Глава 4

К любому порученному делу подполковник Лаврухин относился серьезно. Если кто-то считал, что, оказавшись на бумажной работе, он быстро сдаст, как многие из его сослуживцев, то такие люди ошибались. Владимир Николаевич был из тех, кто не боится никакой работы. Будь то командировки в горячие точки, секретные миссии в другом полушарии или же скромная и даже презираемая боевыми офицерами бумажная работа. Лаврухин был уверен, что на любой должности в армии он должен приносить пользу.

Его абсолютно правильное кредо сводилось к следующему: не вмешиваться в решения тех, кого ему предстоит контролировать. Он ведь, по большому счету, наблюдатель. Пусть делают ошибки. Пусть принимают абсолютно неверные решения. А вот уже потом, когда все произойдет, можно устроить разбор полетов, указать на ошибки и просчеты. И тогда тому, кого контролируешь, крыть будет нечем. Все на виду. И за успехи, и за неудачи ответишь сам.

Поэтому первые дни Лаврухин особо не светился, не пытался показать капитану Гришанову, что опытнее его в десять раз, что знает и умеет больше. Подполковник просто наблюдал. Легенда учений была максимально приближенной к реальности, подобное могло произойти в любой момент. Российскому спецназу предстояло отразить атаку противника, роль которого была отведена таджикским мотострелкам. Нападение могло произойти с любого направления, в какое угодно время. При этом условный противник превосходил спецназовцев численностью, состоял из здешних уроженцев и потому хорошо знал местность.

Если бы капитан Андрей Гришанов спрашивал совета у подполковника, тот охотно дал бы несколько подсказок. Но между контролером и командиром отдельного подразделения спецназа дважды Краснознаменной 201-й Гатчинской военной базы отношения сразу не заладились. Капитан ошибочно вбил себе в голову, что Лаврухин прибыл сюда только для того, чтобы местной самогонки попить да заглядываться на чужих жен.

Место для позиции капитан определил самостоятельно. Лаврухин в душе не одобрял его выбор, но пока помалкивал. Если офицер не осознает своих ошибок, то будет совершать их в дальнейшем. Нельзя просто взять и ткнуть командира носом. Мол, ты неправильно делаешь. Спецназовцы вроде бы оборудовали позиции по всем правилам. Они выбрали высотку, затем под прикрытием маскировочных сетей поставили палатки, оборудовали огневые позиции, заметить которые издалека было практически невозможно. Бойцам был выдан боекомплект, в основном состоявший из холостых. Теперь оставалось ждать только нападения противника.

Вот тут-то и вступил в дело подполковник Лаврухин, до этого молчавший, избегавший встреч с капитаном. Он сам пришел к нему и вполне дружелюбно пригласил на инспекцию позиций спецназа. Гришанов особо не скрывал своего пренебрежения к контролеру. Это проявлялось в нарочитом следовании уставу, в подчеркнутом соблюдении субординации.

— Эта высотка выбрана мною, исходя из следующих соображений, товарищ подполковник. Разрешите доложить?

— Докладывайте, Андрей, — произнес Лаврухин довольно фамильярно, но без всякой уничижительности.

Так можно обращаться к младшему брату.

— Отсюда максимально просматривается местность. Подойти к высотке незамеченным невозможно. В то же время сами позиции хорошо замаскированы, и огневые точки оборудованы по полной.

— Что значит «по полной»? — спросил контролер.

— Это значит, по всем правилам военного искусства. С одной стороны, они должны максимально защищать стрелковые расчеты. С другой — являться непреодолимой преградой для противника.

Инспекция продолжалась. Капитан показывал, как оборудован склад боеприпасов, как организован быт спецназовцев.

Лаврухин терпеливо дослушал своего экскурсовода, затем, глядя вдаль, проговорил:

— Многое, капитан, ты сделал правильно.

Этот переход на «ты» немного насторожил Гришанова, а подполковник продолжил:

— Однако есть и непростительные недоработки. Начну с самой главной. То, что местность с выбранной тобой высотки просматривается на все триста шестьдесят градусов, — это большой плюс. Но!.. — Контролер назидательно вскинул указательный палец. — Она не является господствующей. То есть тобой не соблюдено главное условие выбора огневой позиции. — Он указал на расположенную неподалеку крутую гору со скалистыми склонами. — На первый взгляд она кажется точно такой же по высоте. Но это обман зрения. В горах так часто бывает. Нужно доверять карте. — Лаврухин зашелестел бумагой и указал на отметки высоты над уровнем моря. — Так что, капитан, господствующая высотка — не твоя, а соседняя. Если противник закрепится там, то никакие твои ухищрения не помогут.

— Разрешите возразить, товарищ подполковник? — довольно холодно произнес капитан, и не думая принимать более дружелюбный тон, который предложил ему контролер.

— Возражай, капитан. Рад буду ошибиться.

— О разнице в высотах я знаю. Такой выбор осуществлен мною сознательно. На соседней слишком крутые склоны. Противник там не сможет закрепиться.

— Ты недооцениваешь условного противника, как и реального. Все они — уроженцы здешних мест, выросли в горах. Это для них природная среда обитания. Сколько ни учи наших бойцов, они все равно в душе остаются жителями равнин. Гора для них — среда враждебная. Вот потому тебе и кажется, что на соседнюю высотку без альпинистского снаряжения не забраться. Это психологический эффект. Она тебе не нравится. — Контролер перешел к эмоциональным категориям: — А принимать решения нужно не чувствами, а трезвым расчетом. Твоя ошибка может стоить жизни всему подразделению. — Лаврухин не стал заставлять капитана вслух признать свою неправоту, просто высказал свое мнение как контролер и консультант. — Теперь поговорим об оборудовании огневых точек, — заявил подполковник, останавливаясь у пулеметного гнезда. — На первый взгляд все сделано грамотно. Но в качестве защиты использованы только камни. А между ними некстати имеются широкие зазоры, сквозь которые могут пройти пули. К тому же каменные осколки тоже способны ранить. Я на твоем месте использовал бы мешки с песком или же с мелкими камнями. Так будет надежнее.

Затем Лаврухин обратил внимание капитана на то, что казалось тому мелочами, не стоящими внимания. Он не создал достаточных запасов воды, а ведь источника на горе не было. Все боеприпасы хранились в одном месте, а их следовало рассредоточить по нескольким, чтобы в случае прямого попадания они не сдетонировали.

Капитан слушал с серьезным видом, а в душе усмехался, дивился придирчивости контролера. Ведь это всего лишь учения. Патроны не боевые, а хлопушки.

Подполковник вполне понимал ход мыслей Гришанова и очень сильно его не одобрял. По его мнению, к любому заданию нужно было подходить с максимальной серьезностью, выкладываться полностью, так, словно готовишься к решающему бою. Чем проводить учения спустя рукава, лучше их вообще не затевать.

— Я ясно выразил свои замечания? — осведомился Лаврухин.

— Яснее некуда, товарищ подполковник.

— Теперь у меня к тебе последний вопрос, капитан. Ты местность, подходы в натуре изучал или только по карте?

— Местность мне знакомая, — попытался уйти от прямого ответа Гришанов.

— На местности многое может поменяться за очень короткое время. Не хочешь проехаться?

Спорить со старшим по званию в армии не принято. Капитану, хоть он и не был настроен на ознакомительное путешествие, пришлось согласиться.

Армейский «УАЗ» неторопливо катил по горному серпантину. Солнце палило нещадно. Двигатель натужно урчал. Гришанов рассеянным взглядом скользил по знакомым пейзажам, не понимая, что собирается в них высмотреть заезжий подполковник.

«Скорее бы уже окончились эти учения, и ты бы уехал», — в сердцах подумал капитан.

Он переживал, что Лаврухин приглянулся его жене, и теперь думал больше о делах семейных, чем о службе.

— Стой! — внезапно обратился подполковник к водителю и положил ему руку на плечо. — И двигатель, сержант, заглуши.

Машина остановилась. Мотор смолк. Пейзаж наполнился звуками природы.

— А теперь прикинь, капитан. Тебя ничего не настораживает в этой мирной картинке?

Андрей Гришанов задумался, прикидывая ответ, который мог бы удовлетворить контролера.

— Граница с Афганистаном всегда настораживает, — попытался он ответить наполовину шуткой.

— Это верно. Но я говорю о конкретном. Что тебе не нравится в пейзаже?

Капитан пожал плечами, потоптался, осматриваясь с высокого места.

— Не могу знать, товарищ подполковник.

— Ты посмотри вот сюда, — Лаврухин указал рукой в сторону границы.

Тут Гришанов заметил то, на что раньше не обращал внимания. Над небольшой рощицей кружила стая черных птиц.

— Вороны? — спросил капитан.

— Они самые, — кивнул подполковник. — Поехали.

Водитель подвел «УАЗ» как можно ближе к роще.

— Дальше не проедем, товарищ подполковник. Надо пешком, — заявил он, обернувшись к Лаврухину.

Гришанову казалось, что они зря теряют время. Подумаешь, птицы всполошились. Капитан и сам часто ходил по горам, но удивлялся тому проворству, с каким подполковник перемещался среди скал и каменных обломков.

Впереди уже виднелась чахлая рощица. Она полнилась малоприятными звуками, каким-то повизгиванием и вороньим карканьем. Когда чахлая рощица кончилась, капитан замер, пораженный увиденным. Лаврухин беспокоился не зря. Зрелище открывалось настолько ужасное, насколько же и отвратительное.

На каменистой земле лежали в неестественных позах два человеческих тела. По остаткам формы можно было понять, что это таджикские пограничники. Лиц у них уже не было, как и кистей рук. Рядом суетились шакалы. Они урчали, грызли плоть, визжали и лаяли на ворон, которые тоже хотели урвать свое. Лаврухин нагнулся, поднял пару камней и со злостью швырнул их в шакалов. Вороны взмыли в воздух. Хищники попятились. Один из них тащил в зубах отгрызенную человеческую руку.

— Вон пошли! — крикнул подполковник, выхватил пистолет, передернул затвор и выстрелил.

Один из шакалов жалобно завизжал и закрутился волчком. Но даже его гибель не заставила других шакалов отступить. Они тут же бросились грызть своего еще живого сородича, почуяли запах свежей крови.

— Твари! Твари! — кричал Лаврухин, нажимая на спуск.

Но после того как он расстрелял всю обойму, шакалы вновь осмелели. Они понимали, что их много и человек не решится сразиться с ними голыми руками.

— Капитан, ты что, так и будешь смотреть, как они грызут трупы? — Взгляд подполковника уперся в кобуру. — Доставай «табель».

У Гришанова подрагивали руки. Он вытащил пистолет, передернул затвор и принялся стрелять. Но странное дело — все шакалы и воронье оставались целы.

— Он что, у тебя холостыми заряжен? — сообразил Лаврухин.

— Согласно легенде, товарищ подполковник.

— Час от часу не легче.

Тут произошло что-то странное. Шакалы, до этого озабоченные только тем, как бы отгрызть кусок побольше, нервно заскулили, принюхались и бросились врассыпную. Вороны с карканьем кружили над рощей, не решаясь опуститься.

— Наконец-то подействовало и на этих тварей, — произнес подполковник.

— Что-то тут странное, — засомневался капитан.

— Сынок! — доверительно сказал Лаврухин водителю. — Если у тебя что есть в машине, принеси накрыть тела. Нельзя, чтобы они так под солнцем, среди зверья. Свяжись с погранцами. Доложи им о находке.

— У меня одеяла в машине. Два комплекта, товарищ подполковник. Сейчас принесу, — тихо сказал сержант и побежал.

— Чего уж тут спешить? — проговорил себе под нос Лаврухин. — Минутой раньше, минутой позже. Как думаешь, кто это их?

— Талибы. Больше некому, — отвечал Гришанов, неотрывно глядя на изуродованные трупы.

Капитан не мог отвести от них глаз, машинально представляя, что на месте этих несчастных мог оказаться кто-нибудь из его бойцов или он сам. Человеку свойственно примерять на себя чужую смерть.

— А ты говоришь, условный противник. Выходит, имело место проникновение на территорию Таджикистана?

— Не думаю, что талибы углубились. Простая разведка. Переправились через реку, наткнулись на пограничников, убили и ушли назад.

— Капитан, можно обманывать начальство, детей, жену, любовницу. Но никогда не надо дурить самого себя. Это самый страшный обман.

Гришанову хотелось возразить. В эти минуты он почти ненавидел подполковника. Ведь тот произнес слова «жена», «любовница», «обман». Это задевало самолюбие капитана. В то же время командир отдельного подразделения спецназа понимал, что Лаврухин абсолютно прав.

Внезапно за спиной послышался хруст и угрожающий мощный рев. Капитан даже подпрыгнул на месте. Теперь стало понятно, почему разбежались шакалы и боялись опуститься вороны. Сквозь рощу огромными скачками несся медведь. Он был настолько мощным и уверенным в себе, что даже не обратил внимания на людей. Зверь просто промчался между ними и замер возле обглоданных трупов. Он тяжело дышал после бега. Темно-бурая шерсть на боках ходила ходуном. Всеядное животное принюхивалось, затем широко раскрыло пасть с желтыми зубами. Тонкая нитка слюны стекла на землю.

Гришанов беззвучно выругался и стал отступать. Лаврухин же не отрываясь смотрел на зверя, который собрался подкрепиться человеческой плотью. Челюсти сомкнулись. Послышался хруст костей. Это вывело подполковника из оцепенения. Он нагнулся, поискал камень поувесистее.

— Не надо, они все равно мертвы, — шептал капитан, пытаясь урезонить Лаврухина, но глаза у того уже налились кровью.

Было невыносимо видеть, как зверь поедает человека.

— Ты хочешь допустить, чтобы эта тварь их в свое дерьмо превратила? — прохрипел подполковник, двумя руками поднял камень над головой и швырнул в медведя.

Удар пришелся в голову. От ближайших скал отразился ужасный звук. Будто кто-то бросил на бетонный пол кочан спелой капусты. Но череп у медведя чрезвычайно крепкий, его иногда и пулей не пробьешь. Из-под рассеченной шкуры на глаза зверю хлынула горячая, липкая кровь. Он страшно взревел и, как показалось Лаврухину, с недоумением обернулся. Мол, кто это его потревожил, кому это надоело жить?

Медведь огласил рощу страшным рыком и поднялся на задние лапы.

— Иди, иди сюда, урод! — крикнул ему подполковник, в голосе которого не было страха.

Капитан попятился, когда медведь двинулся на них.

— Товарищ подполковник, не надо, уходим!

— Как хочешь, — не оборачиваясь, проговорил Лаврухин. — На дереве от него не спасешься. Так что тут уж одно из двух.

Он выхватил стропорез, с которым никогда не расставался, выставил лезвие перед собой и двинулся на медведя. Рукой подполковник чертил в воздухе что-то вроде горизонтальных восьмерок — знак бесконечности. Острое лезвие с угрожающим свистом рассекало воздух.

— Подходи, подходи, сейчас ты свое получишь!..

Кровь заливала медведю глаза. Он вскинул голову к небу и зарычал широко раскрытой пастью, демонстрируя желтые зубы. Кроваво-красный язык покрывали белые пятна слюны. Все же разъяренный зверь был осторожен. Его глазки бегали, сопровождая движение стропореза. Лезвие двигалось уже так быстро, что буквально таяло в воздухе.

Лаврухин сделал короткий выпад. Он собирался перерезать медведю горло, но сделать это было не так-то легко. Густая шерсть, толстый слой жира. Подполковник еле успел отпрянуть, когда раненый медведь бросился на него со страшным ревом. Человек не устоял на ногах. Зверь подмял его под себя. Огромная туша прижала Лаврухина к земле. Он практически не мог дышать, вжимал голову в плечи, чтобы медведь не смог дотянуться до него пастью. Наконец ему удалось высвободить руку, и он несколько раз ударил медведя стропорезом в бок. Но это были укусы комара. Они лишь придали животному злости.

Роща огласилась раскатистым ревом. Медведь встрепенулся. Он приподнялся на передних лапах, собираясь схватить плечо подполковника зубами. Лаврухин рванулся, всадил нож медведю в шею, несколько раз провернул его. Сил у подполковника хватило только на это. Горячая кровь хлынула из раны.

Медведь, даже смертельно раненный, не собирался сдаваться. Он вновь навалился на подполковника. Лаврухин вырвал из раны нож, вонзил его в подбрюшье и что было сил потащил вверх. Затрещала раздираемая шкура.

Неизвестно, чем бы все закончилось, кто бы победил или получилась бы боевая ничья, но вовремя подоспел сержант. Он-то, вопреки легенде учений, зарядил свой «АКМ» боевыми. Бросив по дороге одеяла, предназначенные для трупов, парень бежал сломя голову. Водитель на ходу передернул затвор, опустился на одно колено, тщательно прицелился и выпустил очередь. Медведь дернулся и затих.

Окровавленный Лаврухин с трудом выбрался из-под обмякшей туши. Он положил стропорез на землю и посмотрел на свои ладони так, словно не верил, что ему почти удалось одолеть зверя.

Со свистом вращались лопасти. Вертолет «Ми-8» таджикских ВВС, поблескивая блистером, плыл над величественным пейзажем. Вверху — выцветшее южное небо. Внизу — желтые складки гор, зеленые островки долин. Кроме пилота на борту находились майор таджикских вооруженных сил Фазлидин Санридини, мотопехотинцам которого предстояло участвовать в учениях, и российский полковник Емельянов.

Цель вылета была четко обозначена. Провести рекогносцировку с воздуха, попытаться выявить позиции капитана Гришанова и составить план действий.

Было шумно. Без переговорного устройства не пообщаешься. Полковник благодушно смотрел в иллюминатор.

— Пониже, старлей, бери. С высоты мы уже все осмотрели, — обратился он к пилоту.

— Есть пониже, товарищ полковник, — отозвался пилот, старший лейтенант Семин, и принялся снижаться.

Емельянов иногда удивлялся старлею Семину. Отличный пилот, вертолетчик от бога, способный провести машину на полной скорости по самому узкому ущелью, а служит в таджикских ВВС. Ведь мог бы перевестись на службу в Россию. Там бы его с руками оторвали, получал бы раз в пять больше. Не старый же еще, не скажешь, что год до пенсии. Успел бы послужить на родине. Но человеку в душу не залезешь. Может, ему горы нравятся? Может, друзьями обзавелся? Или жена-таджичка не хочет уезжать из родных мест?

Майор Санридини всматривался в пейзаж.

— Ну, и как ты думаешь, где наш условный противник обустроил свои позиции? — весело поинтересовался у него полковник.

— А я уже знаю, — отозвался майор.

— Тогда чего молчишь?

— А вы не спрашивали. Вон на той высотке. — Санридини не ошибся, уверенно указал на место, облюбованное капитаном Гришановым.

— Мне тоже так кажется. — Конечно, полковник лукавил: он-то знал, где находятся позиции. — Вот только почему ты так думаешь?

— Больше негде. Я поставил себя на место вашего капитана. Высота удобная. Территория с нее просматривается и простреливается.

— Уязвимые места уже прикинул?

Пилот даже не переспрашивал, куда ему направляться. Через переговорное устройство он все слышал и сразу же понял, о какой высотке идет речь.

— Уязвимое место вижу пока что одно. Рядом другая высотка. Если мои ребята займут ее, то позиции вашего капитана обречены. У нас появится огневое преимущество. Превосходство в живой силе и знании местности довершит дело.

— Я что-то не понимаю, майор, за кого ты? За своих? Или за талибов? — пошутил полковник.

— Если моим ребятам, условному противнику Таджикистана и России, удастся выиграть учения, то потом у настоящих талибов будет меньше шансов взять вверх в реальной операции. Верно я говорю, товарищ полковник?

— Абсолютно верно, мой Фазлидин Санридини. — Емельянов достаточно долго пробыл в Таджикистане, поэтому произносил местные имена и фамилии, абсолютно их не коверкая, чем любил лишний раз козырнуть. — Ладно, долго здесь не задерживайся, — обратился он к пилоту. — А то по твоим пируэтам капитан быстро высчитает, что мы его раскусили. Сделай пару обманных заходов в соседнем квадрате, будто мы там ищем.

Старлей Семин послушно изменил курс. Он понимал желания своих пассажиров с полуслова.

— Меня сильно беспокоит нападение на наших пограничников, — признался таджикский майор.

— Разве такого раньше не случалось? — Полковник беспечно махнул рукой. — Жаль, конечно, ребят. Но не думаю, что это часть какой-то серьезно спланированной операции. Обычная разведка или недоработка талибов, промышляющих наркотрафиком.

— Хотелось бы надеяться.

Вертолет заложил вираж, облетел гору.

— А ты как думаешь, старлей? — спросил полковник.

— О чем? — осторожно отозвался пилот. — Насчет талибов или о высотке?

В том, что полковник обратился за советом к Семину, не было ничего странного. Тот был опытным пилотом, территорию по границе изучил вдоль и поперек. Так что к его мнению можно было бы и прислушаться.

— Насчет высотки, — уточнил Емельянов.

— Предложение майора занять соседнюю высотку и накрыть позиции капитана Гришанова огнем заманчивое и на первый взгляд перспективное, — стал рассуждать Семин. — Но, к сожалению, трудновыполнимое. Я бы на вашем месте, товарищ майор, от него отказался. Во-первых, там очень крутые склоны, без альпинистского снаряжения не взобраться. Во-вторых, в вашем распоряжении не спецназ, а простая мотопехота. В-третьих, условиями учений предусмотрено, что у так называемых талибов нет вертолетов для десантирования. А иначе им на вершину не попасть. Конечно, это только мое мнение.

— А я думаю… — начал Емельянов, но довести спор о преобладающей высотке до конца военные не успели.

Что-то ударило в блистер, размазалось по нему огромным кровавым пятном. Затем последовал второй удар. Среди крови и жижи, облившей блистер, явственно просматривались мелкие черные перья. Турбина внезапно взвыла, явно заработав во внештатном режиме. Вертолет затрясло, словно на вибростенде.

— Высоту теряем! Мощности не хватает! — закричал Семин.

Полковник в страхе забыл, что можно пристегнуться. Он вцепился в край сиденья мертвой хваткой и с ужасом смотрел в иллюминатор на горные отроги, простиравшиеся внизу. Семин отчаянно пытался оживить машину, но чувствовалось, как она проседает, идет вниз. Турбина уже захлебывалась. Майор-таджик принялся беззвучно шевелить губами — возможно, молился.

Тут турбина смолкла. Как показалось пилоту и пассажирам, наступила полная тишина. Хотя на самом деле еще свистели лопасти, рассекавшие воздух.

— Сейчас навернемся! — вырвалось у полковника.

Все же Семин был пилотом от бога. Он удержал машину от опрокидывания в воздухе. Она опускалась, замедляя падение вращением винтов, в режиме авторотации. Конечно же, машину страшно болтало. Казалось, что вертолет вот-вот опрокинется.

Емельянов позеленел и щелкал зубами. Скалы стремительно приближались. Полковник закрыл глаза и подумал, что это все, конец. Вертолет сейчас ударится об острые камни и развалится на части, затем, возможно, и вспыхнет, чтобы погубить в огне тех, кто уцелеет при падении.

Машину сильно тряхнуло. Можно сказать, даже ударило. Затрещала стойка шасси. Вертолет немного завалился на бок и замер.

— Как вы там, все живы? Надо скорее выбираться. — Семин отстегнул ремень безопасности и обернулся.

Емельянов словно окаменел. Он продолжал мертво сжимать пальцами край сиденья. Лицо его было ярко-зеленого цвета.

— Товарищ полковник, — позвал его пилот.

Майор уже распахнул люк, готов был помочь старшему по званию. Емельянов наконец-то ожил и выпрыгнул из распахнутого люка. Его тут же буквально вывернуло наизнанку. Затем он, обессиленный, прошел с десяток шагов и опустился на землю.

— Удачно сели, — заявил Семин, осмотрев машину. — Даже топливо не вытекло.

— А что это было, старлей? — спросил майор.

Семин не терял присутствия духа. Он уже добрался до турбины и принялся рукой вытаскивать оттуда кровавый фарш вперемешку с перьями.

— Стая ворон подвернулась. Вот их парочку штук и засосало. Большие, падлы. Чуть на тот свет мы не отправились. Всякое со мной случалось, а такое вот впервые, — проговорил он. Стресс уже немного отпустил старлея, а потому он вполне весело добавил: — Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

Карим совершал очередную разведывательную вылазку. Он шел налегке. Дорога для горной местности была идеальная, проходила по дну ущелья. Когда было нужно, он умел ступать почти бесшумно, первым услышал бы приближение людей или крупного зверя и успел бы укрыться. Ведь в его задачу входила только разведка. Время от времени он останавливался и прислушивался.

Интуиция у Наджиба была чисто животная. Он еще не успевал увидеть опасность, а уже чувствовал ее. Вот и теперь бывший террорист ощутил приближение людей. Казалось, сама земля подсказывала ему это. Он опустился, припал ухом к камню и теперь уже услышал, как по земле ступало множество ног. Люди шли осторожно, стараясь не выдать себя. Но землю не обманешь, она передаст вибрацию. Один, два человека, пусть даже пять. Это еще можно было как-то объяснить. Но людей оказалось очень много.

Карим задумался. Сюрпризов он не любил, тем более что сейчас отвечал за весь караван. Наджиб метнулся под тень скалы. Солнце уже клонилось к западу, и мрак здесь сгущался. Карим лег, распластался, слился с темнотой. Лишь слегка поблескивали его любопытные глаза. Вскоре звук уже можно было различить и не прибегая к ухищрениям. Похрустывали камешки, шуршали подошвы.

Из-за поворота показался офицер в таджикской военной форме. За ним шли солдаты. Ремни автоматов подтянуты, чтобы не бряцать железом. Солдаты проходили мимо Карима, залегшего под скалой. Он их считал. Оказалось, что тут два взвода. Колонна, растянувшаяся по ущелью, скрылась из вида.

Наджиб вновь вышел на свет. Взгляд его был задумчив. Появление военных в безлюдном до этого ущелье не сулило ничего хорошего. Возможно, войска послали специально для того, чтобы уничтожить караван. Лишь осторожность Али Назара, доверявшего только двум источникам информации одновременно, помогла вовремя выявить опасность. Путь назад по ущелью, у выхода из которого товарищи ожидали возвращения Карима, оказался отрезан. Ему нужно было успеть к ним раньше, чем до них доберутся солдаты.

Наджибу, выросшему в горах, альпинистское снаряжение было ни к чему. Он стремительно вскарабкался по скале и побежал через редкий лес, росший над самым обрывом. Ущелье делало здесь несколько поворотов, и таким вот образом Карим срезал дорогу.

Запыхавшийся, вспотевший, он подбежал к Али.

— Что случилось? — обеспокоился главарь.

— Там солдаты-таджики. Почти рота, два взвода. Движутся сюда, к нам, — шумно выдохнул Наджиб.

— Откуда они тут взялись? — удивился Назар, обычно знающий все.

— Не могу знать, господин. Боюсь, их послали, чтобы уничтожить нас.

— Уничтожить? — Глаза главаря блеснули. — Ты вовремя принес это известие. Было бы грехом перед Аллахом не воспользоваться преимуществом, которое Он нам предоставил.

Два взвода таджикских солдат продолжали движение по ущелью. Строго-настрого было запрещено переговариваться, курить. Колонна двигалась почти бесшумно. Сумерки постепенно сгущались. Бойцы, которым в учениях предстояло исполнить роль условного противника спецназовцев, действовали точно так же, как поступили бы на их месте талибы. Скрытный бросок и выход ночью на намеченные позиции. Солдаты с тревогой посматривали на стены ущелья, нависавшие над ними. Но это была лишь обычная человеческая тревога перед сгущающейся темнотой, силами природы.

Тут на высоте раздалась короткая команда. Казалось, она пришла с самого неба. Полумрак расчертили трассеры. Огонь велся с обеих сторон ущелья, поэтому укрыться практически было негде. Люди метались в узком каменном мешке, падали за камни, вели ответный огонь. Но, как правильно заметили и подполковник Лаврухин, и майор Санридини, преимущество в высоте решает практически все.

Солдаты гибли один за другим. Темнота скрывала кровь. Крики раненых, стоны умирающих гулким эхом прокатывались по ущелью. Али поставил себе цель уничтожить подразделение. Вниз полетели гранаты. Сполохи взрывов озаряли мрачные скалистые склоны. Внизу все заволокло дымом. Остававшиеся в живых солдаты метались в дыму, сталкивались друг с другом. Тех, кому удавалось вырваться из этого удушливого облака, тут же брал на прицел снайпер.

Бойня длилась недолго, около четверти часа. Затем стало тихо. С обрыва вниз ударил свет мощного фонаря. Желтый круг прошелся по беспорядочно лежащим телам. Кое-кто из солдат еще шевелился, пытался ползти. Тогда Назар дал команду скатывать камни. Горы огласились грохотом. Катящиеся камни увлекли за собой осыпь, погребающую и живых, и мертвых.

Всем женщинам без исключения импонируют мужчины в военной форме. Оно и не удивительно. Ведь представительницы слабого пола подсознательно хотят видеть рядом с собой сильного, доминантного самца. Именно таковым и является каждый военнослужащий. Но в то же время женщины предпочитают выходить замуж за гражданских. Здесь тоже нет ничего удивительного.

Будущие жены и матери прекрасно понимают, что их ждет в браке с армейским человеком. Во-первых, это отсутствие своего жилья и скитание по съемным квартирам. Во-вторых, частая смена обстановки. Не успеешь обустроиться, обжиться на новом месте, как тебе вновь нужно паковать чемоданы и ехать в другой город или поселок, в общем, туда, куда отправится служить супруг. В-третьих, это постоянные стрессы, депрессии, переживания, которые сопутствуют таким вот переездам. Короче говоря, все вышеперечисленные факторы делают военных отнюдь не завидными женихами. Женщины выбирают себе в качестве спутников жизни представителей других профессий: бизнесменов, строителей, инженеров, программистов… да кого угодно, только не служивых.

Но в свое время Лидия Михайловна рискнула и вышла замуж за военного — тогда еще младшего лейтенанта Андрея Гришанова, который на тот момент только-только начинал восхождение по армейской карьерной лестнице. Она не прогадала, так как Гришанов изначально сделал правильный выбор.

Вместо того чтобы годами скитаться по просторам необъятной Родины и выискивать «хлебосольную» военную часть, где его сразу же приняли бы с распростертыми объятиями и назначили бы на какую-нибудь непыльную, но весомую должность, он пошел другим путем. Андрей отправился служить по долгосрочному контракту в неперспективный и опасный Таджикистан, где пополнил ряды российских военных, несущих службу на дважды Краснознаменной 201-й Гатчинской военной базе. Там Андрей, благодаря своему трудолюбию и упорству, дослужился до звания капитана и вместе с тем стал командиром отдельного подразделения спецназа этой самой базы. Одним словом, прикипел к месту. Вместе с ним и Лида.

Более того, Лидия Михайловна крепко сдружилась с женами других офицеров и даже обзавелась знакомыми среди местного населения. Да что там знакомыми!.. Дочь здешнего фермера, который сдавал ей с мужем дом, стала для нее этакой младшей сестренкой, с которой всегда можно поговорить о сокровенном, а в некоторых случаях и поучить уму-разуму. При этом Гришанова не навязывала восемнадцатилетней Нигине Аллаевой своих взглядов на жизнь. Она просто советовала ей, как поступить в той или иной жизненной ситуации.

Молодая таджичка в долгу не оставалась. Она постоянно приглашала Лиду к себе в гости по поводу — дни рождения, национальные праздники — и без. Просто поболтать за чашечкой чая или прогуляться по горам. В общем, супруга командира отдельного подразделения спецназа и Нигина Аллаева были неразлейвода. Казалось, что между ними не может быть никаких тайн. Но выяснилось, что еще как может.

Открыв вчерашним утром почтовый ящик, Гришанова обнаружила в нем конверт, в котором лежало приглашение на свадьбу Нигины. Причем отправлено оно было не самой таджичкой, а ее отцом. Сказать, что Лида была удивлена, — это ничего не сказать. Ведь прежде Аллаева даже не заикалась о своем скором замужестве. Впрочем, этому можно было найти логическое объяснение. Девушка боялась сглазить или хотела сделать сюрприз своей подруге. Но как объяснить то, что приглашение на свою собственную свадьбу отправила не она, а ее родной отец? Вот чего никак не могла понять жена российского офицера.

— У нас в Таджикистане так принято. Поэтому не обижайся, — просветила Нигина Лиду, когда та не удержалась и позвонила накануне свадьбы.

— Тогда все понятно. Короче, жди в гости. Кстати, что у вас принято молодоженам дарить? — растерянно пробормотала в трубку Гришанова.

— Все, что тебе угодно, но только не деньги. Ладно, до скорой встречи. И не опаздывай. У нас это тоже не принято, — сказала Нигина, после чего в трубке раздались гудки.

Целых полдня Лида потратила на поиски свадебного подарка. Она перебрала все варианты, от банального постельного белья до традиционного чайного сервиза, и наконец остановила свой выбор на необычной, креативной вещи — раритетных нардах еще советского производства, которые купила на местном рынке. В том, что ее подарок понравится жениху и невесте, Гришанова нисколько не сомневалась. Она знала, что эта настольная игра необычайно популярна в Таджикистане. К тому же Аллаева как бы между делом недавно сказала ей, что потеряла свои старые нарды, а на покупку новых денег нет. Одним словом, подарок Лиды должен был прийтись, как говорится, ко двору.

Вторую половину дня Гришанова посвятила своему внешнему виду: сделала макияж, маникюр-педикюр, а супруга командира дважды Краснознаменной 201-й Гатчинской военной базы покрасила ей волосы. Только поздним вечером Лида спохватилась, что давно не обновляла свой гардероб. У нее не было приличного нового платья, в котором не стыдно выйти в свет. Не надевать же на себя старое тряпье. Но и тут ей на помощь пришла Валя Емельянова. Она любезно предоставила своей подруге шикарное платье со стразами.

На следующее утро преобразившаяся Лида отправилась на свадьбу к Нигине. В душе она была рада, что муж занят военными учениями. Иначе он непременно закатил бы скандал. Мол, для кого это ты так нарядилась? Небось хочешь какого-нибудь мужика на свадьбе охмурить? Но она погнала подобные мысли прочь. Сейчас ей просто хотелось отдохнуть, отвлечься от семейных проблем. Нет, конечно же, прилично — без флирта с другими мужиками и всех вытекающих отсюда последствий. В конце концов, Гришанова была порядочной женой и изменять своему супругу не собиралась.

Погода, как говорится, шептала. По небу плыли белые барашки облаков. Ярко светило полуденное солнце. Дул прохладный ветерок. Он то и дело трепал края белоснежной скатерти, которой был устлан длинный свадебный стол, стоявший посреди поля под парусинным навесом. Собравшиеся гости — а было их немало, в общей сложности человек сто пятьдесят, — пели песни, пили вино, ели плов, один за другим желали молодоженам счастья и благополучия в семейной жизни.

Нигина и ее новоиспеченный супруг, двадцатилетний белоусый парень из соседнего селения, сидели во главе стола и буквально сияли от счастья. Даже невооруженным глазом было видно, что они поженились не по расчету и не по договоренности между двумя семьями, как это часто практикуется в Таджикистане, а по любви. Поэтому наблюдавшая за ними Лида Гришанова никак не могла нарадоваться своим глазам и даже в глубине души по-доброму завидовала Аллаевой.

«Когда-то и мы с Андреем были такими же счастливыми. А потом все семейный быт испортил. Эх, вернуть бы те золотые времена!» — вздыхала Лида, которая до сих пор так и не прикоснулась к еде.

Тут напомнил о себе колоритный музыкант, облаченный в народный костюм. Он с невероятной легкостью вскинул длинную медную трубу, которая отдаленно напоминала карпатскую трембиту, и что есть мочи задул в нее. Поначалу музыкальный инструмент издавал какие-то непонятные звуки, похожие то на рев медведя, то на рычание тигра. Гришановой даже показалось, что ничего путного у трубача не выйдет, но то была лишь разминка, продувание инструмента. Вскоре медная труба зазвучала по-новому: ровно, торжественно, помпезно.

— Карнай, — неожиданно проговорил худощавый таджик, двоюродный брат Нигины, сидевший рядом с Лидой.

— Что? — Жена российского офицера в недоумении вскинула брови, не понимая сказанного.

— Карнай — это таджикский народный музыкальный инструмент. Именно на нем сейчас и играет этот мужчина, — учтиво объяснил родственник Нигины.

— А что он играет? — тут же заинтересовалась Гришанова.

— Как — что? — не понял худощавый. — Свадебный танец. — Он моментально предвосхитил назревающий вопрос: — А почему молодожены не танцуют? Да потому…

Но договорить таджик так и не успел. Издалека донесся надрывный детский плач. Трубач моментально опустил карнай, прищурился на мальчика, бегущего по полю. Коротенькие ножки заплетаются в высокой траве. Лицо чумазое. Рот распялен в немом крике. Из глаз ручьем льются слезы.

— Что происходит? — напряженно спросила Лида, обращаясь к двоюродному брату Нигины.

— Не знаю. Но сердцем чувствую, что что-то нехорошее.

Предчувствие не подвело худощавого таджика. Заплаканный мальчишка, который своим нежданным появлением прервал свадебное веселье, принес плохую весть, которая никого не оставила равнодушным. Ведь ничего подобного в здешних краях давно не случалось.

— Сколько их было? — глядя в заплаканные глаза мальчугана, спросил двоюродный брат Нигины.

— Очень много, и они вооружены, — раздалось в ответ.

— Понятно, наркоторговцы. Ну а тебе как удалось от них уйти?

— Тот, кто за мной гнался, наверное, подумал, что я погиб под завалом. Но мне удалось… — Тут мальчишка смолк, а потом снова захныкал.

Худощавый мужчина почувствовал на себе строгий взгляд сестры. Мол, хватит его допрашивать, разве не видишь, что ему больно вспоминать о случившемся? Спорить брат не стал. Отошел в сторонку.

Тем временем Нигина приблизилась к мальчику, присела перед ним на корточки, достала белоснежный платок и принялась утирать ему слезы. При этом она что-то шептала ему на ухо. Видимо, пыталась утешить. Но мальчик не унимался, лил и лил слезы. Еще бы, ведь он до сих пор не мог поверить в то, что его дедушки-пастуха больше нет в живых!

Гостям, приглашенным на свадьбу, конечно же, было уже не до веселья. Понурые и молчаливые, они смотрели на убитого горем мальчишку, тяжко вздыхали и качали головами.

— Жалко беднягу. Хороший пастух был. Кто ж теперь за его отарой овец присматривать будет? — вдруг обронил кто-то.

Лида, стоявшая в сторонке, внезапно вспомнила про супруга, который сейчас со своими людьми находился на учениях высоко в горах. Ее сердце екнуло, но она тут же взяла себя в руки: «Спокойно. Главное, не поддаваться панике. Во-первых, Андрей не один, с ним целое подразделение спецназа. А во-вторых, после случившегося эти чертовы наркоторговцы наверняка дали деру и в данный момент уже находятся далеко отсюда. Они ни в коем разе не пересекутся с моими мужем и его ребятами. Боже, надеюсь, так оно и есть. Но на всякий случай стоит предупредить Андрея».