Глава 11
Рейд смерти
«Если день прошел слишком гладко, ближе к вечеру непременно заявится беда!» – в мудрости этой поговорки Грабл Зингер убеждался не раз. Поэтому, лежа на берегу небольшого озерка, не столько наслаждался пением птичек да тем, как теплая водичка ласкает его босые ноги, сколько пытался предугадать, с какой стороны Госпожа Беда на него изволит обрушиться и в какой час стоит ожидать появления этой весьма непредсказуемой дамы. Действительно, пока что дела моррона шли на удивление хорошо. Он добрался до Гендвика без серьезных злоключений (необычное пробуждение потомка гномов в виде довольно неаппетитной толстушки не тянуло даже на маленькую неприятность), затем с первой же попытки проник в поселение лесорубов и весьма удачно провел переговоры с кузнецом, решив как минимум две из трех поставленных задач. Моррон добыл и оружие, и доспехи, а что касается подручных, без помощи которых вряд ли можно было обойтись, то до полудня еще оставалось время, а значит, имелся и шанс, что Ордиби сможет уговорить парочку-другую верных ему лесорубов прийти на помощь дальнему родственничку.
Как воин, которому не раз приходилось браться за опасное дело убийства, Грабл трезво оценивал свои силы и обстоятельства, предопределяющие характер его действий. О тайном проникновении в дома благородных господ не могло быть и речи. Как ювелирная работа отнимает много времени, так и тихое, бесшумное убийство требует тщательной подготовки. Некромант торопился, Мартин Гентар дал ему на все про все три неполных дня, один из которых уже почти прошел, а следовательно, и обрек на грубое, открытое умерщвление пятерых герканских господ, сопровождаемое множеством относительно невинных жертв. Грабл не сомневался, что в одиночку ему не справиться с многочисленной челядью, которая обязательно встанет на защиту своего господина. Чтобы отвлечь внимание толпы вооруженных слуг, ему нужна была хотя бы парочка ловких подручных. Отряд же в полдюжины опытных бойцов да еще возглавляемый незаурядным командиром в его лице был бы просто обречен на успех!
И все же нехорошие предчувствия не покидали головы полугнома. Он ожидал подвоха от судьбы, мысленно просчитывал, какие преграды могут возникнуть у него на пути, и был морально готов встретить грядущие неприятности, благо, что Мульфир уже оказал ему кое-какое содействие, снабдив добрым оружием и лучшей бронею, которую можно было найти в округе.
Когда до полудня остался всего час, о чем моррона великодушно известил звон колокола с часовни ближайшей деревушки, Грабл начал неспешные сборы. Прежде всего миссионер Легиона вытащил оттекшие, настрадавшиеся в долгих переходах ноги из воды и, мысленно обратившись к натертым ступням со сбитыми пальцами, попросил потерпеть их еще чуть-чуть, после чего клятвенно пообещал вскоре предоставить парочке терпеливых «тружениц» давно заслуженный отдых. Затем моррон быстро облачился в привычную, верно служившую ему уже не один год походную одежду из темно-коричневой дубленой кожи и поднял с земли топор, то самое оружие, которое ему подарил кузнец. Лучи солнца приятно поблескивали на зеркально-гладком широком лезвии, прочность которого не вызвала у бывалого убийцы сомнений, а острота просто приятно поразила. И хоть инструмент дровосека выглядел намного скромнее своих боевых собратьев, но опытный воин сразу почувствовал, какая сокрушительная мощь скрывается под неброской внешностью. Таким знатным топором не только толстое дерево можно срубить за какой-то жалкий десяток ударов, но и добротный доспех прорубить, причем не приложив к тому особых усилий. Немного портила оружие чуток длинноватая, не подогнанная под руку моррона рукоять, но укоротить ее Грабл не решился, поскольку побоялся отрезать лишку.
Прокрутив топор несколько раз в воздухе, тем самым и руку к новому оружию приучая и затекшие мышцы слегка подразмяв, моррон бережно уложил орудие грядущих свершений на аккуратно расстеленный под ногами кусок полотна и развязал мешок, в котором пронес через всю чащу наспех подогнанные под его нестандартную фигуру доспехи. Прежде всего Грабл облачился в слегка тяжеловатую даже для него, но зато добротную, прочную кольчугу, с ровными рядами плотно прижатых друг к дружке звеньев. Броня была недоделана, под левой подмышкой зияла дыра, но в целом моррон был доволен обновкой, ведь лучшего доспеха ему все равно было не найти, тем более в сжатые сроки. Поверх кольчуги Грабл натянул нагрудник, причем изрядно помучился, пока застегивал коротковатые и слишком узкие, выскальзывающие из его пальцев кожаные ремешки.
Стальная кираса тоже не раз побывала в бою, о чем свидетельствовало как множество поверхностных царапин, так и довольно глубокие рубцы, проделанные на ней мечами, топорами да булавами. Видимо, все это добро осталось у Мульфира Ордиби с прежних времен. Кто-то из гуппертайльских рыцарей отдал свои старенькие доспехи в починку, а опальный кузнец, либо почему-то не пожелав, либо просто не имея возможности отдать их хозяину, прихватил с собою во время бегства. Правда, не исключал моррон и других причин изношенности когда-то крепкой брони. Вряд ли жители Гендвика только валили лес. Воин остается воином до конца своих дней, а значит, у него иногда возникает потребность пролить вражью кровь. Возможно, кто-то из лесорубов иногда покидал лесное братство для того, чтобы поквитаться с недругами за былые обиды; а возможно, бывшие солдаты время от времени тайно отбивали хлеб у разбойников. Впрочем, до этого Граблу не было дела, и он не стал слишком уж долго утруждать свой мозг праздными размышлениями на отвлеченные темы.
Вслед за изрядно поношенной кирасой моррон надел левый наплечник, с трудом прикрепив его изрядно потертыми ремешками к плечу. Несмотря на настойчивые уговоры Мульфира, от правого наплечника полугном отказался. Выпуклая стальная пластина хоть и надежно защищала плечо, но сковывала движения «рабочей» руки воина, той самой руки, которая в бою должна была орудовать увесистым топором. Чего стоит мощный удар, если он не достиг цели? Грабл не хотел снижать скорость ведения боя, да и лишний вес таскать на себе не желал. Кстати, именно по этой причине моррон отказался от других частей брони, которые ему кузнец настойчиво рекомендовал взять, но, надо отдать ему должное, не навязывал. Отказался Грабл и от стального овального щита, на котором еще виднелся не полностью затертый герб какого-то рыцаря. Для защиты от стрел полугном предпочел взять небольшой и легкий деревянный щит, который в случае необходимости можно было бы без сожалений выбросить. В бою моррон рассчитывал действовать обеими руками, а при таком раскладе щит только мешал бы, он был слишком большим, чтобы низкорослый боец мог быстро перекинуть его за спину. Из груды ножных пластин, стальных ботинок, налокотников, наколенников и прочего вспомогательного хлама Зингер взял лишь короткие кожаные наручи, обшитые сверху стальными пластинами, поскольку знал, как их с толком использовать в бою. На левый наруч можно было принять и отвести в сторону несильный, идущий по касательной удар меча, а правый наруч надежно стягивал кисть, защищая ее от вывиха или растяжения. К сожалению, ни в кузне, ни в подвале дома кузнеца не нашлось подходящего шлема, так что голову моррона предстояло защищать лишь небольшой кожаной шапочке, которую обычно надевают под шлем, чтобы избежать оглушающих ударов булавы, боевого цепа и прочего тупого оружия.
Когда занят делом, а не праздно валяешься на травке, время летит быстро. Едва Грабл завершил облачение в боевые доспехи (что было не так-то легко без помощников) и поднял с земли свой новый, еще не опробованный в деле, но уже заранее полюбившийся топор, колокол вновь зазвонил, на этот раз извещая о наступлении полудня. На берегу небольшого озера по-прежнему не было ни души; поросшее сорняком паровое поле было безлюдно; да и на дороге, ведущей неизвестно куда, не виднелось даже крошечных фигурок пеших путников. Хранил спокойствие и вековой лес, лишь слегка помахивая ветками растущих на опушке деревьев да нарушая тишину, царившую в округе, монотонным шелестом листвы и тихим пением скрывавшихся в ней пташек.
«Неужели я просчитался? Неужели Мульфиру не удалось подбить лесорубов на опасное дело? Иль награда показалась кузнецу чересчур малой?» – едва успел подумать моррон, как его зоркий глаз уловил какое-то движение среди деревьев, а уже через миг из чащи послышались треск веток и перешептывающиеся голоса.
На всякий случай повесив за спину топор, Грабл повернулся лицом к лесу и держал правую руку так, чтобы люди могли видеть его пустую ладонь, не сжимавшую ни ножа, ни кинжала. Впрочем, подобная демонстрация мирных намерений была совершенно излишней и вызвала у вышедших из леса обитателей Гендвика лишь ухмылки да презрительные смешки. Закутанные с ног до головы в маскировочные плащи лесорубы и в мыслях не допускали, что низкорослый чужак, пусть даже хорошо вооруженный, мог представлять для них угрозу. Нелепость и почти детскую наивность своего поступка Грабл понял и сам, когда сосчитал, сколько в его отряде солдат. То ли Мульфира подвела память на старости лет, и кузнец позабыл, сколько дальнему родственничку требовалось подручных, то ли лесным жителям было скучно, и они решили воспользоваться возможностью вспомнить ратные забавы минувших лет, то ли сердца бывших воителей еще пылали ненавистью к несправедливо обошедшемуся с ними королю, и они не могли упустить случая обагрить сапоги кровью преданных Герканской Короне рыцарей, но только из леса вышло и двигалось к берегу озера не половина дюжины, а целых два с половиной десятка вооруженных до зубов солдат.
Когда лесовики покинули лес, то сразу же сняли плащи, а глаза моррона чуть не ослепли от блеска доспехов. Воин всегда остается воином и даже в мирные дни бережно хранит в сундуках не раз спасавшую ему жизнь броню. Когда же черные дни наступают, то воин предстает перед бедой во всеоружии, а не в жалких обносках да с хлипкой дубиной в руках. К моррону неспешно приближался настоящий отряд, правда, неоднородный, состоявший из представителей различных родов войск. Здесь были и лучники в легкой кожаной броне, и бывшие стражники в приплюснутых, выщербленных шлемах, и тяжелые пехотинцы, державшие в руках грозные двуручные мечи, и даже троица впавших в немилость рыцарей, которые предпочли затереть свои гербы на щитах, но не позволили перечеркнуть их крест-накрест жирными черными полосами.
Не дойдя до берега озера двух десятков шагов, отряд лесовиков остановился и тут же по едва расслышанному Граблом приказу командира образовал походный строй. Долго полюбоваться этим завораживающим, чарующим зрелищем моррон, к сожалению, не смог, поскольку уже в следующий миг от блещущей сталью доспехов живой массы отделился один воин и, как нетрудно догадаться, направился в его сторону. Судя по доспехам, старший над лесорубами был когда-то рыцарем, а судя по манере, в которой он начал разговор, командовал никак не меньше чем экспедиционным корпусом.
– Слушай и запоминай, собачья отрыжка! – многообещающе начал разговор почти двухметровый усач, подойдя к Граблу вплотную и нависнув над ним, как грозовая туча над стогом сена. – Ты для нас никто… плевок, и не более! Мы те помогать взялись только ради старика Ордиби, которому каждый из нас чем-то да обязан… Так что подумай трижды, прежде чем пасть раззявить и команду отдать! Советую взвесить каждое слово, что будет вылетать из твоего поганого рта!
– Замок Мельвигор близ деревни Норквилд, – невозмутимо изрек Грабл, ничуть не испугавшись угроз великана, – это наша первая цель. Мне нужна жизнь рыцаря Вира фон Тервика. Что будет с его семьей и другими обитателями замка, меня не волнует. Командуй твоими людьми сам, меня не прельщает слава полководца!
– А ты смышлен, – изрек великан со смешком, – поди, поэтому до сих пор и жив!..
– Хочешь еще что-то сказать?! – поинтересовался моррон, с невозмутимым спокойствием глядя командиру лесного отряда прямо в глаза. – Задача поставлена, время ее выполнять!
– Я скажу… я обязательно тебе еще кое-что скажу, но чуть позже, когда выполним данное кузнецу обещание, – интригующе произнес великан, отступив назад на два шага и искривив губы в зловещей ухмылке. – Ты Гербера убил, а мы с ним Мирбиол вместе брали… Как все закончится, шкуру с тя спущу и сжевать ее заставлю!
Начав свою речь с предупреждения и закончив ее откровенной угрозой, старший над лесовиками поставил все точки над «i» и со спокойствием в душе отправился командовать отрядом. Грабл Зингер не ведал, что такое Мирбиол – город, замок иль иной укрепленный пункт – и в каком королевстве он находится? Однако моррон не понаслышке знал, что такое воинская дружба, и нисколько не сомневался, что грозный усач обязательно попытается воплотить свое обещание в жизнь, как только голова последнего из пятерки рыцарей падет с благородных плеч обладателя. Впрочем, неоптимистичная перспектива закончить свой век освежеванным моррона не волновала как минимум по трем причинам. Во-первых, люди частенько дают обещания, которые не в состоянии выполнить. Во-вторых, до будущего еще надо дожить. А в-третьих, интуиция тихонько нашептывала Граблу, что бояться ему стоит совсем не этого, что беда уже подкрадывается к нему совсем с иной стороны…
* * *
Что бы ни говорили святые отцы о первичности духовного начала и о никчемности бренной, земной оболочки, но мир воспринимается человеком именно телом, и зачастую именно от того, страдает оно или благоденствует, зависит наше душевное состояние. Жизнь не всласть, когда тело болит или испытывает хотя бы малейший дискомфорт. Больной иль изможденной трудами «земной оболочке души» нет дела до красоты живописных пейзажей, а пение птиц лишь раздражает слух, конечно, если оно еще доносится сквозь монотонный, подавляющий остальные звуки гул в липких от пота ушах.
Грабл Зингер бежал уже второй час. Он передвигал ногами быстро, но в то же время недостаточно резво и постоянно отставал, за что и получал тычки в спину от бегущего позади солдата. Местность вокруг постоянно менялась. Отряд то пересекал поле, то двигался вдоль дороги, поднимая клубы едкой, забивающейся в щели между доспехами пыли, то углублялся в чащу и петлял между деревьями, огибая буреломы да овраги. Моррон знал, что они двигались к южной границе графства, к той самой деревушке, что он указал, но его глаза не успевали запомнить дорогу. Сощуренные и разъедаемые солеными капельками пота, обильно льющегося со лба, они практически не видели ничего, кроме спины впереди бегущего да то и дело появляющихся под ногами препятствий.
Меся заплетающимися ногами то землю вперемешку с травою да кореньями, то дорожную грязь, то зыбучий песок, Грабл проклинал в мыслях будущих соратников, и особенно доставалось командующему ими верзиле-усачу. Разозленный убийством дружка рыцарь как будто специально мстил ненавистному коротышке. Он явно недооценил выносливость потомка гномов и решил загнать его, как старую клячу, вынужденную скакать в одном темпе с породистыми жеребцами. Конечно же, смерть чужака во время пробежки в тяжелых доспехах была выгодна не только командиру, но и всем остальным лесовикам, стоически переносящим немыслимые нагрузки. Уморив навязанного союзника бегом, солдаты из Гендвика отделались бы не только от убийцы собрата, но и от нежеланного поручения кузнеца.
Подобные мысли витали в голове изможденного бегом моррона, однако вслух он свои подозрения не озвучивал. Во-первых, находившиеся рядом солдаты не позволили бы ему нарушить строй, а со своего места он не докричался бы до бегущего впереди всех командира. Во-вторых, что было, бесспорно, более важно, Грабл не любил без толку молоть языком и утомлять окружающих бездоказательными, а значит, бредовыми догадками.
Уже к середине первого часа небывалого по скорости марш-броска, моррону стало казаться, что рядом бегут не люди, закованные в доспехи, а стальные големы, не знающие, что такое усталость, и неспособные ощутить обычную человеческую боль. К концу первого часа пробежки это абсурдное впечатление усилилось, и лишь когда на горизонте показалась рыбацкая деревушка Норквилд, бывшая целью маршрута, Грабл убедился, что стал пленником навеянных его чрезмерной подозрительностью заблуждений.
Миновав лес, отряд выбежал на опушку, и тут наконец-то прозвучала долгожданная команда «Стой», за которой мгновенно последовал другой, совершенно неуставной приказ: «Лягай, четверть часа на роздых, бродяги!» Милостивое распоряжение командира обрадовало моррона, он тут же опустился на землю и принялся расстегивать ремешки жгущей и давящей тело кирасы. Когда тяжелый верхний доспех наконец-то покинул мокрое тело, Граблу стало значительно легче дышать, но на этом он не остановился, вслед за кирасой на землю легла кольчуга и липкая от пота кожаная куртка. Как ни странно, но, казалось бы, не знавшие усталости лесовики тоже принялись поспешно избавляться от лат. Не прошло и минуты, как на опушке воцарился устойчивый запах пота, а глазам Грабла предстало множество разгоряченных пробежкой, раскрасневшихся тел.
Плох тот солдат, кто неразумно использует краткие мгновения передышки. Еще до конца не отдышавшись, Грабл лег на траву, сырость которой его мокрая спина просто не ощущала, и, закрыв глаза, попытался погрузиться в состояние, близкое к дремоте. Заснуть моррон не боялся. Едва из его рта донесся бы храп, как вокруг появилось бы полно охотников разбудить чужака пинком в толстый бок. Однако судьба распорядилась иначе. Грабл не успел и минуты насладиться неподвижностью уставшего тела, как послышался громкий крик, сопровожденный для пущей верности несильным тычком копья в коленку.
– Эй, коротышка, подь сюды! – прокричал командир лесного отряда, а сидевший рядом солдат не поленился ткнуть отдыхавшего чужака тупым концом древка.
– Чо надо?! – недовольно пробасил в ответ Грабл, тут же сев на землю, но не спеша подниматься дальше.
– Подь, говорю, мерзкая рожа! – настойчиво повторил приказ бывший рыцарь и, желая оскорбить непокорного строптивца, хлопнул ладонью по ноге.
По округе тут же прокатился дружный хохот. Ни для кого не секрет, что таким способом господа подзывали к себе рабов и собак… существ низких и не достойных иного обращения. Стиснув зубы, моррон стерпел обиду. Теперь уж и он с вожделением ожидал окончания похода, чтобы поквитаться с лишенным титула рыцарьком, бывшим ныне таким же, как и он, простолюдином, но не считавшим нужным избавляться от прежних, господских привычек.
Нехотя поднявшись и отряхнув прилипшие к потному телу стебельки травы, моррон медленно направился к стоявшему в каких-то десяти-пятнадцати шагах командиру отряда. Шагая сквозь толпу лежавших и сидевших на траве солдат, Грабл стоически терпел презрительные ухмылки и раздающиеся за спиной смешки. К сожалению, пока еще он не мог позволить себе встать на защиту поруганной чести, но час расплаты был уже близок. Как только задание Легиона будет выполнено, надменный хам, не по заслугам носящий рыцарские доспехи, лишится головы. Единственное, в чем сомневался Грабл Зингер, было то, стоило ли прихватить с собой в Альмиру отрубленную голову обидчика или следовало ограничиться иным, более скромным и не столь отвратным трофеем?
– Уж больно ты неповоротлив да ленив! – вместо приветствия проворчал командир, когда моррон приблизился к нему вплотную. – Волка ноги кормят, а воин тот же волк, только должон быть еще выносливей да умнее!
– Для этого звал?! – буркнул Грабл, едва сдержавшись, чтобы не ответить на поучение звонкой оплеухой.
– Вон, видишь на горизонте деревню? Это захолустье и есть Норквилд. За рекой кончается наше графство, – не снизойдя до ответа на вопрос, произвел рекогносцировку местности командир. – Теперь надо решить, как действовать. Я б ночи дождался, во тьме и дома палить проще, и враг сонный… но Ордиби говорил, тебе невтерпеж с хозяином здешних мест поквитаться…
Опушка леса, на которой отряд устроил привал, находилась на небольшой возвышенности, у подножия которой шла дорога. За ней сразу колосилась рожь. С места, где стояли командир лесорубов и Грабл, открывался прекрасный вид на заунывный, скудный, как в плане красот, так и наличия объектов, герканский пейзаж. Поле занимало большую часть пространства, и лишь на горизонте едва просматривалась извилистая, тонкая голубая лента реки. Чуть правее от центра недостойной внимания живописца картины виднелся небольшой, плотно застроенный крошечными домишками участок земли. Как понял Грабл, это и был Норквилд, но вот только почему-то замка возле убогой деревушки видно не было.
– Крестьянские халупы сам, если хошь пали, токмо меня в грабеж не втягивай! – ответил Грабл. – Я ж ясно сказал, мне Мельвигор нужен, в коем рыцарь Вир фон Тервик обитает! Разуй зенки, где тут замок?!
– Не боись, мимо замка не проскочим, – усмехнулся командир, – он прям посередке деревни и стоит, возвышается… грозно и величественно зиждется, поражая глаз непревзойденной красотой и вселяя в сердца холопов трепетный страх!
За спиною моррона вновь раздался дружный хохот, но на это раз он был гораздо громче, задорней и продолжительней. Обернувшись, Грабл увидел, что некоторые лесорубы даже катались по земле, держась руками за животы. Причину всеобщего веселья потомок гномов сразу не понял, но зато чуть позже, когда его глазам наконец-то предстал замок, он сам был готов пуститься во все тяжкие: заржать и задрыгать ножками, уподобившись ретивому годовалому жеребцу.
– Ну, так как поступим-то?! Могем ночки подождать, могем сразу пойти. Решать-то те! – изрек рыцарь, флегматично взирая на низкорослого спутника сверху вниз. – Выбор у нас небольшой, незаметно к замку все равно не подкрасться, крестьянские бабы да детвора всяко шум подымут…
– А ты не хошь сперва кого на разведку послать? – поразился Грабл легкомысленному отношению к делу вроде бы опытного командира. – Надо ж перед штурмом узнать, как высоки стены, как глубок ров, где подходы удобные, да и воинов у рыцаря сколько?
– Сынишка, недоросль лопоухий, да колченогий слуга, вот и все его войско, – презрительно хмыкнул рыцарь. – Ты за дурня меня не держи! Раз не послал разведчиков, значит, и не надо, значит, и так все знаю! Будем ждать ночи али нет?!
– Каковы шансы на успех при ночном и дневном штурмах? – спросил Грабл, немного подумав и в конце концов решив довериться мнению рыцаря. – Фон Тервик не должен уйти живым!
– Не уйдет, за то ты не бойся, – заверил командир, – река ему путь к бегству преграждает, а пловца иль лодку стрела с болтом всегда догонят! Вот только если днем пойдем, нескольких человек лишиться можем, при ночной же атаке обойдемся без потерь!
– Время дорого, прямо щас надо идти! – нехотя выдавил из себя Грабл, ощутивший легкое чувство вины, ведь за его нетерпеливость лесовикам вскоре, возможно, придется заплатить несколькими жизнями.
– Как скажешь… воля твоя, – с напускным безразличием произнес командир, пожимая широкими плечами, а затем резко развернулся к отряду лицом и крикнул так громко, что у моррона чуть не лопнули барабанные перепонки: – Чо расселись, оглохли, што ль?! Подъем, лежебоки, строиться!
Видимо, высокорослый усач стал командиром лесной дружины не только потому, что в прошлом носил шпоры рыцаря. Лесовики его уважали и слушались беспрекословно. Едва с его уст слетела команда, все до единого бойцы тут же бросились ее исполнять; повскакали с мест и, не ропща на краткость выстраданного отдыха, принялись облачаться в доспехи. Правда, на этот раз бывалые солдаты затягивали ремешки лат потуже да и кольчуги прижимали к нательным рубахам плотнее. Впереди была не пробежка, а бой, и от того, насколько ладно будут сидеть на теле доспехи, зависела жизнь воина.
Подивившись дисциплине, царившей в рядах нерегулярного войска, моррон поступил по примеру остальных, то есть стал надевать доспехи, которые ему уже изрядно поднадоели да и плечи слегка натерли. Не прошло и пары минут, как толпа вальяжно развалившихся на травке босяков вновь превратилась в хорошо организованный отряд и образовала строй в две шеренги. Поскольку Грабл был в глазах лесовиков чужаком, то ему места в их рядах не нашлось, впрочем, моррон и не пытался его искать. Порученца Легиона вполне устраивало то особое положение, на котором он находился, и те преимущества, что оно сулило. Он шел с отрядом, а не в составе его, и, следовательно, приказы командира в бою на него не распространялись. Во время будущей схватки он мог находиться где угодно и заниматься чем угодно; он мог вообще тихо стоять в сторонке и наблюдать, как лесное воинство штурмует замок. Впрочем, подобное лениво-трусливое поведение противоречило его деятельной натуре. Грабл Зингер не мог невозмутимо созерцать, как льется чужая кровь ради нужного именно ему дела. Он был не из тех, кто привык загребать жар чужими руками!
Проведя беглый осмотр своего бравого воинства, командир, видимо, остался доволен. По крайней мере, ни тычков, ни ругани с его стороны не последовало. Не тратя времени даже на краткую речь перед ратным делом, которой обычно офицеры поднимают боевой дух зеленых новичков, бывший рыцарь быстро поделил солдат на четыре неравные группы и, назвав имена командиров трех вспомогательных отрядов, отдал приказ к выступлению. Первыми покинула лесную опушку троица лучников, причем стрелки отправились в путь бегом. Затем начали спуск с возвышенности две группки по четыре человека в каждой. Они шли быстрым шагом, но берегли дыхание, не торопились растратить только что восстановленные после утомительного перехода силы. Когда же восемь солдат достигли поля, покинул позицию и основной отряд.
Грабл не был большим знатоком стратегии и тактики ведения войн; он никогда не мнил себя полководцем, но замысел командира понял сразу. Стрелки должны были, сделав крюк, незаметно переплыть через реку, чтобы занять удобную позицию на другом ее берегу. Троицы лучников было вполне достаточно, чтобы отрезать обитателям замка путь к бегству по воде. Задача же двух небольших отрядов солдат была куда проще – они должны были обойти деревню, и когда подойдут основные силы – ударить с флангов. План атаки был толков, хоть и прост, благородному Виру фон Тервику не покинуть деревню живым.
* * *
Три часа пополудни летом в Геркании – самая жаркая пора. Пот струился по телу Зингера соленым потоком, плечи моррона устали под тяжестью, казалось, удвоивших свой вес доспехов, а легкие сжались в груди, едва позволяя дышать. Однако жара была не самым тягостным испытанием, выпавшим на долю Грабла в последние минуты перед нападением на деревню. Труднее всего было ждать: неподвижно сидеть на земле среди колышущихся колосьев ржи, терпеливо наблюдать за жизнью, мерно протекавшей на деревенской околице, потеть и ждать, когда же нерешительный командир наконец-то даст сигнал к выступлению.
Непонятно, почему рыцарь медлил: то ли он ждал условного сигнала, что вспомогательные отряды вышли на позиции, то ли его заблудшая душа внезапно преисполнилась терзаниями, и он не решался начать лихое дело. Грабл не знал ответа на этот вопрос и поэтому еще сильнее нервничал. Моррон боялся – боялся отнюдь не смерти и не угрызений совести, а провалить важное поручение, не успеть за два оставшихся дня прервать жизнь пятерых рыцарей. Обкусав губы в кровь, а заодно и обгрызя ногти на обеих руках, Грабл в конце концов успокоился и твердо решил, что если в течение ближайшей четверти часа не будет отдан приказ к атаке, он возьмется за дело сам. В одиночку у него все же были кое-какие шансы незаметно прокрасться задворками через полдеревни, а затем проникнуть в замок, где, дождавшись ночи, он прервет жизнь фон Тервика.
Свершить бесшумное убийство было сложно хотя бы потому, что у него не имелось времени на подготовку и он совершенно ничего не знал о замке Мельвигор. Даже сейчас, сидя в поле в каких-то жалких пятидесяти шагах от околицы, Зингер не видел ни башен, ни крепостной стены родового гнезда жертвы, хотя если замок действительно находился посередине деревни, то они должны были грозно возвышаться над крышами приземистых крестьянских домишек.
Трудно сказать, сколько времени отряд просидел в траве, кормя мелких букашек, заползавших в щели между доспехов, но наконец-то прозвучавший приказ к выступлению прервал мучения ветеранов. Вначале откуда-то слева донеслось протяжное завывание волка, встревожившее всех собак в деревне, а затем поднявшийся в полный рост командир выкрикнул, что есть мочи: «За дело!»
Уже через миг в поле ржи зазвенели доспехи и послышались радостные голоса. Похоже, долгое ожидание боя притомило не только моррона, но и бывалых солдат. Едва поднявшись из укрытия, лесовики тут же обнажили оружие и, образовав ровную линию, быстрым шагом направились к деревне. Пошел к околице и Грабл, правда, он не спешил доставать из-за спины топор, а пока ограничился лишь тем, что прикрылся деревянным щитом. Крестьяне – странный народ; неизвестно, что им может взбрести в голову. Моррон решил поберечься от нелепых случайностей, например, от того, что кому-то из тружеников полей вдруг вздумается пострелять из самодельного лука или проржавевшего дедовского арбалета. Подленько вылетевшая из окна любого домишки стрела могла оборвать миссию Грабла в самом начале.
Небольшое расстояние от поля до ограды ближайшего дома было преодолено отрядом менее чем за минуту, но войти в деревню незаметно злодеям, конечно же, не удалось. Когда нога первого солдата пересекла воображаемую черту границы Норквилда, уже началась всеобщая паника. Первыми приближение вооруженных чужаков заметили чумазые детишки, скрашивающие свои невзрачные будни купанием толстенной свиньи в луже. Заорав, завизжав и издавая прочие громкие звуки, детвора мгновенно разбежалась по дворам, чем тут же встревожила мамаш, бабулек, дедулек и иных, не работающих в поле членов семей. В следующий миг какофония страха была усилена многочисленными женскими голосами: одни надрывно стенали, другие молились, пытаясь, наверное, докричаться до Небес, третьи просто громко вопили, неимоверно раздражая слух продолжавших движение солдат.
Даже то обстоятельство, что солдаты миновали первую пару домов, никого не убив, не ограбив и не побросав на крыши и в окна хлипких строений горящие факелы, не могло успокоить хаотично мечущихся и непрерывно во все глотки орущих жителей. Такое зрелище было для Грабла вновь, а вот бывшие солдаты к нему оказались привычны. Быстро продвигаясь в глубь деревни, они не обращали внимания на то, что творилось вокруг, и лишь когда кто-нибудь из крестьян оказывался у них на пути, предпринимали какие-то действия. Безоружных баб да мужиков просто отталкивали в сторону, а если кто выбегал отряду навстречу с рогатиной наперевес (парочка таких дураков все же нашлась), то солдаты их легко обезоруживали и обездвиживали; сперва ударом кулака в косматую рожу, а затем несколькими успокаивающими пинками носком сапога в живот.
Узенькая деревенская улочка привела отряд к высокому частоколу со старенькими, едва держащимися на петлях, расшатанными воротами. Что находилось по ту сторону забора, Граблу не удалось увидеть, поскольку скрипучие створки ворот поспешно закрывались, а на прогнивших, перекинутых через огромную лужу мостках топтался добрый десяток рвущихся попасть внутрь крестьян. Бедолаги не успели добежать до укрытия и теперь усердно колотили по закрывающимся воротам дубинами, палками и кулаками. Над тем, что можно было скорее назвать огромной калиткой, нежели воротами крепости, еле трепыхался выцветший флаг с гербом властелина Норквилда и его окрестностей: «Блекло-зеленое поле, а на нем зубастый волк гонит быструю лань».
– Эй, коротышка, не спи! – донесся сквозь воцарившийся шум в ушах моррона голос кричавшего изо всех сил командира. – Хотел Мельвигор узреть?! Вон он, любуйся!
Грабл едва сдержал смех, ему еще ни разу в жизни не доводилось видеть такого замка. Как нельзя перепутать упрямца осла с породистым скакуном, так и Мельвигор не поворачивался язык назвать родовым гнездом благородного рыцаря. Вместо высоких каменных стен неприступной крепости моррон узрел лишь жалкий частокол, давненько сколоченный из далеко не самых лучших бревен. Местами в нем зияли зазоры, через которые можно было просунуть руку. Башен не было, даже смотровая вышка не возвышалась над гниющим убожеством ограды, готовой развалиться от первого же удара тарана. Ров перед частоколом, возможно, когда-то и был глубоким, но теперь его заменяла грязная лужа, которую можно было перейти вброд, даже не замочив колен.
Род фон Тервиков не был ни знатен, ни богат, что, впрочем, не было секретом для жителей графства. Большого наследства Вир фон Тервик не получил, маленькая деревенька почти не давала дохода, а жалования капитана фестшутца едва хватало рыцарю, чтобы прокормить семью да подлатать старенькие доспехи. Однако, согласно традициям герканского королевства, родовое жилище рыцаря именовалось замком. Так Мельвигор получил высокий статус, но это не помогло ему обрасти приличными стенами.
Сдержать смех моррону удалось, однако на смену веселью пришло иное чувство. Граблу вдруг стало жаль нищего рыцаря, едва сводящего концы с концами. Зачем его убивать? Какую угрозу фон Тервик мог представлять для Легиона? Почему Мартину Гентару понадобилась смерть того, кто нищ, как церковная крыса, и далек от дворцовых интриг? Сердце Зингера противилось этой вопиющей несправедливости, но у него имелся приказ, который, как это ни прискорбно, следовало выполнять, притом в четко установленные сроки.
Пока Грабла раздирали внутренние противоречия, а приглушенное чувство справедливости пыталось бороться с ответственностью и долгом, в округе ничего особенного не произошло, разве что десяток очутившихся перед запертыми воротами крестьян повернулся к приближающимся врагам лицом и, образовав жалкое подобие строя, ощетинился вилами. На стенах так называемого «замка» появились несколько мужиков с изготовленными к броску пращами и парочка лучников, впрочем, они не представляли угрозы для закованных в добрые латы солдат. Крестьяне стреляли плохо и вряд ли попали бы в стыки между доспехами, а от камней можно было легко уклониться иль прикрыться щитами. Однако командир, ведущий своих бойцов к воротам, неожиданно поднял левую руку вверх, приказав тем самым остановиться.
Грабл не понял, что замыслил лишенный звания рыцарь, однако докучать ему расспросами не стал, поскольку понадеялся, что вскоре все само собой прояснится. Так и произошло, когда к хлипкому частоколу подтянулись два фланговых отряда, и их командиры подали условные знаки, что никто из слуг фон Тервика не пытался тайно покинуть деревню, да и сам рыцарь не бежал. Благородный зверь был загнан, окружен в своем собственном логове, и теперь охотникам оставалось лишь нанести последний удар, однако командир лесного отряда не желал бессмысленного кровопролития, поэтому перед тем, как отдать приказ к штурму, решил обратиться к хозяину замка с речью.
– Вир фон Тервик! – прокричал командир, выйдя шагов на пять перед строем. – Я не сомневаюсь в твоей храбрости, но взываю к благородству! Мы пришли только за твоей головою и получим ее во что бы то ни стало! У тебя нет людей, достойных называться воинами, так не прячься за спинами крестьян! Не обрекай их на смерть! Выйди к воротам и погибни в бою, как подобает славному рыцарю! Спаси своих людей, спаси семью! Обещаю, коль сам выйдешь на бой, мы никого не тронем!
Ждать ответа пришлось недолго. Едва голос командира смолк, как в воздухе послышалось свистящее пение стрел да вой камней, выпущенных из пращей. Как и предполагал Грабл, стреляли защитники хозяйского дома из рук вон плохо, да и оружие у них было не ахти. Всего одна из пяти выпущенных стрел слегка оцарапала локоть стоявшего за спиной командира солдата, а четыре остальных промчались над головами лесовиков, на всякий случай прикрывшихся щитами. Что же касалось камней, то лишь семь снарядов из десяти пробарабанили по щитам да доспехам, не причинив мишеням никакого вреда; а три остальных улетели далеко ввысь и наверняка приземлились где-то ближе к околице деревни.
Правитель Норквилда и окрестных земель не внял гласу рассудка. Боясь в одиночку предстать пред ликом смерти, он практически обрек и мирных крестьян, и членов своей семьи на гибель. К сожалению, отряд не успел ворваться в «замок» до закрытия ворот, и теперь, чтобы добраться до головы рыцаря, лесорубам пришлось бы пройти по трупам не умевших владеть оружием крестьян и домовой челяди. Кровопролитие было нежелательно, но и Грабл, и слегка разозленные подлым залпом лесовики были готовы на него пойти. Единственным человеком, кто не желал лить кровь мирных тружеников полей, был в прошлом лишенный шпор и герба рыцарь, теперь командовавший лесным отрядом. С немалым риском для жизни, ведь защитники фон Тервика продолжали стрелять, он повторил попытку переговоров, но только на этот раз обратился с речью не к трусу благородных кровей, а к его верным подданным.
– Жители Норквилда! – прокричал командир, даже не пошелохнувшись под новым градом камней. – Мы не пожгли деревню, мы не пограбили дома, мы никого не убили! Мы пришли за жизнью вашего господина, а вам не желаем зла! Я говорю правду, и свидетели тому Всесильные Небеса, хранящие меня от ваших стрел да камней! Они не дают вам свершить гнусное дело и убить того, кто пришел к вам с миром!
«Ух ты, какой пройдоха… Небеса приплел! – подумал моррон, по достоинству оценив находчивость и выдержку командира. – Нет, не прав ты, дружок! Уж кому-кому, а Небесам-то плевать, размозжит тебе лоб каменюка али нет… Чеши языком шустрее, пока крестьянские морды не пристрелялись!»
– Жители Норквилда! – немного переведя дух, продолжил свою речь рыцарь без герба и без имени. – Обещаю, что ни один волос не упадет с ваших голов! Отдайте фон Тервика нам или сами предайте его смерти! Вспомните, как он отбирал у вас последний грош! Вспомните, как потчевал незаслуженно плетью и ради забавы портил девиц! Вы его чтите, а он держит вас за скот! Разве стоит умирать за человека, который даже не знает вас по именам?!
Глас командира смолк, и тут же в округе воцарилась гробовая тишина. Стрелки на стенах уже не стреляли, а плотно прижавшиеся спинами к воротам крестьяне медленно опустили вилы и прочий полевой инвентарь. Не прошло и четверти минуты, как створки ворот, жалобно заскрипев, начали отворяться, а сорванный кем-то флаг фон Тервика полетел в грязь. Те, кто стоял на помостах, принялись потихоньку расступаться, все еще с опаской глядя на быстро побежавших к открывавшимся воротам солдат. Однако, когда лесорубы промчались мимо, не причинив им вреда, крестьяне успокоились и стали расходиться по домам.
Грабл одним из первых ворвался в быстро пустеющий двор господского дома, но вступить в бой с врагом так и не смог. К тому времени благородный Вир фон Тервик был уже мертв. Его закованное в наспех надетые доспехи тело лежало на животе посреди двора; голова была превращена в кровавое месиво многочисленными ударами дубин, а из обоих боков торчали глубоко вогнанные вилы.
– Скотиной жил, свиньею сдох! – раздался за спиной моррона немного осипший от крика на ветру голос командира.
– Те почем знать? – проворчал в ответ Грабл первое, что пришло ему в голову.
– Знавал я его, когда еще рыцарем был. Не раз копья на турнирах ломали, да и повоевать бок о бок пришлось, – ответил усач, подойдя вплотную к телу поверженного врага. – Мерзкий тип… трусливым да подлым паскудником век свой прожил. С крестьян семь шкур драл, а вот был бы добрым хозяином, ни за что бы народ ворота не открыл!
– Уходить пора, – шмыгнул носом Грабл. – Хлопот еще много, времени мало!
– Кого теперь жизни лишать будем? – усмехнулся рыцарь, который явно испытывал моральное удовлетворение от осознания того, как ловко и без лишней крови он провернул дело. – Лучше всех разом перечисли, не все ж рыцари по замкам сидят, да еще в преддверии турнира… Боюсь, за некоторыми головами еще по всему графству побегать придется.
– Всех не скажу, а вот имя следующего назову, – ответил Грабл, перекинув за спину пока еще не пригодившийся ему в деле щит, а затем медленно направившись к распахнутым воротам. – Ты барона Орсия ванг Трелла знаешь? Вот за его душонкой нам и пора в путь отправляться.
– Знаю, тот еще хлыщ, – кивнул командир, довольно усмехаясь. Видимо, и о «подвигах» барона он знавал не понаслышке. – В графстве недавно появился, даже замок себе еще не отстроил, так что по стенам полазить не придется. Но зато отряд у него большой да отборный, хлопот много будет…
– Справимся? – спросил Грабл, почему-то уверенный, что услышит в ответ самоуверенное бахвальство.
– Я не пророк, зрить будущее не умею, – приятно удивил его бывший рыцарь, – да и гадать не стану. Возьмемся за дело, там и поглядим, чем оно для нас обернется…
– Путь до владений барона долог? Слышал я, они почти у самой северной границы графства находятся.
– Правильно слышал. Ладно, трепаться попусту долее не будем, – прервал разговор рыцарь. – Час на отдых ребятам дам, потом выступаем. Если ногами хорошо пошустрим, то к закату до поместья ванг Трелла доберемся.