Глава 21
«ЗИЛ» колесил неподалеку от входа.
Хараев помнил, как выглядело место, от которого началась его дорога в тюрьму. Где-то неподалеку должен был располагаться блокпост. Машина с конвоем останавливалась дважды, и дважды кто-то проверял у водителя и старшего конвоя документы. Первый раз это случилось через десять минут после погрузки у тоннеля, второй – за десять минут до въезда в ворота тюрьмы. А сейчас «ЗИЛ» сжигал топливо, баки пустели, но ни блокпоста, ни намека на то, что здесь они когда-то были, Хараев не видел. Он давно пересел в кабину и с каждым новым километром чувствовал, как накатывает ярость. Вход был рядом, он был где-то здесь, но найти его было невозможно.
Распоряжение Зубова было выполнено безукоризненно: блокпосты были свернуты, приметы их пребывания на дороге от тоннеля до тюрьмы были уничтожены.
– Я ничего не понимаю, – бормотал он. – Здесь, здесь я вышел на свет из подземелья!..
Трижды машина останавливалась, и трижды боевики, сидящие в кузове, подтверждали подозрения полевого командира.
Гнев душил Хараева еще не только поэтому. Он несколько раз был близок к тому, чтобы развернуть машину и уничтожить всех, кого оставил на дороге. Одна только мысль о том, как провел его капитан, выводила его из себя, и он зверел.
Стольников не просто бежал, вырвав из рук полевого командира дочь генерала! Он бежал со Жданом, который фактически организовал побег! Организовал и поддержал! И теперь полковник ничего не мог поделать, иначе он разоблачил бы себя!
– Но разве я думал, разрешая полковнику перебраться через борт, что никто, кроме него, не сможет найти проклятый тоннель?!
Хараева в таком состоянии побаивались и те, кто его знал по войне с русскими и кто не знал, но видел Хараева в тюрьме. Боевики помалкивали, зная, что неверно вставленное слово может притянуть пулю или нож. Но когда закончился второй час поисков, Дага не выдержал:
– Хозяин, мы должны вернуться и привезти сюда эту собаку!
Он имел в виду, конечно, Ждана. Хараев думал так же, но ему не хотелось, чтобы правильная мысль исходила не от него.
– Я оставил это на крайний случай!
– Но разве сейчас не крайний случай? – спросил кто-то из боевиков.
– Мы должны вернуться и отбить у русских нашего знакомого! – крикнул еще кто-то. – Убьем остальных, и да поможет нам Аллах!..
Хараев приказал развернуть машину и возвращаться.
Ждан заверил, что вход скрыт от глаз, а блок-посты уничтожены. Хараев и его люди сами не найдут вход. После вылазки группы Стольникова люди из числа служащих НИИ, допущенные для выполнения задач, связанных с работой «Миража», почти десять часов приводили местность в порядок. Конечно, остановись Хараев и присмотрись внимательно, можно было обнаружить и покрытые дерном колеи и отличить свежую траву от прошлогодней, но первый наскок был наудачу, второй – как работа над ошибками, и, в конце концов поняв, что время уходит и вскоре их просто накроют в двух шагах от свободы, было принято решение вернуться и отбить Ждана.
«ЗИЛ» приближался на высокой скорости к перекрестку двух дорог, когда с обочин был открыт огонь.
Отделение Стольникова вело прицельный огонь одиночными, но частыми выстрелами.
– Спешиться!.. – заорал Хараев, поняв, что машина атакована и скачет уже по бездорожью с мертвым водителем за рулем. – Спешиться немедленно!
Но выполнить этот приказ было трудно. Машина как гигантский носорог скакала по небольшим кочкам. Высокая скорость придавала этим кочкам особенности трамплина. «ЗИЛ» несколько раз подбрасывало, боевики подлетали в нем, падали на пол, вставали и снова подлетали. Хараев в очередной раз поразился сообразительности Стольникова. Любой другой отдал бы приказ атаковать машину, которая сбросила скорость на перекрестке в момент поворота.
В конце концов грузовик перестал «козлить» и остановился. Было очевидно, что у него разбита ходовая часть и ехать дальше он просто не может. Сразу после этого раздался бесконечный гудок сигнала. Это мертвый водитель упал грудью на руль.
Бандиты прыгали из кузова под прицельным огнем разведчиков. Хараев с отчаянием видел, как трое или четверо его людей были убиты к тому моменту, когда машина стала.
Еще двоих он потерял во время десантирования. А сколько ранено?.. Он слышал протяжные стоны и брань на родном языке.
– Сколько человек может воевать, Дага?! – крикнул он, вжимаясь в землю.
– Десять или двенадцать, хозяин!..
Бывшие арестанты, залегши в траву, используя малейшие складки местности, открыли огонь по разведчикам, и огонь последних сначала поредел, а после и вовсе затих. Но Хараев был слишком опытен для ошибок, которые мог допустить другой на его месте. Кто-то из бандитов вскочил, приняв тишину на той стороне за растерянность и собираясь сократить расстояние до врага, но Хараев резким криком приказал всем залечь. Он знал – Стольников не отходит. Он меняет расположение засады, чтобы ударить во второй раз так же больно, как в первый.
– Хитрая лиса! – прокричал полевой командир по-чеченски, перекатываясь на спину, отстегивая магазин и проверяя, сколько патронов осталось. Боеприпасов у арестантов, как и у разведчиков, было мало.
В какой-то момент он вдруг понял, что все кончено. Отогнав эту мысль, он закричал, велев своим людям обходить русских с флангов.
Рядом грохнула граната, осыпав его от затылка до пят землей.
– Мне не нужны живые кроме одного!.. – хрипел он, сплевывая что-то соленое, неприятное. – Приведите ко мне полковника!.. Всех убить! Всех убить, полковника привести!.. Я хочу видеть труп капитана!..
Туман перед глазами он принял за пелену гнева.
– Ненавижу, дети шакалов!.. Сдохните в аду!.. Вперед, вперед!..
Ослепленный яростью, он вскочил сам, но тут же почувствовал тяжесть в животе. Его и раньше беспокоила язва, но в последние годы он сумел укротить ее и успокоить.
«Зачем же сейчас?.. – пылая злостью, подумал он. – Не такой уж это стресс, чтобы так резануло!..»
Он снова вскочил, и снова боль прижала его к покрытой пылью траве.
– Дага, почему вы не атакуете этих свиней?!
– Хозяин… – с помертвевшим лицом, оставив автомат, боевик полз под свист пуль к полевому командиру.
– Ты бросил оружие!.. Ты бросил оружие!.. Трусливая тварь!..
– Хозяин!.. – не сводя глаз с Хараева, продолжал приближаться, вжимаясь в землю, чеченец…
Хараев поднял голову и снова сплюнул.
Он видел, как несколько его людей, оставив оружие, согнувшись почти пополам, убегают прочь.
– Куда вы, трусы?! Куда вы бежите?! Отсюда нет выхода кроме одного!.. Глупцы, дети дураков!.. Вы не понимаете, где находитесь!..
– Хозяин, – твердил как сумасшедший Дага. Приблизившись, он положил руку на плечо полевому командиру.
Подняв голову и морщась от боли в животе, Хараев посмотрел, сколько его людей стреляют в русских.
Страшная картина предстала его взору. Из тех, кто продолжал сражаться, оставалось не более пяти. Но и они – Хараев чувствовал – вот-вот готовы были сорваться с места и пуститься наутек. Вокруг лежали тела арестантов – кто-то, еще живой, кричал, призывая Аллаха помочь ему, и тер ногами землю, вырывая траву клочьями. Кто-то смотрел в небо сквозь слегка прикрытые, безжизненные веки.
– Хозяин, твой живот…
Полевой командир опустил голову и увидел, что рубашка его пропитана кровью, и сквозь огромную прореху видны вывалившиеся сизые внутренности. Они шевелились сами по себе, сокращаясь и расправляясь…
Осколок, пролетев мимо, вспорол его как рыбу.
Хараев поднял на Дагу смеющийся взгляд.
– Так иногда случается, друг… Так иногда бывает… – И вдруг зарычал, трясясь и пуча глаза: – Твари, твари!.. Ненавижу… Вас всех ненавижу!.. Трусов, русских, Эту проклятую Чечню!..
Дага видел, как сходит с ума хозяин. Только сумасшедший может ненавидеть Чечню. Он не понимал, о чем говорит вполне в сознании Хараев.
Обессилев, полевой командир понял, что нужно готовиться к смерти. Он оставил мысли о бое. О Стольникове. О своих людях. Он закрыл глаза, бормоча молитву. Его ждут гурии. Он умер воином, убивая неверных…
Разведчики поднялись из-за укрытий и, держа автоматы, двигались вперед, расстреливая бандитов в упор.
Не желая видеть и слышать ничего вокруг себя, в двухстах метрах от того места, где убивали друг друга мужчины, в неглубоком овраге сидела Ирина. Закрыв руками уши, она тоже молилась. Она просила, чтобы в живых остались Стольников и его люди. Она не желала им жизни как людям, которые помогут ей вернуться в привычный ей мир. Она просто хотела, чтобы они жили…
