Глава 19
Размещение отряда прапорщика Сеченова в гостинице было закончено оперативно, в соответствии с любящей порядок немецкой системой. Нижние чины расположились в номерах, естественно, самых дешевых. Прапорщик поселился один. Как офицер, на такую привилегию он имел право.
Через двадцать минут он зашел в номера своих подчиненных, чтобы еще раз глянуть, что к чему. Солдаты устроились в трех номерах на первом этаже.
— Ну как, братцы, гостиница? — прапорщик прошелся по комнатам, оглядывая обстановку. — Жалобы имеются?
— Нумера ничего, жить можно, — словоохотливо ответил полтавчанин Батюк, весельчак и балагур. — При сегодняшней-то житухе каждая крыша в радость. А тут ведь — цивилизация. И уборная, и кран, и кровати — чего еще нашему брату солдату надо! Постеля опять же чистая. Красота!
— Дозвольте только спросить, ваше благородие, — поднял голову Макаров. — Как насчет харчей?
— Проголодались?
— Известное дело — почитай, весь день не евши, — развел руками солдат.
— Ну, я разберусь с этим вопросом, — кивнул прапорщик. — Пока располагайтесь, да смотрите, чтоб не шлялись по гостинице.
— Как можно?
— Знаю я вас… — шутливо погрозил офицер. — Вам волю дай, так вы все местечко по кирпичику разберете.
— Как можно, ваше благородие? Мы люди спокойные, так только, если какой небольшой ураган устроим, не больше того, — сострил Батюк. — Разве ж от нас каких катастроф ожидать можно? Да ни в жисть!
Обойдя всех, прапорщик вернулся в свой номер, расположенный на втором этаже. Пройдясь по комнате, он быстро окинул взглядом помещение. Номер был как номер — ничего необычного. Окно, выходящее на площадь, кровать, несколько картин с пейзажами на стенах. На одной из них был изображен огромный готический замок. Высокие стены с зубцами, островерхие башни, а над всем этим древним великолепием висел круг зловещей луны. Второе «произведение искусства» было повеселее. На полотне был вид небольшого цветущего, ярко освещенного солнцем городка, весьма похожего на тот, в котором остановились кавалеристы.
Прапорщик, присев на диван, устало вытянул ноги. Закрыв глаза, офицер просидел так несколько минут, а затем с видимым сожалением приподнялся и позвонил в небольшой изящный колокольчик, висевший у двери. Через пару минут в коридоре послышались шаги и в дверь постучали.
— Слушаю вас, господин офицер, — лицо работника гостиницы выражало полную готовность исполнить пожелания гостя. — Чего изволите?
— Послушайте, любезный, — сказал прапорщик служащему, — будьте так добры, принесите горячей воды.
— Слушаюсь. Не прикажете ли еще чего-нибудь? Может быть, поужинать? У нас есть прекрасные колбаски. Рекомендую к столу…
— Нет, пока достаточно, — мотнул головой офицер, отказываясь.
— Не извольте беспокоиться. Через несколько минут вода будет.
Служитель удалился, оставив дверь приоткрытой. В ожидании служителя офицер подошел к столу, присел на стул и подпер рукой щеку. На улице почти стемнело, зажигались фонари, и десятки окон горели в вечернем полумраке. Там, внизу, на улице, стояла парочка. В круге, освещенном фонарем, были видны молодая дама в пышном платье и ее спутник, солидный господин в костюме и с тросточкой. Судя по его вихляющемуся телу, господин был изрядно навеселе. Он пьяно хихикал и пытался обнять дамочку. Однако та, хохоча, каждый раз выскальзывала из его рук.
Устало усмехнувшись, прапорщик потер виски. Вдруг позади послышался странный писк. Офицер резко обернулся и сделал к полуоткрытой двери несколько шагов. Из щели высунулась усатая мордочка. Затем серая мышь, вильнув хвостом, пробежала в центр гостиничного номера и направилась прямо к побледневшему офицеру русской армии. Прапорщик вдруг повел себя не так, как следовало бы вести себя в подобном случае мужчине. Он вскочил на стоявшую рядом табуретку и издал пронзительный визг, прозвучавший по всему притихшему в вечернее время отелю.
В коридоре затопали ноги, и на крик в номер вбежали двое — те самые из подъехавшей брички. Один — в костюме егеря, второй — протестантский пастор…
Взгляды встретились, и здесь прапорщик узнал в пасторе… барона Корфа! Да, это был он. Барон не погиб, а обезображенное тело, похороненное у кирхи, принадлежало другому человеку. Под видом священнослужителя этот оборотень шпионил в пользу немцев.
Барон Корф, в свою очередь, узнал в стоящем на стуле офицере в немецкой форме не кого иного, как старую знакомую Ольгу Сеченову.
О девице-кавалеристе Надежде Дуровой известно многим. Имя девушки, ставшей в Отечественную войну 1812 года воином-гусаром, стало нарицательным. Ее славные подвиги заставляли задумываться о благородстве, чувстве долга и верности Отчизне не одну тысячу молодых душ. О ней еще в девятнадцатом веке были написаны горы книг. Однако в последующие времена такие случаи больше не происходили. Женщины, конечно же, совершали героические поступки на полях сражений, в госпиталях, спасая десятки и сотни чужих жизней. Чем, к примеру, отличается подвиг солдата в битве от подвига хрупкой сестры милосердия, рискующей жизнью, чтобы вытащить из-под обстрела истекающего кровью солдата?
Но вот такого век двадцатый, похоже, еще не видывал…
Ольга Сеченова, а это была именно она, надо отдать ей должное, довольно быстро оправилась от потрясения, вызванного столь внезапным разоблачением. Кусая губы, она проклинала себя за такое идиотское, другого слова она и подобрать-то не могла, малодушие. Однако прекрасные серые глаза теперь с ненавистью смотрели на воскресшего барона.
Корф округлившимися глазами уставился на Ольгу и в первые несколько секунд был не в состоянии произнести ни слова. Все происходящее для него ни в какие рамки не укладывалось. Еще бы! Его бывший предмет страсти, отвергнувший его, барона, предложение, более того — из-за которого Корф чуть было не расстался с жизнью, оказался здесь в форме… офицера.
Замешательство с обеих сторон несколько мгновений напоминало театральную сценку. Широко раскрытые глаза и рты, гримасы, одна за другой сменявшие одна другую. Непонимание, удивление, изумление…
Длилось все это, однако, недолго. Оба быстро пришли в себя, прекрасно поняв, что изображать из себя не того, кто они есть на самом деле, не имеет смысла.
На лице лжепастора появилась характерная для него ироническая усмешка. Глаза, до этого изумленные, приобрели прежнее насмешливое выражение. Переглянувшись с егерем, Корф галантно протянул Сеченовой руку:
— Как вы оказались в этой дыре, милая барышня? Да еще в форме немецкого кирасира? — барон шутил, но взгляд его был жесток и холоден. — Вы всегда, мадемуазель, обладали способностью не просто удивлять, но и часто изумлять всех. Но сегодня, признаю, вы превзошли саму себя. Это неописуемо! Я надеюсь, вы расскажете нам о том, что же подвигло вас на столь невероятные приключения?
Сеченова пыталась холодным презрением ответить на все попытки Корфа разговорить ее, но, будучи девушкой чувственной, не выдержав, взорвалась.
— Первый раз вижу воскресшего покойника! Так вы, господин штабс-ротмистр, подлец и мерзавец! Изменили присяге!
— Сойдите вниз, будьте так любезны, — невозмутимо сказал Корф.
Не обращая внимания на протянутую руку барона, Сеченова сама соскочила вниз.
— Вы, Ольга, всегда выглядели великолепно, — произнес Корф. — Но оказавшись с вами теперь, если так можно выразиться, на одном уровне, хочу вам сказать правду: военная форма идет вам меньше, нежели ваши великолепные уборы, в которых вы были так прекрасны в предвоенные дни. Военная форма хорошо смотрится на тех, кто для нее создан. А удел женщины, девушки — иной. Ведь вы же помните, я предлагал вам счастливую жизнь. Но вы не захотели… Очень, очень печально. Поверьте, мне, право, искренне жаль, когда я думаю о том, как бы все могло сложиться, — барон открыто издевался, нагло, с отвратительной усмешкой глядя в глаза девушки.
— Вы негодяй, — шепотом, сквозь зубы, протянула Сеченова. — Как таких чудовищ только земля носит? Я вас ненавижу, слышите, вы, оборотень? Не-на-ви-жу!
В голове у девушки вертелась только одна мысль — как добраться до противоположного угла комнаты, к кровати, на которой лежал пистолет. Ах, как неосторожно было расставаться с оружием. Но кто же мог подозревать, что случится такое…
Не спуская глаз с барона, Сеченова, продолжая говорить проклятия изменнику, постепенно, шаг за шагом, стала продвигаться к кровати. Но не успела она сделать и семи шагов, как наткнулась на егеря.
Тот, решив, что пора брать ситуацию под контроль, вытащил пистолет и ткнул под подбородок Ольге:
— Только пикни…
— Вы всегда так разговариваете с дамами? — хладнокровно, не растерявшись, презрительно усмехнулась девушка.
— Дамы не вижу! Передо мной — русский шпион в нашей форме! — отрезал Леер. — Сейчас же сесть на стул и без моего разрешения не сметь и пошевелиться.
