Глава 11

Оставшись в одиночестве, Александр не долго переживал свою неудачу. Покорить в первый же вечер женщину, сверх всякой меры избалованную мужским вниманием, – дело весьма непростое, и кавалерийским наскоком такую задачу не решить. Тут, и Оршанский это прекрасно понимал, потребуется длительная, хорошо продуманная осада. Другой вопрос – будет ли у него для этого время? Он ведь, в конце концов, не на отдых сюда приехал, а на работу, с которой, между прочим, его могут отозвать в любое время. В его командировочном удостоверении срок пребывания указан не был.

А спустя всего каких-то пять минут после ухода Вероники Александр и вовсе почувствовал себя почти счастливым человеком. Баланс был явно в его пользу.

Первое: идти в ресторан, чтобы там битых два часа читать стихи, угождать, восхвалять и, вообще, извиваться, будто угорь на сковородке, и все это только для того, чтобы надеяться, что в очень отдаленной перспективе он получит свои пятнадцать минут удовольствия… Второе: Оршанский не мог припомнить, когда ему удавалось вот так посидеть вечером, одному, в ресторане, в свое удовольствие… Просто заскочить для того, чтобы на скорую руку пообедать – это одно. Банкеты, свадьбы-юбилеи, друзья-подруги – это другое. А вот так – молча, без натужных тостов, шуток и речей, без перекура после третьей, без пошлых анекдотов – после пятой, а тихо, в свое удовольствие, в отдельной кабинке – это совсем другая песня. И третьим, что согревало душу журналиста, словно терпкая «Коммандора», было то обстоятельство, что, послушав достаточно разговоров троицы за стеной, Александр сделал вывод, что из всех артистов, с кем он уже имел честь столкнуться в той или иной мере, к этой троице стоило присмотреться особо. И сделать это можно было только через Изольду.

Дрессировщик, собственно, как и Оршанский, был бы не прочь перевести свои отношения с прекрасной блондинкой в более интимную плоскость. Изольда же, в свою очередь, относится к Косте-укротителю со скрытой неприязнью, влюбленно, с юношеским благоговением, смотрит в рот своему Жозеффи, получая в ответ лишь слабые знаки расположения. Одним словом, вклиниться в этот классический треугольник ему, матерому женскодаву, будет не так уж и сложно: поддакнуть, похвалить, где-то позволить поплакаться в жилетку, вовремя шепнуть ласковое ободряющее слово… Этой техникой Александр владел в совершенстве. А уж через девушку надо будет выходить на этих подозрительных типов. С такими руками и аппаратурой, как у этого иллюзиониста, не только любой секрет через границу перетащишь, а и небольшую ракету запросто спрятать можно.

Однако возвращаться назад Оршанский не спешил, справедливо рассудив, что окончательные выяснения отношений у подвыпившей сегодня троицы еще впереди. Кто с кем разделит ложе, если такое вдруг произойдет, а кто будет окончательно отвергнут навсегда – этот вопрос еще предстояло узнать. Поэтому расставаться с троицей Александр не спешил и, дождавшись, когда его соседи за ширмой наконец напились-наелись, двинулся за ними, стараясь оставаться незамеченным. Сделать это было легко. Несмотря на довольно поздний час, на ночной прохладный променад вывалила довольно густая толпа народа, в том числе и не совсем трезвого. По улицам от одного ресторана до другого перекатывалась многоязыкая разноголосица, мелькали японцы, арабы, редкая темнокожая братия, проститутки всех мастей и полов. Туристы знакомились, цокали языком, общались, зачастую применяя только один известный всем язык – размахивание руками, фотографировались, отпугивая ночных обитателей неба яркими всполохами фотовспышек. Молодые парочки стыдливо уединялись в почти черную тень маслин и цитрусовых деревьев, пожилые англичанки бодро отплясывали феерический танец прямо под окнами какого-то ресторанчика, а шебутные славяне громко и совершенно не стесняясь в выражениях подыскивали новые словосочетания, чтобы наиболее красочно описать прелести этого прекрасного средиземноморского курорта.

Беззаботно болтая о всяких вздорных пустяках, троица в сопровождении Оршанского медленно дефилировала в сторону цирка.

На площадке, которую, судя по всему, из года в год отводили именно для этих целей, местные рабочие уже успели возвести полотняный купол цирка шапито. Во многих жилых трейлерах горел свет, из некоторых доносились песни, кто-то с задушевной, всеобъемлющей русской тоской нежно перебирал гитарные струны, провозглашая:

Правильно: чем артисты российского цирка отличаются от просто российского артиста или от русского человека? Приезд – это повод и святое дело. А ночь и в самом деле была такой светлой и лунной, что любовь, вперемежку с тоской, просто фонтанировала через край.

Любезно распрощавшись с дрессировщиком, Изольда и Вольдемар неспешно направились к своему временному жилищу.

– Знаешь что, – донеслось до Александра, который, до рвоты насладившись дружеской идиллией, уже собирался составить компанию своему позабытому в одиночестве клоуну, – я, конечно, для тебя не авторитет, но твоя дружба с Заметалиным – это просто неуважение ко мне. Прошу меня от этого избавить.

«Однако! – подумал Оршанский и спрятал обратно в карман сигареты и зажигалку. – Все самое интересное, оказывается, впереди!»

– Послушай, ты мне еще не жена, – раздраженно откликнулся на реплику Изольды иллюзионист, – а уже начинаешь выдвигать условия? Или ты думаешь, что если я тебя распиливаю на арене, то ты имеешь право пилить меня в остальное время? – Жозеффи попытался отшутиться, но ассистентка была настроена на решительное объяснение.

– От того, жена я тебе или просто помощница, аморальность этого типа не станет меньше, – менторским тоном произнесла Изольда.

– Это ты про то, что Костя хочет сдать медведицу на мясо? – снова попытался забалагурить свою пассию Вольдемар. – Так это же шутка.

– Володя, выбирай: или он, или я.

«Вот те на, – подумал притаившийся неподалеку Оршанский, – а с виду так и не скажешь, что их отношения настолько серьезны. Да и девчушка-то – палец в рот не клади…»

– Вот что, Гальчевская, – теперь стальные нотки зазвучали в словах иллюзиониста, – цирк – это не Большой театр. Цирк – это одна большая семья. Любишь ты своих коллег – не любишь ли, это – семья. Запомни это слово. И если в театре из-за сплетен и интриг тебя в крайнем случае просто снимут с роли или переведут во второй состав, то здесь можно и с трапеции «случайно» сорваться. Или поди, вон, накорми Антона Павловича бифштексом, и завтра любимая медведица Заметалина без зазрения совести позавтракает своим же лучшим и единственным другом, господином дрессировщиком. Можно и в нашем ящике слегка похимичить, а послезавтра я живо разделаю тебя бензопилой под орех. Так что давай-ка играть по принятым правилам, – сухо закончил отчитывать свою нерадивую ассистентку Вольдемар и стал ковыряться в замке.

– Я не хотела тебе говорить, – доводы факира не произвели на Изольду никакого впечатления и она выложила свои козыри, – но твой так называемый коллега, друг, «член нашей одной большой и общей семьи» и, я так понимаю, на ближайшее время наш родной брат – приставал ко мне. И неоднократно. С первого же дня моего появления в труппе.

– Ну а как еще может реагировать мужчина на красивую женщину? – Вольдемар явно не был настроен сегодня на скандал. – И потом, лично мне нравится, что на тебя пялятся мужчины. Значит, есть на что посмотреть! Куда как хуже, если на твою жену никто не заглядывается. – Не прошло и десяти минут, как великий иллюзионист, маг и чародей, наконец справился с нехитрым механизмом замка и распахнул дверь трейлера.

– Я тебе еще не жена! – раздраженно бросила Изольда. – И он, к твоему сведению, не заглядывался на меня, а действовал совсем по-другому!

Вольдемар плотно прикрыл за своей ассистенткой дверь, и голоса стихли. Впрочем, с другой стороны фургончика было приоткрыто окно, и Александр, непонятно по какой причине, скорее, из простого человеческого любопытства, решивший дослушать душещипательную сцену семейного скандала до конца, стал потихоньку пробираться в хозяйственную зону шапито. Спустя минуты две Оршанский присел недалеко от клетки со сладко похрапывающей медведицей и приготовился стать свидетелем бурной финальной сцены околосемейного скандала. В том, что конфликт завершится непредсказуемым катарсисом, Александр ни минуты не сомневался: в трейлере с грохотом падало на пол что-то металлическое, вдребезги разлетелись несколько тарелок, очевидно, из факирского реквизита, затем бумкнуло что-то деревянное…

«Интересно, а где иллюзионист держит свою бензопилу?» – не без ехидства подумал Александр, но до этого страшного оружия дело в трейлере не дошло. Из приоткрытого окошка донеслось несколько влажных всхлипываний, и через минуту Оршанский увидел страстно прижимающуюся друг к другу парочку. Финал был скомкан.

«Жизнь, как всегда, банальна», – разочарованно подумал журналист, поднялся во весь рост и с удовольствием потянулся, разминая немного затекшие от сидения на корточках ноги.

– Эй ты, а ну стой! – Александр услышал за спиной грозный окрик дрессировщика и обернулся. Тот, путаясь в ночном халате, соскочил со ступенек своего временного жилища и довольно проворно побежал к разведчику, огибая по дороге многочисленные агрегаты и нераспакованные тюки с инвентарем. – Я говорю, стой там, где стоишь! – Голос укротителя не предвещал Оршанскому ничего хорошего.

Александр живо представил себе неприглядную картину мордобития, причем он заранее знал результат поединка и то, что за этой схваткой последует. А поскольку портить отношения с кем бы то ни было в планы фээсбэшника не входило, даже с таким мерзким типом, как Заметалин, Оршанскому оставалось только недолго думая развернуться, легко перемахнуть через невысокую ограду и задать хорошего, но достойного стрекача, через несколько минут смешаться со все еще прогуливающейся плотной толпой туристов, а спустя еще некоторое время с самым беззаботным видом как ни в чем не бывало войти в жилище покинутого им одинокого старого клоуна.

– Извини, – Игорь Вениаминович с трудом оторвал голову от подушки, – трое одного не ждут, – и снова бессильно упал в объятия постели. Глянув на неприбранный стол, Александр догадался, что кроме старого клоуна номером два и три сегодня выступали две опустевшие бутылки из-под «Столичной».

Оршанский смел в пакет остатки закуски, бесполезные теперь бутылки, разложил предусмотрительно приготовленную заботливым Игорем Вениаминовичем раскладушку, матрац, свежий комплект белья и через минуту сладко спал, не обращая внимания ни на крики извне, ни на убийственный комариный писк многочисленных кровососов.