Глава 6
Ждан помертвел от ужаса, когда увидел в комнате Стольникова и его людей. Враг из будущего нашел его и в прошлом! Забыв о собственной неузнаваемости, решив, что опознан, Ждан хотел выдернуть из-за пояса пистолет и начать стрелять. И полковник был уверен, что его не смогут оторвать от этого занятия даже выстрелы в него в упор…
Однако случилось чудо. То, из-за чего совсем недавно Ждан едва не лишился жизни, на этот раз его спасло. Но даже тогда, когда Стольников вышел из дома, полковник знал наверняка: он вернется.
Не слушая радостных восклицаний старика Макарова о том, что все обошлось, бывший руководитель секретного НИИ под Ведено молча надел на распухшие от долгой ходьбы ноги кроссовки, которые не выбросил во время переодевания на высоте, а заботливо уложил в рюкзак, и поднялся.
— Какая обувка у тебя чудная, парень, — с подозрением заметил старик.
Ждан опустил голову и рассмотрел кроссовки. Действительно, «Адидас-Торшн» в пятьдесят девятом году выглядели забавно. Но надевать кирзовые ботинки туриста он уже не мог — ноги распухли и саднили.
— Мне нужно уходить, старик. — Полковник скосил взгляд в сторону вошедшей старухи. — Я пойду на север. Когда эти вернутся, укажи им направление на восток. Тебе они ничего не сделают, поэтому не юли. Этим ты их только разозлишь. Мне нужны продукты на день и телогрейка. Если все обойдется, вернусь и отблагодарю.
— Почему ты решил, что они вернутся?
— Потому что ведет их человек, обмануть которого можно только один раз, и то ненадолго.
Уже через две минуты, держа на одном плече лямку рюкзака, Ждан быстрым шагом перешел дорогу. Околицей, стараясь не попадаться на глаза ковыряющимся в грядках огородникам, он пересек небольшую поляну и углубился в лес. Пройдя метров пятьдесят на север, полковник круто развернулся влево.
Он держал путь на запад.
— …Я тебя в последний раз спрашиваю, дедушка, — невозмутимый внешне Стольников давил в себе волнами набегавшую ярость, — куда направился ваш постоялец? Я ведь тебе пенсию испорчу… Вы теперь со своей супругой именуетесь не иначе как пособники преступнику. А за это предусмотрено наказание вплоть до лишения свободы. Ты этого хочешь? Но для семидесятилетнего старика тюрьма все равно что газовая камера. Пара лет на зоне — и все! Опустела без тебя Земля… Впрочем, ты еще не слышал эту песню.
Старик упорствовал:
— Говорю — запужал он нас. А ушел — туда! — Дед Макаров резанул воздух рукой в восточном направлении. — А насчет зоны ты меня не пугай! Никто меня никуда не отправит! За меня сыны отсиживают…
Жулин посмотрел на часы:
— Пойдем, командир. А вы, старички, запомните… Когда этот человек, о котором мы так ненавязчиво вас расспрашивали, вернется однажды ночью и начнет резать вам горло, не изумляйтесь и не спрашивайте за что. Чтобы к нашему приезду на ваших мертвых холодных лицах не было удивленных глаз! Понятно? Чтобы никакой возни с вами не было! Лежать рядком, с умиротворением, уже вымытыми и переодетыми в чистое!
— За мной! — приказал Саша, закидывая винтовку за спину.
Если на подпитого деда эта тирада не произвела совершенно никакого эффекта, то в руках стоящей в сенях бабки дрогнула тарелка. Когда неизвестные вновь выходили на улицу, она, незаметно для Макарова, шепнула прапорщику Жулину:
— На север он направился… Истинный бог — на север! Сам сказал…
Уже за околицей, в лесу, Стольников остановил группу:
— В этом вертепе правды искать — все равно что в доме полевого командира. Сам подумай, Жулин… На север он шел до того момента, как мы его засекли. Продолжать этот путь — глупость! А идти на восток — это уходить в сторону Грозного! Это почти сто верст по лесу! Не думаю, что после полученных увечий он на это отважится. Ему нужно исчезнуть из области. А до ее границы на западе всего с десяток километров. Он на запад пошел, бойцы.
Жулин улыбнулся:
— Интересная логика…
— Ничего интересного. Просто логика. Спасибо старухе.
— А при чем тут старуха?
— Если бы не она, я бы вас сейчас на север и повел… — Посмотрев в направлении, в котором безошибочно угадывался Грозный, майор вынул из кармана сигареты. — Не вижу смысла ломать голову. Через полтора часа Ждан углубится в лес еще на пять километров. А еще через час покинет юг Чечено-Ингушской Автономной Республики.
— Как забавно это сейчас звучит!
— Звучит как в пятьдесят девятом году, — отрезал Стольников. — Вперед!
Забежав вперед командира, Айдаров осмотрел пыльную дорогу. И расхохотался.
— Что? — поднял голову майор.
— Сюда посмотри!
Следов было немного, но только один — след от спортивной обуви — тянулся по колее до самого леса.
— Он в кроссовках? — удивился Жулин и тоже рассмеялся. — «Адидас» на дороге рядом с селом в пятьдесят девятом году! Это круто!
— Это глупо! — отметил Саша. — Хотя Ждан наверняка знал, что делает, если так светился. Вероятно, его обувь пришла в негодность, а замены не было.
Длина шага и акцент при надавливании на пятку и внешнюю сторону стопы говорили о том, что беглец уходил в заросли быстрым шагом. Несколько раз Айдаров замечал, как след сбивается. Словно Ждан увертывался от бросаемых в него предметов.
— Ничего подобного! — усмехнулся Стольников. — Это он на ходу оборачивался и смотрел на кромку леса. Мы были у него как на ладони.
Дорога закончилась.
Если до опушки леса разведчики еще могли строить догадки и логически мыслить, то теперь им оставалось лишь полагаться на авось.
— Мамаев, какие ты знаешь правила при наблюдении в лесу? — Раздвигая лапы растущих на самом краю леса елей, Стольников зашел в заросли.
— Если сороки заорали, значит, кто-то идет. Когда медведь гадит, он всегда сидит по ветру. Еще могу определять стороны горизонта по механическим часам. Ну, по стрелкам часов… Это все.
— Молодец, — похвалил майор и спрятал улыбку. — Это нам очень пригодится. Особенно в случае с медведем. В дополнение могу сообщить, что умею определять стороны горизонта по часам электронным.
Пройдя вглубь около пятисот метров, Мамаев наконец не выдержал:
— Командир, я не понял. Как можно определить направление на юг и север, глядя на электронные часы?
Стольников тихо рассмеялся. Все это время он думал о том, что они движутся в ложном направлении, выполняя чудовищный по хитрости план Ждана. А Мамаев, оказывается, это же время потратил на то, чтобы понять шутку с часами! Смешно было именно потому, что, не поняв с самого начала, Мамаев молчал до тех пор, пока не иссякло воображение. Но все-таки спросил, потому что всегда и все доводил до логического завершения.
— Мамаев, я не знал, что ты такой наивный. Возьми две спички и изобрази на циферблате электронных часов стрелками то время, которое показывают цифры. И победа будет за тобой.
Чем дольше они шли, тем больше Саша уверялся, что они — жертвы замысла Ждана. Он вел группу вперед, но его все с большей силой тянуло назад. Словно к спине был привязан резиновый бинт. Чем дальше уходил Стольников, тем сильнее тот натягивался. Пытаясь собраться, Саша пока не находил объяснений.
— Откуда здесь столько русских? — говорил на ходу Баскаков. — Диву даюсь. Уже в трех населенных пунктах побывали — как в центральной части России!
— Последствия реализации плана Вождя по великому переселению душ! — усмехнулся Стольников. Сломав по дороге ветку, он теперь отмахивался от комаров и мошкары. — Чеченов — в Казахстан и в Сибирь. Русских — в Чечено-Ингушетию и Казахстан. Но подожди, скоро все изменится! Все вернутся на свои места и устроят в честь праздника великую резню.
— Не хочу я здесь этого ждать! — запротестовал Баскаков. — Я вообще хочу домой. — И рассмеялся: — А еще сильнее — в Берлин. Мне там понравилось. Горничные в отелях раскрепощенные!
Все рассмеялись.
— Ты только здесь о Берлине никому не рассказывай, — попросил Стольников.
Уже в который раз он ощутил крайнюю необходимость прислушаться к себе и заставить думать рационально. Не в силах более терпеть гнетущее чувство беспокойства, он остановился и предложил Жулину перекурить. Спокойно обдумать дальнейшие действия — вот что сейчас нужно в первую очередь. Ждан тоже думать умеет, а преследуемые всегда соображают быстрее преследователей. Закон самосохранения, чувство собственной безопасности позволяет беглецам более трезво и изощренно мыслить.
Лес велик. Ждан нездоров. Его дальнейшее движение по маршруту, наполненному гнусом, змеями и мошкарой, подобно самосожжению. Полковник все-таки больше городской житель, чем абориген чеченского леса. Даже вполне здоровые и чувствующие себя бодро Жулин и Ключников, и те уже чувствуют некоторое разочарование от погони. Что говорить об имеющем лишний вес, никогда ранее не бегавшем по лесу человеке с пошатнувшимся здоровьем?
«Жулин чешется, как чесоточный, у меня от паутины уже все пальцы и глаза слиплись… А что же сейчас происходит с тобой? Ты вернешься, Ждан! Обязательно вернешься! Хотя бы потому, что это же самое чувство самосохранения окажется сильнее необходимости бежать».
— Олег, наша дичь будет уходить по радиусу обратно. — Стольников хлопал по карманам, позабыв о том, что выбросил пустую пачку.
— А почему ты уверен в том, что он возвращаться будет? — спросил подошедший Баскаков.
— Еще одна ночь в лесу, и ему конец. Он понимает это. Нужно обрезать его маршрут и не ходить за ним петлей, как умалишенные.
Развернувшись в известном одному ему направлении, майор уверенно пошел сквозь ветви деревьев. Пожав плечами и посмотрев на бойцов, прапорщик направился за ним. Незамеченным оказался за спиной километр пути…
Выйдя на небольшую полянку, окантованную по периметру кустами ромашек, Стольников остановился.
— Смотрите! — Он указал на предмет, лежащий рядом с недавно нарытым бугорком земли.
— Ну, крот поработал, — устало отозвался Лоскутов. — Их тут в это время как в городе милиции при объявлении операции «Перехват»…
— Рядом смотри!..
На земле, сливаясь с травой, лежал предмет зеленоватого цвета. Стольников присел над ним и улыбнулся. С накипающим волнением внутри он протянул руку к этому совершенно необоснованно находящемуся посреди дикого леса предмету…
Он держал в руке вывалившийся от чрезмерного износа «язык» от кроссовки с надписью «Адидас»…
— Он не пошел на север! Он делает круг!
Жулин мягко усмехнулся.
* * *
Пройдя метров триста на запад, Ждан остановился. С его лба градом катился пот, от которого разъедало все лицо. Новые укусы комаров в распухшие части тела заставляли все его существо вырваться из ненавистного леса и идти открытым местом. Поразмыслив, он принял решение. Он даже не сверял его с логикой, полагаясь лишь на чутье. Еще два часа ходьбы в зарослях — и укусы комаров станут не болезненными, а убийственными. Та ночь, когда он уснул, привалившись без сил к дереву, оказалась роковой. Инстинкт самосохранения кричал о том, что нужно вернуться. Что выяснят разведчики, когда «вытрясут» стариков? Получат противоречивую информацию. Старик, этот прожженный алкоголик, «поведет» Стольникова на восток. А старуха, боясь ответственности и потери после сыновей еще старика, скажет правду. То есть укажет направление в сторону севера. Если бы не Стольников, можно было бы ни о чем не беспокоиться. Но этот человек не сразу, так через час поймет, что его водят за нос!
«Ну, уйду я в соседнюю область, — думал Ждан, — и что? Меня там затравят уже через сутки. Продолжать уходить в лес? Сдохну от шока! Думай, думай!»
Но стоять и думать среди облака гнуса было невозможно. Каждый укус комара превращался в укус осы. По миллиардной доле миллиграмма под кожу полковника входил яд. Бросив взгляд на солнце, он решительно направился назад. Но идти след в след он не будет. Он сделает крюк и вернется в горское село. Это единственное место, где его не будут теперь искать.
Ждан научился мыслить рационально. Но самым удивительным было то, что полковник их уже не боялся, этих мыслей. Он перешел черту, за которой страх нарушить закон начинает трансформироваться в страх возмездия. Теряется чувство законопослушности, меняется шкала ценностей, приходит чувство животного инстинкта личного самосохранения за счет жизни других. Вонзив топор в голову милиционера, он принял для себя законы леса. Ими же руководствовался и сейчас. Его искали в Другой Чечне, его искали в привычном мире. И теперь его ищут в Чечне пятьдесят девятого года. Пора уже было к этому привыкнуть. Ждан был уверен: все, что положила ему судьба, — это расплата за Источник, который он найдет во что бы то ни стало. Источник — ключ к бессмертию и решению всех проблем.
До вокзала он все-таки добрался. Обессиленный, в пропитанной потом одежде, он вошел в поселок и побрел вдоль улицы, стараясь не привлекать к себе внимание. Лишь раз, остановив прохожего, который спешил куда-то и даже не поднял на полковника глаза, поинтересовался, где вокзал. Получив ответ, направился уже через центр. Если бы не кроссовки, он выглядел обыденно. Ждану казалось, что он идет, а все смотрят на его обувь. На самом деле никому дела не было до обуви Ждана. Поселок был построен именно из-за вокзала. Он находился в центре низменности, и им заканчивалось южное направление. Здесь перегружалось транзитное имущество, строительные материалы. Собственно, для многих этот вокзал был конечной точкой путешествия в глубинку Чечни. Кроме геологов и туристов, никому дела не было до этого поселка.
Вокзал оказался одноэтажным строением. В центре располагался дом, именуемый в поселке непосредственно «вокзалом», к нему примыкали справа и слева по пристройке. За этим комплексом проходила железная дорога. В километре от вокзала располагались сортировочные пути. Быстро оценив обстановку, Ждан пересек базарную площадку и ступил на дощатое крыльцо.
Он уже почти подошел к кассе, оглядывая пространство взглядом из-под бровей, но что-то заставило его отшатнуться и выйти на улицу. Это «что-то» не носило конкретной формы и было лишь предчувствием. Но оно и на этот раз не обмануло его. Едва он скрылся за высокими дверями вокзала, к кассе подошли двое в гражданском — Стольников и Лоскутов. Осмотрели всех, кто стоял в очереди за билетами. Убедившись, что Ждана нет, они покинули территорию вокзала.
И вот сейчас полковник сидел на железобетонном постаменте, на котором держалась телемачта вокзала, и лихорадочно искал возможные пути отступления из города. Временами логичный ход размышлений прерывался вспышками ярости, и тогда его воображение отчетливо рисовало перед ним лицо Стольникова. Ждан дергал головой, пытаясь отогнать ненавистный образ, но он вставал перед ним снова и снова, выводя из себя и мешая думать.
— Их как магнитом притягивает, — сокрушенно пробормотал полковник.
После долгих размышлений, приведших к обоснованному выводу о том, что если его ищут, то вскоре разведчики начнут прочесывать и прилегающую к вокзалу территорию, он решил переждать до вечера, скрывшись в каком-нибудь доме частного сектора. Целый квартал деревянных домов, построенных еще в прошлом веке, располагался рядом, в низине. И вокзал был рядом, и искать его там вряд ли станут. Оглядевшись, Ждан встал, отряхнул брюки и, стараясь не выходить из зарослей, хоть это и удлиняло путь, стал спускаться вниз по крутой тропе.
Пустующий дом он нашел быстро. Дверь на крыльце была крест-накрест заколочена нестругаными досками, но это ничуть не мешало — стекла в окнах были давно разворованы местными жителями. Полковник без труда залез на подоконник и спустил ноги на пол. Осторожно, стараясь не хрустеть мусором под ногами, он обошел все три комнаты дома и кухню. Дом был брошен давно. На полу валялась газета «Правда» за 21 февраля 1957 года. Обстановка и слой пыли на оставшихся атрибутах обстановки — книжной полке, перевернутом табурете и насквозь проржавевшем чайнике в углу — подтверждали это предположение. Едва Ждан увидел в углу одной из комнат металлическую кровать с панцирной сеткой, он понял, что валится с ног от усталости. Поставив сумку в изголовье, он обессиленно опустился рядом.
Через минуту боль ушла, словно ее и не было. Вместо нее появилась слабость. Спать… Еще некоторое время он сидел, покачиваясь из стороны в сторону, борясь со слабостью и усталостью, и наконец произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Полковник повалился головой на сумку и уснул.
Спал и Саша. Широко раскинув руки на полу дома, соседнего тому, где нашел приют полковник, он был в том глубоком сне, в котором стираются границы между явью и небылью. Он тяжел, этот сон, глубок, как омут. В этом сне вечный день, и он длинен, как сама жизнь. В нем никогда не наступит ночь и не произойдет ничего важного. Такие сны не сбываются, ибо в них человек смотрит в себя, как в зеркало, и видит себя таким, каков он есть. Саша видел себя на берегу океана, бушующей дикой стихии. Мимо него пролетали пенистые, словно шампанское, брызги воды, но сам он оставался сухим. Его белая рубашка надулась на спине пузырем и, обжигая тело могильным холодом ветра, тянула прочь от разбивающихся о камни волн. Саша поднялся на ноги и пошатнулся. Ветер отталкивал его от берега прочь, туда, где на вершине скалы стояла Ирина и махала рукой. Она звала его, но ее крики тонули в реве ветра…
— Что ты говоришь?.. — крикнул ей Стольников.
Она махала ему и продолжала шевелить губами в зовущем крике…
Майор повернулся к океану и закрыл глаза. Разве можно во сне закрыть глаза?.. Он сделал шаг вперед и бросился в сумасшествие страсти дикой воды…
