Глава 12
В то время, когда российский агент, перемахнув через невысокое ограждение и разодрав брючину то ли о вбитый гвоздь, то ли о заботливо развешанную руками одного из наших радетелей спокойствия колючую проволоку, пытался затесаться в толпе, мысленно проклиная соотечественника, так необдуманно привнесшего в беззаботную цивилизацию средиземного острова гулаговское понятие «колючка», запыхавшийся и разъяренный неудачной погоней Константин Викентьевич Заметалин, как был, в халате нараспашку, вломился в трейлер парочки, уже почти достигшей сладострастной нирваны. Под халатом у дрессировщика виднелись отдававшие синевой длинные семейные трусы и волосатая грудь.
– Пока ты тут любовь крутишь, шуры-муры, понимаешь, – с места в карьер свирепо начал уязвленный неудачной охотой укротитель, – у клетки с Антоном Павловичем крутился, понимаешь, какой-то подозрительный типчик! – выпалил он и под неприязненным взглядом юной ассистентки иллюзиониста соизволил наконец запахнуться.
К удивлению Изольды, кавалерийский наскок на ее патрона, не имевшего к медведице ровно никакого отношения, возымел на Вольдемара почти гипнотическое действие. Он почти окаменел, рот его чуть-чуть приоткрылся, а в глазах поселился непонятный Изольде страх.
– Куда ты только смотришь, – продолжал недовольно бурчать его компаньон, подпоясываясь толстым махровым поясом. – Или, по-твоему, я один должен дневать и ночевать возле клетки? – Разделавшись с халатом, Заметалин по-хозяйски уселся на единственный стул и закурил, чего не позволял себе делать даже обожаемый девушкой партнер по выступлениям на арене.
Поняв, что в ближайшие минуты никаких действий, кроме побледнения, от своего благоверного не дождешься, Изольда взяла инициативу в свои руки.
– Послушайте, – гневно зазвенел голосок хозяйки, – что вы себе позволяете? – Дрессировщик с нескрываемым любопытством уставился на юную фурию. – Что это за самоуверенное хамство? – продолжала та. – Не знаю и знать не хочу, какие между вами дела, но, в конце концов, вы не у себя дома!
– Володя, – мягко и устало обратился укротитель к своему застывшему компаньону, – прошу тебя, урезонь ты свою воинственную амазонку. Иначе она нам всю малину обгадит.
На гордого и напыщенного, потом на окаменевшего иллюзиониста слова дрессировщика возымели магическое действие. Он встряхнулся, вышел из комы и, к великому удивлению своей ассистентки, встал на сторону хама.
– Изольда, милая, – моляще начал он, – ну я же тебе говорил, что цирк – это одна семья. И здесь принято пренебрегать разного рода условностями.
– Между прочим, – Изольда гневно вперилась в своего избранника, – ваш коллега мог бы и постучать. Хотя бы условно. – От переизбытка наглости на один квадратный метр их тесного жилья, Изольда перешла на уничижительное «вы». – Здесь, между прочим, кроме вас живет и спит женщина, которая могла оказаться неодетой!
– Пф-ф-ф! – беззаботно хмыкнул Заметалин.
– Но ты же была одета. – Вольдемар продолжал защищать товарища по причинам, которые для Изольды пока были совершенно непонятны. – И ты тоже можешь зайти к нему без стука.
– Пф-ф-ф! – таким же презрением на презрение ответила юная правозащитница феминисток. – Уж кто-кто, а непревзойденный мастер медвежьей дрессуры товарищ Заметалин на этот счет может совершенно не волноваться, – резко бросила девушка, однозначно расставляя точки над «i» в отношениях, словно и не было их задушевных посиделок в ресторане всего несколько часов назад.
– Изольда, девочка моя, – снова попытался урезонить свою помощницу Вольдемар, – если ты не пересмотришь свою позицию, тебе будет очень тяжело жить в труппе… – Укротитель согласно-одобряюще кивнул головой.
– А тебе – со мной, – отрезала девушка и снова переключилась на дрессировщика. – Скажите мне, товарищ хам, какое отношение имеет господин Вольдемар Жозеффи к вашей плешивой и затурканной медведице?
– Глупая вы барышня, – устало отмахнулся от нее Заметалин. – Если ваш, не знаю, кем он там вам приходится – муж или любовник – господин Вовка Жеребцов по глупости объяснит, в чем дело, может быть, вы поймете. Знаю только, что по приезде в Москву вы мне руки будете целовать и запоете совсем другие песни и куда более очаровательным голосом. – Отдышавшись, дрессировщик тяжело поднялся со скрипучего стула, жестом римского патриция закинул на плечо свисающие почти до пола концы пояса и с достоинством удалился.
– Володя, – Изольда умоляюще посмотрела на своего возлюбленного, – объясни мне, ради всего святого, что происходит? Что это еще за тайны мадридского двора? О чем он вот сейчас говорил?
– А пес его знает, – пожал плечами иллюзионист, уходя от ответа. – Несет какую-то околесицу. – Он подошел к своему волшебному цилиндру и, сделав несколько па руками, извлек из него огромную белую розу. – Это тебе. – Он протянул цветок девушке. – И знаешь что? Давай-ка выбросим все эти глупости из головы. Сегодня наш вечер – мой и твой. Да ну его, этого Заметалина, с его невменяемыми идеями. Просто, наверное, здорово перепил и несет всякую чушь. Завтра наверняка ничего не будет помнить. Иди ко мне…
Наконец-то ее Вольдемар снова стал тем мужчиной, которого она знает и полюбила, ее надежда, опора и защита…
Изольда крепко прижалась к пропахшей нафталином рубашке своего избранника…
