Книга: И слух ласкает сабель звон
Назад: ГЛАВА 25
Дальше: ГЛАВА 27

ГЛАВА 26

— Хорошо идет колясочка, — одобрительно отозвался Кураев, наблюдая за тем, как репортер правит лошадками по проселочной дороге. — Мне это напоминает времена минувшие. Как сейчас вспомню, так сердце просто кровью обливается. Весна четырнадцатого года. Представьте себе, поручик: май месяц… Какая тогда была погода, боже мой! Если бы захотел, нарочно не придумал бы. Подмосковное поместье. Тогда я увлекся одной помещицей. И вот мы на подобной колясочке, только получше, конечно, разъезжаем перед обедом. Она от меня не отлипает, боится потерять…
Голицын же, покусывая травинку, рассуждал о дальнейших ходах в этой игре, становившейся все более сложной и запутанной. Несмотря на вторую половину осени, погода была теплой. В такую погоду думать о войне не хотелось, но ничего другого не оставалось.
Санин молчал, также погруженный в раздумья. От всех перенесенных волнений и переживаний ему иногда казалось, что все происходящее — какой-то сон.
Наконец Голицын прервал свое задумчивое молчание:
— Ну что же, пора нам положить конец путешествию на этом удобном, но сейчас уже ненужном средстве передвижения. Тем более что мы уже неподалеку от Кельна.
— Вы думаете? — спросил ротмистр, понимая, что тот имеет в виду.
— Естественно.
— Остановите, Санин.
— Это почему? — нервно дернул головой репортер, поворачиваясь назад. — Что-то я вас не понимаю, поручик. Зачем нам бросать такой удобный экипаж, ведь за нами нет никакой погони? Это же неразумно. Да мы за короткое время сможем добраться до Кельна, а там уже можно все сделать, как мы захотим.
— Все очень просто, — пояснил Голицын. — Если вы это не понимаете, то я вам объясню. Дальше ехать опасно, наверняка уже ищут людей, разъезжающих в таком вот экипаже. Нет, может быть, вы желаете снова оказаться в руках немцев, тогда пожалуйста. — Говоря это, он хлестнул лошадей, и коляска тронулась, на этот раз без седоков.
Репортер, вспомнив свое недавнее пребывание в этих самых «руках», тяжело вздохнул и поплелся за удаляющимися офицерами, поминутно оглядываясь на оставленный и опустевший экипаж, удалявшийся по дороге. Вскоре лошади с коляской исчезли из поля зрения.
— Ну, хорошо, а куда же мы пойдем? — продолжал ныть Санин. — У вас хоть есть какой-то план?
— Вот туда мы и направляемся, — указал Голицын на черепичные крыши зданий фермы, выглядывающие из-за холма.
— А какого черта мы должны таскать с собой этого нытика? — пробурчал Кураев. — У меня нет никакого желания иметь при себе балласт. Я предлагаю его вообще оставить здесь, пускай сам выбирается. Тем более, поручик, у нас задание. Мы не можем рисковать — он же в любой момент утопит нас. Освободили его — и хватит, от него одни неприятности. Он меня вообще раздражает до крайности. Хлипкий человечек.
— Может, не стоит? — Голицын был настроен более великодушно. — Все-таки наш соотечественник, как-то некрасиво отдавать его на растерзание тевтонам. Мы ведь русские офицеры, ротмистр. Давайте будем снисходительны.
— Тоже мне, соотечественник, — проворчал Кураев. — У меня от него голова болит.
Шедший позади репортер периодически отставал, но снова забегал вперед, пытаясь приноровиться к широким шагам офицеров.
— А кто потом будет живописать о ваших подвигах? — подлизываясь, вставил он.
— Эх, Санин! Если бы все было так просто, как это пишется в ваших газетенках. Подвиги еще надо совершить. Пока мы только спасаем свои жизни, — заметил Голицын.
— Нет, ну я ведь вижу, что это на самом деле…
— Заткнись! — посоветовал Кураев. — И без тебя тошно.
«Трио шпионов» не пошло прямой дорожкой, а направилось окольным путем к ферме. До нее оставалось метров пятьдесят, и русские залегли на вершине огромного стога. В отличие от офицеров неуклюжий Санин никак не мог взобраться на такую верхотуру и все время сползал вниз, вызывая раздраженные нарекания по поводу своей неуклюжести. Особенно усердствовал в язвительности Кураев. Нет, по натуре ротмистр не был злым человеком, но душу отвести ему хотелось. В конце концов бедолагу втянули на стог.
— Отличный наблюдательный пункт, — заключил Голицын, лежа на душистом сене.
— Это да! — поддержал Кураев. — Если была бы возможность, вздремнул бы я часов этак десять.
— Разве вы не выспались в коляске?
— Где же там выспишься, о чем вы говорите! — махнул рукой собеседник. — Санин, ты как там, не провалился? — повернулся он к репортеру. — За тобой, Аркадий, глаз да глаз нужен.
— Ну что же, — шумно вздохнул поручик, — давайте спокойно обдумаем сложившуюся ситуацию.
— Давно пора, — встрял журналист, но тут же умолк под острым взглядом Кураева.
— Сейчас больше всего мы нуждаемся в гражданской одежде. Так идти дальше — глупость. Да и подкрепиться не помешает, — продолжал поручик. — Соответственно, надо приложить все усилия, чтобы здесь это все добыть.
— А почему именно здесь? — спросил Санин.
— Если ты будешь и дальше нас изводить своими идиотскими вопросами, я тебя навечно в этом стогу оставлю! — прошипел Кураев. — А что, на другой ферме лучше будет? Сомневаюсь.
Трио продолжало наблюдать за фермой, которая отсюда смотрелась как на ладони. К сожалению, подобраться незаметно никак не получалось — надо было пройти открытое пространство. Тем более в доме на кухне крутилась девушка из прислуги — это хорошо было видно в окно.
— Что ж делать-то? — нервничал, кусая ногти, журналист.
— А девчонка-то кровь с молоком, — заметил, прикрякнув, Кураев. — Хоть я не очень-то падок на немок, но эта цыпочка мне по вкусу. Идеальный вариант такой, знаете ли, поселянки. Веселая, здоровая, резвая… Однако дело прежде всего. Предлагаю ворваться в дом, связать ее и тогда там поглядеть, что можно подобрать.
— А если там еще кто-то есть? — иронически спросил Голицын.
— Ничего страшного. Если что — разберемся и с остальными. Да мне кажется, что больше никого. Ведь за час, пока мы тут лежим, никто не показался ни в доме, ни во дворе.
— Мы сюда прибыли не для того, чтобы воевать с женщинами.
— А как же мы одежду-то раздобудем? А поесть, а выпить? — хмыкнул Кураев. — Запрем ее в кладовке, и всего-то.
— Я тоже хотел бы заметить, что голод не тетка, — поддержал ротмистра Санин. — У меня уже кишки к позвоночнику прилипли.
— Ну, вот видите, поручик, наш спутник так долго не протянет.
— У меня есть план, — с улыбкой ответил Голицын и принялся шептаться с ротмистром.
Журналист озадаченно поглядывал то на них, то на ферму. На физиономии ротмистра, выслушивающего план поручика, появилась кривая ухмылка, а в глазах заскакали чертики.
— Поручик, должен признать, это лучший план, какой мне доводилось слышать! — восторженно провозгласил он. — Но и я должен иметь шанс. Давайте тянуть жребий.
В качестве арбитра был, конечно, избран Санин, которому поручили зажать в кулаке две соломинки. Первым тянул Кураев.
— Черт побери! — воскликнул он, вытащив короткую. — Ваша взяла.
— Ну, вот видите, ротмистр, вы свой шанс использовали. Судьба!
Войдя в дом, поручик завел разговор со служанкой, воспринявшей его, конечно, как германского офицера Иоганна Хоппера — так представился Голицын. Поручик рассказал, что через пару часов на дороге его должна подобрать машина, вот он в ожидании транспорта и зашел выпить воды. Попутно выяснил, что хозяева уехали к родственникам в Кельн и вернутся лишь через неделю. Служанка оказалась весьма миловидной разбитной девахой, скучавшей в глуши без мужского внимания. Исстрадавшийся без женской ласки поручик тоже не дремал.
— Марта, — представилась девушка.
— Какое прекрасное имя, — понижая голос, произнес поручик. — И не страшно вам тут одной?
— А чего бояться? Я хоть и девушка хрупкая, но постоять за себя умею, — ответила Марта, поджав полные губы. Насчет хрупкости служанка явно поскромничала — фигура у нее была что надо и заводила с пол-оборота любого.
— Неужели нет того, кто бы мчался к вам откуда-то издалека?
— Никого нет, — с сожалением протянула девушка. — В том-то и дело…
— К любимой женщине, например, я бы спешил не раздумывая.
Служанка посмотрела на поручика с нескрываемым интересом:
— А что, у вас уже есть такая?
— Теперь, возможно, есть, — Голицын перевел глаза на внушительный бюст новой знакомой, обтянутый белой тканью и нескромно подпрыгивающий при движениях. Разговаривая, та успевала управляться с делами по кухне. Марта перехватила взгляд и улыбнулась.
— А вы на всех так смотрите, Иоганн?
— Не на всех, — уверил офицер, гипнотизируя девушку серыми глазами. — Только на тех, кто особенно понравился. А то, что мы незнакомы, легко исправить.
Его взгляд произвел на служанку большое впечатление — что-то внутри екнуло, зажглось, и по венам будто огонек побежал. Изголодавшаяся по мужчинам деваха глядела на офицера с вожделением.
Дальнейший разговор только усиливал волнение девушки и напор Голицына. Его тоже пленили пышные формы и томные взгляды. Комплименты офицера заставляли грудь Марты часто вздыматься и томно закатывать глаза.
— А какие у вас красивые руки, — продолжал поручик. — Изящные, тонкие, словно у берлинской аристократки.
— Ой, ну что вы, господин офицер… — наигранно смутилась девушка, поворачиваясь туда-сюда своими привлекательными формами. Полные крепкие бедра и высокая грудь могли соблазнить кого угодно.
— Наверное, все мужчины в округе желают с вами познакомиться?
— Ну, не знаю, — девушка хихикнула, бросая на поручика быстрый взгляд.
Голицын заглянул в ее зеленые глаза:
— Зато я в этом не сомневаюсь…
— Вы меня совсем смутили, — щечки Марты все розовели.
— А хорошо здесь у вас! — прошелся по кухне офицер. — Тишина, свежий воздух…
— Ну, что вы! Скука! — Девушка принялась составлять посуду. — Ни выйти некуда, ни развлечься. Одна работа. Вот только есть у меня подружка на соседней ферме, так иногда то я к ней, то она ко мне в гости ходим, а то ведь иначе волком завыть можно.
— Что вы говорите? — протянул поручик, любуясь не столько руками собеседницы, сколько просвечивающими сквозь тонкую ткань блузки округлостями. — Наверное, вам одиноко? — Он накрыл своей ладонью ее пальцы.
— Да, очень, — согласилась Марта, вонзив в поручика призывный взгляд. Служанка качнула головой, и тяжелый узел белокурых локонов рассыпался по ее плечам. Девушка чуть подалась вперед и прикрыла веки, часто и взволнованно дыша.
Возбуждение Голицына сменилось бешеным желанием обладать этой красоткой, притягивающей его, как магнит. Уже не владея собой, он заключил ее в объятия и впился в горячий сладкий рот своим поцелуем.
Тарелка, зазвенев, вывалилась на пол. Девушка прижалась к поручику и принялась легонько покусывать ему шею.
— Нет, не здесь! — жарко прошептала Марта. — Туда… на конюшню.
* * *
— Пора, — объявил ротмистр, проводив глазами объятую страстью пару, удалившуюся на конюшню, и подтолкнул репортера. — Двигай ступнями, работник пера.
— Я вас не понимаю, — пожал плечами Санин. — Куда это мы с вами пойдем?
— В дом! — начал сердиться Кураев. — С тобой, как с малым дитем! Эх, если бы не поручик, расстались бы мы еще в корзине!
— А если вдруг кто-то войдет в дом? — все еще сомневался репортер. — И вообще, как это все выглядит?
— Пошли, говорю я тебе!
Увлекаемый могучей рукой офицера, писака первым оказался на земле. Пригнувшись, они побежали к дому.
Войдя внутрь, ротмистр огляделся.
— Так, слева кухня и прочие помещения хозяйственного типа, а жилая часть, насколько я понимаю, находится на втором этаже, — быстро сориентировался Кураев, пройдясь по дому. — Да не дрожи ты, никого здесь нет, я точно чувствую. Стой здесь и смотри за дверями. Если что — свистнешь.
Ротмистр, топоча сапогами, поднялся по узкой лестнице наверх.
Пройдясь по комнатам второго этажа, ротмистр бесцеремонно, словно заправский взломщик, открывал шкафчики, ящики и полочки. Мурлыча под нос мотивчик какой-то песенки, он добрался до спальни.
— Ну вот, это я понимаю! — провозгласил Кураев, отворяя дверь шкафа. — Здесь-то мы точно подберем себе вещи по вкусу.
Довольный какой-то своей выдумкой, он хрюкнул от смеха.
После основательной ревизии комната хозяев стала напоминать поле боя. Костюмы, платья, рубашки — все это валялось повсюду в совершеннейшем беспорядке…
— Ну что, Санин, ты еще не умер от страха? — спустившись, «ободрил» Кураев репортера, дежурившего у дверей. — Все спокойно?
— Пока все тихо, — отрапортовал тот. — Хотя знаете, ротмистр, как-то не по себе.
— Ничего, бывает. С одеждой я вопрос решил, а теперь подумаем о желудках. Вперед, на кухню!
Визит оказался чрезвычайно успешным. Одежда, провизия, вино — все это не могло не радовать и не придавать уверенности в будущем. Кураев и Санин, нагруженные припасами, вернулись на прежнюю позицию.
— Сколько еще можно его ждать? — нервничал ротмистр, поглядывая на часы.
— Вот они! — радостно прошептал корреспондент.
Из конюшни показались Голицын и раскрасневшаяся служанка. Поручик держал девушку за талию и что-то шептал ей на ухо. Та игриво смеялась.
— Вижу, не слепой. Вот ведь гусар — окрутил девчонку! — покачал головой ротмистр. — Эх, жаль, меня там не было!
Мечтательно прикрыв глаза, Кураев представил себе такой вариант.
— Мне так стыдно, — хихикнула Марта, открывая дверь в дом и игриво поглядывая на Голицына. — Ведь мы с вами только встретились, а уже так хорошо… познакомились.
— Я потерял голову сразу же, как только тебя увидел, — произнес поручик, понижая голос и проводя ладонью ей по спине. Рука, словно сама, упрямо стремилась ниже.
— Заходите, Иоганн. Мы выпьем кофе, — в глазах Марты играли огоньки. — Сейчас я все приготовлю. Ой… что это? А?
Служанка с все усиливающимися криками заметалась по покоям, находившимся в беспорядке. Ее башмаки затопали вверх по лестнице. Голицын знал, что там она явно не успокоится.
Так и случилось — со второго этажа через полминуты донеслись истошные вопли.
«Ну, разве стоит так уж убиваться? — философски размышлял поручик, покуривая сигарету. — Ведь все осталось в целости и сохранности… за небольшим, может быть, исключением».
— Господин офицер, дом обокрали! — вернувшись из верхних комнат, бросилась на шею поручика Марта.
— Неужели? — продолжал «удивляться» офицер. — Как же такое может быть?
— Он же прибьет меня! — рыдала деваха.
— Кто?
— Хозяин, когда вернется! Что же мне делать? — заливалась слезами служанка.
Женские слезы всегда вызывали у поручика чувство крайней жалости. Недолго поразмыслив, Голицын благородно предложил компенсировать пропажу деньгами:
— Это я виноват, дорогая Марта. Ведь, если бы не моя невоздержанность, этого бы не случилось, — произнес он, доставая бумажник.
«Как ни крути, а непредвиденные расходы случаются всегда». В который раз жизнь подтверждала правоту этой нехитрой истины.
— Спасибо, спасибо вам, Иоганн! — рыдала, теперь уже облегченно, симпатичная служанка.
* * *
— Вот и я, — изрек Голицын, вскарабкавшись на стог.
— Хорошо провели время?
— Скажем так, неплохо.
— Ну, вы, поручик, и герой, — ухмылялся Кураев, — за пять минут затащить девчонку в конюшню! Впрочем, если бы мне выпал жребий, то я бы тоже не остался в дураках!
— Я в этом не сомневаюсь, ротмистр. А теперь следует подумать, как нам добраться до Кельна, — поглядел поручик на своих спутников. — Какие есть варианты?
Предложение Санина «позаимствовать» коляску на ферме было сразу же отвергнуто. Решили, что наилучшим способом передвижения станет поезд.
— Дальше: германцы ищут троих мужчин, — развивал мысль Голицын, — а потому стоит разделиться.
— Каким образом?
— Вы будете в штатском. А я оставляю на себе военную форму, — пояснял поручик. — И соответственно следуем мы якобы сами по себе.
— Я еще лучше придумал, — ухмыльнулся Кураев, — для этого дурака я прихватил в доме вот что.
— Что это?! — Журналист изумленно разглядывал врученные ему «предметы туалета».
— На, надевай, все равно выбора у тебя нет, — «успокоил» Санина ротмистр.
Через пять минут глазам офицеров предстала провинциальная фрау в безвкусном платье и глубоком сельском капоре, прячущем лицо. Санин был унижен, но делать было нечего. Любящий шутки Кураев не оставил ему других вариантов замаскироваться.
Так ни поручик, ни ротмистр давно не смеялись. Отхохотав, то один, то другой в конце концов успокаивался, но стоило им только взглянуть на переодевшегося Санина, как новый приступ хохота снова укладывал их в сено.
Назад: ГЛАВА 25
Дальше: ГЛАВА 27