В дверь трезвонили не переставая, и Павел Андреевич, решивший было не открывать, в конце концов сдался. А вставать совсем не хотелось. После вчерашнего сабантуя раскалывалась голова, тело ломило так, словно ночь напролет он разгружал вагоны с цементом. Постанывая, он встал с постели и, припадая на правую ногу, побрел в прихожую. В свое время он потратил кучу бабок на то, чтобы сделать свою квартиру неприступной крепостью. Железная дверь, ригельные замки, видеокамеры, способные заглянуть в самые темные уголки лестничной площадки, – эти меры предосторожности были приняты не случайно. То, чем занимался Павел Андреевич Хотулев, в прошлом бравый майор спецназа, а ныне ветеран афганской войны и инвалид, подпадало под статью Уголовного кодекса. Впрочем, ради тех бабок, что прошли через него за последние годы, стоило рисковать…

На экране монитора, установленного в прихожей, Павел Андреевич увидел молоденькую Эффектную блондиночку в короткой курточке из кожзаменителя и в узких джинсах, туго обтягивающих ее стройные ножки. Выглядела вполне невинно, тем не менее Павел Андреевич проверил, не прячется ли у нее за спиной парочка вооруженных головорезов. Убедившись, что девушка пришла одна, спросил:

– Вы к кому?

– По объявлению, – прощебетала блондинка и, видимо, от волнения потерла свой хорошенький носик рукавом куртки.

Этот детский целомудренный жест заставил Павла Андреевича похотливо улыбнуться. Он почувствовал, как в нем нарастает дикое, животное желание, и принялся открывать многочисленные замки.

– Проходите, проходите, – елейным голосом говорил он, отступая назад. – Это с вами мы договаривалась на одиннадцать утра?.. Катя Семенова, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – кивнула девушка, настороженно оглядываясь.

– Да вы не стесняйтесь. Будьте как дома, – продолжал ворковать хозяин. – Кофе? Чай? А может, что-нибудь покрепче?

– Спасибо. Только кофе. – Она нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги, и Павел Андреевич едва сдержался, чтобы не наброситься на нее прямо в прихожей.

«Спокойно, спокойно, – мысленно приказал он себе. – Еще не время».

Пока девушка, сидя в гостиной, просматривала «Плейбой», Павел Андреевич успел переодеться и сварить кофе. Перед тем как войти в гостиную, он включил видеокамеру и сунул в карман спортивных брюк пистолет. Естественно, незаряженный, для того, чтобы напугать малышку до смерти, достаточно, по его мнению, одного вида оружия.

– Ну, красавица, вижу, вы понемногу освоились, – весело начал он, появляясь на пороге с подносом, на котором стояли две чашечки с горячим кофе.

Девушка робко пожала плечами.

– Как вам сказать? Не совсем.

– А вы расслабьтесь. Сядьте поудобнее… вот так. Выпейте горячего кофейку… Знаете, я сам еще не завтракал, поэтому с удовольствием присоединюсь к вам. – Стараясь придать голосу мягкие, отеческие интонации, Павел Андреевич исподтишка рассматривал очередную кандидатку на вакантное место в его «фирме».

Он видел, что девчонка держится несколько скованно, и настороженно быстрые, угловатые движения и легкий румянец на щеках выдавали ее неподдельное волнение.

От этого девушка показалась ему еще более соблазнительной.

– Катя, если вы нам подойдете, будете получать в месяц двести – двести пятьдесят долларов, – интимно понизив голос, повел атаку Павел Андреевич. – Разумеется, это не предел. Если зарекомендуете себя с хорошей стороны, вознаграждение возрастет раза в два.

При упоминании о деньгах глаза у девчонки заблестели, и Павел Андреевич понял, что работать с нею будет одно удовольствие. Возможно, ее и ломать не придется, уж очень она оживилась, услышав о поистине королевской зарплате.

Однако отступать от сценария не стоило, и Павел Андреевич поспешил приступить к делу. Нащупав в кармане рукоятку пистолета, он пересел на диван и заглянул Кате в глаза. Почувствовав, как та напряглась, тихо спросил:

– Ты что, боишься меня, крошка?

– Нет… – чуть помедлив, ответила девушка. – А какую работу вы хотите мне предложить? По телефону вы что-то говорили о рекламном агентстве…

– Ну, это не совсем рекламное агентство… – Павел Андреевич как бы случайно положил ладонь ей на коленку. – Хотя кое-что тебе придется рекламировать…

Девушка осторожно отодвинулась. В ее огромных глазах плескался испуг.

– Что вы имеете в виду?.. – Прошептала она, облизнув пересохшие губы.

– Ничего, крошка. – Хозяин достал пистолет. Поиграл им перед носом опешившей гости, буднично предложил:

– Раздевайся.

– Вы что, хотите со мной… – дрожащим голосом начала та.

– Да, крошка, очень хочу. Только не надо песен, что ты еще невинна, как первый снег. Все равно не поверю. А будешь орать, пристрелю.

Он столько раз проигрывал подобные сцены не в мыслях, а наяву, что произносил свои реплики автоматически. Знал, что ответит ему девушка. Все они, в сущности, говорили одно и то же. Ему сделалось противно и скучно. Возбуждение стало медленно спадать, в какой-то момент .Павел Андреевич вдруг испугался, что не сможет осуществить задуманное. Схватив девушку за волосы, он рывком опрокинул ее на диван. От боли та вскрикнула и забилась, как подстреленная птица. Хозяин удовлетворенно улыбнулся, сопротивление жертвы всегда было для него хорошим стимулом.

– Раздевайся, сука! – прикрикнул он, поиграв для устрашения пистолетом.

Девушка механически стала расстегивать «молнию» джинсов. Отрепетированным движением Павел Андреевич стащил с себя спортивные брюки и, явив напоказ свое мужское достоинство, властно произнес:

– Вообрази, что я Клинтон, а ты Моника Левински, и за работу! И чтобы без фокусов!

Размазывая по лицу слезы, Катя опустилась на колени. В этот момент в дверь позвонили…

Дверь Павла Андреевича Хотулева заметно отличалась от остальных дверей на лестничной площадке. Во-первых, она была железной. Во-вторых, явно защищалась (о чем говорил жгут разноцветных проводов) суперсовременной сигнализацией.

В-третьих, вместо одного ригельного замка запиралась на четыре. И если минуту назад Андрей еще сомневался, не поспешил ли он, столь красноречивое зрелище рассеяло всякие сомнения.

Станет ли честный человек, который из дому-то почти не выходит, превращать свою квартиру в неприступную крепость? Какого хрена он тратит бешеные бабки на весьма сомнительную безопасность? Боится воров? Да если толком прикинуть, воры в первую очередь лезут туда, где видят массивную металлическую дверь. Зачем, спрашивается, подвергать себя лишнему риску?

К тому же, если судить по доходам Павла Андреевича (официальным, разумеется), красть в его квартире было нечего.

Андрей видел, что и коллеги его сражены наповал. Особенно Дорофеев. Добрую минуту он оторопело рассматривал темный глазок камеры, выступающий над верхним косяком, а затем выдал с присущей ему откровенностью:

– Твою мать, инвалид недоделанный! Интересно, откуда у него такие бабки?

Миша Гурвич пожал плечами и, малость поколебавшись, нажал на кнопку звонка.

С той стороны ни мелодичного звука. Вывод напрашивался сам собой: дверь, кроме прочих прибамбасов, была еще и звуконепроницаемой.

У Андрея возникло предчувствие, что сегодня им вряд ли суждено познакомиться с Павлом Андреевичем Хотулевым. Если «афганец» не полный идиот, он им не откроет. А на то, чтобы ломать замки, у них нет оснований.

Миша утопил кнопку еще дважды и выразительно развел руками.

– Облом.

– Облом, – согласился Андрей, с досадой подумав, что его подчиненный был прав, без серьезной подготовки соваться в эту хату не следовало. Выходит, своими непродуманными действиями они спугнули сутенера. И теперь он наверняка затаится.

На всякий пожарный Андрей позвонил еще раз. Приложил ухо к двери, прислушался. Ему показалось, что из глубины квартиры доносится сдавленный женский плач. Все еще сомневаясь, Андрей жестом предложил послушать подчиненным.

По изменившемуся лицу Гурвича он понял, что плач не был плодом его воображения. Для того чтобы прикинуть, как действовать дальше, Андрею понадобилось всего несколько секунд.

– Звони соседям! – велел он Дорофееву. Тот без лишних вопросов бросился выполнять приказание.

Соседка Хотулева, крашеная блондинка лет сорока, оказалась весьма недоверчивой особой. Дверь она, конечно, отперла, но перед тем, как впустить оперативников за порог, тщательно изучила их удостоверения. Затем, поджав и без того тонкие губы, сухо заявила:

– Подождите, пожалуйста. Я позвоню в отделение, уточню, знают ли вас там.

Сейчас каждый второй покажет нужные корочки…

В другой ситуации Андрей только приветствовал бы такую предусмотрительность. Однако сейчас всякая задержка бесила его. Через пару минут блондинка наконец-то нарисовалась на пороге. Тревоги в ее взгляде стало поменьше. Сняв цепочку, она широко распахнула дверь и отступила на шаг.

– У вас с Хотулевым смежные лоджии? – деловито поинтересовался Андрей, входя в прихожую.

– Да. А что?

– Ничего. Мне нужно попасть к нему в квартиру.

Женщина испуганно всплеснула руками.

– А что случилось?

– Пока ничего… Миша, позвони участковому. И найди еще одного понятого…

Дорофеев, за мной!

Пока Гурвич улаживал формальности и успокаивал трясущуюся блондинку, Андрей решительным шагом направился в гостиную. Рванул на себя дверь, ведущую в лоджию, выскочил на морозный воздух. Огляделся и озадаченно вздохнул.

Перебраться к Хотулеву было проблематично: предусмотрительный Павел Андреевич отгородился от соседей фигурной решеткой. Протиснуться сквозь нее мог разве что пятилетний малыш, да и то очень худенький. Осмотрев крепления решетки, Андрей обернулся к плечистому Дорофееву:

– Справишься?..

– Только со сварочным аппаратом, – виновато ответил тот и, чуть поколебавшись, добавил:

– Могу попробовать, но ничего не гарантирую…

Майор Дорофеев явно недооценил свои силы.

Когда он, вооружившись металлическим совком (который подобрал тут же, на балконе), просунул его между прутьями, уперся корпусом в бетонную стенку и налег на «орудие взлома», прутья на глазах прогнулись, образовав вполне приличную щель. Прикинув, что при подстраховке он сможет протиснуться в нее, Андрей быстро снял куртку. Опираясь на руку Дорофеева, ступил на скользкие перила, просунул ногу между прутьями и, держась за обжигающий холодом металл, стал сползать вниз.

Дорофеев помогал ему, громко сопя и чертыхаясь. Наконец Андрею удалось приземлиться на чужой территории. Отдышавшись, он быстро осмотрел запоры и с сожалением подумал, что попасть в квартиру цивилизованным способом ему не удастся. Придется выдавливать стекло…

Павел Андреевич был настолько поглощен манипуляциями вошедшей во вкус цыпочки, что упорно не обращал внимания на звуки, доносившиеся извне. В своей квартире он чувствовал себя в полной безопасности. Подумаешь, какой-то кретин трезвонит! Если ему нечего делать, пусть жмет на кнопку до посинения. Все равно никто ему не откроет.

Однако, услышав звон разбитого стекла, Павел Андреевич насторожился.

Желание, только что обуревавшее его, как рукой сняло. Грубо отшвырнув недоумевающую цыпочку, он торопливо влез в спортивные брюки и, прихрамывая, двинулся в спальню. Похоже, стекло посыпалось именно там.

Стоило Павлу Андреевичу переступить порог спальни, как мысли о разбитом стекле отступили на второй план. Посреди комнаты стоял высокий небритый мужчина.

В руке он держал пистолет. И хотя незнакомец был в сером свитере и потертых джинсах, Хотулев задницей почуял, что перед ним военный. Бывший или настоящий – не столь важно. Главное, человек умел обращаться с оружием.

«Киллер… Ей-богу, киллер! „Папановцы“ заслали, твою мать!.. Узнали, что я им отстегиваю меньше положенного, и заслали…» – пронеслось в голове. От этой догадки Хотулев похолодел, но вовремя вспомнил, что он тоже бывший военный. И решил умирать с гордо поднятой головой.

Одно дело принять решение и совсем другое неукоснительно ему следовать.

Хотулев не мог примириться с мыслью, что через минуту-другую его не станет.

Небритый незнакомец останется, соплюшка, что ждет его в соседней комнате, тоже, «папановцы» по-прежнему будут трахать его девок, а он… Руки сделались ледяными, сердце застучало в бешеном темпе. Облизнув пересохшие губы, с трудом ворочая языком, он пролепетал:

– Нет… Не надо, прошу вас… Сколько вам заплатили?.. Я дам в два раза больше…

Незнакомец покачал головой, затем медленно опустил правую руку в карман джинсов. От страха Хотулев зажмурился. Он был уверен, что это конец. Однако ожидаемого выстрела не последовало, и он открыл глаза. Экспозиция почти не изменилась: незнакомец по-прежнему стоял у окна, а в руках у него вместо пистолета было удостоверение работника МВД.

– Майор Корнилов, – холодно представился он. – Начальник уголовного розыска сто тридцать шестого отделения милиции.

«Слава богу, всего лишь …» – приободрился Павел Андреевич.

– Какого черта?! Вы что, совсем сбрендили, врываетесь через балкон? – с угрозой в голосе начал он, намереваясь отыграться на майоре за свое унижение. И все из-за этого небритого фараона. С неба он, что ли, свалился?

Тем временем майор спрятал удостоверение в карман и сухо уточнил:

– Павел Андреевич Хотулев?

– Он самый. У вас есть ордер на обыск?

– Нет. Ордера у меня нет.

В этот момент дверь, ведущая в спальню, распахнулась и на пороге возникла зареванная девчонка. Павел Андреевич мысленно чертыхнулся, он совсем забыл про малолетнюю шлюшку. А она, тварь неблагодарная, всхлипывая и размазывая по лицу тушь, со всех ног бросилась к нему. Облапила его обеими руками, словно родного брата, и давай плести какую-то чушь про изнасилование. Павел Андреевич возмутился:

– Что ты мелешь, мерзавка? – И тут же осекся, встретив взгляд а, полный ненависти.

Тем не менее хозяин нисколько не испугался. Пусть только Фараон, чтоб ему пусто было, посмеет что-нибудь предпринять. А вякнет, завтра же со свистом слетит с должности. Это в лучшем случае…

– Лицом к стене! Руки за голову!

От возмущения Хотулев едва не задохнулся. Сморчок зеленый! Усилием воли он подавил ярость. Нет, на глотку этого парня не возьмешь. К нему нужен другой подход.

– Послушай, майор, сколько ты хочешь? – ничтоже сумняшеся спросил Павел Андреевич, глядя майору в глаза. – Не знаю, как вам в милиции платят. Сотен пять могу отстегнуть прямо сейчас, остальные потом. И давай разойдемся по-хорошему, а? – Он перевел взгляд на продолжавшую реветь соплюшку. – А тебе, Катенька, между прочим, давно пора домой. Так что иди, детка, иди, а то мама заругает…

Однако майор его огорчил. То ли не понял намека, что ему предлагают, то ли пятисот баксов ему было мало. Он пренебрег возможностью в одночасье разбогатеть и повторил свой идиотский приказ:

– Я что, неясно выразился? Лицом к стене, сволочь!

Секунду поразмыслив, бандит решил подчиниться.

– Рискуешь, парень, – процедил он сквозь зубы, поднимая руки., – Не говори потом, что я тебя не предупреждал!..

В тот момент, когда Хотулев поворачивался лицом к стенке, он вдруг ощутил резкий толчок в плечо. Последовавший за этим удар по мошонке заставил его скорчиться и застонать, еще один удар в пах свалил Хотулева на пол. В запястья больно впились наручники, а в правый висок уперлось что-то твердое и холодное.

– Молчи, мразь! – фараон говорил холодно и спокойно. – А то пристрелю. За попытку к бегству!

Сутенер предположить не мог, что когда-нибудь подвергнется такому унижению.

Он лежал на ковре лицом вниз, извивался от боли в паху и ничего не мог поделать.

И, что самое постыдное, вслух молил о пощаде, обещая уголовному розыску пожизненное сотрудничество. В этот момент он готов был рассказать о своих дружках все, что знал, сдать «папановцев» с потрохами…

Проклятый фараон никак не реагировал на благие намерения хозяина.

Пристегнув его наручниками к батарее, он вышел и немного погодя вернулся с двумя дружками, тощим евреем и красноносым бугаем. Бугай заржал, как лошадь, и, подхватив Катеньку, увел ее в соседнюю комнату снимать показания. А еврейчик с умным видом принялся копаться в видеокамере, установленной в спальне. На Хотулева эти двое не обращали никакого внимания. Словно его в комнате вообще не было. Павлу Андреевичу казалось, что это сон. Кошмарный сон. И как он мог так глупо попасться?..

Между тем у фараонов развязались языки, и Хотулев навострил уши.

– У тебя хорошая интуиция. – Еврейчик, копаясь в аппаратуре, повернулся к небритому. – Видеозапись на месте, оружие с отпечатками плюс показания девушки.

Может, и вправду что) получится?..

– Получится! – торжествующе усмехнулся) тот. – Я что-то понятых не вижу.

– Ждут в коридоре участкового, чтобы вместе войти. – Еврейчик понизил голос, и Павлу Андреевичу пришлось напрячь слух. – Помяни мое слово, у тебя еще будут неприятности. Он в деле не один. – А, – беспечно отмахнулся небритый. – Главное, я выполнил то, что посчитал нужным. Моя совесть чиста.

«Чтобы тебя разорвало, совестник хренов, – со злостью подумал сутенер. – Ты еще не знаешь, в какое дерьмо влез. Мне, может, и придется отмотать срок. Через восемь лет я выйду, а вот ты, сволочь, вряд ли доживешь до завтрашнего утра. А доживешь, значит, тебе здорово повезло!..»