ГЛАВА 23
На втором этаже продолжался допрос плененного журналиста. За время, проведенное в цепких руках немцев, тот уже сломался.
Ничего удивительного в этом не было, поскольку Аркадий Санин являлся человеком сугубо штатским и натиска такого уровня испытывать ему не приходилось. Нет, безусловно, по роду своей профессии репортер попадал во всякие передряги, часто с риском для жизни. Но попасться в качестве шпиона, да еще по законам военного времени… От одного этого сердце уходило в пятки.
После напряженного разговора наступила небольшая пауза. Полковник попивал крепкий кофе, не сводя глаз с поникшего Санина. Из журналиста постепенно выжимали всю информацию.
— Говори дальше, мерзавец! — грохнул кулаком по столу Хирт. Его красное лицо приобрело совсем уж багровый оттенок. — Я из тебя всю душу вытрясу! — С этими словами он неожиданно резво для своей комплекции вскочил, выбежал из-за стола и, схватив репортера за шиворот, принялся трясти его из стороны в сторону. Тот болтался, словно тряпичная кукла. В довершение ко всему у Санина то ли от страха, то ли от волнения началась сильнейшая икота. С ужасом глядя на брызгающего слюной немца, он икал, не в силах остановиться.
— Их… их послали, чтобы разведать, где находится…
— Что? Что находится? — нависал над пленным немец. — Я же тебя расстреляю собственноручно. Или нет, не буду я доставлять тебе такого удовольствия. Мы повесим тебя. Повесим, как собаку.
— Их послали, чтобы разведать местонахождение базы ваших цеппелинов, — выдавил из себя репортер.
Голицын и Кураев не догадывались, что, как профессионалу в своем деле, Санину удалось выведать истинные цели полета русских офицеров…
— Так, хорошо, — поощряя, Хирт похлопал Санина по потной щеке. — И что же дальше?
В этот момент дверь отворилась, и на пороге возник хозяин. Его багровая физиономия подобострастно ухмылялась, превращая и без того узкие, заплывшие жиром глаза в две щелочки.
— Что такое? — недовольно повернулся к владельцу ресторана полковник.
— Я, конечно, извиняюсь, господин офицер, — произнес хозяин, — но я вот тут подумал, что, может быть, того…
— В чем дело?
— Я говорю, подумал, что, может, вы пожелаете горло промочить, пока, значит, у вас тут разговор идет.
— Идиот! — грохнул по столу Хирт. — Какой это тебе разговор? Ты что, олух, не понимаешь, что это допрос? Доп-рос!
— Нет, я ведь, конечно, все понимаю… — стал оправдываться хозяин.
— Выйдите и закройте дверь! — переходя на официальный тон, вконец раздраженный этим дураком, приказал полковник.
Дверь за назойливым кабатчиком закрылась.
— Так вы говорите, что вас послали разведать местонахождение базы, а что же дальше, ну? — продолжал терзать он репортера.
— И… и уничтожить, — поник головой Санин.
Репортер ощущал себя полным негодяем, но он действительно «сломался». Совершенно разбитый, Санин потерял точку опоры. Нет, если бы с ним были его спутники, то тогда, возможно, он чувствовал бы себя по-другому. Но все вышло иначе. Он остался один.
Полковник удовлетворенно ухмыльнулся. Вот это уже было совсем похоже на правду. Противнички! Это так они посылают шпионов. Тоже мне — диверсанты! Да на такого надавить как следует, и он сломается, как нечего делать! Ну, ничего, теперь надо только дожать этого хлюпика. Всегда в таких случаях важно не упустить момент. Пока противник в замешательстве, пока он растерян, и надо выбивать из него сведения.
— А еще что?
— Это они будут делать под прикрытием якобы спасения одного человека, — рассказывал дальше деморализованный и подавленный репортер.
— Я долго буду выдавливать по крупинкам из тебя информацию? — снова угрожающе нахмурился немец.
— Этот человек… капитан Дидье Гамелен.
Санин совсем приуныл. После воздушного путешествия, да еще с таким финалом, у кого хочешь сдадут нервы. А если приплюсовать к этому еще и погоню по ночным улицам со стрельбой, то и подавно. К тому же при задержании ему порядком намяли бока пьяные офицеры.
«И что меня черт дернул полезть в монгольфьер, — уныло размышлял репортер, трогая болевший бок. — Погнался за славой!»
Полковник, вернувшись за стол, развалился в кресле и закурил. Дым сигары окутал его тяжелым облаком. Неплохо, совсем неплохо… Одна проблема — где же эти прохвосты? Где их теперь искать? Основное выяснено, но вот то, что два главных игрока остались на свободе, — это совсем не радует.
— А теперь расскажи-ка ты мне о себе, — обратился он к задержанному. — Откуда ты?
— Я из Петербурга, — мрачно ответил Санин.
— Что-о? — Лицо полковника несколько вытянулось. В этот момент ему показалось, что он ослышался.
— Я русский репортер, а они французы, — мешая правду с вымыслом, заявил репортер. В голове у него помутилось, и он, запутавшись сам, пытался запутать немца. Но получалось совсем плохо.
— Кто? Репортер? Ха-ха-ха! — во все горло расхохотался Хирт. От смеха он даже поперхнулся сигарным дымом и закашлялся, не переставая смеяться. Да уж, можно было ожидать чего угодно от этого дохляка, но такого…
— Говори! В какой части служишь? — снова перешел Хирт от смеха к крику. — Лягушатник чертов! Ты…
Дверь в комнату, скрипнув, отворилась. Сидя к ней вполоборота, офицер был уверен, что это снова вошел назойливый хозяин ресторана. Не оборачиваясь, он отчеканил:
— Я же говорил вам, чтобы до окончания допроса я вас тут не видел! Что еще?
— Прошу прощения, господин полковник, — издевательски прозвучал незнакомый голос.
Хирт, видя, как странно изменилось лицо допрашиваемого, резко повернул голову вправо. Голицын и Кураев стояли в комнате, уже закрыв за собой дверь. На обоих красовалась немецкая форма, снятая с оглушенных ими в винном подвале офицеров. Полковник даже не успел среагировать, как увидел направленный на него револьвер Голицына.
— В чем дело? — прохрипел он.
— Ваше оружие, — лаконично изрек поручик. — Быстро и без глупостей. В случае чего стреляю. Нам терять нечего.
Ротмистр тоже не оставался без дела, разоружил двух солдат, охранявших Хирта. Те, ошеломленные непонятным поворотом событий, не успели среагировать на изменение ситуации. Немудрено, если вдруг офицеры превращаются в… неизвестно кого.
— Кру-гом! — скомандовал Кураев солдатам. Те послушно исполнили приказание и поочередно, с минимальным промежутком по времени получив рукояткой пистолета по голове, мешками повалились на пол.
— А вы что сидите как истукан? — сказал остолбеневшему Санину Голицын.
— А я смотрю и не могу поверить, — словно прорвало репортера. — Просто чудо какое-то, мираж. Вы не представляете, что со мной было! Я-то думал, что все — мне конец…
— Вас бы и в самом деле стоило расстрелять, но я не могу позволить сделать это германцам, — высказал свои соображения поручик. — Подъем! У нас нет времени очередной раз спасать вас из новой передряги.
— Да-да, — засуетился репортер. — А… что же делать?
— Пора вам принимать воинское звание. Надо же с чего-то начинать, — сообщил поручик. — Начнете с рядового германской армии.
— Так, писака, выбирай, у какого немца форму возьмешь? — спросил Кураев.
— Вот у этого, — ткнул пальцем журналист в солдата, более подходившего ему по комплекции.
— Ну, тогда снимай с него форму. Или ты думаешь, что мы и это за тебя сделаем?
Пока Санин переодевался, ротмистр, не теряя драгоценного времени, ловко связал поверженных тевтонов веревкой, которую ему дал хозяин ресторана.
— В свое время, — приговаривал он, — у меня был период, когда я учился вязать разные узлы. Всегда важно практиковаться, иначе теряешь квалификацию.
Затем лежащим без сознания солдатам в рот были вставлены кляпы. Таким образом рядовых упаковали так, что и очнувшись они не смогли бы ровным счетом ничего сделать.
— Ну, просто египетские мумии, — любовно произнес Кураев, глядя на дело своих рук.
— Да, Санин, солдат из вас никудышный, — критически оглядывая переодевшегося репортера, произнес поручик. — Ну, что ж с вами поделать, придется обойтись и таким вариантом.
— Что вы себе позволяете? — наконец опомнился Хирт, до этого молча следивший за шпионами. — Вам все равно никуда не уйти. Лучше сдаться, пока не поздно. В таком случае я гарантирую…
— Ну, все, хватит, — бесцеремонно оборвал его Голицын. — Слишком много текста. Сейчас вы прогуляетесь с нами. Вставайте, господин полковник, — поручик приставил к боку немца ствол пистолета. — А теперь непринужденно улыбайтесь. У вас все-таки день рождения.
Все четверо вышли на лестницу черного хода. Кураев, ухмыляясь, закрыл дверь со связанными вражескими солдатами на ключ.
— Отдыхайте, солдатики! Бай-бай!
