – и она истерично засмеялась, перевела дыхание. – Как я бежала…

– Главное, что добежала, а там – посмотрим.

Омар стоял на бетонке, камеру держал на плече. Он не мог себе позволить пропустить то, что происходило. Телевизионщик взял в нем верх над обычным человеком, трясущимся за свою жизнь. Омару, когда он смотрел в окуляр камеры, казалось, что весь мир сжимается до размеров картинки. Вертолет шел над складами, почти прямо на него, вырастал. Вот уже стали видны лица морских пехотинцев за открытым люком, он даже узнал под надвинутой на самые глаза каской Уэллера. Капитан тоже заметил его и… узнал. Ствол пулемета в его руках повернулся. Кадр дрогнул. Короткая очередь вспышек. Осколки камеры и черепа Омара брызнули в разные стороны.

– Самолет движется, – раздался в наушниках Уэллера встревоженный голос пилота.

– Я сейчас, заходите ему наперерез… – Капитан выругался, отстегнул страховку и пробрался между готовыми к высадке морпехами, опустился в кресло рядом с пилотом и тут же пристегнулся.

Вертолет закладывал круг.

– Навстречу ему, прижимайте к земле, не дайте подняться.

Самолет стоял в начале полосы, двигатели работали на полных оборотах. «Ан-24» покатился, набирая скорость. Вертолет нырнул вниз, пошел ему навстречу почти над самым бетоном. Уэллер, не мигая, смотрел перед собой. Ему показалось, что самолет чуть сбросил обороты, но все равно разгоняется. Когда машины разделяла сотня метров, пилот вертолета резко ушел в сторону.

– Не дать им взлететь! Ракетой по полосе! – Он готов был вырвать штурвал из рук пилота.

Ракета отделилась от турели, ее огненный след пронесся над самолетом, ударил в бетон ближе к концу бетонки, разлетелись каменные осколки. Вертолет промчался над самолетом, развернулся и завис над полосой, наклонившись носом к земле. «Ан-24» мчался прямо на него. Рука американского пилота крепко сжимала ручку, он ждал, что Уэллер даст приказ на подъем, но вместо этого капитан выхватил пистолет, наставил на него.

– Уйдешь с места – выстрелю, – прозвучало в наушниках, – он не должен взлететь.

Пилота била дрожь, и только его рука на рычаге управления оставалась неподвижной, глаза его бегали – он смотрел то на пистолет, то на приближающийся самолет.

Наконец, поняв, что «Ан-24» уже не остановить, пилот, несмотря на наставленный на него пистолет, стал поднимать машину. Уэллер так и не выстрелил. Сперва задрался нос, а затем и вся машина пошла вверх.

В лобовом фонаре уже были видны звезды, когда вертолет качнуло. Самолет чиркнул по его шасси. Пилот попытался выровнять машину, но в наклоненный винт уже ударил поток воздуха от двигателей поднявшегося над бетоном «Ан-24». Воздушный поток толкнул вертолет, подхватил, завертел его. Пилот лихорадочно пытался выровняться. Проскрежетал по бетону хвост, лопасти винта ударили в плиты. И вертолет, кувыркаясь, охваченный пламенем, развалился на куски.

Алексей тянул штурвал на себя, самолет набирал высоту. Бондарев стоял за его спиной.

– Я же говорил, проскочим, – сказал Клим.

– Еще один, – украинский пилот взглядом указал на появившийся рядом военный вертолет.

– Они знают, что у нас на борту, сбивать не станут.

Вскоре тот отстал.

– Скоро появятся истребители. Куда летим? – Алексей всматривался в показания приборов.

– Если дотянем, то к Средиземному морю. Ни в одной стране мира нам не дадут возможности приземлиться, это я спинным мозгом чувствую.

– Должны дотянуть. Может, даже до Кипра, но…

Клим вскинул ладонь:

– У нас осталось чуть меньше часа. Если не обнаружим мину, то самолет разнесет на куски еще над Сирийской пустыней. Ты говорил, что знаешь в машине каждый уголок.

В дверном проеме уже стояла Ружана.

– Я могу попробовать сесть за штурвал, – сказала она.

– Попробовать?

Женщина устало улыбнулась:

– В свободное время я развлекаюсь тем, что прыгаю с парашютом и пилотирую спортивный самолет.

– Богатое развлечение. – Клим смотрел на нее.

– Копейки. Час проката спортивной машины стоит сорок долларов.

Алексей передал штурвал, несколько минут наблюдал за тем, как управляется Ружана.

– Разница такая же, как между легковой машиной и автобусом, – сказала она.

Алексей бросился в грузовой отсек, первым делом поднял люк в полу, заглянул, провел рукой под настилом. Вскоре появился и Бондарев.

– Я связался с американцами по рации. Они с полуслова меня поняли. Так что если увидишь рядом истребители, то это всего лишь сопровождение, – он уже заглядывал в пространство между ящиками, – они сумели обеспечить нам коридор в Ирак, сумеют и проложить его обратно. Но подтвердили, что никто не согласится принять нас с грузом.

Ящики были не закреплены и при взлете разъехались, сдвинулись.

– У нас смещен центр тяжести, – произнес Алексей.

– Не больше сорока минут, – предупредил Бондарев, присоединяясь к поискам.

Предоставив Алексею осматривать тайники, он перешел к сиденьям. Первым делом извлек завернутый в шелестящую бумагу кейс.

– Нашел? – Алексей подобрался к Климу.

– Не бомбу, и погоди радоваться. – Бондарев отбросил крышку. – Есть, – в руке у него был его собственный аппарат, похожий на мобильник.

Он на секунду задумался, вдавил несколько кнопок. Сапфировое стекло осветилось. Держа трубку перед собой, Клим медленно поворачивался.

– Ты что делаешь?

– В трубку вмонтирован сканер, – торопливо ответил Клим, – таймер дает слабое пульсирующее излучение, обычно совпадающее с частотой электронных часов. Одно плохо – здесь очень много «наводок».

Бондарев присел. Отросток антенны смотрел под кресла.

– Здесь, – уверенно показал он на панель, прикрывавшую короб вентиляции. И принялся откручивать пальцами наживленные винты.

Осторожно, убедившись, что мина не установлена на неизвлекаемость, Клим взял ее в руки.

– Тридцать две минуты, – глянул он на таймер.

– Иди, обрадуй Ружану.

– Пока эта дрянь тикает, думаю, радоваться рано.

– Она не тикает, это электроника. Но, по большому счету, ты прав.

Клим перепрограммировал трубку, приложил ее к таймеру. По экранчику побежали, сменяясь, ряды цифр. Замерли, мигнули и погасли.

– Надеюсь, что взрыватель у них серийный, – Бондарев показал на уже погасший дисплей взрывателя, – но все же лучше будет извлечь его.

Он ловко, будто тренировался в этом занятии каждый день, извлек взрыватель, положил его на соседнее сиденье, и только сейчас Алексей заметил, что все лицо Клима покрыто мелкими каплями пота.

Ружана тут же обернулась, лишь Алексей и Бондарев оказались в кабине.

– Ну как?

– Все в порядке. Нашли и остановили таймер.

– Я еле удерживаю самолет в горизонтальном положении, его клонит влево.

Алексей занял место Ружаны за штурвалом. В стороне виднелись удаляющиеся огни истребителя.

– Он уходит. Мы подлетаем к Сирии. – Бондарев приложил трубку мобильника к уху и, прикрывая микрофон ладонью, принялся что-то говорить.

Из-за шума двигателей его спутники не могли слышать, что именно. Наконец он опустил руку с аппаратом.

– Могу вас обрадовать и огорчить. Есть две новости. Начинать с плохой или с хорошей?

Ружана кусала губы, Алексей с надеждой смотрел на Клима, не понимая, что это за мобильник у него такой странный.

– Хорошая – нас беспрепятственно пропустят над Сирией и Израилем.

– А плохая? – вырвалось у Ружаны.

– Ни одна страна не согласилась принять нас.

– Почему?

– Американцы постарались. Для всех мы теперь иракские боевики, захватившие заложников, угнавшие транспортный самолет и успевшие загрузить на его борт подозрительный груз – вероятно, химическое оружие.

– Это они сами тебе сказали? – Алексей смотрел на трубку в руке Клима.

– Нет. Такую информацию они передали всем военным по пути нашего следования. Они не теряют надежды довести свой план до конца. У них в головах ничего не поменялось.

– Нас решили сбить над морем? – прищурился Алексей.

– Вряд ли, просто над Средиземным морем нам не дадут возможности подойти к суше. Кончится топливо, и мы рухнем в воду.

Под самолетом проползли огни побережья, заискрилась черная вода моря.

– Когда будем над нейтральными водами, начнем, – сказал Бондарев.

Через пять минут показались огни двух истребителей. Близко они не подходили. Пристроились по сторонам и сопровождали «Ан-24». Клим тронул Алексея за плечо:

– Пора.

Пилот включил опускание хвостовой рампы и передал штурвал Ружане.

Бондарев с Алексеем стояли в грузовом отсеке, от вибрации ящики съехали к борту. Рампа медленно ползла вниз. В отсеке уже вовсю свистел ветер. Клим словил цепь полиспаста, укрепленного на монорельсе под потолком отсека, подвел под крайний ящик. Загудела электролебедка, ящик со смертоносным грузом оторвался от пола, завис, раскачиваясь.

– Подашь его мне. Высоко не поднимай. Качнет – пробьет обшивку.

– Знаю. – Алексей перехватил пульт на толстом резиновом кабеле.

Бондарев перебрался через нагромождение ящиков, стал поближе к краю опущенной, уходящей под уклон в бездну рампы. На него наплывал большой, похожий на гроб, раскачивающийся ящик, потрескивала под его тяжестью цепь. Клим ухватился рукой за шпангоут обшивки и дал отмашку. Ящик опустился, со скрежетом проехался по полу и замер. Отбросив крюк цепи, Бондарев подсунул под край ящика рычаг и сдвинул его с места. Ветер буквально валил с ног, норовил вытащить из самолета. Под уклон ящик со снарядами шел довольно быстро, вот уже его край завис за рампой. Еще одно усилие, и, кувыркнувшись, он полетел вниз, черной точкой мелькнул над серебрящимся ночным морем. Бондарев еле устоял на ногах. Бездна манила, затягивала. Второй ящик уже продвигался к Климу, раскачиваясь на цепях полиспаста. Вот и он нырнул в темноту.

Климу казалось, что прошла уже целая ночь, как они вместе с Алексеем сбросили в море последний ящик со снарядами, но когда взглянул на часы, то с удивлением обнаружил, что прошло всего двадцать минут. Рампа оставалась открытой. Мужчины добрались до кабины. Алексей первым делом бросил взгляд на датчик топлива. Минут десять-пятнадцать, и двигатели начнут останавливаться.

– Придется поступиться железным правилом, что парашют должен укладывать тот, кто с ним прыгает. – Бондарев принялся вытаскивать из-под сиденья парашюты. – Снижайся под углом градусов в пять, зафиксируй курс. Спасательный плот сбрось вслед за нами, не забудь первым делом перерезать стропы.

Алексей сел за штурвал, подал его от себя, линия горизонта пошла вверх. Когда он с надетым парашютом выбрался в салон, Клим и Ружана уже стояли на рампе, у их ног лежал упакованный спасательный плот. Бондарев пожал руку Алексею.

– Увидимся внизу. Первый раз в жизни у меня нет желания пропустить женщину вперед, – крикнул он в самое ухо Ружане и выпрыгнул из самолета.

Когда хлопнул над головой купол, Клим глянул вверх. Еще два купола раскрылись над ним, самолет уходил на запад. Он проследил взглядом за ударившимся в воду плотом. Через несколько секунд плот вынырнул, развернулся, наполнившись воздухом. Подтягивая стропы, Клим направил парашют к нему. Вода сомкнулась у него над головой. Пока стропы еще были натянуты, Бондарев успел их перерезать, сбросил лямки, вынырнул, с жадностью схватил воздух. Плот покачивался совсем неподалеку. Клим сунул нож за пояс и что было сил поплыл к тому месту, куда должна была опуститься Ружана.

Купол парашюта медленно оседал на поверхность воды. Бондарев нырнул. Ружана пыталась перерезать стропы, он еле различал ее силуэт в темной воде. Рискуя попасть под стропорез, Клим нырнул глубже, обхватил Ружану, освободил ее от парашюта. Вместе они и выплыли на поверхность.

– Прыгать в воду – это тебе не опускаться на травку аэродрома в летном клубе, – отплевываясь от воды, проговорил Бондарев.

Алексей махнул им рукой и поплыл к плоту.

– Мы его здесь подождем, – проговорила Ружана. В ее глазах до сих пор еще читался ужас, охвативший ее под водой, когда она не могла освободиться от парашюта.

– Правильно, его к нам пригонит ветер.

Израильский истребитель пронесся над ними и ушел в сторону суши. Клим и Ружана наконец-то забрались на плот. Клим расстегнул отсек со снаряжением и выпустил в небо красную ракету.

– Теперь остается только ждать, – сказал он, прикладывая к уху трубку.

– Интересно, кто нас подберет? Я бы не хотел, чтобы это были американцы, – произнес Алексей.

– Нет, – покачал головой Клим, прикрыв микрофон рукой, – вертолет, поднятый с нашего крейсера, будет здесь минут через десять. Мы в нейтральных водах, так что к кому на борт подниматься, решать нам. – Бондарев отнял ладонь от микрофона, ответил невидимому абоненту. – Да, Иван Антонович, я вас внимательно слушаю. Хорошо, что не стали докладывать. О встрече я помню. Думаю, успеем, тем более что вертолет я уже вижу. Передайте, что на переговорах с Америкой по Ираку у нас появится сильный козырь. Надо же им загладить просчет, а международной огласки они не захотят.

За откинутым пологом плота блестело ночное море, над ним низко шел вертолет, его прожектор шарил по воде.