Книга: Другие. Боевые сталкеры
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21

Глава 20

— Возьми, возьми меня!.. — ощерившись, бандит по кличке Сверло ходил по кругу, играя финкой. Загнанный и окруженный, он все понял и отдавать свою жизнь просто так не собирался. Он слишком давно находился в колонии, чтобы теперь надеяться на снисхождение. Левая рука его, прижатая повязкой к телу, была безжизненна. О боли Сверло забывал лишь тогда, когда вводил себе морфий. Когда отступал дурман и мозг прояснялся, он становился обычным Сверлом, только с болью — с расширенными от нее до отказа зрачками. Эти зрачки и сейчас не реагировали на свет. Он ходил, пытаясь удерживать в поле зрения обоих фраеров в пятнистой форме. Фраера тоже передвигались, причем делали это, суки, заходя за спину друг другу и снова расходясь, отчего у Сверла двоилось в глазах и терялся самоконтроль. — Не мельтешите, не мельтешите, суки! По одному!..
Взбесившись и увидев, как приближается, уже никуда не торопясь, третий, Сверло взвыл от отчаяния и бросился на него, как бросается на гончую загнанный в дебри леса кролик.
— Заколю, красный!.. — послышалось в лесу. — Заколю, как свинью!..
Это была истерика.
— Выруби его на хер, — приказал один из троих кому-то. — Наглухо выруби.
И двое из троих скрылись в ночи, оставляя Сверлу самый реальный шанс обрести свободу. Улыбнувшись счастливой улыбкой, бандит без сомнений шагнул к пятнистому…
Что было потом, Сверло не помнил. Вернее, он не успел запомнить. Вышло все как-то глупо. Пятнистый шагнул навстречу, махнул рукой, выметая из ладони Сверла финку. А потом как-то странно изловчился и врезал Сверлу ногой в голову с такой силой, что тот рухнул на спину, отбив легкие. Голова гудела колоколом, по которому кто-то ударял кувалдой…
Еще находясь в шоке, Сверло вскочил, но «пятнистый» вторым ударом выбил из сустава его перемотанную руку.
Очнулся он в каком-то странном душном помещении. А через секунду понял — это не помещение. Он лежит на спине и не может захватить легкими воздух.
А потом небо отшатнулось от него, и он увидел себя сверху, лежащим на спине посреди поляны, и на груди его расползалось пятно от глубокого ножевого ранения. Жить ему оставалось около минуты…
С бандитами Гарсоном и Никитосом разведчикам пришлось повозиться. Взять их на одном мастерстве не вышло. Озверелый Гарсон в тот момент, когда на него грудью навалился Ключников, хватанул из голенища нож и всадил бы его в бок бойцу, если бы не подоспел Айдаров. Воткнув «Винторез» вертикально, он заблокировал руку беглого. А потом пробил ногой в лицо Гарсону с такой силой, что голова бандита дернулась назад.
— Мразь!.. — прорычал Ключников, выхватил свой нож и всадил его в бок Гарсону, так что в тело вошел даже упор для руки. Скинув с себя бандита, Ключ тут же стал отплевываться и утираться.
* * *
Видя, как Никитос заносит над раненым Ермоловичем руку, Стольников выхватил нож и почти без размаха швырнул в беглого.
Нож вспорол ткань телогрейки и вошел ему меж ребер чуть наискось.
Остались двое. Они уже почти ушли, как им показалось, но ножевой бой вернулся к ним из тех кустов, где остались лежать их подельники. Разведчики были похожи один на другого как капли воды.
«Пятнистый» вскинул руку, что-то просвистело рядом с ухом Картавого, и через мгновение он испытал то же чувство, что несколько минут назад испытал Хромой, когда пуля разбила голову Зимородку.
Что-то резкое и горячее вдруг врезалось в шею, в глаза Картавому, и он вроде бы ослеп.
А последний из бандитов, шатаясь во весь свой двухметровый рост, словно шатун, поднятый бестолковыми туристами, держал горло обеими ладонями и никак не хотел верить в то, что пришла его смертушка…
Кровь вылетала меж его пальцев, окропляя кусты, стоящего рядом и протирающего глаза Картавого, поливала траву и никак не хотела останавливаться. Она била из шеи беглого зэка в том же ритме, что билось его сердце: впрыск — пауза… впрыск — пауза…
Еще секунда, и огромное тело рухнуло, подминая под себя обильно политый красным муравейник…
Округлившимися от ступора глазами Картавый смотрел на то место у подельника, где сходились воедино его плечи и голова, и не мог понять, что торчит из его шеи.
И только когда он увидел рукоятку штык-ножа, понял.
От прозрения Картавого до следующего движения «пятнистого» прошло не более секунды. Ошеломленный смертью товарища, Картавый даже не сопротивлялся, и, реши сейчас вояка взять его, он даже не решился бы на борьбу. Но вояка брать Картавого почему-то не хотел.
Резко наклонившись, Баскаков так же резко выпрямился и небрежно взмахнул руками, словно каждой бросал на стол по козырной шестерке.
Схватившись за глаза, Картавый заорал. Он понял, что теперь не сможет увидеть свет никогда в жизни.
— Бери, бери меня!.. Права не имеешь, гражданин начальник!.. Ты должен взять меня, сука!.. Только пятерик к сроку — я в ваших не стрелял!..
Вынув из кобуры пистолет, сержант вскинул руку и нажал на спуск.
— Я не вертухай, ты, конь педальный…
Банда погибла, сомнений в этом нет. Но где Ждан? Стольникова интересовало только это. Полковник поступил мудро: подставил беглых вооруженных зэков под разведгруппу, а сам в грохоте боя ушел. Разумеется, банда озверелых, готовых все отдать за свободу зэков на подготовленный диверсионный отряд, отлично вооруженный и физически безупречный. Но на уничтожение препятствия Стольникову пришлось потратить время. Ночью! И теперь, когда стало ясно, что ни среди мертвых, ни среди раненых беглецов полковника нет, оставалось лишь дожидаться утра.
— Командир, я здесь двоих или троих не вижу, — обходя трупы, пробормотал прапорщик Жулин. — Ушли. Нужно достать.
— Нужно. Куда они пойдут, как думаешь?
— Тут два варианта. Либо решили рвать в Грозный, либо уходить в горы. Только что им в горах делать? Резать лесников и тем питаться? Они же не для того бежали?
— Значит, на север, — помедлив, решил майор. — Я тоже так думаю.
Если бы Саша знал, что, выбирая дальнейшее направление движения, он окажется в пятистах метрах от Ждана, кто знает, как развернулись бы последующие события. Не знал этого и Ждан…
Он и группа двигались в параллельном направлении первые два часа.
Через сто двадцать минут полковник без сил опустился на землю, разведчики шли не останавливаясь.
На привал Ждан выделил себе пятнадцать минут, но пролежал двадцать. Еще раз сверившись с освободившейся от плена облаков луной, он взял левее и совместил свой маршрут с курсом майора Стольникова. Если бы он эти пять минут потратил на передвижение, то ровно через сорок минут натолкнулся бы на Айдарова, который привалился к осине, приводя в порядок мысли и силы. А в том, что Айдаров услышал бы приближение живого существа к месту привала, можно было не сомневаться. Но за пять минут до того, как полковник вышел на залитую скудным голубым светом полянку и разглядел колок, в котором росло дерево, еще не остывшее от спины согревшего его человека, группа удалилась.
Четыре последующих часа они передвигались в трехстах метрах друг от друга — впереди шел Саша с группой, за ним следовал, не зная того, Ждан. Если бы не постоянный шум голых ветвей и не потрескивание крон, если бы не шелест бегающей по траве листвы, то ничего не стоило бы одному и другому услышать звук шагов сзади или перед собой.
Еще через три часа они едва не встретились.
Опустившись в очередной раз на землю, майор поискал глазами ручей или хотя бы лужу, из которой можно было бы напиться. Простудиться ночью на ветру в короткой осенней куртке он не боялся, бывали времена и хуже. Организм, закаленный годами беспрерывных тренировок, работал безупречно. Вот только… Вот только что делать с нервами и с усталостью — от чего не убежишь никогда…
Не обнаружив источника влаги, Стольников поднялся и двинулся по лесу зигзагом. Где-то вода все равно должна быть!..
И он нашел ее. Родник стекал по пожухлой листве, промывал траву и убегал куда-то под корни огромного дерева.
Судорожно сжимая от жажды челюсти, майор склонился над ручьем…
И тут же отпрянул. И дело не в брезгливости. Каждый разведчик, если он разведчик толковый, знает, что лето — время наиболее ярких вспышек бешенства у лисиц, волков, хорьков и прочей твари, что водится в лесах Чечни. Еще покойный Пушков, начальник разведки бригады, предупреждал: «Осторожней в летнем лесу, лейтенант! Нарвешься на лису со слюнявой мордой — беги, пока ноги двигаются! Бешеное животное бесстрашно…»
Где-то метрах в пятидесяти от того места, где собирался приложиться к живительной влаге Саша, из того же ручья, да только выше по течению, кто-то пил воду. До недавней поры совершенно прозрачный ручеек гнал муть.
Не желая утолять жажду водой, которая омывала морду какой-то дичи, Стольников отвалился и запретил прикасаться к воде бойцам. Выждал и только потом, убедившись, что ручей чист, напился. Жаль, что нельзя взять ручей с собой. Через минуту группа двигалась своим маршрутом.
А в это время менее чем в пятидесяти метрах выше по течению, только что напившись из ручья, пытался зажечь отсыревшие спички Ждан. Зажигалка была уничтожена взрывом гранаты во время бегства от туристов. Взятые у Исы спички в конце концов перестали воспламеняться. Холод и сырость довели полковника до того состояния, когда человек, совершенно забывая о рассудительности, начинает разводить костер.
Ждан ломал о коробок одну спичку за другой, глухо матерился и нервничал. Когда стало ясно, что не удастся ни согреться, ни закурить, он зашвырнул пустой коробок, сунул в пачку предпоследнюю сигарету и пошел на юг, не подозревая, что следует по еще не остывшим следам заклятого врага.
Ближе к десяти часам утра стали проявляться натоптанные человеческой ногой дороги. В половине одиннадцатого стали появляться дороги, по которым ездили машины. К двенадцати показались первые люди. Лето — лучшее время для заготовки дров. Человек начинает запасаться топливом летом.
В конце концов полковнику повезло. Он остановил грузовую машину за пределами района поисков и убийц милиционеров, и беглых заключенных. От комаров и мошки в эту ночь его спас ветер.
В Шали у него проверили документы. Идя по городу и с удивлением его рассматривая, Ждан обнаружил для себя, что немногое-то и изменилось за последующие пятьдесят три года. Появятся многоэтажные строения и асфальт на дорогах. А так все как обычно. В Шали он был за время службы в Чечне раз двадцать — по делам службы. Но адреса почты и милиции могли измениться. Документы у него проверял старшина милиции с усиками — портрет образцового участкового конца пятидесятых. Старшина засомневался в том, что в рабочее время может двигаться по улице, никуда не торопясь, мужчина без явных признаков инвалидности и без портфеля, но в смешных разноцветных тапочках. В пятьдесят девятом году нельзя было ходить в рабочее время в разноцветных тапочках по улицам. Страна работала. Даже Чечня. Ждан, рискуя, показывал милиционеру лицевую сторону удостоверения убитого им сержанта на посту ГАИ, представился опять подполковником и деловито поинтересовался обстановкой. Наглость помогла Ждану и в этот раз. Чтобы старшине было легче ему поверить, оперировал подслушанными на базе фамилиями милицейских начальников.
Заглянув в первую попавшуюся контору, он попросил позвонить по телефону. Секретарь, миловидная старушка с уложенными на голове в венок волосами, сняла с рычага трубку и придвинула к товарищу телефон.
Ждан запросил и справочник.
— Вам куда звонить-то нужно? Скажите, я назову номер.
«Пятьдесят девятый год! — восхитился Ждан. — Бабка знает все номера телефона наизусть!»
Он снова достал удостоверение. Старуха нашла справочник. Ждан объяснил ей ситуацию:
— Я из ОБХСС, бабушка. Вы видели, что творится с зерновыми на базах?
— Да как-то все времени не хватает. А вот сын рассказывал…
— Помолчите.
В справочнике он отыскал адрес почты. Сверился с адресом районного отдела милиции.
— Скажите, улица Ленина и Доватора — они далеко друг от друга?
— Это смотря в каком месте. Они пересекаются.
— А почта где на Ленина?
— Так вот как раз на пересечении с Доватора. А через дорогу — продуктовый. А рядом с продуктовым — милиция. А сын может показать! Он через двадцать минут ко мне приедет, ключ от сарая привезет, он и покажет! Ему в Цой-Педе ехать, а Курчатова как раз на выезде! Так что…
— Помолчите.
«Значит, почта и менты — рядом, — констатировал Ждан. — То, что нужно».
— А на юге какая улица самая крайняя?
— Так Курчатова же. Это там, где…
— Помолчите. — Он посмотрел на часы. Половина пятого вечера. То, что нужно. — Вы не могли бы выйти? У меня секретный разговор с начальством.
Раз надо, значит, надо.
Глядя в справочник, Ждан набрал номер.
— Дежурный по райотделу младший лейтенант Дзанкиев.
— Вы информированы о побеге заключенных из колонии?
— Кто говорит?
— Я спрашиваю: вы информированы о побеге заключенных из колонии?
— Кто говорит?
— Если ты будешь повторять это как дятел, то не узнаешь, где их искать.
— Говорите, я слушаю. Маршалла-баршалла! Сам ты дятел!
— Улица Курчатова, — Ждан опустил голову над справочником. — Районный отдел нефтепереработки. Шесть человек захватили контору. Вам следует поторопиться.
Прихватив лежащий на столе спичечный коробок, он вышел и с удовольствием закурил. Через две минуты он был уже на пересечении Ленина и Доватора. Опершись на ограду, смотрел, как из здания райотдела выбегают, словно боясь не успеть к рождественской распродаже, милиционеры. У крыльца тарахтело два мотоцикла. Через минуту в каждый из них погрузилось по три мента в касках и с «ППШ», после чего мотоциклы скрылись.
Растоптав окурок, Ждан вошел в здание почты.
Ему нужны были деньги. Конец рабочего дня — касса полна. Менты умчались на войну. Если кто-то и явится его задержать, то это будет дежурный Дзанкиев.
Ждан вошел и запер за собой дверь.
Почта была пуста. Он понимал, что почта в Шали — это не почта в Москве. Много не возьмешь. Но когда в карманах пусто, а следуешь в Грозный, нужно хотя бы какую-то сумму. В Грозном так не получится.
Зная фокусы с тревожной кнопкой, он перескочил через перегородку.
Почтальонша встретила его маневр с изумлением:
— Вы с ума сошли, товарищ?! У меня тут касса!
Толкнув ее в лоб ладонью, полковник повалил женщину на пол:
— Мне касса и нужна.
Открыв металлический ящик, выгреб пачки денег. Заметил сейф:
— Уважаемая, откройте этот шкаф, пожалуйста.
Дрожащая от ужаса женщина ключи по ящикам искала долго, в конце концов отыскала их в кармане.
Внезапно в помещение вошел мужик кавказской наружности.
— Алла! Там гора посылок! Их как приходовать?
Ждан поднял пистолет и нажал на спуск.
«ТТ» отрыгнул блестящую гильзу.
— Алик!.. — Одуревшая от горя женщина бросилась к мужчине.
— Муж… — раздосадованно поморщился Ждан. — Ну что у вас за привычки, у кавказцев, в госучреждениях кланами работать?! Открой сейф, иначе твои дети останутся круглыми сиротами!..
Дико крича и терзая свою прическу, почтальонша прогрохотала ключом в замке. Оттолкнув ее, Ждан сам открыл дверцу.
— Там пенсии!..
— Понимаю, — согласился полковник и переложил в карманы несколько упаковок банковских билетов.
Один из них уронил на пол.
— Скажешь, я забрал все. Это — на похороны. Прости, тетка.
Дойдя до двери, подумал, что его благородство носит слишком расточительный характер. Лишний свидетель.
Вернулся, поднял пистолет и еще раз нажал на спуск. Нашел в кармане почтальонши ключи от входной двери, перевернул табличку «Открыто» так, чтобы было «Закрыто», вышел и, коротко осмотревшись, запер дверь.
Решил он так: если у конторы стоит машина — будет транспорт. Если машины нет — пойдет на трассу.
Машина стояла. И он вошел в контору со старенькой секретаршей…
Но водителя не было. Он убежал подписать путевой лист.
«Ничего не меняется, — подумал Ждан, прикидывая, сколько времени понадобится ментам, чтобы убедиться в обмане и вернуться в райотдел.
Оставшись со старушкой, полковник любезно согласился выпить с ней настоящего, а не морковного чая, съел ватрушку и рассказал, как подчас бывает трудно им, работникам ОБХСС. Изголодавшееся население прячет сельхозпродукты, обманывает инспекторов, что отрицательно сказывается на статистике учета молока, рыбы, мяса и сливочного масла. Просто беда.
Через семь минут, исчерпав все общие темы, Ждан стал листать «Огонек» за май месяц и вдруг почувствовал тревогу. Откуда она исходила, бандит понять не мог, но в силу того, что привычка чувствовать беду за пять минут до ее появления никогда его не подводила, он отложил журнал в сторону и прислушался к себе.
И вдруг понял, насколько реально чувство тревоги, прокравшееся в него. От этого понимания он даже привстал. Оказавшись на ногах, догадался, что нужно бежать. Сейчас, сию минуту. Пока еще не поздно.
И в тот момент, когда Ждан был уже у двери, на крыльце конторы раздались шаги.
— Сын! — объявила старушка.
«Я просто нервничаю, — понял полковник. — Я весь измотался. Нужен тайм-аут, чтобы привести нервы в порядок. Добраться до Грозного и сесть в поезд, следующий в Москву. Выпить бутылку водки и выспаться. В Москве будет легче. Деньги есть».
Мужик лет сорока с признаками залеченной оспы на лице, наполовину кавказец, наполовину славянин, согласился подвезти без тени раздумий. Почему не подбросить большого человека из милиции? Пригодится.
В машине он переложил на заднее сиденье коробку с маслом («Тете Алие в Цой-Педе везу») и туда же — длинный разделочный нож.
— Слушай, — глядя, как пролетают мимо верстовые столбы, заговорил Ждан. — А сколько здесь мясо стоит?
— В смысле?
— Ну, говядина, баранина, к примеру?
— Да как и везде! — ответил мужик.
— Ну, к примеру! — настоял полковник. Не мог же он сказать: «Я тут почту взял, от денег карманы ломятся, а я понятия не имею, сколько это по ощущениям жизни».
— Скажем так: говядина — от семнадцати до двадцати, баранина — так же. Ты что, не местный?
— Я из Дагестана, — ответил Ждан. — Надежная машинка? — кивнул на руль.
— Э-эй! Машинка что надо!
— Личная?
— Э, откуда у меня на «Москвич» десять тысяч?! У кого такие деньги?! Служебная, с базы…
— Кажется, на ближайшее время мне хватит, — усмехнувшись, заметил вслух полковник.
— Чего хватит?
— Денег…
— Зарплату подняли?
— Подняли. — Он осмотрелся. Дорога была пряма, как в Техасе, и пуста. — Слушай, останови машину, я курево под сиденье уронил.
Пока водитель обходил машину, чтобы помочь большому человеку, Ждан дотянулся и взял с заднего сиденья нож.
И в тот момент, когда водитель наклонился, всадил ему длинное, жирное от масла лезвие в горло.
Свалив бьющееся в конвульсиях тело в кювет и завалив валежником из леса, сел за руль. Развернув машину, помчался на север. Он не доехал до района милицейской блокады несколько километров. Теперь путь был свободен. Если его и остановят, то уже под Грозным. А там снова — удостоверение. А еще лучше, решил Ждан, выйти из машины и зайти в Грозный со стороны нефтяных скважин. Там тоже охрана, но «зеленкой» пробираться все лучше, чем открытым местом.
На берегу Сунжи он остановил машину на краю обрыва, надел снятые с сына старухи ботинки, бросил кроссовки в салон, после чего столкнул машину с обрыва.
Некоторое время он еще стоял, наблюдая, как скрывается в сотнях пузырей крыша автомобиля. Докурив папиросу из пачки своей жертвы, полковник улыбнулся и тихо произнес:
— А ведь я чуть не ошибся… И прощай тогда и свобода, и Источник, две тысячи двенадцатый… Как много нужно сделать здесь, чтобы получить приз там…
Он посмотрел на Грозный и вынул из кармана деньги. Пересчитал. Вышло, что ограбление почты принесло ему двадцать восемь тысяч рублей. Он улыбнулся и отшвырнул окурок. Грозный был перед ним. Но этот гнилой город стал вдруг ему тесен. Он уже не чувствовал себя пешкой в чужой игре. Сейчас, стоя в одежде Исы на берегу обрыва, он чувствовал себя человеком с будущим. Главное — правильно распорядиться этим будущим.
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21