31
В командном блиндаже бригады «Молодой фронт Иншаллах» в это время шел неприятный разговор.
— Абдалла, почему твои головорезы подняли бучу? Мы так не договаривались! — строго спросил Бэрроуфильд, который был сильно расстроен происшедшим. — С головы этих русских не должен упасть ни один волос.
— Ты же сказал — не трогать только дочь генерала! Это парень вооружен!
— Парня тоже нельзя трогать. Вполне возможно, он имеет отношение к экипажу русского вертолета, — морщась от невозможности повлиять на развитие событий, сказал американец, наблюдая в бинокль за происходящим во дворе античных бань.
— Но если он член экипажа, то должен воевать в воздухе, а не на земле, — раздраженно заметил Абдалла.
— Русских трудно понять. У них своя логика. Иногда кажется, что ее нет вовсе, а потом выясняется — все-таки есть, но своя, русская.
— Я теряю моих людей!
— Ты теряешь отбросы! Ты теряешь тех, кто не умеет подчиняться приказам!
Абдалла умолк, вспомнив, что, в общем-то, сам не распорядился сообщить патрулям, находившимся вне расположения бригады, о том, что во дворе бродят посторонние, которых нельзя трогать. Таким образом, вина за случившийся инцидент с непредвиденными последствиями целиком лежит на нем, а вовсе не на его бойцах, проявивших вполне обоснованный интерес к неожиданным гостям.
— У меня нет других людей, — буркнул Абдалла.
— Будут! — заверил цэрэушник. — Будут, если выполнишь условия нашего договора. Получишь такие деньги, что сможешь набирать себе вояк по конкурсу и вооружишь их так, что твоя бригада не уступит полку ЦАХАЛ.
— Мы лучше их! — вскипел главарь террористов.
— Лучше, лучше, — не стал спорить американец, но все-таки добавил: — А будете еще лучше.
Абдалла повернулся к радиопульту и, включив рацию, закричал в микрофон, по привычке сделав свирепое лицо, хотя его мог видеть только американец:
— Всем! Говорит Абдалла. Слушайте все! По кяфирам не стрелять. Только по колесам! Устройте им ловушку в цирке. Из города не выпускать ни в коем случае!
Из подземных гаражей в разных концах разрушенного города, повинуясь приказу Абдаллы, один за другим ушло шесть внедорожников с террористами. Им предстояла нелегкая задача.
Квадроцикл, которым находился в прицепе «Лендровера», был последней и секретной разработкой одного из уральских заводов, предназначенной для оснащения диверсионных групп, выполняющих спецзадания в условиях партизанской войны.
Советская, а затем российская оборонка всегда умела делать военные машины, хотя и не отличающиеся особым комфортам, но отнюдь не уступающие по своим техническим характеристикам аналогам, которые изготавливались в промышленно развитых странах мира. А очень часто и превосходившие эти аналоги.
Уральский квадроцикл, которому создатели дали несколько двусмысленное название «Самоед», был именно такой машиной. Скорость по трассе свыше 120 километров в час, высокая проходимость одновременно и по болотистой местности, и по каменистому рельефу без смены шин, способность подниматься на препятствие под углом до пятидесяти градусов могли сделать «Самоед» лидером в своем классе. Однако выпускались уральские квадроциклы пока очень малыми сериями с помощью ручной сборки для нужд оборонки.
Людмила уже опробовала эту машину и успела полюбить ее. Она смело направила «Самоед» на высокую кучу щебня и камней — остатки какого-то здания античных времен, квадроцикл без особых усилий вскарабкался на это гору и, перевалив через нее, выкатился на расчищенную во времена туристического бума улицу древней столицы Пальмирены.
— Газу давай! — крикнул Петруха, осознав, что есть реальный шанс уйти от преследователей. — Гони!
— А не свалишься? — с озорной улыбкой на мгновение обернулась к нему Людмила.
— Гони! — вновь крикнул Петруха. — Надо уйти из города — в пустыне хрен догонят!
Улица с обеих сторон была ограждена неплохо сохранившимися колоннадами внушительных размеров, казавшимися тем не менее легкими и воздушными кружевами на фоне постепенно темнеющего перед закатом неба. Внезапно в треск мотора квадроцикла вплелись грозные звуки автоматных очередей. Стреляли сзади.
Старший лейтенант оглянулся и увидел выскочивший из арки джип, из окон которого по обоим бортам высовывались террористы и вели огонь короткими очередями. Петруха, держась правой рукой за скобу сиденья, вскинул правой «Вереск» и полоснул в ответ длинной очередью, с трудом удерживая задиравшийся кверху ствол своего десантного автомата.
Джип притормозил, но из-за него вылетел второй внедорожник, откуда также палили автоматчики. У Романчука задеревенели мышцы спины — она была хорошей мишенью для тех, кто нагонял их сзади, и единственной защитой для Людмилы.
Выполняя строгий приказ Абдаллы, его бойцы не стреляли в седоков, а старались попасть в колеса квадроцикла и удивлялись тому, что никак не могли поразить эти большие резиновые шары.
— Шайтан! Они заговоренные! — воскликнул один из преследователей с досадой.
Но колеса уральского квадроцикла не были заговоренными. Просто резиновые шины защищались своеобразным бронежилетом — особо прочной тканью из углепластика. Конечно, автоматная очередь, выпущенная в одно и то же место, пробивала такую ткань, но кучность стрельбы боевиков пока оставляла желать лучшего.
Людмила резко свернула в сторону и, проскочив между двумя колоннами, между которыми нельзя было протиснуться джипу, выехала на нечищеный проулок, заваленный бесформенными грудами камней, кирпичей и осколков мраморных колонн.
«Самоед» легко покатил, переваливаясь через эти препятствия, устремляясь к видневшемуся между аркадой ровному горизонту пустыни. Но прямо по курсу движения квадроцикла из нескольких темных нор под аркадой зло высверкнули вспышки огня из стволов автоматов, сопровождаемые треском очередей.
— Сворачивай! — заорал Петруха, и Людмила послушалась, хотя некое шестое чувство подсказывало ей, что делает это она зря — это была уже окраина Пальмиры, и до пустыни, в которой можно оторваться от преследователей, было рукой подать.
Вновь квадроцикл, как на американских горках, поднимался вверх, чтобы затем скатиться вниз и вновь подняться. Людмила хотела сделать большой крюк, чтобы вернуться с другой стороны к месту, где виднелся ровный горизонт пустыни, но на пути вновь оказалась замаскированная в развалинах засада боевиков, встретившая квадроцикл очередью из тяжелого пулемета — пули с тонким чарующим свистом пролетели над головами россиян.
Пришлось вновь выворачивать на расчищенную улицу с колоннадами по обеим сторонам, в конце которой остановились два внедорожника. Они заперли выход с улицы, и Людмила повернула вправо, погнав «Самоед» в сторону чаши античного амфитеатра. В Пальмире, в отличие от римского Колизея, древний цирк не был окружен высокими стенами, а был углублен в землю.
Квадроцикл влетел на арену, где тысячи лет назад сражались, обливаясь кровью, и умирали гладиаторы. Вслед за ним по расчищенной улице устремились два джипа, но Людмила решила, что по ступеням каменных сидений цирка им не подняться, и она сумеет оторваться здесь от преследователей. Но она ошибалась.
Как только квадроцикл с россиянами оказался по середине просторной арены, по всему периметру чаши амфитеатра одновременно начинали обнаруживать себя боевики. Они вставали и с ожесточением салютовали вверх из своих АКМ, то ли демонстрируя боевую мощь, то ли празднуя победу.
Людмила оглянулась — путь к отступлению был перекрыт двумя джипами, въехавшими вслед за квадроциклом по расчищенной улице на арену. Западня захлопнулась.
Людмила выжала педаль тормоза, и «Самоед» остановился.
— Похоже, приехали, — сказала девушка.
— Я свою жизнь так просто не отдам, — угрюмо пообещал Петруха, поднимая обеими руками по автомату — реквизированному у боевика «калашу» и собственному десантному «Вереску», явно готовясь стрелять по-македонски.
— И твою тоже, — добавил он зловеще.
Боевики на верхних ступенях амфитеатра, направив автоматы на россиян, почему-то не торопились вниз, видимо, ожидая приказа.
— Спасибо, дорогой, но я тебя очень прошу: не спеши.
— Я подпущу этих гадов поближе, тогда точно уложу больше, — согласился старший лейтенант.
— Не надо никого укладывать. Подожди. Еще не вечер, — опять попросила его девушка.
— Ты хочешь сдаться в плен? Ты знаешь, что с тобой сделают? Тебя превратят в кусок живого мяса. А сначала… Я лучше тебя сам…
Старший лейтенант сглотнул комок, на мгновение представив картину издевательств и насилия террористов над девушкой.
— Петька! Не будем о грустном. Не умирай до расстрела!
Людмила подняла руки вверх.
— Ты что, Ковалева? Сдаешься?! — с ужасом в голосе спросил Романчук. — Ты же вольнонаемная российской армии! Ты же торжественное обещание давала! Это ж как присяга! Что ты делаешь?!
— Петька, вечно ты не догоняешь! Разуй глаза! Посмотри! — раздраженно ответила Людмила, которая, покачивая поднятыми руками, казалось, что-то пыталась нащупать в темнеющей синеве над головой и манила это что-то к себе.
Высоко в небе над античным амфитеатром нарезала круги птица с распростертыми треугольными крыльями и силуэтом хищника.
Петруха, наконец, задрал голову и посмотрел в том направлении, куда указывали руки девушки. У него мгновенно поменялось настроение.
— Так это ж!.. — воскликнул старший лейтенант радостно.
— Да, Петя, да! — отозвалась девушка.
Боевики бригады «Молодой фронт Иншаллах», опасливо оглядываясь друг на друга, стали медленно спускаться по древним, истертым временем каменным ступеням амфитеатра, постепенно сжимая кольцо вокруг Людмилы и Петрухи.
Но в этот момент сверху в пустом небе послышался необычный тихий рокот, и по концентрическим сиденьям античного цирка метнулась густая тень, а сверху абсолютно из ничего материализовались две ракеты с дымными черными хвостами, которые разошлись в воздухе и взорвались в двух противоположных концах амфитеатра на верхних ступенях. Разрывы ракет не принесли особого ущерба боевикам, это была скорее акция устрашения, но весьма действенная.
— Ангел смерти! Шайтан! Это Иблис! — вразнобой кричали ошеломленные террористы. Многие из них бросали оружие и в ужасе закрывали голову руками, валясь на землю. Многие, но не все.
Среди боевиков были и опытные бойцы, имевшие опыт боевых столкновений с подразделениями Армии обороны Израиля. При всей неожиданности и необычности ракетной атаки они не усмотрели в ней ничего из ряда вон выходящего. Они понимали, что в суматохе беглецы, которых Абдалла приказал взять живыми, могут исчезнуть, и приказ будет не выполнен.
Не потерявшие присутствия духа боевики открыли огонь поверх голов девушки и парня, понуждая их лечь на землю.
«Пуля — дура», — этот суворовский афоризм Романчук помнил еще со школы. В наше время вторая часть высказывания генералиссимуса — «штык — молодец» — потеряла актуальность, но пуля по-прежнему оставалась дурой и летела порой совсем не туда, куда направляли ее те, кто нажимал курок. Понимая, что боевики могут и промахнуться, он решил не геройствовать и, толкнув Людмилу на землю, распростерся на девушке, прикрыв ее собственным телом.
— Ты чего, Петя? — не потеряв чувства юмора, вывернула голову Людмила. — Я не люблю такую позу. Я сверху люблю.
— Молчи уже, коза, — только и нашелся прошептать Романчук, стараясь не сильно придавливать девушку и в то же время держать наготове свой «Вереск». В этот момент ему было явно не до фривольностей: смуглый, похожий на эфиопа, террорист подполз уже к ним на расстояние четырех метров и улыбался злорадно, оскаливая зубы, казавшиеся очень белыми на темном лице.
Но внезапно улыбку на лице темнокожего боевика сменила гримаса страдания — его тело дернулось, прошитое пулеметной очередью, и он уронил голову на шершавый камень ступеньки амфитеатра и больше не шевелился.
Еще одна пулеметная очередь прошла буквально в полуметре от Петрухиной головы, и он услышал, как ойкнула и заерзала под ним Людмила.
— Ты ранена? — тревожно спросил Романчук.
— Нет, наверное, — не совсем уверенно ответила девушка.
