Книга: Турнир
Назад: Глава 13 Коварство в святилище чести
Дальше: Эпилог

Глава 14
Суд Небес

Турнир есть турнир, и он в сравнение не идет с каким-то жалким состязанием оруженосцев. Еще за два часа до начала рыцарского ристалища трибуны были заполнены зрителями, а те, кому не досталось мест на удобных скамьях под навесом, сидели на земле вдоль ограждения, подстелив под себя для теплоты и мягкости овечьи шкуры да пустые мешки. Любопытствующих было множество, их набралась целая армия, но только вооруженная не мечами да щитами, а крынками с молоком, огромными кружками с пивом и пахучим разнообразием съестного. В тот день посмотреть на турнир пришли не только граждане Мелингдорма, но и крестьяне со всех окрестных деревень. Казалось, что только больные, дряхлые старцы да малые дети остались сидеть по домам, томясь в ожидании, когда же вернутся счастливчики-сородичи, когда же начнут рассказывать захватывающие байки о рыцарской доблести и мощи герканского оружия.
Три раза Дитрих Гангрубер наблюдал за турнирами, проводимыми в Мелингдорме, и трижды эти события надолго откладывались в его памяти. Моррон и не надеялся, что однажды настанет день, когда его имя окажется в списке благородных воителей, а его нога ступит на площадку ристалища. Дарк и не думал, что когда-нибудь ему доведется узреть рыцарский шатер изнутри и что над входом будет красоваться табличка с его именем. Конечно, герои прошедшего дня – четверо оруженосцев, которым удалось доказать строгим судьям свою доблесть, получили куда меньше почестей и привилегий, чем настоящие рыцари, но главное, что их имена включили в регламент боев, что к ним относились всерьез и позволили участвовать в поединках наравне с рыцарями. Ради такого можно было стерпеть некоторые неудобства. Например, выйти на бой со щитом, затянутым тканью опознавательного цвета; стерпеть унизительное обращение яшмовый, белый или красный рыцарь, в то время как остальных участников вызывали по титулам да именам; и привыкнуть к тому, что благородные красавицы на трибунах не обращают на потуги соискателя «шпор» никакого внимания. Кто будет любоваться даже прекрасно владеющим оружием юнцом, если вокруг полным-полно уже доказавших свою силу и доблесть рыцарей.
Дарк Аламез, точнее, соискатель рыцарских шпор Дитрих фон Херцштайн, вальяжно развалился на лежаке в своей палатке и пребывал в раздумье, покручивая в руке соколиное перо, доставшееся ему в качестве трофея после первого, довольно легкого поединка. Тучный рыцарь, имени которого моррон, конечно же, не запомнил, был настолько уверен в себе, что совсем не думал о защите. Кажется, соперник Дарка так и не понял, как очутился на земле, а его двуручный меч оказался в руках Аламеза.
Палатка высокородного фон Херцштайна была, определенно, самой маленькой и плохенькой во всем турнирном лагере. Ткань во многих местах протерлась, и солнечные лучи почти беспрепятственно проникали внутрь места отдыха, успокоительного уединения в промежутках между боями и, конечно же, облачения в доспехи. Лежак был тоже не из лучших и едва выдерживал вес соискателя «шпор», не удосужившегося снять после поединка доспехи; а о качестве яств, выставленных на крошечном колченогом столике, не стоило и говорить. Рыцари пили вино, в то время как пытавшимся сравняться с ними оруженосцам приходилось утолять жажду водой. Рыцари ели утопающее в зелени мясо, а соискатели «шпор» довольствовались вареной репой и небольшим ломтем начинающего черстветь хлеба. Слуги благородных воителей подготавливали снаряжение в специально возведенных оружейных палатках, Октар же сидел рядышком, истязая слух Дарка то стуком молотка, то позвякиванием стали. Хорошо еще, что кузнец занимался лишь оружием, а не латал доспехи, с которыми моррон и не думал расставаться до самого окончания турнира.
Аламез не видел нужды в утомительных, многократно повторяемых ритуалах надевания и снятия стальных пластин; расстегивания, застегивания, а затем подтягивания ремешков. Зачем мучить себя, когда и так все прекрасно, когда доспехи сидели на нем как влитые, а их вес почти не ощущался. Как-то уж так получилось, что Дарк сроднился со своею броней, носил ее так же легко, как обычный костюм, и совсем не чувствовал тяжести металла на плечах. Так не должно было быть, но так было! И объяснение такому странному обстоятельству соискатель рыцарских шпор находил лишь одно – некромант в очередной раз сказал ему полуправду: быть может, сам-то он чар на стальное одеяние не накладывал, но без магии, которую Мартин скромно именовал наукой, уж точно не обошлось…
Ломать голову над этим моррону не хотелось, зато его тянуло вздремнуть, благо, что мальчишка-вестовой пока еще не забегал в палатку, а значит, до вызова на следующий поединок оставалось как минимум полчаса. Устроители оповещали участников состязаний заранее, чтобы те могли к сроку облачиться в доспехи. Пребывая в уверенности, что время на отдых есть, и его довольно много, Аламез аккуратно отложил заслуженное им соколиное перо и, осторожно, чтобы хлипкий лежак не развалился, повернулся на правый бок и закрыл глаза. Возня Октара с оружием ему уже не мешала. К тому времени основательно подходивший к своей работе кузнец прекратил стучать молотком и обшивал рукояти мечей новыми, по его словам, более удобными кусками кожи.
Однако моррону не суждено было ни поспать, ни даже вздремнуть. Не пролежал он и минуты с закрытыми глазами, как полог распахнулся, и в палатку вбежал тот, кого Аламез совсем не ожидал увидеть. Ворвавшись внутрь, Мартин Гентар тут же застыл и несколько секунд безмолвствовал, как будто давая присутствующим насладиться видом его бледного, словно у смерти, лица, маленькими, сощуренными глазками и слегка подрагивающей нижней губой, насладиться и проникнуться серьезностью момента. Затем некромант изрек всего лишь одно слово «Выйди!», произнес медленно и тихо, так что Октар, которому предназначался этот приказ, его даже не расслышал.
– Чаго? – переспросил державший на ладони разобранную рукоять меча кузнец.
– Пшел вон, халдей! – вдруг пронзительно взвизгнул некромант и, не найдя, чем кинуть в тугоухого, непонятливого слугу, просто капризно топнул ножкой.
Недоуменно пожав плечами, Октар послушно покинул палатку. Аламез уже давненько, а если припомнить точнее, то никогда не видел Гентара в таком возбужденном и встревоженном состоянии. Видимо, дело было серьезным, раз хитрец некромант боялся, страх был буквально написан у него на лице.
– Может быть, все же скажешь, в чем дело? – спросил все еще сонный Дарк, наблюдая, как его обычно спокойный и невозмутимый товарищ мечется из угла в угол палатки и что-то непрерывно бормочет себе под нос.
– Расскажу, обязательно все расскажу, – заверил Мартин, внезапно застыв возле входа и как будто прислушиваясь к чему-то вовне. – Но только не сейчас, а по дороге! Нам надо бежать, слышишь, немедленно надо бросать все и бежать! Лучше всего на север Геркании, там места глухие, не доберутся… Отсидимся парочку годков, а затем все заново начнем… – рассуждал крайне взволнованный маг вслух, а затем, вдруг увидев, что Дарк по-прежнему неподвижно лежит и не думает пониматься, осмелился повысить голос и на соклановца: – Чего бока пролеживаешь, дурень?! Давай собирайся быстрее! А лучше, нет, ничего не бери! Налегке поедем!
Не на шутку напуганный Мартин рванулся к выходу. Поднялся и Аламез, но только для того, чтобы схватить за полу одежды пребывавшего в истерике товарища, сгрести его в охапку и бросить на лежак.
– Остынь, слышишь, остынь! – не кричал, но очень сурово и убедительно произнес Аламез, прижимая коленом щуплое тело некроманта к лежаку. – Раз я в дело ввязался, то просто так его не брошу! Слишком уж долгий путь позади и слишком уж мало осталось, чтобы все вот так вот враз перечеркивать и куда-то бежать. Давай, трусливая душонка, четко и внятно излагай, что тя так напужало?!
– А ты наружу нос высуни, сам все и увидишь! – прорычал Гентар, с завидным упорством, но, конечно же, тщетно пытаясь избавиться от упершейся ему в грудь коленки.
– Я доверчив, поверю на слово, – усмехнулся Дарк, не желавший освобождать товарища, который мог натворить непоправимых глупостей и разрушить все, что с таким трудом, прежде всего его самого, было достигнуто.
– В городе инквизиция! Они и здесь, на трибуне! – привел некромант, по его мнению, весомый аргумент, который, однако, не возымел на Аламеза должного действия.
– Ну и что? Святые отцы тоже люди, даже если они и в инквизиции служат, – пожал плечами Дарк, уменьшая давление на грудь товарища, но пока не убирая колена. – Приехали на турнир поглазеть, дело понятное. Должны же быть у блюстителей веры иные развлечения, чем казни да пытки…
– Ага, как же! – ехидно заявил некромант, отчаявшись и прекратив попытки высвободиться. – Эта дрянь, эта зараза… эта пиявка белокурая нас в ловушку заманила! Когда только, мерзавка, успела?! И это ж надо было все так одно к одному подставить, все так продумать! Ох, доберусь, я до нее, ох, зажарю я эту Форквут на медленном огне, да чтоб маслица побольше было, побольше, чтоб неделями боль терпела и не сдыхала, чтобы корочкой покрылась!..
– Я сейчас тебя отпущу, ты же тихонечко сядешь и все мне подробно расскажешь! Вздумаешь сбежать иль еще какие глупости отчудишь, как кобылу стреножу! – предупредил Аламез, убирая окованное в сталь колено с груди некроманта и делая шаг назад, предусмотрительно перекрывая паникеру выход из палатки.
– Мог бы и на слово поверить, вместо того чтобы время тянуть, упорство ослиное проявляя, да силушку свою демонстрировать, – обиженно проворчал Гентар, садясь на лежак и поправляя одежду.
– Вот такой вот я недоверчивый, – ухмыльнулся Дарк, по-прежнему стоя возле выхода. – Давай излагай, что тебя так напужало!
– А это не мне, а тебе прежде всего испужаться следовало бы! – с ехидцей произнес Гентар. – Это не меня, а тебя в колдовстве обвинить хотят! Над твоею глупой головой топор палача завис!
– Колдунам в Геркании головы не секут, – заявление некроманта хоть и было неожиданным, но не возымело должного действия. – Их сжигают, в колодцах топят да лошадьми на части рвут. По делу говори, а не запугивай!
– Хорошо, по делу, так по делу, – пожал плечами Мартин. – Тебе знакомы имена: Гуго ванг Адельверг, Тильв ванг Бенгер и Марвиг ванг Фаберлинг?
– Конечно, знакомы, – удивился Аламез, – я с ними всеми вчера бился.
– А ничего, что всех троих сегодня поутру из городского рва с перерезанными глотками выловили? – произнес Гентар, видимо ожидая, что Дарк испугается.
– Странно, конечно, – пожал плечами моррон, – но а я-то здесь при чем? Даже если это Каталина их по какой-то непонятной причине в мир иной отправила. Мне зачем их резать-то было? Тем более не до, а после схваток… когда состязание оруженосцев было уже завершено. В чем обвинить-то меня могут? Я с ними прилюдно бился, и суд почетные рыцари вершили… При чем здесь колдовство-то? Да и умертвили господ вполне по-житейски, без фокусов всяких магических… ножичком по горлу да в воду!
– Кстати, о судьях, – интригующе произнес некромант. – Барона ванг Теугорлица и благородного рыцаря Арвика фон Кервица, судивших твои поединки, со вчерашнего вечера ищут… Что теперь скажешь? Не попахивает ли тут обвинением в колдовстве, не по этому ли поводу Святая Инквизиция с такой поспешностью в Мелингдорм пожаловала?
– Не сгущай краски и не пытайся узреть западню там, где ее вовсе и нет! – не проникся серьезностью услышанного Аламез. – Может быть, в Филании этой череды более чем странных совпадений и было бы достаточно, чтобы невинного человека на дыбу вздернуть да пятки ему факелом подсушить. Но не забывай, мы в Геркании, а служители Единой Церкви вовсе не индорианские сумасброды! Здесь не любят голословных обвинений и не верят на слово даже святым отцам! Где доказательства, что я к смерти этих пятерых причастен? Да и с чего ты взял, что рыцари мертвы? Насмотрелись на новичков, тошно им стало, вот и разъехались по домам иль закрылись в какой удаленной таверне да пьянствуют… Мало ли, куда их нелегкая занесла!..
– А мы всего не знаем! – предостерегающе заявил некромант. – Но раз Форквут на такой шаг отважилась, то, будь уверен, все до мелочей, гадюка, продумала! Опасно тебе турнир продолжать, бежать надо!
– Сам и беги, не держу, – произнес Дарк и шагнул в сторону от прохода. – Да только Дитрих фон Херцштайн, что перед людской молвой, что перед судом небес чист, и имя его клеветой бессвязной не запачкать.
– Ну, ладно, не хотел говорить, но, видно, придется, – тяжко вздохнул Гентар, собираясь сообщить последний, самый весомый аргумент в пользу немедленного побега. – Помнишь, я говорил, что барон Орсий ванг Трелл является ставленником шеварийского клана вампиров?
– Да, говорил, – кивнул Дарк.
– И о том, что его вместе с Тальбертом упокоили, тоже заикался, не так ли?
– Так, – хмыкнул Аламез. – Что с того?
– Так вот, его имя почему-то не вычеркнуто из списков, а герб весит среди гербов участников…
– Ну и что с того? – вздохнул Аламез. – Иль воскрес кровососушка, иль Каталина заместо него вновь сталью побренчать решила. Пущай красавица тешится, сколько влезет! Не бегать же мне от нее?!
– Дарк, ты что, не видишь, как петля сужается вокруг твоей шеи? – спросил некромант, глядя товарищу в глаза и моля его взглядом опомниться.
– Я вижу другое, дружище! Ты просто устал, нервишки на пределе, потери в наших рядах огромные, вот каждый мышонок тебе кабаном и кажется!
– Хорошо, оставайся, я один уеду, – произнес Мартин Гентар после недолгого молчания, – но только доспехи твои я с собой заберу! Не хочу, чтоб они в руки инквизиции попали. У Форквут тогда куда больше шансов до них добраться будет.
– Да бери, пожалуйста, – пожал плечами Аламез. – Хоть броня ладная, да и привык я к ней, но с чужим расстаюсь легко. Пусть Октар другие доспехи тащит!
– Других доспехов нет, эти единственные, – огорошил Аламеза некромант.
– И как ты тогда себе все это представляешь? – развел руками пораженный услышанным Дарк. – До следующего поединка самое большее полчаса осталось. Мне что, голышом на бой выходить прикажешь?! Броня – не капуста, на грядке не растет, да и на базаре не продается! Где мне за полчаса доспехи раздобыть?!
– Не знаю, – потупив взор, покачал головой некромант. – Но только доспехи эти особенные! Я не могу позволить, чтобы они в руки шеварийцев попали. В них любой воитель не только на турнире, но и в бою кровавом практически неуязвим. Вспомни, как ты под ударом молота устоял. Ушибы заработал, но способность действовать не потерял. Вспомни, как в трудные моменты боя латы как будто за тебя решение принимали и действовали без промаха.
– Это я помню, – кивнул Аламез, в голову которому внезапно пришла абсурдная, нелепая мысль. – Послушай, Мартин, эти доспехи появились как раз в тот вечер, как Марк исчез, это случайно…
– Да это он и есть! – кивнул некромант, решив, что наконец-то настал момент открыть правду. – Точнее, не он, а та неживая субстанция, в которую обратилась живая материя его тела. Видишь ли…
– Не сейчас! – прервал откровение некроманта обескураженный, пытающийся свыкнуться с услышанным и понять, что ему делать, Дарк. – Как-нить потом расскажешь.
– А «потом» может и не быть! – настаивал на своем Гентар. – Вот проявишь упрямство, доспехи в руках врагов окажутся, потеряешь навеки друга!
– Не сейчас! – громко выкрикнул Аламез.
В данный момент Дарку было безразлично, каким таким волшебным образом его друг и товарищ смог обратиться в набор стальных пластин, угловых сочленений и кожаных ремешков. Моррон стоял перед выбором: рисковать ли жизнями обоих, его собственной и Марка, или все-таки послушаться Гентара и отступить, отказаться от победы, когда до нее осталось не так уж и много.
Дарк напряженно думал. Закрыв глаза и пытаясь сосредоточиться, Аламез тщательно взвешивал шансы. Когда же моррон поднял веки и оглянулся, то Мартина уже не было рядом. Некромант исчез, тем самым облегчив выбор собрату и переложив на его плечи ответственность за соблюдение обязательств по сделке с Марком.
– Октар! – выкрикнул Аламез, надеясь, что кузнец не последовал примеру Гентара и не бежал.
– Ну, чо те?! – заявил примерно через минуту просунувший внутрь палатки бородатую физиономию кузнец, пережевывающий лист тушеной капусты.
– Октар, будь любезен, раздобудь заточенный меч, – вежливо попросил Дарк, благодарный бородачу за то, что тот не бросил его в трудную минуту. – Чую, боевое оружие мне сегодня понадобится…
* * *
Когда соратник трусливо бежит с поля боя, оставляя тебя одного против полчищ врагов, то это печально, но все равно лишь полбеды. Когда велик шанс угодить в западню, то всегда остается надежда выбраться. Но когда ты знаешь, что покрывающие твой стан доспехи – на самом деле близкое тебе существо, то мир переворачивается, запутавшийся разум уже не так воспринимает реальность, а груз ответственности расплющивает сознание. Только теперь, направляясь мимо ликующей в предвкушении следующей схватки толпы к месту предстоящего ристалища, Дарк понимал, почему Мартин не решился открыть ему правду, почему уходил от ответа на самый важный вопрос. Вчера бы он не смог, просто не смог бы выйти на поединки и биться достойно, зная, что каждый пропущенный им удар вражеского оружия не корежит бездушную сталь, а причиняет боль верному другу. Впрочем, Аламез не уверен, чувствует что-либо Марк, пребывая в столь необычном виде, и вообще находится ли в сознании. У товарища по лесному разбою теперь нельзя было ничего спросить, с ним невозможно было посоветоваться, и вся ответственность за судьбу обоих ложилась лишь на плечи моррона.
Опасения Гентара не были лишены оснований. В с?амом центре трибуны, чуть пониже ложи для его сиятельства графа Дюара и иных знатных особ, зловеще чернели строгие одеяния служителей Святой Инквизиции, в их остроконечных капюшонах и с большими багровыми крестами напоминавших стаю терпеливо ожидающих добычу воронов. Посвященных в сан дознавателей-инквизиторов было всего четверо, но зато вокруг них плотными рядами стояли не менее трех дюжин солдат Веры, призванных ловить нечестивцев, пытать и умерщвлять их. Целый отряд бездушных, а частенько и безумных убийц, которых в народе просто-напросто именуют палачами.
Чтобы добраться до места еще не объявленного, но уже вскоре должного начаться поединка, Дарку пришлось пройти мимо этой, мягко говоря, неприятной компании. В его сторону не повернулся ни один капюшон и даже не кивнула ни одна голова, что не могло не обрадовать моррона. Еще оставался шанс, что «падальщики» слетелись не ради него и что их прельстила совсем иная жертва.
«В конце концов, если бы инквизиторы винили в чем-то меня, то не допустили бы поединка. Сцапали бы меня прямо в палатке и тут же поволокли на свидание к дыбе!» – успокаивал себя Дарк, достигнув турнирной площадки и встав на исходную линию в ожидании противника. Все равно, моррон ничего не мог предпринять, даже если бы был сведущ в богомерзком искусстве сотворения чар. Что может сделать один колдун против сорока инквизиторов, целой роты графских солдат да еще неполных трех десятков рыцарей, участвующих в турнире? К тому же где-то поблизости притаился весьма озлобленный вампир, сбрасывать которого со счетов тоже не следовало.
Каким оружием предстояло биться, моррону сообщили, а вот имени соперника заранее не объявили, впрочем, именно так и предусматривалось турнирными правилами. Устроители почему-то считали, что имя прославленного рыцаря могло настолько напугать новичка, что он побоялся бы даже явиться. Впрочем, Дарк нисколько не сомневался, кто станет его следующим противником, и даже с нетерпением ожидал новую встречу с Форквут, для которой уже приготовил парочку изощренных финтов и иных неприятных сюрпризов.
– Высокородный оруженосец, имеющий честь биться на турнире в яшмовых цветах, вступает в поединок с благородным и высокочтимым бароном Орсием ванг Треллом, – ничуть не удивил Аламеза герольд, пожалуй, даже чересчур громогласно объявивший о начале боя. Затем надрывающий голосовые связки глашатай прокричал то, что моррону и так было известно: – Выбор оружия предоставлялся господину барону. Барон ванг Трелл избрал меч и щит.
Герольд замолчал, чудом удержавшись от того, чтобы не закашляться, а еще через миг глазам моррона предстал противник. Нельзя сказать, что Дарк именно таким его себе и представлял. Если под сталью доспехов действительно скрывалась Каталина Форквут, то ей со вчерашнего дня удалось на голову подрасти, да и руки изрядно удлинить. Хотя, с другой стороны, даже самый сведущий о вампирах из всех морронов, Мартин Гентар, не мог точно сказать, на что кровососы способны и какие чары могут применить в той или иной ситуации, тем более те из них, кто тесно общался с могущественным шеварийским кланом, умевшим хранить не только традиции, но и знания.
К удивлению моррона, титулованный соперник, щеголявший в наплечниках с выгравированными баронскими коронами, повел себя чересчур осторожно. Поединок начался скучно, неинтересно и вяло: с простого обмена парочкой несильных ударов на дальней дистанции и с бесконечного кружения по площадке. Расстроенная толпа, ожидавшая увидеть боевое действо, а не пляску разодетых в стальные наряды танцоров, уже спустя минуту принялась активно выражать свое недовольство пронзительным свистом, оскорбительными криками и забористой бранью, адресованной, конечно же, слишком нерешительным бойцам. До кидания тухлыми яйцами, гнилыми помидорами и прочими овощными снарядами дело, естественно, не дошло. Следившие за порядком на турнире слуги графа не допустили бы подобного проявления народного неодобрения, тем более в присутствии самого хозяина, его сиятельства графа Дюара.
Дарк не понимал, что задумала Каталина, и уже сильно сомневался, что под доспехами скрывается именно она. Такое робкое, неуверенное начало схватки как-то не соответствовало агрессивному стилю ведения боя прославленной альмирской вампирши. Если Форквут вынуждала моррона атаковать первым и совершить ошибку, открывшись для ее контрудара, то почему тогда бегала от него и на любую попытку сокращения дистанции тут же отвечала трусливым отскоком назад и уходом в глухую защиту? Если вампир тянул время и надеялся измотать противника, прежде чем самому напасть, то Каталина изрядно поглупела за ночь. Во-первых, поединок могли просто прекратить, а трусливого барона, под чьим именем она скрывалась, с позором изгнали бы с турнира. Во-вторых, Дарк был слишком опытным воином, чтобы дать себя утомить.
Происходящее на площадке уже изрядно поднадоело не только зрителям да почетным рыцарям, но и самому моррону. Дарк решил положить конец бесцельному кружению на одном месте и внезапно атаковал, всего за секунду сократив прыжком дистанцию вдвое. Барон ванг Трелл был застигнут врасплох. Он не успел отпрянуть назад, но зато сумел прикрыть голову щитом от рубящего, идущего сверху вниз удара меча. Аламез и не надеялся, что одной лишь, пусть и неожиданной, атакой сможет сразить противника, поэтому и не вложил в удар всех сил. По сути, это был всего лишь обманный маневр, а настоящий удар последовал через какую-то долю секунды, когда моррон резко вывернул кисть вправо, увел меч почти к земле, а затем вместо отвода оружия назад и нового замаха с силой ударил мечом из-под низа по нижнему правому краю высоко поднятого щита.
Еще в самом начале поединка Аламез обнаружил, что ближний к локтю ремешок щита противника недостаточно туго затянут. Всего один сильный, точный удар под нужным углом практически решил исход боя. Крепежный ремешок оборвался, щит сорвало с руки барона и отбросило на несколько шагов. Тут же последующую атаку слева ванг Трелл был вынужден принять на меч, для чего всего на миг развернулся правым боком к противнику. Именно этого момента Аламез и ждал, он резко сократил дистанцию, ударил щитом в правое плечо барона, а затем, пока противник пытался сохранить равновесие, опять повторил удар рукоятью меча, но только на этот раз не стал рисковать и ставить под сомнение победу. Перекрестье меча моррона ударило не в решетку шлема, а погрузилось в стык между нагрудником и правым наплечником.
Девять из десяти бойцов, получив такое ранение, издали бы крик или хотя бы яростно заскрежетали зубами, но ванг Трелл оказался не из их числа. Его реакция была непредвиденной, ошеломляющей, просто-напросто повергшей в шок не только моррона, но и издавшую дружный вздох трепетного страха и глубочайшего удивления трибуну. Вместо того чтобы взвыть диким зверем и забиться в судорогах от пронзившей тело мышечной боли, барон молча опустился на колени, а затем повалился на землю. Его шлем слетел, представив добрым двум тысячам взоров омерзительную голову мертвеца.
Кожа на щеках и на лбу ванг Трелла была покрыта зловонной и липкой коростой гнили. Свешивающийся из открытого рта язык был изъеден парой дюжин все еще ползающих по нему червяков. Давно остекленевшие глаза были выпучены, и от того складывалось ощущение, что они вот-вот сами собой вывалятся из глазниц. Видимо, в последние секунды жизни барон испытал сильный страх, и Дарк тут же догадался, в чем крылась его причина. Лицо мертвеца было разрублено надвое. Барон ванг Трелл умер явно не своей смертью, его отправил на тот свет мощный удар топора в голову.
«Вот он, тот самый подвох, которого боялся Мартин! Вот он, последний штрих в обвинении меня колдуном!» – ужаснулся Дарк как неприятному зрелищу, представшему его глазам, так и осознанию незавидного факта, что он бился всего лишь с трупом, с мертвым телом, превращенным в послушную марионетку коварным вампиром. Мало того, что Форквут находилась в безопасности, пока он вытанцовывал боевой танец с ее бездушной куклой, так теперь ему еще придется спасать свое честное имя или хотя бы жизнь. Обвинение в богомерзких чарах и в сговоре со служителями преисподней должно было пасть именно на его голову.
Как только в воздухе начинает пахнуть разлагающейся плотью, так тут же слетается воронье и прочие любители мертвечины. Таков уж закон природы, и ничего с этим не поделать. Инквизиторы молча восседали на трибунах и лишь наблюдали за ходом поединка, но как только открылось, что ванг Трелл мертв, притом отдал Небесам душу задолго до начала турнира, черная масса зловеще взмахнула крыльями своих устрашающих одеяний и от терпеливого ожидания перешла к решительным действиям. Впрочем, в том крылся и огромный плюс – самовольно захватившие инициативу в свои руки инквизиторы предотвратили возникновение паники на трибунах и, как следствие, в предотвращенной толчее никого не задавили.
Наверное, целый десяток, если не больше, солдат, состоявших на службе инквизиции, одновременно распахнули полы черных плащей и нацелили на неподвижно застывшего Аламеза арбалеты. Их товарищи, бывшие лишь при мечах, без всяких команд поделились на два равных отряда: одни силой заставляли перепуганных зрителей оставаться на местах, а другие, быстро преодолев три ряда скамей, выскочили на арену и, обнажив мечи, окружили моррона. Их примеру последовали и остальные воители: охрана графа, солдаты фестшутца и, конечно же, призванная блюсти порядок городская стража. Лишь рыцари – участники турнира не поспешили обнажать мечи. Видимо, ловля колдунов и прочих приспешников темных сил не считалась в Геркании занятием, достойным рыцарской чести, да и что проку в угрозах тупым турнирным оружием? Им не защититься от колдовства, да и урона не нанести злодею-чародею.
Со всех сторон стали раздаваться приказы. Слова были разными, интонации тоже, да и намерения вооруженного люда варьировались от трусливой брани до бравурных угроз, но смысл обращения к Дарку был один: «Сложить оружие и опуститься на колени!» Биться было бессмысленно, пытаться бежать тоже, так что Аламезу не оставалось ничего иного, как повиноваться. Моррон небрежно бросил на землю щит с мечом и, сняв шлем, опустился на колени. На его весьма помолодевшем благодаря мази Гентара лице застыла маска не только трепетного страха, но и граничащего с растерянностью недоумения, хотя на самом деле Дарк оставался невозмутим и спокоен.
Форквут осмелилась бросить ему вызов, выставив перед Святой Инквизицией да и мирскими властями Мелингдорма кровожадным колдуном. Она решилась начать партию, хоть правила игры толком не знала. Моррону нужно было лишь правильно себя повести: когда нужно, помолчать, а когда открывать рот, то разить словами точно в цель, изображая святую невинность. Ему не мешал панический страх, который, к примеру, испытывал Мартин при виде черных одежд инквизиторов, так что при удачном стечении обстоятельств Аламез мог не только сохранить свое честное имя, но и обратить обвинение себе во благо. Что Мартин Гентар, что Каталина Форквут, оба стали жертвой одного и того же заблуждения, весьма распространенного среди тех, кто слишком долго прожил в столице соседнего королевства. В руках герканской инквизиции было куда меньше власти, чем у заправлявших в Филании служителей Святого Индория.
Трое священников инквизиции встали за спинами солдат и затянули хором молитву, которая, судя по ее словам, была призвана изгнать с места рыцарского ристалища скверну, лишить колдуна, то бишь Дарка, чародейских сил, а заодно и усилить поколебавшуюся было веру в могущество Святых Небес среди дрожащих от страха простолюдинов. Со стороны это смотрелось так забавно, что Аламезу едва удавалось держать сомкнутыми губы, которые стремились расползтись в улыбке умиления и сочувствия чужой глупости. Четвертый инквизитор, видимо вожак стайки подражающих воронью святош, не посчитал нужным присоединиться к усыпляющему песнопению. Как-то умудряясь не запутаться в длинных полах черного, мешковатого одеяния, он величественно прошествовал на турнирную площадку и, одарив обвиняемого в колдовстве оруженосца полным праведного гнева взглядом, обратился с речью к правителю Мелингдорма.
– Ваше Сиятельство, любимый народом, уважаемый Его Величеством королем Геркании и обласканный Небесами правитель Мелингдорма и прилегающих к нему деревень… – произнес нараспев старший инквизитор, точно выдержав заунывный интонационный рисунок псалма.
– Быстрее, преподобный, быстрее! Я свои титулы и без вас знаю! – оборвал речь главного инквизитора граф Дюар, которому было не до пафоса и не до соблюдения этикета: он хотел как можно быстрее разобраться в этом деле и сурово наказать виновного или виновных в осквернении турнира. – Говорите по существу и извольте объяснить, как такое богомерзкое действо могло случиться на освященной Единой Церковью земле мелингдормского ристалища и почему вы, господа инквизиторы, не смогли тому воспрепятствовать!
То, как начался разговор, уже обрадовало Аламеза. Старый граф, определенно, частенько сталкивался с миссионерами святой инквизиции и был явно невысокого мнения об их деяниях и умственных способностях. Однако главный миссионер и не подумал отвечать на вопросы хозяина графства, ведь тогда ему пришлось бы оправдываться и защищаться, в то время как он прибыл сюда совсем не за тем, а чтобы самому нападать и обвинять в сговоре с темными силами.
– Ваше Сиятельство, только вчера, ближе к ночи, нам с братьями стало известно о появлении в ваших владениях этого нечестивца, – инквизитор кивнул головой в сторону покорно стоявшего на коленях Дарка, – а также о тех мерзких деяниях, что он уже натворил. Мы спешили, как могли, но, к сожалению, опоздали. Мы не успели заблаговременно распутать клубок его мерзких козней и воспрепятствовать осквернению угодного герканскому королю и Святым Небесам рыцарского состязания. Однако мы не бездействовали! Вы собственными глазами видели, как вовремя мы вмешались и воспрепятствовали сотворению иных гнусностей. Мы изловили колдуна и готовы обвинить его…
– Обвинить вы всегда готовы, – недовольно проворчал граф, с презрением взирая на отряд в черных одеждах. – А чему, позвольте узнать, вы воспрепятствовали? Барон мертв и был мертв еще до начала боя… Вы же, святые отцы, изволили сидеть и любоваться, как по ристалищу бродит и бьется живой труп, хотя его место в земле! В Мелингдорме объявился приспешник преисподней, мерзкий колдун, с этим не поспоришь! Но в чем вы, служители Небес, можете обвинить этого храброго юношу, уже не раз показавшего доблесть и упорство в турнирных боях?! В чем его вина, в том, что он мертвяка мечом усмирил?! Так это ваш долг был, преподобные!
Услышав слова своего господина и поняв, что его симпатии пока на стороне обвиненного в колдовстве, почти все слуги графа опустили оружие и на всякий случай стали приглядывать за солдатами инквизиции.
– Ваше Сиятельство, я Онквирс Варте из Гуппертайля, один из девяти членов Верховного Совета Святой Инквизиции на землях Королевства Геркания, – громко пропел, как псалом, напыжившийся от осознания собственной важности инквизитор, – могу поклясться на всех святых символах веры, что этот мерзавец на самом деле низкий злодей, заключивший сделку с врагами рода человеческого!
«Тоже мне, защитник рода человеческого выискался! Просто моррон. Нет, моррон из морронов!» – подумал Аламез, но, конечно же, не решился озвучить подобное.
– Я прошу, нет, я заклинаю Ваше Сиятельство Святыми Небесами отдать нам этого нечестивца для спасения его заблудшей души и наказания загубленной плоти!
– Соблаговолите, преподобный отец, говорить по существу! В чем именно вы обвиняете этого оруженосца? – произнес граф Дюар, уставший от громких слов как в буквальном, так и в переносном смысле.
– Это не оруженосец вовсе! Это мерзкий разбойник и низкий мошенник, известный как Дитрих Гангрубер. Он присвоил себе честное имя и имущество высокородного слуги короля Дитриха фон Херцштайна! – громко выкрикнул преподобный отец, показав завидную осведомленность. – Это первое обвинение! Сегодня утром мы поймали в лесу парочку его дружков. Сейчас их приведут, и они подтвердят, кто на самом деле стоит перед нами!
– Онквирс Варте из Гуппертайля, не зли меня! Не испытывай мое терпение! – вдруг выкрикнул граф и стукнул в гневе кулаком по подлокотнику своего кресла. – Да неужто ты подумал, что я поверю словам каких-то босяков лесных, над которыми еще твои костоломы вдоволь потрудились?! Если доказательств нет, то молчи! Не забывай, голословное обвинение называется домыслом, а озвученное вслух – низким наветом и клеветой! За это в Мелингдорме сурово наказывают, и сан духовный ни тебя, ни собратьев твоих от плетей не спасет! Чем можешь подтвердить, что перед нами не Дитрих фон Херцштайн?!
– Перепроверьте его грамоты, они явно фальшивые. Мы сами можем их проверить, иль герольда из другого города позовем! – заявил инквизитор уже без прежней уверенности, видимо почувствовав, что недостаточно подготовился к обвинительной речи.
– Да как ты смеешь?! – пуще прежнего разозлившись, граф Дюар даже привстал на кресле, а его лицо налилось краской. – Мой старший герольд во всей Геркании уважением пользуется. Его заслуги самим королем высоко отмечены, и не раз! Оскорбление верному слуге – оскорбление мне!
– Простите, Ваше Сиятельство! – дрожащим голосом заявил преподобный отец, поспешно пойдя на попятную и не забыв раболепно согнуться в низком поклоне. – У нас и в мыслях не было поставить под сомнение честное имя вашего герольда. Мы снимаем это обвинение, поскольку вы сочли улики недостаточными. Дозволит ли повелитель Мелингдорма огласить следующие?
– Дозволит, – успокоил свой гнев граф, – только прежде холуям своим скажи, чтоб оружие убрали. Если юный оруженосец взаправду колдун и свои мерзкие чары прямо щас применить осмелится, то у меня людей хватит, чтобы его обуздать! Не по нраву мне, когда пришлые оружием сверкают! Я полноправный и единственный хозяин в этих местах!
– Мы нисколько не ставим то под сомнение, Ваше Сиятельство! – опять согнулся в низком поклоне инквизитор, а затем подал солдатам знак убрать оружие.
Дарк почувствовал крохотное облегчение, когда в него перестали целиться из арбалетов, а стоявшие за спиной солдаты вложили в ножны мечи. Однако его положение по-прежнему оставалось серьезным. Возможно, у инквизитора нашлись бы доводы, чтобы подтвердить обвинение в колдовстве. На свете нет безгрешных людей, а уж морронов и подавно.
– Я обвиняю… – преподобный отец заколебался, как стоит назвать подозреваемого, но все же решил не гневить светские власти, а пойти им на уступку, – …высокородного господина Дитриха фон Херцштайна в сговоре с темными силами и в низком убийстве троих высокородных господ, с коими он вчера скрестил оружие на состязании оруженосцев. Они были зверски убиты, а их тела изуродованы и сброшены мерзавцем в ров.
– Свидетели есть? Кто-нибудь это видел? – спросил граф, явно уставший от голословности обвинений.
– Ваше Сиятельство, колдуны хитры, они могут становиться невидимыми человеческому глазу. Но, посудите сами, только ему… – инквизитор указал на Дарка пальцем, – …была выгодна их смерть!
– Что скажешь, юноша? – обратился к моррону граф. – Да и встань-ка с колен. Пока что я не услышал ничего, что заставило бы тебя протирать коленки.
– Ваше Сиятельство, преподобные отцы, я невиновен! – ответил Дарк, умело изобразив на лице недоумение со слабым налетом непонимания и возмущения. – Зачем мне было убивать соперников после поединков, когда победа уже осталась за мной?!
– Колдуны хитры, лицемерны и находчивы! – не скрывая злости, заявил инквизитор. – На теле безвинно убиенных жертв были вырезаны ножом магические знаки! Коварный колдун вначале изловил господ и подчинил их своей воле при помощи богомерзких чар, а затем, когда они, не устояв перед дурманом колдовства, проиграли поединки, он убил их, зарезал, чтобы скрыть следы ворожбы.
– Крепостной ров не самое удачное место, чтобы скрывать следы и прятать тела, – со вздохом усталости изрек граф Дюар. – Все, что бросается в ров, рано или поздно всплывает, а, как мне рассказали вассалы, злодей даже груза к ногам убитых не привязал. Не спорю, вам видней, преподобный, насколько слуги преисподней хитры и коварны, но дураков-то среди них, поди, нет… У Святой Инквизиции есть иные доказательства вины фон Херцштайна?
– Благородные барон ванг Теугорлиц и фон Кервиц, имевшие несчастье судить поединки колдуна, этой ночью бесследно пропали. Наверняка они стали свидетелями колдовских ритуалов, проводимых обманщиком! Но они мертвы, коварно убиты и не могут свидетельствовать!.. – уверенно произнес преподобный отец и уже набрал в рот побольше воздуха, чтобы рассыпать перед вельможей бисер своего красноречия, однако его сиятельство не дал ему такой возможности.
– Мои рыцари не убиты, а посланы мной ко двору в Маль-Форн с важным поручением, – признался граф Дюар сквозь слезы, выступившие на его глазах от смеха. – Преподобный Онквирс Варте из Гуппертайля, я непременно сообщу Его Святейшеству, какой ты болван!
Смех правителя мгновенно был подхвачен его окружением, как близким, так и простыми солдатами. Лишь простолюдины на трибунах пребывали в растерянности и молчали. В их головах не укладывалось, как можно смеяться над грозными инквизиторами, неусыпными блюстителями Истинной Веры и врагами богомерзких отродий. Дарк был уверен, что его вину не смогут доказать, но не думал, что оправдаться удастся так легко. Имевшая связи в рядах духовенства Форквут натравила на него служителей Инквизиции, но, по понятным причинам, не рассказала обвинителям о многих интересных фактах, например о том, что Дарк – не человек. Умолчала вампирша и о магической природе доспехов моррона. Для Аламеза оставалось загадкой, на что же кровососущая красавица рассчитывала, но прозвучавшие буквально через минуту слова инквизитора дали на то исчерпывающий ответ.
– Ваше Сиятельство, – заискивающе произнес глава отряда инквизиции, когда смех, причиной которого был именно он, поутих. – Я и мои собратья сожалеем, что из-за нехватки времени не смогли собрать должных доказательств обвинений, но не собираетесь же вы только поэтому отпускать на свободу врага рода человеческого, богомерзкого колдуна? Согласитесь, вся череда событий вокруг этого оруженосца свидетельствует…
– Нет, не собираюсь, – покачал головой граф, с лица которого до сих пор не сошла улыбка. – Вы совершенно правы, колдун где-то здесь, поблизости… бродит пока на свободе! Так не бездействуйте, ищите его, выслеживайте и хватайте! Займитесь, преподобный, службой, а не цепляйтесь к верным слугам короля со своими домыслами! Вина юного фон Херцштайна лишь в том, что ему выпало несчастье оказаться не в то время и не в том месте… Но за это не казнят, это может случиться с каждым…
– Ваше Сиятельство, позвольте забрать подозреваемого для дознания, – пытался спасти положение служитель инквизиции, но граф был непреклонен.
– Нет, не позволю! Нечего воину короля без дела руки да ноги ломать! Коль новые пытки испытать на ком-нить нужно, так более достойную особу найдите! Вон у меня в подвале ворюга – помощник казначея сидит, повешения дожидается, могу его позаимствовать. А хорошего бойца калечить не дам!
– Ваше Сиятельство, поверьте мне, борющемуся со скверной вот уже более двадцати лет, – упорствовал инквизитор, понимавший, что если пойдет на попятную, то распростится с высоким саном и завидной должностью. – Тот, кто именуется себя Дитрихом фон Херцштайном, на самом деле кровожадный колдун, прислужник сатаны! Если вы сочли мои доводы неубедительными, то молю вас, дайте свершиться Суду Небес! Пусть всемогущие силы Добра и Света подскажут не мне и не вам, какое решение принять, а вложат меч возмездия в руки герканского рыцарства, убедят славных воинов, на чью сторону встать!
«Суд Небес, так вот на что Форквут надеялась! Хитра, зараза! И, к сожалению, ее замысел может удасться! – с горечью подумал Аламез. – Суд Небес – самый лучший выход из сложившейся ситуации, как для инквизитора, так и для графа, но только не для меня! Не думаю, что многие рыцари встанут на мою сторону и будут рисковать положением да добрым именем ради какого-то оруженосца. Святая Инквизиция никогда не забывает тех, кто встал у нее поперек пути! Она не только сурово карает безбожников, но и жестоко наказывает тех, кто помешал осуществлению ее планов. С графом святые отцы тягаться не могут, а вот на рыцарях легко выместят зло».
– Ваше Сиятельство, молю вас, – видя, что граф призадумался, стал развивать успех инквизитор. – Дайте свершиться небесному правосудию! Прикажите благородным рыцарям преклонить колени и погрузиться в молитву. Небеса подскажут им, кто перед нами: высокородный Дитрих фон Херцштайн или присвоивший его имя негодяй; доблестный воин и честный слуга короля или мерзкий обманщик, жаждущий крови истинно верующих?!
– Да будет так! – кивнул граф Дюар после долгого раздумья. – Турнир все равно осквернен колдовскими чарами и не может быть продолжен. Рыцари соберутся здесь, на месте ристалища, и покажут нам правду мечами. Обвиненного оруженосца держать под стражей, но вреда не чинить. Кто до него хоть пальцем дотронется, лишится головы! Кто слово недоброе скажет, распрощается с языком!
Произнеся недолгую речь, повелитель Мелингдорма величественно поднялся с кресла и покинул ложу. Народ зашумел, но по большей части не потому, что был недоволен решением господина, а просто потому, что не понимал сути происходящего. В последний раз Суд Небес, о котором многие простолюдины и слыхом не слыхивали, вершился в графстве Дюар лет тридцать назад. Во всей округе почти не осталось живых очевидцев того, как Небеса простирают над головами людей свою длань и изъявляют волю через звон скрещиваемых мечей. Лишь рыцари знали, что им следует делать, и Дарк имел кое-какое представление о старом, почти позабытом обычае. Благородные воители должны за час принять решение, а затем подтвердить его уже не на турнирном, а на ратном поле. От Аламеза же более ничего не зависело, моррону оставалось лишь уповать на то, что всемогущие Небеса проявят к нему благосклонность и подтвердят откровениями во время молитв его невиновность.
* * *
Обычно минуты во время ожидания тянутся медленно, но час, который Дарк просидел у себя в палатке, пролетел как миг. Моррону показалось, что он едва успел опуститься на лежак и закрыть глаза, как пришел Октар, державший в руках уже не турнирный, а остро заточенный боевой меч. Вслед за слугой в палатку зашел сержант стражи. Служивый не был многословен, он лишь сказал: «Пора!» и мотнул головой в сторону входа, как будто приглашая подозреваемого в колдовстве воина прошествовать на место предстоящей экзекуции. Впрочем, различия между обычной казнью и предстоящим Судом Небес практически не было. По сути, моррона вели даже не на суд, а на зачтение приговора, уже вынесенного мелингдормским рыцарством. Если бы благородные господа сочли его невиновным, что, впрочем, вряд ли, он мог бы беспрепятственно покинуть город и попытать счастья на следующем турнире – завоевать «белые шпоры». В противном случае приговор был бы немедленно приведен в исполнение дюжиной-другой закованных в сталь палачей. Последний, неблагоприятный исход казался моррону более правдоподобным, так что практически он шел не на судебное разбирательство, а на жестокий бой. Но прежде ему пришлось бы выслушать довольно много бестолковой, не имеющей ничего общего со славным воинским делом трепотни о долге, о чести, о вещих видениях во время молитв и о предназначении рыцарства.
Дарк Аламез, известный собравшимся как Дитрих фон Херцштайн, вышел к зрительским трибунам молча и бодро. Повинуясь приказу сопровождавшей его стражи, он прошествовал почти до первого ряда скамей и встал, куда указал ему сержант. За час на месте неожиданно прерванного рыцарского состязания практически ничего не изменилось, и как показалось моррону, число зрителей не сократилось, а наоборот, увеличилось. Впрочем, чему удивляться? Хоть турнир преждевременно и закончился, не дойдя даже до середины, но представление продолжалось. К тому же новое действо обещало быть куда более захватывающим и красочным, нежели уже привычные поединки.
Граф Дюар в своей ложе пребывал в приятной компании благородных господ и дам; притихшие зрители, развалившись на скамьях, спали иль ели; слуги скучали. Все вроде бы выглядело как час назад, только вот рыцарей не было видно, да инквизиторов значительно поубавилось. Не смея перечить воле правителя провинции, преподобные отцы сократили число вооруженных солдат до четверых, видимо, по одному охраннику на каждого из священнослужителей.
Сигнал труб, известивший о прошествии отведенного для моленья часа, по сути, мало чего изменил, разве что кое-кто из крестьян проснулся, а другие перестали жевать и решили немного повременить с выпивкой. Но вот когда через пару минут на площадку ристалища вышел старший герольд в сопровождении десятка солдат, зрители замерли в ожидании, а трибуна из затхлого болотца превратилась в море, в море заинтригованных рож, вытаращенных глаз и навостренных ушей.
– Граждане славного города Мелингдорма и жители графства! – обратился к присутствующим вестник воли правителя, после чего развернул свиток и приступил к чтению, лишь изредка отрывая глаза от бумаги, как будто проверяя, слушает ли его еще утомленная долгим ожиданием публика, или уже спит. – Высокородный Дитрих фон Херцштайн был сегодня прилюдно обвинен в колдовстве, но Святая Инквизиция не смогла доказать сговор герканского дворянина с коварным повелителем преисподней, посему, дабы очистить имя участника турнира от позора, или, наоборот, предать его позору, а самого оруженосца справедливому наказанию, Его Сиятельство, граф Дюар, соблаговолил обратиться к Суду Небес! Целый час благородные рыцари, участвовавшие ранее в турнире, предавались раздумьям и молитвам в своих шатрах, дабы снизошло на них откровение Неба, дабы подсказали всемогущие небесные силы, повинен ли в колдовстве юноша или нет. Сейчас благородные мужи предстанут пред вашими взорами и огласят решение Небес, переданное через их поступки, а не уста. Те из рыцарей, кто убежден в невиновности Дитриха фон Херцштайна, встанут рядом с ним. Кто же уверен в обратном, встанет по другой стороне площадки. Коли большинство рыцарей сочтет юношу невиновным, то он будет оправдан перед судом земным и властителями небесными, а его имя не покроется позором, а лишь преумножится уважением, поскольку по милости Его Сиятельства графа Дюара будет представлен оруженосец фон Херцштайн, без дальнейшего турнирного или иного испытания, к белым шпорам и рыцарскому гербу. В любом противном случае, то есть коли сторону фон Херцштайна примет меньшинство благородных господ или совсем никто не примет, то за обвиняемым остается выбор: либо признать вину и отдаться в руки Святой Инквизиции, либо вместе с соратниками доказать свою невиновность мечом. Бой будет насмерть, но сдаваться на милость победителя разрешается всем, кроме самого фон Херцштайна. Победителей ждут почет и уважение, поскольку им благоволили Небеса, пославшие им истинное откровение! Добровольно сдавшихся рыцарей побежденной стороны ждет заточение на год в монастыре, дабы они смогли молитвами, постами и праведным образом жизни вернуть себе прежнюю милость Небес и уважение соотечественников! В случае поражения сторонников обвиняемого самого фон Херцштайна или его мертвые останки ждет сожжение на костре, которое произойдет сегодня же на поляне у реки, где ранее намечался фейерверк в честь завершения турнира. Такова воля Небес, Его Величества Герканского Короля и Его Сиятельства, горячо любимого и почитаемого всеми нами правителя Мелингдорма и его окрестностей графа Дюара!
«Ну вот, смертный приговор и подписан! Судя по радостной роже преподобного палача из Гуппертайля, его воронье инквизиторское уже всем рыцарям головки поклевать да клювами подолбить успело! – пришел к неутешительному выводу Дарк, видя, как расплылась в ехидной ухмылке розовощекая физиономия преподобного Онквирса Варте. – Могу поклясться, мою сторону никто не примет. Честь честью, откровения небесные откровениями, а со Святой Инквизицией шутки шутить дураков нет! Я один, а их более двадцати. Интересно, сколько я продержусь?»
Дарк кое в чем был прав, но во многом и ошибался. Служители Инквизиции действительно попытались «задать настрой» рыцарям перед моленьями, однако слуги графа оказались куда прозорливей: стража оцепила рыцарские шатры и не подпускала к ним никого, хоть в рясе, хоть в доспехах. К тому же страх последующих преследований оказался не настолько силен, чтобы рыцари пошли на сделку с совестью и честью. Один за другим благородные герканские воины покидали шатры в полном боевом облачении. Они медленно шествовали к площадке и становились в ряд напротив Дарка, демонстрируя тем самым, что считают его виноватым в сговоре с врагами рода человеческого. Так поступили первые шестеро воителей-судей, а вот седьмой повел себя странно. Он стал на стороне противников Дарка, но воткнул в землю меч, показав тем самым нежелание драться. Вышедшие после него благородные господа последовали его примеру, за исключением одного рыцаря, который, видимо, так углубился в общение с Небесами, что еще не окончил молитву и что-то монотонно бубнил у себя в шатре.
– Это что за комедия такая?! Кто позволил превращать в балаган Суд Небес?! Это богохульство! Мечи в руки! Немедленно! – неистовствовал на трибуне старший инквизитор и даже запрыгал, размахивая руками от злости. – Ваше Сиятельство, вразумите своих вассалов! Они дерзки, они осмелились нарушить один из самых священных ритуалов! Проклятье падет на их головы!
– Я сейчас кого-то другого розгами вразумить прикажу да оглоблей проклясть! Иль ты забыл, святоша, кто в графстве хозяин?! Ишь, раскомандовался, ишь, раскричался! Да кто ж тебе право дал на доблестных рыцарей, верных слуг Герканской Короны, голосочек повышать да напраслину возводить?! – строго и громогласно произнес граф Дюар, пронзив инквизитора гневным взором. Затем старый граф задумчиво посмотрел на рыцаря, первым воткнувшего в землю меч, и приказал: – Ванг Берф, говори!
– Ваше Сиятельство, осмелюсь говорить не только за себя, но и за братьев по оружию, последовавших моему примеру, а значит, и разделяющих убеждения, – отчеканил каждое слово рыцарь. – Мы считаем Дитриха фон Херцштайна виновным, но бой «один против всех» посрамит рыцарскую честь, которой каждый из нас дорожит. Мы воины, а не палачи! Мы бились за короля и под вашим знаменем во многих походах, но никогда не нападали вдесятером или более на одного. Пусть колдун скрестит мечи по очереди с каждым из нас, на то мы согласны! Пусть ему дадут отдых после каждого боя, и тогда…
– Достаточно, я понял тебя, – кивнул граф, прервав речь вассала – но такого не будет! Пусть это и благородно, но противоречит воле Небес! В одном святой отец прав, мы не должны нарушать священные ритуалы, даже будучи преисполненными благими помыслами. А посему приказываю! Оруженосец фон Херцштайн будет биться один против шестерых, если, конечно, не признается в деяниях колдовских и добровольно не отдаст себя в руки Святой Инквизиции.
– Я невиновен! Я буду до последней капли крови бороться за свою жизнь и честь! – гордо изрек Дарк, когда граф посмотрел в его сторону.
– Тех, кто отказался исполнить волю Небес, не осуждаю и не подвергну преследованиям! – продолжил вельможа. – Забирайте оружие и покиньте место свершения Небесного правосудия!
– Постойте, Ваше Сиятельство! – вдруг раздался со стороны шатров звучный бас, на который тут же все повернули головы. – Я прошу прощения за мою медлительность, но Святой Некир, явившийся мне во время молитвы, был слишком красноречив, и я, полностью поглощенный его мудрыми речами, не услышал зова трубы!
Сердце сжалось в груди Аламеза при виде рослого, почти двухметрового рыцаря, покинувшего шатер и с двуручным мечом наперевес идущего в его сторону. Голос великана был Дарку знаком, привычной была и высокая, широкоплечая фигура, а уж лицо казалось просто родным: голова, обрамленная сединою коротко стриженных волос; длинные, залихватски закрученные усы; полная презрения к опасностям и самой смерти улыбка; и глаза… глаза, смотревшие на него с отеческой любовью и заботой!
«Фламмер, Анри Фламмер, старый дружище! Ты жив!» – едва не слетело с губ Дарка, готового от счастья пуститься в пляс.
– Прощаю вас, благородный ванг Фербилг, – кивнул граф Дюар, назвав Анри незнакомым Дарку именем. – Но ваш голос уже не столь важен! Шестерых рыцарей вполне достаточно, чтобы свершилась воля Небес. К тому же вы только недавно вернулись из похода, где, как я слышал, не только совершили славные подвиги, но и получили серьезное ранение.
– Ах, Ваше Сиятельство, что такое какая-то дырка в боку для старого солдата, – ответил Фламмер с почтительным, но не низким поклоном. – К сожалению, я должен воспротивиться вам и остаться. Святой Некир, снизошедший до общения с вашим покорным слугой, убедил меня в невиновности юного оруженосца. Как предписывает мне долг перед королем и Небесами, я обязан встать на защиту его жизни и честного имени!
– Никто тебе не являлся! Бесы тебя мучают, бесы! Покайся, пока не поздно! – не удержался и громко выкрикнул с места преподобный отец, за что и поплатился.
Граф Дюар устал впустую тратить слова на чересчур ревностного и неразумного служителя инквизиции. Одного легкого взмаха руки вельможи оказалось достаточно, чтобы десяток стражников коршунами накинулись на непривыкшего быть сдержанным и терпеливым святого отца, схватили его под руки и поволокли прочь с трибуны. Остальные инквизиторы и их вооруженные слуги не стали противиться воле правителя Мелингдорма и даже пальцем не пошевелили, чтобы прийти на помощь своему духовному наставнику.
– Потом, всё потом! – тихо и вкрадчиво прошептал Анри, с согласия графа Дюара и по зову сердца заняв место рядом с Дарком. – Сейчас о другом! Нас двое, их шестеро, и они не слабаки. Что делать будем?!
– Держать оборону спиной к спине не стоит, задавят! Предлагаю прорыв по центру, – так же тихо прошептал Аламез, согласный, что сейчас не самое лучшее время для сентиментальных воспоминаний.
– Не пойдет, завязнем! – отверг предложение Фламмер, уже надевая шлем. – Обманный прорыв по центру, а удар по обоим флангам. Это их с толку собьет. Главное, на месте не стой! В постоянном движении, друг, в постоянном движении!
Рев трубы возвестил о начале боя, и враги сошлись; сошлись рьяно… насмерть. Почти одновременно сорвавшись с места, Анри и Дарк ринулись на рыцарей в центре, а затем, когда противники уже стали обхватывать их полукругом, резко изменили направление атаки и ударили по флангам. Анри с круговым разворотом не только меча, но и всего корпуса обрушил удар двуручника на шлем крайнего справа противника, а Аламез, внезапно сократив дистанцию прыжком, ударил мечом в забрало рыцаря с левого края.
Морронам повезло, хоть и не настолько, насколько они рассчитывали. Противник Фламмера прикрылся высоко поднятым над головою щитом и спас свою голову от расставания с плечами, однако удар двуручного меча был слишком мощным и хоть щита не расколол, но с ног рыцаря сбил. Добивать лежащего считается зазорным только в честном бою, а не в схватке «двое против шести». Увернувшись от рубящего удара одного меча и парировав основанием оружия два других, идущих одновременно и под разными углами, Фламмер отступил на пару шагов вправо и не упустил возможности пройтись ногами по груди только начинавшего подниматься противника. Однако рыцарю этого показалось мало. Он мужественно повторил попытку встать на ноги, которая, правда, была прервана в самом начале резким ударом носка стального ботинка в забрало.
Дарку повезло меньше, ему попался опытный и коварный противник. Отразив щитом тычковый удар в лицо, соперник моррона внезапно присел и атаковал по ногам. Аламез едва успел увернуться, и, как следствие, потерял инициативу в бою. Уже в следующий миг он едва успевал отбиваться от рубящих ударов сначала всего двух, а затем четырех мечей. Рыцари дружно и напористо атаковали именно Дарка, поскольку с его смертью должен был свершиться Суд Небес, а значит, и закончиться бой. К тому же Фламмер им казался более грозным противником, для победы над которым потребовалось бы куда больше времени. Четверка отнюдь не новичков в ратном деле пыталась взять в кольцо все время отступавшего Дарка, а задача пятого рыцаря заключалась в том, чтобы не дать Анри прийти соратнику на помощь.
Распределив силы подобным образом, благородные воители из Мелингдорма допустили сразу две роковые ошибки: всего одному воину было не сдержать Фламмера, а с Дарком невозможно было расправиться так быстро, как его противники рассчитывали. Отражая непрерывные атаки нападающих, Аламез отступал, стараясь продержаться как можно дольше и не подпустить врагов к себе со спины, а тем временем богатырь Анри превращал противника в отбивную мощными ударами двуручного меча. Сначала у противостоящего Фламмеру рыцаря раскололся щит, а при блокировке следующего удара было выбито из рук оружие. Высоченный усач проявил достойное звания рыцаря благородство, он не стал добивать мечом обезоруженного противника, а поймал его за наплечники, поднял высоко над землей и, разбежавшись, метнул живой снаряд из стали и плоти в спины атаковавших Аламеза врагов. Двое рыцарей заметили летевшего прямо на них и машущего в воздухе руками товарища и вовремя отскочили. Двоим другим повезло меньше – они его только услышали и, не разобравшись, что к чему, не успели отпрянуть в сторону.
Пока трое из пятерых рыцарей поднимались с земли, что в доспехах было сделать не так-то и просто, перешедший в атаку Дарк и подоспевший ему на выручку Фламмер оттеснили противников к краю площадки и вынудили отступить за флажки, обозначавшие границу поля ристалища. Прозвучавший буквально в следующий миг сигнал трубы был неправильно истолкован морронами. Они подумали, что это всего лишь запрет покинувшим поле продолжить бой, поэтому рьяно атаковали остальных противников, едва успевших встать на ноги и прикрыться щитами. Повторный, более продолжительный, громкий и настойчивый рев трубы, а также выкрики графских слуг и добрый десяток смотревших в их сторону заряженных арбалетов заставили морронов опустить оружие, хоть они и не понимали, почему.
– Его Сиятельство граф Дюар соблаговолил прекратить бой! – громко прокричал старший герольд то ли зрителям на трибуне, то ли тугодумам бойцам, сразу не подчинившимся приказу, – …поскольку счел его исход явным, а дальнейшее кровопролитие излишним! Ход Суда показал всем, что всемогущие Небеса благоволят юному оруженосцу и вступившемуся за него благородному рыцарю! Волею Небес и милостью Его Сиятельства повелителя Мелингдорма все обвинения с Дитриха фон Херцштайна сняты, а он сам стойкостью духа, храбростью сердца и умелой рукой показал себя достойным высокого звания рыцаря, о чем Его Сиятельство завтра же соблаговолит сообщить соответствующим письмом Его Величеству Королю Геркании. Осмелившиеся усомниться в справедливости этого решения будут немедленно заключены под стражу и переданы суду как смутьяны, отступники от Истинной Веры и изменники! Рыцарям проигравшей стороны Его Сиятельство настойчиво рекомендует провести год в Генверском монастыре, дабы не мерещилось им что ни попадя и чтобы не выдавали они эти видения впредь за волеизъявление Святых Небес!
– Прими поздравления, Дарк! Кажется, у Герканской Короны стало на одного рыцаря больше! – прохрипел запыхавшийся Фламмер, снимая шлем и вытирая мокрые, повисшие от пота усы.
– Ага, – кивнул Дарк, также тяжело дышавший, – …и на одного разбойника меньше, притом опять же благодаря тебе! Ты давно?..
– Позже, поговорим позже, – прервал давнишнего друга Фламмер. – Сегодня вечером, в домике у Октара, за бутылкой старого доброго куэрто. А сейчас иди, забери письмо к королю у графского герольда. Как бы не передумал сиятельный повелитель захолустья и окрестных болот. Уж больно часто в последние годы он капризничает да меняет решения…
Назад: Глава 13 Коварство в святилище чести
Дальше: Эпилог