Губский Л.В., Туманов П.И.
«Харбином» окрестили бывший Плехановский жилмассив, знаменитый тем, что на данный момент девяносто процентов его обитателей составляли выходцы из Поднебесной. Заурядное гетто. Порядки собственные, менты не заходят. Недопроданные квартиры вот-вот продадут. Своеобразная реализация «Договора о дружбе и сотрудничестве между КНР и Российской Федерацией».
Двор практически пустовал, не считая мамаши с выводком разновозрастных детишек и троицы парней, покрой лиц которых помогал имитировать полнейшее равнодушие. В узком оконце покосившегося детского теремка мелькнули чьи-то зубы – и пропали. Туда Туманов и направился.
– Эй, Лю, не исчезай. Привет, бродяга. Печень еще не отвалилась? – Он без видимых усилий по-приятельски улыбнулся.
Покрытая шрамами физиономия высунулась на минуту, заплывшие глазки цепко оглядели Туманова, двор, курившего в стороне Губского. Лю ухмыльнулся, повторно демонстрируя желтые зубы.
– Пливет, насяльник. Китайцы клепкие.
Туманов подал в окошко пакет – пластик эротично обтянул профиль бутылки – и поинтересовался:
– Чэн у себя?
Лю кивнул, отвинчивая крышку. Парни на скамейке, потеряв интерес к происходящему, заговорили о чем-то своем. Туманов подошел к Леве – тот как раз выбросил окурок и доставал новую сигарету.
– Брось дергаться, все в порядке.
– Это что, начальник караула? – Губский кивнул на теремок.
– Вроде того. Хитрюга. У него мобильник на пузе. Да ты знаешь этого клиента. Перестрелку у Центрального рынка год назад помнишь?
– Отчетливо.
Кто ее не помнит? Основной рынок славяне отдавать не хотели. Рядовая «пробивка» переросла в драку, подтянулось подкрепление. Итог плачевен: пятеро раненых (из них трое посторонних), два трупа, давка… Потом «пришел лесник и всех послал» – суровые парни полковника Демина решили сразу две проблемы: головной боли и нехватки наличности – взяв Центральный рынок под свою опеку, посредством учреждения частной охранной фирмы «Коловрат», штат которой был укомплектован в основном свободными от дежурства бойцами ЧОНа.
– На той войне Лю ногу и оставил. Осколок, – пояснил Туманов. – Теперь сидит, инвалидушка, водовку попивает. Как налижется – племянник заступает.
– Ты всех тут знаешь?
Туманов нервно улыбнулся:
– Самых хитрых.
– Чэн – он в каком звании?
– Бригадир – по меньшей мере. Рынок держит. А может, просто «шестерка» у главного.
– А главный? – не унимался Губский.
– Да кто угодно, – Туманов пожал широкими плечами. – Может, Лю одноногий. Или вон та дама у песочницы. А может, кто в «Шаолине».
– Или в Пекине… – пробормотал Губский.
– Ну, это вряд ли. – Туманов потянул дверь подъезда – тяжелую, стальную, с массивным засовом. – Все, помалкивай. Я тебя представлю, а там торгуйся.
Вспомнился анекдот. Два мента идут брать рецидивиста. Один другому: «Ты давай первый, а я за тебя отомщу»…
Чэн – здоровенный малый в белых джинсах и футболке, на вид полукровка, отпил из фарфоровой чашки. Поставил, держа паузу, на блюдечко с белой лебедушкой. Без выражения спросил:
– Что ты хочешь, Губский?
Лева огляделся. Туманов курил, развалясь в кресле. Делал вид, что его здесь нет. А если есть, то он глухой и любуется миниатюрами на стенах. Эстет. Хорошие картинки, кто спорит. Правильные. И цены у них хорошие. По обе стороны от двери застыли два амбала, похожие на близнецов, – пониже Чэна, пошире в плечах, от плеч – не руки, а бревна разрисованные.
– Дача убитого – в Кудрино. Это твой район, Чэн.
– Кудрино держит Малыш, – Чэн улыбнулся двумя шеренгами фарфоровых зубов. Натуральные остались в лагере, взамен Чэн привез коллекцию шрамов, погоняло Штык и репутацию законченного психа, которого боялись задевать даже самые отмороженные.
– Малыш у тебя в кармане, – возразил Губский. – Строителей нанимает Чжоу, девочек поставляет Фэнь, «дурью», правда, торгует Хрипатый, но хочешь, покажу, где он ее покупает? Тут рядом.
Еще одна улыбка озарила уютную комнату.
– Ты много знаешь, Губский.
– Работа такая.
Настала пауза. Губский закурил. Если Штык прикинется незнайкой, список подозреваемых пополнится бригадиром Цинбана.
– Хэтон и Толстый Ян сидят на Горького? – вопросил Чэн.
– Сидят, – вздохнув, подтвердил Губский. – На Горького.
«Обезьянник» на улице пролетарского писателя пользовался дурной репутацией. Клиентура в нем состояла из «особо опасных», охраняли – отморозки из БОПа, а патронировал лавочку сам папаша НПФ. Как в эту богадельню загремели приятели Чэна Хэтон и Толстый Ян – это отдельная, особо кровавая история. Заслужили.
– Ты можешь перевести их на тюрьму? – русский язык Чэн изучал в основном на зоне, «эр» выговаривать научился, но синтаксис так и не освоил.
– Смогу, – поморщился Губский. Смочь-то он сможет, но вот каких нервов это потребует?
– А орлята не обидятся? – Чэн в третий раз лучезарно улыбнулся.
Губский воткнул окурок в пепельницу.
– В СИЗО твои подвязки, Чэн. Хоть девочек из «Красного фонаря» приводи. Кому какое дело?
В трехстах метрах от СИЗО № 1 располагался массажный салон «Очарование», для самых тупых украшенный красными фонариками. В свободное время туда нередко захаживали тюремные охранники – и обслуживались по льготному тарифу.
– Туманов, – повернулся Чэн. – Ты еще не знаком с моим братом?
– Нет.
– Он там, за дверью. У него дела с твоей фирмой.
Туманов не стал спорить. Поднялся и поплелся к выходу.
Никакого брата в соседней комнате, понятно, не оказалось. Он полистал лежащий на столике альбом с водопадами и пагодами, прошел в туалет. Запершись, достал из кармана миниатюрную коробочку диктофона, наушник. Утопил клавишу.
– … Губский, на вашем химзаводе есть секретный цех.
– Ух ты, – удивился Лева. – Слушай, Чэн, да на нашем химзаводе всю дорогу были секретные цеха.
– Говорят, там делают оружие против нас, – четвертая фарфоровая улыбка буквально опутала диктофон. – Но это неправда. Там делают наркотик. Называется «бласт» – у американов. А вывозил «бласт» – твой покойник…