Полковник молча обнял Кремера. Тот слабо улыбнулся в ответ, передал Горецкому и те документы, что держал в руке, и те, что взял в коттедже.

Оперативники скрутили пришедшего в себя Боровикова, куда-то поволокли – очевидно, к машине. Он яростно вертел головой и выкрикивал невразумительные ругательства. Один из парней хлопотал над Голдиным.

– Станислав Михайлович! – позвал он. – Этот вроде совсем кончается.

– Голдину нужен врач, – подтвердил Кремер. – Он и так не боец, а тут ему и еще досталось.

Горецкий подошел, посмотрел, пощупал пульс.

– Носилки и в больницу, – приказал он.

– А с этим что делать? – спросил кто-то невидимый в темноте, имея в виду Кремера.

– Ничего, – ответил Горецкий. – Оставьте, это я сам… Возвращайтесь к машинам и ждите меня. Как там себя ведет наш миллионщик?

– Играет в оскорбленную невинность, – засмеялся невидимка.

– Ладно, идите…

– Станислав Михайлович, вы уверены, что никому не надо остаться?

– Выполняйте приказ.

Голдина унесли на носилках, его лежавший в траве фонарь освещал теперь лишь двоих на опустевшей поляне – Горецкого и Кремера.

– Стас, – Кремер провел рукой по волосам, – как ты здесь оказался?

– Ну, Андрей… Неужели ты всерьез полагал, что такая машинка была только у тебя? У меня тоже.

– Вот как…

– Разумеется.

– Значит, ты использовал меня, – с горечью произнес Кремер, – как наживку…

– Прости, Андрей. У меня не было выбора. Ведь Голдин мог глаз с тебя не спускать.

– Спасибо, друг.

– Послушай, – рассердился полковник, – не устраивай здесь институт благородных девиц. Ты мне тоже ничего не сказал. Мы квиты.

– А что будет с документами Шлессера? Ты их заберешь?

– Конечно.

– А Оля?

– Андрей, я все понимаю. После того как с документами поработают специалисты, мы что-нибудь придумаем. Может быть, соорудим для Чарского пристойную фальшивку, или…

– После того… После того! А сколько твои специалисты будут работать? Месяц? Год? А Оля там… У этого… Маньяка!

– Прекрати, – холодно сказал Горецкий. – У меня не частная лавочка, и я не могу рисковать документами. Эта тема закрыта. Ты едешь с нами или как?

– Нет, – проговорил Кремер устало. – У меня здесь машина… Я приеду позже.

– Ну, как знаешь… И не делай из меня злодея.

Кремер ничего не ответил. Полковник подождал немного, повернулся и исчез во тьме.

Проводив его долгим взглядом, Кремер опустился на траву. Он ощущал противный привкус во рту. Нестерпимо хотелось курить, но как назло в карманах он не нашел пачки. Наверное, она выпала во время схватки с Боровиковым.

Подхватив фонарь, Кремер понуро побрел обратно к коттеджу. В полностью разгромленном доме сохранилось не так-то много целых вещей, но электрическое освещение работало. Кремер поднялся на второй этаж, порылся среди обломков, о которых нельзя было с уверенностью сказать, какой именно предмет мебели они составляли раньше, и нашел-таки под опрокинутым корпусом телевизора раздавленную пачку «Мальборо». Он закурил, сел в кресло. В поле зрения попала початая бутылка коньяка. Надо же, уцелела каким-то чудом… Он взял бутылку, отхлебнул прямо из горлышка.

Так он сидел и пил до рассвета, перебивая вкус коньяка сигаретным дымом. Опьянение не приходило, только усиливалась мерзкая тяжесть в голове и на сердце.

Утром он покинул коттедж и добрался до застрявшей в кустарнике «Лады-Феррари». Поехал домой, по пути купил две бутылки виски. Он сознавал, что не пьянствовать нужно, а все силы бросить на поиски выхода из положения, собраться, приказать себе, заставить себя поверить, что выход есть…

И вместо этого он сидел на диване и пил виски, даже не заперев дверь.

К полудню он так и не опьянел, но, утомленный до предела, свалился, не допив очередной рюмки, в каком-то странном, подвешенном в пустом пространстве состоянии не то забытья, не то все-таки сна…